– Софья, в чём дело? – его настороженность ещё усиливается, когда он замечает, как испуганно я замираю.
Делаю над собой усилие и улыбаюсь дрожащей улыбкой.
– Простите, Роман Анатольевич, это от волнения… ох, я так переживаю, вы себе не представляете! – прижимаю руки к щекам. – У меня сейчас такое творится!..
– Ты можешь мне рассказать, Софья, – недоверие из его глаз никуда не девается, но голос задушевный, он подходит чуть ближе. – Я же знаю, ты девочка благоразумная. И помогу, если тебе понадобится помощь, – говорит многозначительно.
– Мне так стыдно, – прикрывая глаза рукой. – Вы же… вы же… помните, ну, тот случай… Я сначала так испугалась! Подумала, что график сбился, и я могла… понимаете, могла… ну…
– Получить проблемы? – подсказывает мужчина, раздувая ноздри.
– Да, – мелко киваю. – А потом, слава богу, тест не показал и всё началось… ну я же говорила вчера, ох… извините, мне так стыдно. Это видимо из-за стресса… – всхлипываю, это мне сейчас ничего не стоит. – Понимаете, маме стало хуже.
– Вот как, – недовольно говорит Роман Анатольевич.
– Да, – умоляюще смотрю на него. – И мне придётся ухаживать за ней… Вы не думайте, я ничего просить у вас не буду! Но врач сказал, что… вот, даже справку мне выдал, велел отдать на работе.
– Пойдём к новому управляющему, – хмуро кивает мне мой собеседник. – Но должен сказать тебе, Софья, что это крайне некстати!
– Конечно, я понимаю! – глубоко вздыхаю.
Вот только Николаю Борисовичу словно немного не до нас. Он перебирает какие-то бумаги и выглядит нервозным.
– Глеб Евгеньевич объявил, что планирует более глубокую проверку после результатов, которые ему пришли, – говорит бывшему управляющему, стоит только нам зайти в кабинет.
– Он собирается снова приехать? Так быстро?!
Я держусь за спиной Романа Анатольевича, и меня замечают не сразу.
– Вам что нужно? – спрашивает меня Николай Борисович почти грубо.
Видимо, информация о дополнительной проверке была не для моих ушей.
– Я вот справку принесла, – лепечу, кладя на стол листок. – Работать не смогу в ближайшее…
– Мне что, по-вашему, заняться нечем? – взрывается управляющий, не давая мне договорить. – Идите сами в бухгалтерию или ещё куда-то, за расчётом!
– Но…
– Она…
– Так, я сказал, сами! Роман Анатольевич, подпишите все документы, если нужно! И возвращайтесь, надо кое-что обсудить, – кивает Николай Борисович.
Я выношусь из кабинета, не веря своей удаче. Следом за мной выходит Роман Анатольевич. Мужчина явно о чём-то задумался, нервозно потирает руки, но потом решительно кивает.
– Софья, думаю, вы понимаете, что в вашей ситуации работать нормально вы не сможете. А мы не сможем держать работника, который постоянно то на больничном, то где-то ещё… – смотрит на меня строго.
– Я понимаю, – киваю расстроенно. – Но как же… Уволиться? А отработка? И мне ведь… выплаты какие-то положены. Может, получится не увольняться? – смотрю на мужчину неуверенно, тот хмурится.
– Полагаю, это невозможно, – качает головой. – Но… так уж и быть, я пойду вам навстречу, Софья. Уволим вас задним числом, и тогда я дам поручение бухгалтерии, они смогут оформить вам выплаты!
На меня бросают странный взгляд, и мне вдруг кажется, что бывший управляющий очень быстро изменил своё мнение и теперь ему нужно, чтобы я как можно быстрее уволилась. Но… чёрт с ним! Пусть оформляет, как угодно, главное, чтобы по закону.
– Спасибо вам огромное, Роман Анатольевич, – говорю совершенно не то, что думаю, но лучше мне поизображать из себя дурочку. – Вы мне так помогли! Я просто не знаю, как вас благодарить!
– Ну что ты, – мужчина снисходительно хмыкает, расслабляясь.
Похоже, ничего плохого насчёт меня он не подозревает. И я даже позволяю себе улыбнуться. Неужели выкрутилась?
Мы идём в бухгалтерию, где управляющий забирает у меня справку и документы, велев ждать. Видимо, у него с нашим бухгалтером свой разговор – но через полчаса мне, кроме паспорта, отдают на руки трудовую книжку со всеми положенными отметками и обещают, что положенная сумма в течение трёх рабочих дней поступит на зарплатный счёт.
Из отеля я выхожу свободной и безработной. Но в моей ситуации это, можно сказать, везение. Во всяком случае, я решаю думать об этом именно так.
Мама, выслушав мой рассказ, решительно кивает. Я, конечно, не стала рассказывать ей все подробности, представила так, что после проверки меня хотели понизить в должности, поэтому оставаться на работе было бы совершенно бессмысленно.
