Слишком хорошая няня

38

Поцелуй длится и длится, и я теряюсь в пространстве и во времени. Ноги подкашиваются, сердце выскакивает из груди, но это ничего — приведу своевольный набор органов в порядок, когда это закончится.

Пока — некогда.

Слишком уж хорошо мне в руках этого сурового мужчины.

Так, что не хочется терять ни секунды на размышления, как я докатилась до такой жизни.

Мои руки скользят по футболке, обтягивающей широкие плечи — куда он их прячет, когда облачается в костюм?

Его руки очерчивают мое тело поверх одежды, но я чувствую прошибающую даже сквозь плотную ткань энергию.

И в том, как Александр сжимает мои бедра ладонями, а потом резко отодвигает себя от меня — чувствую и энергию, и желание, и нетерпение.

— Забыл спросить… — говорит он на вдохе, откашливается и продолжает: — Как все прошло с бабушкой?

Хуже темы, пожалуй, не придумать. Я бы сейчас даже о дохлых котятах поговорила бы с куда большим энтузиазмом.

Мнусь и отвожу глаза.

— Отлично прошло, бабушка всем довольна.

— Роб ничего не испортил?

А, нет, есть темы хуже, есть.

Александр попадает в самое яблочко.

Вру, глядя ему в глаза:

— Нет, все отлично.

Он касается моих губ легким поцелуем, словно не удержавшись.

Говорит:

— Он меня сильно удивил этим жестом, обычно Роб безалаберный эгоист, а тут решил кому-то бескорыстно помочь…

— Безалаберные не управляют крупными компаниями, — замечаю я.

— С «эгоистом», значит, не споришь?

Пожимаю плечами.

Не вижу в этом ничего плохого. Все мы хотим как лучше для себя, а не как хуже.

— Кстати, думал пригласить его с нами встречать Новый Год, — говорит Александр, и я так дергаюсь, что странно, что он не замечает. — Пора уже помириться. Светки в нашей жизни больше нет, опыт показал, что он был прав. Предложу ему зарыть топор войны.

— Наверное, у него свои планы? — с надеждой предполагаю я.

— Ничего, отменит. Ради любимой племянницы и восстановления отношений можно перенести гулянку на другой день.

— Ну, это ваше дело, — смиряюсь с неизбежным я.

Остается только уповать на благоразумие Роберта. Не в его интересах посвящать брата во все подробности сегодняшней поездки.

— Ваше? — Александр наклоняется ко мне, двумя пальцами поднимая мой подбородок и легко целуя в уголок губ. — Лара…

— Что?

Вместо ответа он склоняется еще ниже, тянет меня за волосы, запрокидывая голову назад и скользит губами по коже на шее. Ниже, еще ниже, еще, до самого выреза шелковой рубашки, в которую я сегодня одета. Пуговица вылетает из петли сама, и горячее дыхание касается ложбинки груди.

Я ахаю от дразняще острого поцелуя, и Александр прокладывает дорожку из касаний-ожогов обратно к губам, чтобы поймать мой стон.

— После этого мы все еще на вы? — со смешком спрашивает он, когда я вновь открываю глаза, встречаясь с ним взглядом.

Смущенно опускаю голову, утыкаясь в его грудь под туго натянутой футболкой, и вдыхаю такой знакомый и почти уже родной запах.

— Ну же, — говорит Александр низким полушепотом. — Назови меня Саша.

Смотрю в светлые глаза, в которых прячется искренность.

Все вот так просто?

Просто назвать?

— Саша… — что-то внутри остро замирает.

— От тебя звучит так тепло…

Я опять смущаюсь, словно мне пятнадцать, а не совсем скоро уже роковые тридцать.

Словно это первая любовь и захватывающие дух поцелуи за школой майским вечером.

Александр… Нет, Саша.

Саша убирает мой выбившийся непослушный локон за ухо и склоняет голову, любуясь мной.

— Вот так лучше. И с прической, и с именем, — его улыбка, предназначенная для меня, такая мягкая, словно он боится напугать и очень старается сложить из резких черт своего лица что-нибудь не такое брутальное. — Так что — Роба приглашать?

— Ну, это твой брат, — бормочу я, отводя глаза. — Твоя дочь. Тебе виднее.

— Ты же тоже с нами будешь, нужно и твое мнение знать.

— Как — буду? В Новый год? — я дергаюсь, и меня накрывает паникой. Что за новости! Мы так не договаривались!

— Разве нет? — удивляется Александр.

— Я… не думала даже. Это семейный праздник. Я…

— Ты часть нашей семьи. Спросим у Дины?

— Я не могу! — наконец выпаливаю я.

— Почему?

— Я всегда дома встречаю, с мамой!

— Ты уже взрослая девочка, она тебя отпустит, — в глазах Александра искрятся смешинки, но мне, увы, не до веселья.

— Нет, это наша традиция. С тех пор, как папа умер. Как я ее брошу?

Несколько мгновений молчания скользят морозными иглами по коже.

— Ты сейчас серьезно? — в голосе Александра лед.

Упираюсь в его грудь ладонями, отстраняя его от себя, и он делает шаг назад.

Отворачиваюсь в сторону, чтобы уйти из-под прицела замороженных игл, которые мечут в меня светлые глаза.

— Да, серьезно! Это… Нет, если бы заранее, я бы попробовала… Но осталось так мало времени. Нет, никак… — нервно ломаю пальцы, не находя убедительных слов. — Простите.

— Не надо просить прощения, — говорит Александр. — Просто встреть праздник с нами.

— Нет, никак… — мотаю головой.

— Дина очень расстроится.

— Ну так не надо было обещать ей того, что не можете дать! — вспыхиваю я.

— Ты ее приручила, а теперь бросаешь?

Я задыхаюсь от несправедливости и наглости его слов.

Приручила?

Бросаю?

Я?!