Я вошла в квартиру, прикинула — «два часа ночи?» — и все-таки набрала Аню.
— Кто не смотрит на часы, носит… э-ээ… грязные трусы! — ответила она бодро.
— Аня, это Вера, — покаялась я. — Если я еще когда-нибудь оспорю твою правоту, можешь бить меня тапками по морде, разрешаю. Я вообще-то не поздно?
— Не-не… Э-ээ… Та-ак… Приезжай ко мне?! Посплетничаем — чувствую, тебе есть чем поделиться… — соблазняла она.
Через полчаса я стучала в Анину дверь — звонка не было.
Квартиру только-только отремонтировали: немного мебели было лишь в кухне — квадратной комнате со старинным буфетом, плитой и низким столом. Вместо стульев стояла раскладушка — Аня сказала, что она осталась после рабочих.
Только я открыла рот, Аня приложила палец к губам, приговаривая:
— Погоди, погоди. Сейчас сядем, нальем чаю…
Она плеснула в чашки зеленый чай, вывалила в стеклянную миску сладости, достала из буфета «бейлиз», разлила по стаканам, плюхнулась на раскладушку, стоявшую пока вместо дивана, и уставилась на меня с любопытством.
— С чего начать? — озадачилась я.
— С самого интересного! — подбодрила Аня.
— Ага… — задумалась я.
По дороге мы почти ни о чем не говорили. Он держал руку на моем колене, я поглаживала ему шею, а на всех светофорах мы целовались, как сумасшедшие. В лифте Егор прижал меня к себе — так мы и стояли рядом перед дверьми.
Больше всего не люблю вот эти моменты: где-нибудь в гостях вспыхивает страсть, а потом еще нужно ехать куда-то, смотреть при ярком свете друг на друга в лифте, раздеваться, мыться… Пропадает настроение. Так все где-то было романтично: поцелуи в коридоре, объятия в машине, а тут вдруг — бац! Проза: «есть у тебя чистые полотенца?..» И надо все начинать сначала…
С Егором было по-другому: не было этих пауз, когда вдруг все делают вид, что зашли сюда кино посмотреть или за чаем поговорить, — все было однозначно и сексуально. И романтично. Он зажег в ванной свечи, взял туда бутылку вина, потер мне спинку, я помыла ему голову — типа первые шаги к сближению… Потом он закутал меня в длинный халат, обнял сзади, и так мы дошли до кровати — путаясь друг у друга в ногах. Уложил прямо в халате, накрыл мне ноги пледом, подложил под голову подушку, взял мое лицо в свои ладони и поцеловал. И тут я отчего-то сразу замерзла, а подмышки предательски взмокли. Я его стеснялась. И мне было неуютно. Не то чтобы я робела от любви, нет. Мне было неприятно — не физически, а внутри. Он был такой уверенный и спокойный, что я не могла понять: чем мы будем заниматься — любовью или смотреть художественные альбомы. Как-то все было равнодушно.
Конечно, я из всех сил убеждала себя, что мне просто-напросто очередной раз мерещатся подвохи и вообще, это все Аня виновата — наговорила гадостей. Но не бывает так… чувства не обманешь. Даже в самой короткой интрижке на одну ночь случается, что страсть захватывает целиком и не остается времени для дурацких сомнений и даже все эти неловкие паузы в лифте не имеют значения. Пусть на два часа, на час, на пятнадцать минут, но люди желают друг друга, и это мгновение, этот порыв хоть маленькая… крошечная… но любовь.
— Понимаешь, — признавалась я Ане, — наступил момент, когда я уже не рассчитывала, что он вытянет из-под матраса обручальное кольцо и скажет: «Только ты, Вера, — любовь моя, без тебя мне нету счастья», но все равно я ждала какого-то чувства. Пусть даже отвращения — чего угодно, только бы он перестал быть таким ровным. Мне казалось, что на мне опыты ставят, что я какой-то статистический пунктик… В постели он был безупречен — такое ощущение, словно он по эротическим особенностям моего тела защитил диссертацию, — я три раза кончила… Но это было так технично, что мне перед самой собой за эти оргазмы хотелось извиниться. И еще у меня от волнения потели и мерзли руки. Я не знала, куда их девать — касаться Егора такими руками не хотелось, и я их все пыталась вытереть о подушку или простынь, а от этого еще больше морочилась. Было бы лучше, если бы у него не встал — я бы тогда знала, что не нравлюсь ему как женщина или еще что-нибудь в этом роде…
Из-за липких ладоней я закидывала руки вверх — вроде это я так в экстазе бьюсь, а Егор держал меня за подмышки и гладил, от запястий до груди. Я позорно ссохлась, мне совсем ничего уже не хотелось, то есть хотелось, но не секса и не Егора. К тому же он не подошел по размеру — был слишком толстый и длинный, и у меня внутри уже побаливало при резких движениях. А Егор, как назло, стал так сокрушительно в меня врезаться, что я потихоньку отползала вверх — вступать с ним в дискуссию не было желания. Я лишь надеялась, что это быстро прекратиться. Но длилось это долго — я успела почувствовать себя звездой третьесортного румынского порно. У меня, наверное, было такое выражение лица, как будто на сегодня это у меня уже пятая съемка, причем предыдущие были с осликами и кабачками.
