Пять лет спустя
– Госпожа заместитель генерального директора? – дверь кабинета распахнулась так резко, что я вздрагиваю и машинально отпускаю мышку. – Не пора ли вам домой? У вас, между прочим, сегодня годовщина свадьбы!
На пороге стоит Глеб с огромным букетом, который едва помещается в дверном проёме. Белые и кремовые розы, чуть-чуть зелени, тонкий запах, перебивающий привычный офисный аромат кофе и бумаги.
– Какие цветы… – я встаю, уже улыбаюсь и сама тянусь к нему. Любимый муж тут же обнимает меня за талию, чуть приподнимает и касается губ так, будто мы не виделись не пару часов, а несколько дней. – Спасибо, милый.
– Я соскучился, – он ласково-укоризненно щёлкает меня по носу кончиком пальца. – И дети уже ждут. Они там такой «секретный сюрприз» готовят, что наша няня нервно крестится каждые пять минут. Пойдём, любимая, пока дом ещё стоит.
– Ещё только пять, – мельком смотрю на часы. – Я обещала досмотреть отчёт…
– Отчёт подождёт, – перебивает Глеб. – Муж – нет. И четверо детей – тоже.
Он говорит это почти серьёзно, но уголки губ предательски поднимаются.
Коллега из соседнего кабинета, заглянувшая за подписью, останавливается в дверях, красноречиво поднимает брови, но тут же исчезает, тактично захлопнув за собой дверь. Я чувствую, как в груди расправляется что-то тёплое и спокойное. Пять лет назад я даже представить не могла, что кто-то будет вытаскивать меня с работы не потому, что срочно нужна смена, а просто потому, что дома скучают.
Мы с Глебом поженились почти сразу после его повторного предложения. Он устроил очень красивую свадьбу – ровно настолько, насколько я позволила. Без сотни гостей и бесконечных тостов, зато с близкими людьми и с малышами-двойняшками на руках. Наши младшие тогда были совсем крошечные, старшие только оправлялись после лечения, поэтому всё было спокойно, почти камерно. Я тогда ещё боялась громких праздников, словно любая радость могла обидеть судьбу.
Сейчас я закрываю ноутбук, собираю со стола бумаги в аккуратную стопку и, поймав на себе внимательный взгляд Глеба, хмыкаю:
– Всё, господин генеральный, ваша заместитель официально сдаёт смену.
– Принято, – он забирает у меня папку, сам ставит её на угол стола. – Забираю вас в семейное пользование.
В машине шумно, хотя мы вдвоём. Это мы уже с Глебом такие: если в салоне тихо, значит, либо дети спят, либо что-то случилось. И всё равно о детях говорим в первую очередь.
– Маша утром спросила, можно ли ей прочитать нам стихотворение на годовщину, – рассказывает Глеб, выруливая на трассу. – Очень переживала, что забудет слова.
– Она выучит, – уверенно говорю я. – Она у нас ответственная. Кому-то же надо компенсировать Мишкины… особенности.
Глеб смеётся.
– Мишка сегодня пытался объяснить мне по видеосвязи, что «первый класс – это вообще не серьёзно, когда у тебя дома такая команда». – Муж бросает на меня короткий взгляд. – Сказал, что на занятиях по математике ему «скучно, потому что там всё понятно», а вот Катю с Костей догнать труднее.
– Вся в отца логика, – фыркаю. – В цифрах разберётся, а в том, что младшим тоже иногда хочется внимания, – не сразу.
Он кидает на меня виноватый взгляд, но в глазах – улыбка. Потому что мы оба знаем: внимания всем хватает. Пять лет назад я боялась, что просто физически не смогу разорваться между больницей, двойняшками, своими страхами и этим мужчиной. Сейчас мы разрываемся вдвоём – и почему-то получается жить.
Между обсуждением завтрашнего совещания и Мишкиной контрольной по русскому я краем глаза смотрю на мужа. Седых волос у висков стало чуть больше, морщинки у глаз – тоже. Но это те самые «лучики», от смеха, от прищуренного взгляда, когда он смотрит на детей. Я протягиваю руку, дотрагиваюсь до его пальцев на коробке передач.
– О чём думаешь? – спрашивает он, не отрываясь от дороги.
– О том, что я тебе благодарна, – честно отвечаю. – За то, что тогда ты не отпустил меня.
– Я тебя вообще никуда не отпускаю, – он сжимает мою ладонь. – Максимум – в командировку. И то под присмотром службы безопасности.
– Вот и объясни потом детям, почему мама не может спрятаться от них хотя бы в душе на пять минут, – смеюсь.
Дом появляется за поворотом – тёплый свет из окон, знакомый силуэт дерева у ворот, детские велосипеды под крыльцом, разбросанные так, будто их бросили на полном ходу. Я выдыхаю и понимаю, что усталость часа в пути куда-то делась.
