Слишком много блондинок

Глава 27

— Расскажи о себе, — попросил Федя.

Я посмотрела на него так, чтобы он понял — нехорошо отрывать человека от жюльена из крабов. От восхитительного, нежного, сочного, свежего жюльена из крабов с поджаристой корочкой из мягкого сыра.

Он привел меня в крутой ресторан: вместо пола там был аквариум, в котором плавали осетры и еще какие-то рыбы. В углу, между друзей, сидел Жванецкий, а остальные посетители выглядели так, словно только что скупили летне-весеннюю коллекцию от Армани. На женщинах были «скромные», элегантные украшения стоимостью в тысячу моих годовых доходов, на мужчинах — часы из серии «для VIP клиентов» и ботинки, над которыми трудилась, наверное, целая итальянская деревня. Я, в молодежном и несколько мятом прикиде, приуныла, но, встряхнувшись, расправила плечи и прошла к своему месту с таким видом, словно я здесь даже завтракаю. Пусть думают, что я эксцентричная звезда эстрады, хотя вряд ли они будут обо мне думать.

За роялем восседал тапер с тронутыми белоснежной сединой волосами, к нему время от времени подходили люди и протягивали купюры.

— Сколько стоит заказать ему песню? — поинтересовалась я.

— Ты хочешь? — предложил Федя.

— Хочу узнать, сколько это стоит.

— Долларов десять…

Умножив хотя бы половину гостей на время работы пианиста, я обзавидовалась.

Я заказала жюльен из крабов, блины тоже с крабами и овощами, рыбу тюрбо с жареными апельсинами, а Федя, к моему удивлению, овощной салат и стейк. Я не очень понимаю, зачем платить кучу денег за то, что можешь съесть дома, но, вероятно, у людей, способных оплатить любой счет в этом ресторане, другое мнение, так что удивляться вслух я не стала. И еще я попросила текилу Санрайз, несмотря на то, что и официант, и Федя склоняли меня к вину, а Федя — минеральной воды.

Жестами показав, что «вот сейчас прожую и расскажу», я спешно сглотнула, запила санрайзом и спросила:

— Что рассказать?

— Что-нибудь, что тебе кажется важным, — ответил Федя.

— А мы не можем поддерживать оживленную светскую беседу ни о чем? — буркнула я, целясь вилкой в блинчик.

— Можем, — улыбнулся Федя, зачерпнув салат, заправленный даже не сметаной, а капелькой масла. — Но мне интересно что-нибудь о тебе узнать.

— Ладно, — согласилась я: все равно ждать горячее. — Я не ходила в детский сад, училась в специальной английской школе, закончила филфак, влюблялась раз тридцать и спала почти со всеми, в кого влюблялась, один раз делала аборт и два раза лечилась от гарднереллеза. Я работала в мелком издательстве, но мне не понравилось — они бросили привычку платить зарплату, переводила внештатно любовные романы, писала статейки для женского журнала, но чуть не сошла с ума от всех эти «рецептов идеального мужа», работала в газете, но проспала репортаж, для которого нужно было ехать в Тверь, чтобы описать дедулю, у которого семнадцать внуков, — меня уволили, устроилась корреспондентом в журнал о «высокой культуре», где за чтение детектива могли линчевать, и, наконец, ушла в рекламное бюро, где числилась копирайтером. Мне нравится сидеть у воды и смотреть, как солнце блестит в мелких волнах, я люблю по субботам фильмы по ТВ — даже те, что есть у меня на кассетах, люблю покупать мелкие ненужные предметы и косметику, по три часа сижу в ванной с журналами, ненавижу романтические ужины со свечами, людей, У которых оголяются десна и нет подбородка, люблю сплетничать, самая сексуальная, на мой взгляд, часть тела — плечи, у меня был парень с загнутым членом, я терпеть не могу Марселя Пруста, фильмы об инвалидах и войне, творог, хлеб из отрубей, индусов — внешне, сутулых людей, оральные ласки — если мужчина женщине, и дачи с огородом. Вот, — выдохнула я.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Федя. — Исчерпывающе.