– Ну и правильно, дочка, – обнимает меня мамуля. – Если Господь где-то закрывает дверь, то в другом месте он обязательно открывает окно! Справимся! Да и тебе таскать тяжеленные подносы и постельное бельё в твоём положении вредно! И вообще, раз уж у нас зашёл разговор… Кое-что я сказать тебе хотела.
– Что, мам? – улыбаюсь ей и обхватываю ладонями чашку с чаем.
– Ты, может быть, помнишь, тётка у меня была одинокая? – спрашивает мама. – Как её не стало, я в наследство вступала, там старая-престарая квартира в небольшом доме.
– Помню, – киваю, действительно вспомнив, что та мамина родственница жила в небольшом городке часах в трёх езды от нас.
– Так вот что я подумала, – мама смотрит на меня неуверенно. – Может, нам с тобой туда перебраться, а эту квартиру сдать? И деньги будут какие-никакие!
– Мам, а твоё лечение? – качаю головой.
– Там тоже есть больница поблизости, – мама пожимает плечами. – Они даже вроде как-то связаны с нашей, помнишь, мне говорили насчёт восстановления в медико-санаторной части? Это как раз там было.
– Надо поговорить с твоим врачом, – не спешу соглашаться, тут же вспомнив, что Вячеслав Игоревич просил меня зайти к нему через два дня.
Но всё решается даже быстрее, чем я думала, чередой каких-то невероятных совпадений. В такие моменты действительно можно поверить, что там, наверху, кто-то есть!
Спустя два дня Вячеслав Игоревич, довольно блестя глазами, сообщает мне, что он может порекомендовать меня на должность секретаря в больницу… именно в том городке, о котором говорили мы с мамой! И спустя неделю мы переезжаем!
Когда едем на рейсовом автобусе, проезжаем мимо отеля, и я замечаю на парковке несколько сияющих чёрных машин. Видимо, Покровский всё-таки приехал снова…
Откидываюсь на сиденье. Я оставила эту часть жизни позади, но не могу не думать, что в эту самую минуту делает мужчина, ставший не только моим первым, но и отцом моего ребёнка…
Глеб
– Милый, ты же не против, я поеду к родителям сегодня?
В кабинет управляющего, который я потребовал себе для работы, заглядывает моя… невеста. Будущая. Я до сих пор не могу привыкнуть и называть её так, слово какое-то чужое, как новый костюм, который ещё не разносил.
– Папа спрашивает, согласишься ли ты прийти на ужин? – Алина входит внутрь, накручивает на пальчик светлую прядь, привычным движением чуть подаётся вперёд, подставляя лицо под мой взгляд. Она всегда разворачивается ко мне выгодным ракурсом, будто в комнате постоянно включена невидимая камера.
– Пока не знаю, – опускаю взгляд на документы. – Я занят. Позже.
– Хорошо, милый, конечно, – она улыбается, кивает и тут же выходит, оставляя меня одного. Дверь мягко притворяется, в кабинете снова становится тихо и слишком просторно.
Мне бы порадоваться. Спокойная, услужливая, ни на что не обижается… идеальный выбор с точки зрения логики и бизнеса. Дочь надёжного партнёра, красивая картинка рядом, ровный характер. Любой нормальный человек на моём месте сказал бы себе: «Успокойся. Тебе повезло».
Но что-то царапает. Какой-то червячок грызёт и мучает, не давая спокойно жить. Не просто абстрактное «сомнение», а конкретное ощущение: где-то в системе координат, которую я много лет выстраивал вокруг себя, образовалась дыра. Белое пятно в собственной памяти.
Подтягиваю к себе список сотрудников. Не знаю, что я надеюсь там найти. Я вообще не должен заниматься подобным: у меня есть служба персонала, кадровики, электронные базы. Но пальцы сами тянут ко мне распечатку, и я уже скольжу взглядом по строчкам: фамилии, должности, графики смен.
Потому что той ночью со мной явно была Алина. Думать по-другому – верный путь, чтобы свихнуться. Так мне твердят все вокруг: Роман, Алина, здравый смысл. На видеозаписи, которую я уже пересматривал, – форма горничной, похожая фигура. Всё сходится.
Кроме того, как я себя чувствовал.
Кроме того, каким обрывочным, рваным, нереальным получился весь вечер.
Нормальный человек списал бы это на алкоголь, усталость после перелёта, эмоциональное перенапряжение. Я и списал. Почти. Но сейчас вместо того, чтобы заняться отчётами, я упорно и методично начинаю проглядывать личные дела, пытаясь найти… призрак. Нечёткий силуэт, который упрямо всплывает в голове – горячая кожа, тихий, срывающийся шёпот у самого уха, запах не Алининых духов.
Прошу принести папки по тем, кто работал в тот вечер на моём этаже. Горничные, обслуживающий персонал, те, кто мог физически появиться у дверей моего люкса. Папки ложатся на стол аккуратной стопкой – плотный картон, пластиковые файлы, анкеты, копии паспортов, фотографии.
Я отбрасываю мужчин, тех, кто был в отдыхе, тех, у кого смена заканчивалась задолго до вечера. Остаются молодые женщины. Ночной или вечерний график, доступ к VIP-номерам. Под мои требования, если так можно выразиться, попадает пятёрка.
