Слишком хорошая няня

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍30

Дина начинает ворочаться во сне, и мы отшатываемся друг от друга.

Сердце стучит, как безумное, под кожей разливается тепло. И тянет к нему. Тянет снова ощутить мягкие губы Александра на своих губах.

Я даже не сразу замечаю, что мы свободны — наши руки так и лежат на подушке, уже не нужные для утешения. Мы смотрим друг на друга, в немом едином порыве сплетаем пальцы и осторожно поднимаемся на ноги. На цыпочках выбираемся из комнаты, открывая дверь по сантиметру, чтобы она не скрипнула.

Пошатываюсь — от сидения на одном месте затекли ноги. Александр придерживает меня за талию, прижимая к себе и замирает так на несколько секунд. Я чувствую, как тепло его тела окутывает меня с ног до головы, а сбившееся дыхание щекочет висок.

У меня немного кружится голова от его близости, и я испытываю что-то близкое к облегчению, когда он откашливается и все равно чуть хрипло говорит:

— Чайник поставить?

Киваю, не доверяя собственному голосу, и Александр отпускает меня, отправляясь наливать воду в чайник. Делаю несколько шагов и обрушиваюсь на барный табурет у стойки. Роняю голову на сложенные руки.

Сверху на спутанную копну кудряшек ложится тяжелая ладонь.

— Не переоденешься? — спрашивает Александр.

— Сил нет… — бормочу я, нежась под его поглаживаниями. — На мне как будто всю ночь черти воду возили.

— Сейчас полегчает, — он огибает стойку, заходит ко мне со спины и начинает разминать крепкими пальцами мою шею и плечи.

От прикосновений горячих рук по голой коже разбегаются мурашки, но мышцы и вправду расслабляются от умелого массажа.

Не переставая разминать их, Александр склоняется ко мне, отводит в сторону волосы и его губы нежно касаются моей шеи возле уха. Хочется неприлично застонать, и я едва сдерживаюсь, боясь, что он все неправильно поймет.

Хотя…

Но я не успеваю додумать эту мысль — пищит вскипевший чайник, и руки соскальзывают с моих плеч. Александр достает из шкафа чашки, раскладывает в них пакетики чая, разливает кипяток и ставит на стойку. Сам устраивается напротив меня и синхронным со мной жестом обнимает ладонями горячую чашку.

Он разглядывает меня, не скрываясь, уголки губ подрагивают в мягкой полуулыбке.

А мне почему-то так неловко смотреть ему в глаза, что я изо всех сил любуюсь магнитиком в виде смайлика на холодильнике над его левым плечом.

Из-за кошмарно недостаточного опыта романтических отношений я понятия не имею, что сейчас было бы уместно сказать или сделать.

Вроде все взрослые люди, значит, должен быть секс? Прямо сейчас?

Или это еще как-то рановато?

А может быть, это все — от стресса?

Заморачиваюсь по полной программе, не знаю, что делать, поэтому из всех вариантов реакций выбираю просто замереть и не делать ничего.

После добрых пяти минут тишины, Александр глубоко вздыхает и спрашивает:

— Отвезти тебя домой или тут ляжешь?

Мысли вспархивают стайкой воробьев с куста бузины и начинают метаться в разные стороны. Секс? Сон? Стресс? Сомнения? С-с-с-с-с-с-с-с-страшно!

— Тут, — я отвечаю таким уверенным тоном, что сама восхищаюсь собственными актерскими способностями. — Завтра пораньше надо к врачу с Диной. У нас ведь прорыв!

— Да… — снова очень мягко улыбается Александр. — Тогда спокойной ночи.

Я оставляю чашку на стойке, соскальзываю с табурета под пристальным взглядом светлых глаз и спасаюсь бегством в своей комнате. Медлю мгновение или два — и запираю дверь.

Щелчок замка хорошо слышно в ночной тишине квартиры.

И шаги Александра, который проходит мимо по коридору и захлопывает за собой дверь спальни.

Напряжение отпускает меня как-то сразу, и я едва держусь на ногах, отправляясь в душ.

Оставляю вечернее платье валяться на полу, потому что силы есть только на то, чтобы упасть на кровать и подтянуть к себе одеяло.

Утро встречает меня запахом кофе и непривычно спокойным Александром, который в кои-то веки никуда не торопится, не говорит на ходу по телефону, прижатому ухом к плечу, не мечется из кабинета в прихожую и обратно, не забывает ключи и документы, а мирно сидит на кухне и с умилением наблюдает, как Дина строит башню из печенья и поливает ее сверху вареньем. Попутно рассказывая свою версию «Баллады о королевском бутерброде».

Помнит она из нее дай бог, если одну десятую, но с успехом заменяет забытое своими выдумками про королевских кошек, тетушек, живущих по соседству сапожников и почему-то Евгения Онегина. С Пушкиным я, кажется, переборщила.

На лице у Александра написано такое неприкрытое счастье, что даже неловко.

Честно говоря, у меня тоже наверняка что-то подобное написано, потому что Дина не замолкает ни на секунду и после ее немой аскезы на протяжении месяца это настоящее чудо!

Дина замечает меня, башня рушится, и она с воплем «Лала!» летит обниматься.

Что ж, все меняется — кроме моего имени, которое теперь навсегда Лала.

— Что случилось с работой? — спрашиваю я.

— Поеду с вами, — отвечает Александр тоном «а как же иначе». — Хочу все узнать из первых рук.

Более того, он настаивает, чтобы я тоже присутствовала на приеме и выслушала врача. Который тоже не может сдержать улыбки, когда Дина выбалтывает ему абсолютно все, о чем мы говорили в машине по дороге. Не забыв даже наше мнение о нечищенных в центре культурной столице тротуарах.

— Ну и где я найду ей общество других детей? — растерянно спрашиваю я Александра, когда мы выходим на улицу. — Я знаю только одну детскую площадку в Михайловском саду. Но дети там редко.

— Хороший вопрос… — Александр держит Дину за одну лапку, я за другую, и мы втроем неспешно идем вдоль заснеженного Таврического сада, пока к нам героически пробирается сквозь предновогодние пробки Карим.

— Ездить в спальные районы? — предлагаю я вариант.

— Нет… — Александр морщится. — Нет. Но…

И тут взгляд его падает на афишу, наклеенную на фонарный столб.

«Новогодняя елка для детей! Шоу-представление, интересное детям от трех лет! Вкусные подарки с игрушками! Конкурсы и задания! Эстафеты и игры! Билеты онлайн!»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мы переводим взгляды на Дину и хором говорим:

— Идеально!

Александр достает телефон и наводит экран на куар-код на афише.