Несмотря на поздний час, жизнь в полицейском отделении кипит. По сумрачным холлам, узким коридорам и крошечным кабинетам вышагивают с деловым видом мрачные мужики со стопками бумаг, трещат телефонные звонки, кто-то на кого-то орет, хлопают двери.
В тот единственный раз, когда я пыталась найти своего участкового, помню, что долго бродила по пустынным лабиринтам коридоров, не встречая ни одной живой души — только старые школьные стулья, пыльные стенды с образцами документов и полудохлые фикусы с уныло обвисшими листьями.
Может быть, я просто не вовремя его искала, надо было ближе к ночи, как сейчас? Полицейские как вампиры — оживают в темное время суток?
Нас с девчушкой, хоть и довезли в одной машине, на месте попытались развести в разные кабинеты.
Однако стоило полицейским оторвать ее от меня, как она подняла такой визг, что поглазеть собралось все отделение. Внятного она до сих пор ничего не говорила, только хмуро смотрела исподлобья на молоденького сержанта, которого отрядили общаться с ребенком. Видимо, решив, что по возрасту он ей ближе. Но она даже головой не мотала, а то, что она хочет пить, догадались по неотрывному взгляду на кулер.
Выхлебав три стакана воды, она вцепилась в зайца, уперлась взглядом в пол и дальше ни на что не реагировала. Кроме попыток отнять зайца — тогда отделение услышало визг во второй раз. Так нас и оформляют — девочка сидит на стуле с зайцем в обнимку, я примостилась на облезлой банкетке рядом, держа ее за руку.
— Дайте хоть пальто с нее сниму, жарко же! — предлагаю я, ответив на очередную порцию вопросов и подписав десяток листочков.
Голова идет кругом, поэтому подписываю, не глядя, хоть и знаю, что это неправильно.
— Так вы были знакомы с девочкой? — спрашивают у меня в сотый раз. — Встречали ее раньше.
— Нет, говорю же, просто увидела среди бомжей… простите, бездомных лиц.
— Да ничего, мы тут не хипстеры, чтобы толерантненько выражаться, — машет рукой усталый грузный полицейский, который и задает мне большинство вопросов, записывая ответы аккуратным округлым почерком, на удивление разборчивым. — Или хипстеры уже устарели? Лех, чё скажешь?
— Устарели, — подтверждает сержант. — Теперь у нас зуммеры.
— Ну вот… Так, значит, впервые видите девочку? А зачем тогда вы ей принесли игрушку? — привычно недоверчиво интересуется полицейский. — Вы всем встречным детям игрушки дарите?
— Ну я же говорю — мне показалось это ненормальным! — в очередной раз пытаюсь объяснить я, начиная понимать, почему мимо девочки прошли все остальные. Допросы в полиции — малоприятное занятие.
— Посмотрите, у нее там на одежде нет нашивок с именем, — советует он, глядя, как я выпутываю руки девочки из рукавов пальто. С зайцем это в пять раз сложнее.
— Не-а, нет, — осматриваю воротник, подол, манжеты. Куда еще можно пришить метку?
Полицейский крякает и достает следующий лист бумаги, сразу заполняя ее мелкими теснящимися строчками текста, одновременно продолжая говорить.
— Мне мама в детстве на всю одежду метки пришивала. Заказывала в прачечной, была такая услуга. Очень полезная, кстати! Если бы я потерялся, меня бы сразу нашли.
— Сейчас GPS-трекеры используют, — вмешивается сержант. — Это удобнее.
— Ерунда это все! — машет рукой грузный. — Нам-то это как поможет? Родители что-то не спешат ее искать… Девочка же домашняя, видно, что из приличной семьи.
Дверь кабинета открыта, как и все двери здесь, и скоро я перестаю обращать внимание на людей, которые то и дело заглядывают, перебрасываясь парой фраз с полицейскими, которые нам помогают. Пару раз мимо проводили задержанных — и все было в порядке, пока третьей не оказывается в дупель пьяная тетка, которая цепляется за стены и косяки и громогласно вопит:
— Я требую своего адвоката! Сволочи! Не имеете права! Твари! Отпустите грешницу! Я и так страдаю!
Девочка, только что пытавшаяся выковырять глаз из моего плюшевого кролика, вдруг вся сжимается и попыталась пригнуться, прячась за массивный стол.
— Та-а-ак… — полицейский смотрит на это с очень мрачным видом.
— Видимо, семья была не настолько приличной, — комментирую я. — Она знает, чего ждать от…
Машу в воздухе рукой, пытаясь изобразить смутное ощущение неблагополучия, исходящее от девочки. Пальтишко ее хорошее и дорогое, кроссовки и сапожки непростого бренда. И все-таки она как-то оказалась на улице.
В кабинет заглядывает огромный амбал — размером с дверной проем четко:
— Сергей Вадимыч, тут снова привезли вашего любимчика, сейчас пока в камере, подойдете?
Даже я в первую секунду отшатываюсь. А вот девочка не обращает на него ровно никакого внимания, вновь возвращаясь к заячьему глазу.
— Ну хотя бы мужчин не боится, — комментирует Сергей Вадимыч. — Нет, Миш, попозже. Сейчас дела поважнее.
— Даже думать не хочу, почему она должна их бояться мужчин, — качаю я головой.
Тот бросает на меня грустный взгляд и возвращается к своим бумагам.
Под пальто на девочке оказывается криво застегнутая кофта, надетая поверх розового «принцессинского» платья из атласа и тюля. Такое ощущение, что одевалась она самостоятельно, без присмотра взрослых и впопыхах.
Я расстегиваю ее кофту, чтобы застегнуть нормально — и под закатанными рукавами на запястье нащупываю браслет.
— О! Смотрите! Смарт-часы! — радуюсь я. — Вот и GPS, и телефоны близких, все, как вы хотели!
Часы оказываются разряжены, и я понимаю, почему девочку до сих пор не нашли.
Но история близка к завершению — от финала ее отделяет только провод зарядки, который находится у сержанта в рюкзаке.
Я и не подозревала, как я ошибаюсь…