— Ты доволен? — подчеркнуто любезно спросила я, убирая со стола салфетку, чтобы освободить место для рыбы.

Подождав, когда официант закончит расставлять горячее, Федя сказал:

— А почему тебе не нравиться… э-э… когда мужчина женщине?

— Щекотно и надоедает объяснять, где приятно, а где нет.

На этом мы замолчали, занявшись едой. Федя как будто исподтишка наблюдал за мной, и мне это не нравилось — я чувствовала себя лабораторной мышью.

— У меня такое впечатление, словно ты меня исследуешь, — призналась я за чаем.

— Почти, — ухмыльнулся он.

— Зачем?

Тут подошло время платить, Федя отдал кредитку, подписал счет и ответил только на улице:

— Поехали к моему другу на дачу, и я тебе все объясню.

Я недоверчиво посмотрела на него:

— Извини, но предложение странное. Почему для этого нужно ехать на дачу?

— Ну, они меня приглашали… вернее, нас… я сказал, что буду с девушкой. И я хочу выпить. А то я трезвый и скованный.

— Меня что, ждет настолько серьезный разговор? — Я остановилась перед машиной.

— Да нет, — отмахнулся он. — Или да. Еще не знаю. Просто не хочется по дороге. Хочется сесть на террасе в шезлонг, выпить вина… Чтобы в кайф.

— Ну, тогда поехали… — без воодушевления согласилась я.

Общение с Федей было каким-то странным: во-первых, эти пристальные взгляды, потом он все время задавал наводящие вопросы и держался неуверенно. Может, конечно, это и потому, что ему хочется выпить, но тогда он что — очередной маргинал с дурными наклонностями? Но мы уже ехали на дачу, отказывать было поздно, да и выбраться из пыльного города на свежий воздух было приятно.

Нас встретила молодая женщина с пепельными волосами, в белом легком свитере и мягких бежевых брюках, а за ней вышел загорелый молодой человек с копной ярко-белых волос.

Пока они с Федей хлопали друг друга по спинам и целовались, я стояла сзади и мило улыбалась. Мы познакомились: девушку звали Лена, ее мужа — Сережа. Как выяснилось, Лена связывала с общественностью нефтяную компанию — она была пиарщицей, а Сергей работал юристом тоже в чем-то солидном.

— На улице свежо, пойдемте лучше в дом, — посоветовала Лена.

На дворе и впрямь похолодало: трава покрылась росой, пищали комары и было так зябко, что хотелось укутаться в шубу.

Мне все очень нравилось. Потрясающий дом с продуманным, красивым интерьером, чудесный садик, газон, пристройка для гостей… Немного под старину, кругом гардины и покрывала, деревянная мебель, сундуки… все такое дивное, что хотелось здесь остаться месяца на три — для душевого просветления.

Мы расположились в гостиной: Лена и Сергей в необъятных креслах, а я с Федей на диване. Мы сидели рядом, и то ли от спиртного, то ли от симпатичных физиономий, то ли от уютной, милой обстановки мне стало так благостно, что я даже прильнула к Феде, облокотившись на его плечо. В ответ он положил свою руку на мою, и это не было угрозой — так было просто удобно и хорошо.

Часа в три разошлись. Нас отвели в гостевой домик, Лена деликатно положила два комплекта постельного белья на столик, показала второй этаж с другой спальней, и мы остались одни.

— Ну как? — Он сел на кушетку.

— Классно… — Я устроилась в кресле.

— Тебе со мной хорошо? — подбодрил Федя.

— То есть? — замешкалась я.

И тут на меня вылилась исповедь молодого городского профессионала о том, как скучно быть богатым и успешным. Федя жаловался, что все его приятели — организованные, пунктуальные, благополучные, продвигающиеся по служебной лестнице, у всех — собственные апартаменты с видом на… что-нибудь, на что престижно иметь вид из окна… все раз в два года меняют авто, отдыхают там, где и мировые знаменитости, часто путешествуют, у всех на год вперед расписан ежедневник… но!..