– Мама! Папа! – на крыльцо выскакивает Мишка, как всегда первый. Сын так резко тормозит у ступенек, что чуть не уезжает носком кроссовка дальше, чем положено. – Мы уже всё приготовили! Почти! Почти всё!
Он с разбегу врезается в Глеба, прижимается к нему, потом повисает у меня на шее. Я едва успеваю перехватить букет, чтобы не утопить в розах собственный нос.
– Миша, аккуратнее, – раздаётся спокойный голос Маши. Дочка выходит следом, более степенно, как маленькая взрослая. – Ты же знаешь, что папе тяжело тебя ловить, когда у него в руках цветы.
Она уже не тот тоненький бледный ребёнок, который сжимал мою руку в коридоре онкоцентра. Щёки порозовели, волосы отросли и блестят в лучах вечернего солнца, на носу пара веснушек. В руках – аккуратная картонная папка, испещрённая наклейками.
– Это что? – киваю на папку.
– Ничего, – Маша загадочно улыбается. – Сюрприз. Потом.
Из-за её спины буквально вываливаются на крыльцо младшие. Костя и Катя – наши второй комплект двойняшек – несутся, держась за руки, и по дороге умудряются поссориться, кто первым поцелует маму.
– Я первый! – возмущается Костя.
– Нет, я! Я девочка! – не остаётся в долгу Катя.
В итоге они оба впечатываются мне в бока, прижимаются, шмыгают носами. Запах детского шампуня, чуть влажные после ванны волосы, и такое ощущение, что меня одновременно обняли четыре маленькие вселенные.
– Ну-ка, марш в дом, – Глеб хлопает в ладони, делая вид, что строгий. – У нас ещё ужин не готов.
– Готов! – с кухни высовывается Галина Степановна, наша вечная няня и ангел-хранитель. – Всё уже остывает, пока вы на крыльце обнимаетесь.
Она улыбается так, будто этот хаос – лучшее, что могло с ней случиться на пенсии. Её любящее «мои золотые» раздаётся уже из глубины дома, куда дети уносятся со скоростью урагана.
Ужин проходит шумно, как и все наши семейные ужины.
Костя с Катей спорят, кто быстрее проплывёт дорожку в бассейне. Глеб, изображая строгого тренера, заставляет их сначала доесть суп, а потом уже делить рекорды. Катя с серьёзным видом объясняет, что «бабушка Галя сказала, что морковь полезна для зрения, а ей надо хорошо видеть, куда она плывёт».
Мишка рассказывает, как они с другом из класса делали проект про космос, и одновременно пытается под столом ногой подталкивать Машу, чтобы та не начинала рассказывать про его опоздание на урок. Маша выдерживает паузу, вздыхает и всё-таки сдаёт брата:
– А ещё Миша сегодня опять забыл сменку в шкафчике. Мария Сергеевна сказала, что «будущему академику» неплохо бы научиться собранности.
– Никакого будущего академика, – бурчит Миша. – Я буду тренером. Или директором отеля. Или как папа.
– Вот именно, – вставляет Глеб. – А папа никогда не забывает сменку.
– Потому что у папы нет физкультуры, – не сдаётся сын.
Мы смеёмся. Я ловлю на себе быстрый, тёплый взгляд мужа, и сердце на секунду сжимается. Старшие двойняшки вот уже пять лет в ремиссии, и каждый такой вечер для меня как маленький личный праздник. Из-за лечения они пошли в школу на год позже, чем могли бы, но мне всё равно. Главное – что они здоровы, что бегают, спорят, забывают сменку, рвут колготки на переменах и жалуются на домашку. Всё остальное приложится.
По Косте с Катей вообще не скажешь, что они родились почти на два месяца раньше срока. Крепкие, шумные, оба мы уже записали в секцию плавания – благо бассейн недалеко от дома. Костя любит соревнования, Катя – красивую форму и медали, которые звенят в руках.
Няня теперь у нас одна – но лучшая. Галина Степановна хоть и в возрасте, но всё такая же бодрая. Она успевает и ужин приготовить, и уроки проверить, и сказку на ночь прочитать, если мы задерживаемся. Когда младшие, хихикая, пытаются спрятать кусок пирога в карман, она одним только взглядом заставляет их аккуратно положить всё обратно на тарелку.
К вечеру дети, как всегда, затихают не сразу. Нужно обязательно устроить «прощальный концерт»: Маша читает стихотворение, где-то на третьей строке сбивается, краснеет, но всё-таки дочитывает до конца. Мишка сопровождает её тихим фальшивым напевом, изображая музыкальное сопровождение.
– Это вам, – Маша протягивает нам свою папку. – Тут… ну, это наш семейный альбом. Я сама клеила.
Внутри – распечатанные фотографии, рисунки, детские подписи: «первый день в школе», «первый заплыв Кати», «Миша и Костя строят корабль», «мама на работе», «папа спит на диване» (на этой фотографии Глеб выглядят особенно внушительно, с котом на груди и двумя младшими поверх одеяла).
