Глеб
Между нами разливается такая тишина, что, кажется, я слышу удары не только своего, но и её сердце.
– Соня, – никогда ещё у меня не было ощущения, что язык во рту словно занемел, слова приходится выговаривать с усилием. – Это… была ты? Тогда, той ночью… девушка, горничная, которая обслуживала меня за ужином…
– А потом обслужила в постели, – жёсткие, грубые слова еле доходят до моего мозга.
Как это могло случиться?!
Как она была со мной… а утром на её месте оказалась Алина!
Чёрт подери! То есть всё, что я делал тогда, я делал с Соней! И она… боже… она забеременела от меня в ту ночь.
Она, не Алина.
Какого хрена?!..
В мозгу вдруг выстраивается чёткая и логичная цепочка. Моя невеста… Невинная невеста. Ага, как же! Забеременевшая. Потерявшая ребёнка. А был ли он вообще? Её отец. Получивший прекрасную должность.
Из глубины души поднимается ярость. Бешенство. Желание не просто прибить – убить!
– Глеб. Глеб!
Голос пытается пробиться сквозь красную пелену перед глазами. С трудом заставляю себя сфокусироваться на встревоженном лице напротив.
– Почему ты не сказала мне? – голос скрежещущий, словно чужой. – Почему не пришла?! Как ты могла только подумать, что…
– И двух недель не прошло, как всем стало известно, что у тебя есть невеста, – холодный тон отрезвляет, заставляет сосредоточиться. – Та самая девушка, которая зашла к тебе в комнату той ночью сразу после меня. Я её видела, – Соня пожимает плечами.
– Почему ты не рассказала, когда мы встретились снова?!
– Я боялась, – честный ответ, такое ощущение, что в грудь втыкают кинжал и начинают медленно проворачивать его в ране. – То, что я сказала об опасности… Видишь ли, управляющий, Роман Анатольевич, – Соня слегка передёргивается, – планировал…
Вздыхает, словно не в состоянии произнести это вслух.
– Что?
Мне нужно знать.
Чтобы понимать, как я расправлюсь с ним и его дочерью.
– Извини, устала от иносказаний, скажу как есть… – Соня вдруг вздёргивает голову. – Он планировал подкладывать меня под клиентов в отеле… точно так же, как подложил под тебя. Пригрозив, что уволит с волчьим билетом и занесёт в чёрный список. У меня в тот момент на руках была больная раком мать. Да к тому же я узнала про беременность. Мне нужна была работа. А если уж увольняться – это нужно было сделать по закону, чтобы потом я смогла устроиться.
Так. Лёгкой смерти эти твари абсолютно точно не заслуживают.
– Я провернула кое-что, и меня уволили задним числом. Получилось сбежать, – Соня вздыхает, а меня вдруг бьёт под дых осознание, как просто и спокойно она об этом рассказывает.
Как она вынесла? Как вытерпела, как вообще жива осталась после такого?!
– Соня, я… – начинаю, но тут же замолкаю, потому что не знаю, что говорить.
Извиняться?
Это даже смешно.
«Нет, с рук моих весь океан Нептуна не смоет кровь…» – всплывают вдруг в памяти строчки.
Простить такое невозможно. Никто бы не простил.
А теперь… Ради того, чтобы дать двойняшкам шанс на выздоровление, она согласилась стать суррогатной матерью. Во рту появляется противный привкус от этого определения. Она носит ещё двух моих детей !
На секунду накатывает беспомощное желание завыть, вцепившись в волосы…
Как я мог быть таким слепцом?! Как мог не проверить, не узнать, не убедиться…
Да, всё было вроде бы идеально. Но я же сомневался! Так долго сомневался… Но проще было задвинуть эти сомнения на дальнюю полку и не думать.
– Глеб, нет смысла сейчас искать правых и виноватых, – Соня смотрит на меня внимательно, словно видит насквозь, я это чувствую, хотя сам не в силах взглянуть ей в глаза. – Жизнь сложилась так, как сложилась. У меня к тебе только одна просьба. Позволить этим детям, – её руки ложатся на живот, нежно поглаживают, – при необходимости и только в том случае, если это не нанесёт вреда их здоровью, стать донорами для Маши и Миши.
– Да, – я встаю, по-прежнему не глядя на девушку, стоящую напротив.
Девушку, которая оказалась сильнее многих и многих людей, которых я встречал в своей жизни.
– Разумеется, я не против. У тебя есть моё слово, – произношу и тут же спохватываюсь, что вряд ли оно чего-то стоит для неё. – Или, если хочешь, мы можем прописать это в договоре.
– Я тебе верю, – звучит тихое, и я всё-таки поднимаю на неё глаза.
«Как ты можешь мне верить?!» – хочется заорать. – «Как, после всего того, что я сделал… и не сделал?!»
Хочется выплеснуть куда-то эту боль, эту вину.
Я не отпущу её, понимаю вдруг отчётливо.
Сделаю всё. Буду валяться у неё в ногах, если понадобится.
Но эти дети, которых она сейчас носит…
Они будут нашими с ней детьми!
Как и те двое, о которых я не знал до сегодняшнего дня.
Но сначала… те, кто сделал это с нами, заплатят. И цена будет высокой.