…вот тут начинается самое интересное…

…когда он, Федя, встретил меня, я обрушила всю его устоявшуюся систему ценностей. Я, мои друзья, мое поведение, мои шутки, мои манеры и ход мыслей, оказывается, сбили его с толку.

Я не была готова к роли фата-морганы и попробовала Федю образумить.

— Слушай, — сказала я раздраженно. — Ничего такого я не делала. Ты все придумал. Я — самая обычная жительница мегаполиса на грани безбрачия, которая еще молода, но уже не верит в себя как в женщину и подозревает, что у нее после аборта обязательно будет рак матки. Я считаю себя самой умной и проницательной, но моя карьера складывается так, что я невольно сомневаюсь в этом. То есть у меня кризис несоответствия желаемого и действительного, к тому же у нерожавших женщин климакс начинается раньше, и я уже чувствую его приближение.

— В этом все и дело! — Федя встал и заходил по комнате. — Ни одна моя знакомая ни за что не смогла бы произнести такую речь! Не потому, что она ничего не знает о раннем климаксе или раке матки, но потому, что у нее голова по-другому устроена. Все мои знакомые девушки носят часы от Шанель, ездят в Париж на неделю высокой моды, раз в два дня ровняют прическу и совершенно точно знают, в каком ресторане подают лучший паштет из гусиной печенки. А тебе на это наплевать! Тебя волнуют совсем другие вещи, и мне это нравится, мне это интересно!

У нас мог получиться милый, задушевный разговор о том, что мы считаем истинными человеческими ценностями, о том, какие мы претерпели разочарования и какие радости испытали… может, мы даже занялись бы сексом — теплым и доверительным. Но вот эти девушки от Шанель всколыхнули во мне застарелые комплексы и выбили из колеи. Ничего очень уж обидного в Фединых словах не было, но первое впечатление, как правило, самое верное — а я почувствовала, что мое самолюбие ущипнули, и рассердилась.

— Федя. — Я тяжело выдохнула. — Ты меня прости, но все, что ты говоришь, не особенно приятно. Если бы я тебе сказала: «О Федя! Ты мне так нравишься — у тебя классная тачка, часы дорогие, одеваешься ты модно, у друзей твоих шикарный дом, и у самого у тебя отличная квартира, и еще у тебя бабки есть…» Ну ты понимаешь? Я тебе нравлюсь не за то, что я вот такая, а потому, что я из другого общества. Как тебе объяснить? Странно все это…

— Может, я не так выразился… — забеспокоился Федя.

— Может. — Я встала и взяла комплект белья. — Извини, я устала. Спокойной ночи.

Я стелила постель и ругалась. Сделали из меня клоуна! Я тут, видите ли, в качестве экзотики — цветок помойки… Бросив наволочку, я пнула кровать, выдала что-то вроде «рр-ррр-уууу» — стон невысказанной злости. Мне хотелось спуститься вниз, упереть руки в боки и выпалить что-нибудь вроде: «Твои убогие притязания смешны и вульгарны». Но речь не складывалась, а чем больше я думала, как бы так поострее его задеть, тем больше времени уходило…

Только я закурила, в дверь постучали.

— Никого нет дома, — крикнула я.

— Ты не спишь? — В щель просунулась Федина голова.

— Сплю, — сурово ответила я.

— Можно? — спросил Федя, входя в комнату.

— Нет. — И я нечаянно стряхнула пепел мимо пепельницы.

Он сел на кожаный пуф, тоже взял сигарету.