Я перелистываю страницы, и в каждом снимке – маленький кусочек пути от той ночи в гостиничном люксе до этой веранды, до этих крупных детских букв.
– Спасибо, зайки, – шепчу, обнимая старших. – Это лучше любого подарка.
Глеб только молча кивает и быстро, почти незаметно проводит ладонью по глазам.
Наконец мы укладываем всех – по своим кроватям, с привычными ритуалами: Катя без сказки не заснёт, Косте нужно «пять минут полежать рядом», Миша требует «ещё один вопрос из учебника по окружающему миру», Маша просит проверить, закрыт ли дневник.
Когда двери детских наконец захлопываются, дом наполняется редкой для него тишиной.
Мы с мужем устраиваемся на нашей любимой веранде. Вечер тёплый, но не жаркий, за садом гудят далёкие машины, над головой – чёрное небо с несколькими звёздами, которые удаётся разглядеть сквозь городскую засветку.
Я поджимаю ноги под себя, укрываюсь пледом, принимаю из рук Глеба кружку чая и чувствую, как усталость дня наконец догоняет. Усталось приятная, плотная – от того, что сегодня всё было не зря.
– Ну что, госпожа замгендиректора, – чуть насмешливо тянет Глеб, устраиваясь рядом и притягивая меня ближе, – счастливы?
– Очень, – честно говорю. – У меня лучшая работа, лучший муж и лучшие дети на свете.
– Скромность – твоё второе имя, – улыбается он. – Хотя насчёт детей не спорю.
Я молчу, прижимаясь к нему щекой. Последние пару лет я успела сделать то, о чём раньше только мечтала: всё-таки закончила университет, пусть и заочно, и теперь официально работаю не просто «Софья с ресепшена», а управляю проектами в его сети отелей. Иногда мне до сих пор страшно заходить в переговорную, где сидят серьёзные люди, и помнить, что я – часть этой команды. Но каждый раз, когда я сомневаюсь, Глеб просто сжимает мою руку под столом – и этого достаточно.
Правда, похоже, придётся сделать небольшой перерыв.
У меня для мужа есть новость, которую я придерживала весь день. Не потому, что сомневалась – наоборот, хотела сказать в момент, когда всё будет… по-настоящему нашим. Без посторонних, без звонков, без спешки.
– Глеб, – тихо зову его. – У нас с тобой вообще вся история какая-то наизнанку.
– Это да, – он усмехается. – Обычно люди сначала женятся, потом заводят детей, а не наоборот.
– Вот именно, – я пересаживаюсь к нему лицом, поджимаю под себя ноги и смотрю прямо в глаза. – Поэтому я решила не придумывать ничего особенного. Наоборот, сделать всё максимально обычно и скучно. В нашем случае это даже оригинально будет.
– Милая, я что-то не улавливаю, – Глеб поднимает брови, но в глазах уже мелькает догадка. – Ты опять что-то от меня скрываешь?
– Немножко, – признаюсь, вытаскивая из кармана халата пластиковую палочку. Белую, с двумя розовыми полосками, которые я уже знаю на память. – Держи.
Он берёт тест, выпрямляется, переводит ошарашенный взгляд с пластика на меня. Взрослый, серьёзный мужчина, который может за один день перевернуть судьбу отеля, сейчас выглядит так, будто у него из-под ног выдернули ковёр.
– Это… – голос хрипнет. – Любимая?..
– Я беременна, – говорю вслух то, что уже тысячу раз проговаривала про себя. – Срок шесть недель. Один ребёнок. Проверили три раза, – не удерживаюсь и смеюсь. – Всего один.
Глеб расплывается в такой счастливой улыбке, что у меня самой слёзы набегают на глаза. Он обнимает меня так крепко, будто боится, что я исчезну, целует в висок, в щёку, в губы.
– Ты права, – шепчет, прижимая меня к себе ещё сильнее. – Иногда самое скучное – это самое лучшее, что может быть. Семья, дом, ужин, уроки, садик, работа… и ещё один маленький человечек.
– И никакого роскошного люкса, – подхватываю я. – Только наша спальня, забитая игрушками, и Мишка, который будет стучаться ночью проверить, «как там малыш».
– И Маша, которая составит списки имён, – усмехается Глеб. – И Костя с Катей, которые будут спорить, кто из них старший, если он появится на свет.
Мы смеёмся, и в этот момент я вдруг очень ясно понимаю: всё, что тогда казалось концом света, привело меня именно сюда. К этому дому, этим детям, этому мужчине. К будущему, в котором я больше не боюсь слова «завтра».
Я кладу ладонь себе на живот, поверх его руки, и шепчу совсем тихо:
– Добро пожаловать в нашу немножко сумасшедшую, но очень счастливую семью, малыш.
И знаю, что дальше у нас будет много всего – бессонные ночи, уроки, рабочие авралы, новые страхи и радости. Но теперь у нас есть главное: мы идём через всё это вместе.
Конец