А потом к нему пришел друг. Мы только-только успели закончить, как зашумел домофон. Егор спокойно так вышел, оставив меня в кровати, и пропал. Я надела халат, сходила в ванную, услышала по дороге голоса и долго не могла решить, что же мне делать: вернуться в спальню, уйти или завернуть в гостиную. Наконец, я прямо в халате завалилась к ним. Егор был с мужчиной лет тридцати, похожим на армянина. Кудри до шеи, уложенные воском, нос — не то чтобы очень большой, но характерный, красивые глаза. Мужчина был крупный и весь в черном. Я поздоровалась. Егор сказал, что мужчину зовут Арам, усадил меня, налил вина. Пока я тянула «Мукузани», они мне ни слова не сказали — говорили между собой о всякой ерунде.
— Знаешь, обстановка была просто идиотская: мы с Егором только что вылезли из кровати, я сижу вся по уши в гормонах, а он трепется с каким-то Арамом и делает вид, что меня нет. И, главное, я не понимала — в честь чего такое представление: он же мог попросить меня уехать или как-то объясниться… В конце концов, это просто хамство — не обращать на меня внимание. Я же гость. Ну, я оделась и ушла. Даже дверь не закрыла. Как это понять?
— Я же тебе говорила — он кретин. — Аня долила в стаканы ликера. — Егор — мечта психотерапевта. Он же ходячий комплекс, его лечить и лечить. Егор редко пьет, ему очень быстро башню сносит, но когда у нас было «е-е», он насинячился и такое начал гнать, мама, не горюй! «Лучший друг человека — одиночество»… «секс ничего не значит, люди остаются такими же незнакомыми, как и были»… «секс начинается тогда, когда не о чем говорить»…
— Его что, мама в детстве била раскаленной сковородкой? — изумилась я. — Он прям какой-то Эд Гин, великий американский Доктор Лектор…
— Знаешь, он напоминает девочку-подростка, которая, одевшись в мамины шмотки, пытается быть секс-бомбой: только вот подплечники у нее на локтях висят и целуется первый раз в жизни, хотя часто видела, как это в кино делают. Он придумал себе, что он — пожиратель сердец, и не знает, что теперь с этим делать.
— А Саша? — не удержалась я.
— А что Саша? — хмыкнула Аня. — Саша — избалованная любимая дочка. Ее папа — шишка в Газпроме, у нее — квартира, деньги, наследство, связи. Она получает все, что хочет, и Егора в том числе. Ей насрать на такие штуки, какие произошли с тобой, — она любому хаму сто очков вперед даст. Не в том смысле, что она сама хамка, она — боец.
— А она знает, что Егор спит со всеми? — поинтересовалась я.
Аня поджала ноги и скрестила их под задницей.
— Слушай, я не в курсе. Я вообще-то с ней почти не дружу…
— Но он так красиво рассказывал о путешествиях… — волновалась я. — Он показался мне таким чутким…
— Ха-ха-ха! — рассмеялась Аня. — И тебе тоже? Егорушка у нас всем рассказывает о путешествиях — этот монолог он довел до совершенства.
Тут зазвонил телефон, и она, чертыхнувшись, вскочила с раскладушки:
— Алло!.. Что?.. Ну и что?.. Ага… Бывает… Что? Нет, Саб, нельзя… Почему шучу? Не шучу? Я с мужчиной… А мы с ним везде, он такой беспокойный… Саб, блин, езжай домой… Что?
Аня подлетела к окну.
— Блин, Саба, это нормально — ты мне звонишь от моего подъезда в три часа ночи и спрашиваешь, можно ли ко мне зайти? К чему такая церемонность — сразу бы в дверь… Ладно. Но это последний раз, ясно?.. Я не злюсь, все, давай… — Она повесила трубку. — Твою мать!
Я вопросительно на нее посмотрела.
— Сама сейчас все поймешь, — вздохнула Аня и пошла открывать. — Ты расстроилась? Из-за Егора.
— Не знаю.
Я и правда не знала. По идее, я должна была злиться, негодовать, ругаться и горевать, но, как ни странно, я даже не была уверена, что расстроилась. Мне было подозрительно все равно.