— Вера, прости, я все не так объяснил. На самом деле я хотел сказать, что мои знакомые думают только о карьере, о том, на что купить в следующем году новую модель БМВ-купе-спорт, о том, куда поехать, чтобы всех удивить… Моя последняя девушка… я с ней разошелся три недели назад… директор кабельного телеканала. Она такая замечательная, самостоятельная, все ее знают или мечтают познакомиться, у нее все есть… Но я чуть не рехнулся рядом с ней. Она после секса сразу же говорила о работе. Не признавала неудач: если у меня что-то не ладилось или портилось настроение, она уходила из дому, чтобы «я мог успокоиться и все обдумать». Ей, видите ли, не нужна «негативная энергетика». Мы делили все расходы и держались графика «кто кого угощает в ресторане». Она не общалась с людьми ниже ее по общественному положению, никому не делала одолжений — чтобы не избаловать. Она ни разу не плакала и не капризничала — просто ехала к психоаналитику. «У меня нет времени распускаться…» — Федя произнес это высоким голосом, видимо изображая бывшую подругу. — Если у тебя в тридцать лет нет ни одного вечернего платья от Версаче… ну или там Валентино… и ты до сих пор делаешь вид, что СВОТЧ — лучшая часовая марка, то ты — безнадежный неудачник. Вот ее, так сказать, кредо.

— Вы долго встречались? — спросила я.

— О! Полтора года, — вздохнул Федя. — Сначала мне казалось, что я нашел «ту самую» — она такая независимая, уверенная, сильная… но оказалось, что жить со всем этим — невыносимо. Она так боится остановиться, боится, что кто-нибудь скажет «ага! сдает наша директорша», что все время ходит по врачам, принимает витамины, пьет всякие тибетские чаи, очищается, занимается аромотерапией, йогой — у нее есть свой «гуру», а что она вытворяет у психотерапевта — представить страшно.

— И что? — насупилась я.

— То, что ты… Ты… такая естественная…

И расслабленная.

— Расхлябанная?

— Нет, расслабленная. В тебе нет надрыва.

Во мне нет надрыва! Его надо познакомить с Андреем… хотя они знакомы… Я не стала спрашивать, к чему он клонит, — просто оглядела с ног до головы, взяла стул, вышла на балкончик, села и положила ноги на перила. Федя выволок пуф и сел рядом. Мы помолчали, наблюдая, как облака бегут мимо луны.

— Хочешь, — предложил Федя, — пожить у меня, пока ты делаешь ремонт?

Пока мы ехали на дачу, я рассказала, что моя квартира скоро превратится в ад, а Федя посочувствовал — в ремонте жить, мол, — кошмар.

— А зачем тебе нужно терпеть меня, пока не изуродуют мою квартиру? Ты же меня всего третий день знаешь.

— Мне хочется узнать тебя ближе, — неясно ответил он.

— А зачем тебе знать меня ближе, прости за любопытство?

— Просто хочется, — пожал он плечами.

— Утро вечера мудренее, — постановила я и вытолкала Федю.

Сон не шел: я думала о том, как странно все оборачивается, о том, что Федя — привлекательный мужчина, о том, хочу ли я жить у него и почему он вдруг стал таким добрым… хотя, возможно, он всегда был таким, я же ничего о нем не знаю… будем ли мы, ну… и как вообще выживают в одной квартире два почти незнакомых разнополых человека… Но дело все в том, что мне уже хотелось соглашаться, потому что 1) это было удобное предложение, 2) в этом наблюдалась интрига, 3) хотелось узнать, чем это все кончится, и 4) Федя мне нравился, даже несмотря на то, что его девушки — монстры.

Мне не терпелось, и я побежала вниз. Федя уже лежал на двуспальной кровати, наполовину закрывшись простыней.

Я плюхнулась на живот — лицом к лицу.

— А ты не выгонишь меня в самый неподходящий момент?

— Ну… — Федя дернул плечом. Какие же у него плечи… ох! — Надеюсь, что нет, если ты, конечно, не будешь устраивать дикие оргии, пока меня не будет дома.

Он запустил руку мне под волосы и мягко провел по голове. По коже пробежали мурашки — было приятно. Он погладил меня по лицу и положил ладонь на запястье. Я вся как-то обмякла и затуманилась.

— Я не хочу сейчас, — сказала я и встала.

— Ты подумаешь? — Он приподнялся на кровати, видимо для того, чтобы я увидела, как сексуально переходят все эти квадратики на животе в… гм… паховую область.

— Да! — ответила я, несмотря на то, что не очень поняла, о чем думать — о том, чего сейчас не хочу, или о переезде.

И полезла наверх, в свою комнату.