И замираю над одной из папок.
Фамилия ничего мне не говорит. Обычная. Имя – тоже. Вроде бы ничем она не отличается от остальных. И фото к личному делу прикреплено… хоть и цветное, но как на документы, по такому ничего не понятно. Лицо в анфас, без эмоций, стандартный фон. Ну волосы светлые, чёлка опять же. Фотография может быть и старой. Сейчас цвет волос поменять – дело пары часов.
Читаю строчки анкеты: возраст, образование, дата приёма, адрес общежития, никаких выговоров, один благодарственный лист за аккуратность и вежливость. Никаких зацепок. Никакого «ага, вот же оно».
И всё же взгляд цепляется. Не за текст, за пустоту между строками. Почему-то хочется представить, как она двигается, как говорит, как смотрит. В памяти всплывает чужое хриплое «пожалуйста» в полутьме, и я раздражённо щёлкаю языком – хватит.
Машинально откладываю папку в сторону, продолжая поиски. Логика требует статистики, а не фантазий. Среди обслуживающего персонала много молодых девчонок. Если отбросить тех, кто точно не подходил по росту, графику или отделу, под мои внутренние «требования» попадают пять.
Смотрю на невысокую стопку личных дел. Что за каша у меня в голове, спрашивается? Зачем мне всё это? Я уже пообещал Роману, уже сделал предложение его дочери, уже вписал в планы этого ребёнка, ещё даже не появившегося на свет. Всё выстроено, как надо.
После повторного изучения папок остаётся четыре. Одна из девушек уволилась и, судя по дате, уже месяц назад. Не совсем ясно, почему тогда документы оказались у меня, но мало ли… В архив, скорее всего, не успели отнести. Самый удобный вариант – списать всё на неё: ушла, недоступна, вопросов не задашь. Удобный – и именно поэтому раздражающий.
Вызываю к себе нового управляющего и велю под любым предлогом вызвать отобранных мной девушек и выдать им какое-нибудь поручение, потребующее от них какое-то время находиться рядом со мной. Причём сделать это так, чтобы оно выглядело естественно. Никаких специальных «допросов» – просто работа.
– Глеб Евгеньевич, я… немного в растерянности, – управляющий мнётся у двери, теребит край папки. – Есть какая-то причина, по которой?.. Девушки что-то натворили?!
– Нет, – качаю головой, – хочу оценить работу персонала в стрессовых условиях, – выдаю с ходу только что выдуманную причину.
Николай на секунду теряется, но тут же кивает. Большинству моих служащих прекрасно известно, что я слежу за своим бизнесом и использую разные методики в работе, причём проверить могу любого, от самого низшего звена до члена совета директоров. Сказать, что это «новый формат внутреннего аудита», – и вопросов не останется.
В итоге со всеми четырьмя девушками я так или иначе встречаюсь до вечера.
Первая приносит кофе в кабинет вместо секретаря: невысокая, с ярко накрашенными губами, смотрит снизу вверх, откровенно кокетничает. Чуть дольше, чем нужно, держит в руках поднос, интересуется, как мне нравится их отель, не слишком ли шумно под окнами. Голос выше, чем у той, другой, и смех резкий, звенящий. Не она.
Вторая попадается в коридоре, когда я прошу показать свободный номер для потенциальных партнёров. Высокая, сухощавая, с тёмно-русыми волосами, собранными в строгий хвост. Держится прямо, говорит исключительно по делу, слишком уверенно и жёстко. Её не спутаешь с человеком, который той ночью дрожал рядом со мной, старательно делая вид, что всё под контролем, но иногда всё-таки срываясь.
Третью смотрю из дверей лифта, пока она возится с тележкой. Светлые волосы, почти подходящий рост. Я задерживаюсь рядом под предлогом какого-то вопроса, слушаю, как она отвечает. Руки дрожат так, будто она боится меня до обморока. Слишком боится. Та, другая, боялась тоже – но вместе со страхом в ней было упрямство, какое-то странное достоинство, которое вспыхивало даже в самый неприятный момент.
Четвёртая появляется уже ближе к ночи, когда я спускаюсь проверить холл. Её поставили на помощь на ресепшен, она нервничает, путается в скриптах, извиняется за каждую заминку. Темноволосая, глаза карие. Рядом с ней я физически чувствую, как мозг пытается натянуть на реальность чужую маску: «ну вот, тоже новенькая, тоже переживает, может, память тебя подводит». Но тело не откликается: ни одной знакомой детали, ни запаха, ни интонации.
Приглядываюсь, анализирую поведение и… облегчённо выдыхаю. То есть, мне кажется, что облегчённо. Никто из них даже близко не походит на ту, которая случайно оказалась в моей постели.
Для собственного успокоения ещё раз пересматриваю записи с камер наблюдения в коридоре, куда выходила дверь люкса, в котором я останавливался. Перематываю туда-сюда, замедляю, всматриваюсь в каждый пиксель. В номер заходила одна-единственная девушка в форме горничной. Алина.
Моя теперь уже невеста и будущая мать моего ребёнка.