28-31-е Медовика

— Мама, только не в мою академию! — взмолилась я. — У меня просто не будет возможности за ней присмотреть!

— Маша повзрослела, милая. С ней ничего не случится.

— Правда? — сквозь зубы удивилась я. — Вчера она упала с дерева!

— Правда? — повторила за мной госпожа Уварова.

Прозвучало неискренне.

— Мама! — прорычала я.

— Ну Лисса, — тут же сменила тон мачеха. — Она слушается только тебя!

Иногда мне кажется, что я в этой семье самая взрослая. Уже лет десять как кажется.

— Мама, — я вздохнула, беспомощно пожала плечами.

Мы сидели в саду, в белой беседке, по решётке которой расползалась зеленые лианы с крошечными розовыми цветочками. Пахло приторно и довольно навязчиво.

— В этом году у меня специализация. Это означает ещё больше работы. Я два дня пропадаю в театре, а в выходной не вылезаю из отчётов от управляющих!

— Милая, ты знаешь, что я скажу, — мачеха вздохнула, погладила меня по руке. Ее затянутые в кружевную перчатку пальцы царапнули по коже.

— Что это моя блажь, — кивнула я. — Что я должна была выбрать совершенно другую академию. И факультет экономики. Или дипломатии.

— Дипломатия никому не помешает, Лисса.

— Вот и отправь Марийку туда!

— Она не послушает, — мачеха вздохнула. — Она все уши прожужжала про твою академию. Ты же слышала ее.

— Ты её поощряешь, — я укоризненно качнула головой. — За два года Марийка совсем отбилась от рук.

— Я слишком мягкая, — беззаботно призналась мачеха.

— Ну да, — фыркнула я, — а мною ты ее пугаешь. Что-то не сильно напугала, раз она рвется в академию.

— Маша всегда тянулась к тебе, милая. Не отталкивай ее. У нее нет никого кроме меня и тебя.

Ну вот. Когда мама начинала говорить таким убитым голосом с дрожащими интонациями, значит, других аргументов у нее не осталось.

— Ладно, — проворчала я, сдаваясь, — но если ее отчислят — я не виновата, договорились?

— Спасибо, — мачеха тут же заулыбалась. Я знала, что она не притворяется, действительно, рада и за Марийку, и за меня.

Мне повезло с семьёй. Наверное. По крайней мере, я любила их, а они любили меня. Моя родная мать умерла при моём рождении, а спустя пару лет отец женился на Аглае. Марийка младше меня на четыре года, но мы были очень близки в детстве. Охлаждение произошло лишь два года назад, когда я решила поступить в академию, а шестнадцатилетняя сестра осталась дома. И вот теперь она надумала присоединиться ко мне.

Я была против. Не могла представить свою сестру в академии. Она — словно цветок — одновременно дикий и хрупкий. Иногда вздорная, иногда резкая, но ранимая и нежная. Ее могут обидеть, или она заденет кого-то не подумав. А у меня заказы, проект и ещё два года учебы.

Но отказать Аглае я не смогла. Мачеха любила меня, и никогда я не чувствовала, что к Марийке она относится иначе, чем ко мне. Мы были одинаково одарены нежностью, лаской и добрым словом.

Отец нашим воспитанием не занимался. Я вообще едва видела этого строгого, даже сурового мужчину в детстве. Он не замечал ни жену, ни меня, ни сестру. И в какой-то момент я поняла, что если продолжу жить в том же беззаботном русле, то и не заметит. Мне было двенадцать, когда пришло это озарение. И каким-то неведомым образом я стала главой семьи.

Командовать восьмилетней сестрой было несложно, но и Аглая с радостью переложила на меня все домашние хлопоты. А когда не стало отца, только благодаря этому опыту руководства домом и семьей, я выдержала груз ответственности за целое княжество.

Сначала было невыносимо сложно. Управляющие отца смотрели на восемнадцатилетнюю растерянную девчонку и прятали ухмылки в кулаках. Только Степан молчал. Он-то точно знал, кто был настоящей хозяйкой в основном поместье. Вскоре узнали и остальные. Самых упёртых пришлось уволить, слишком сговорчивых — тоже.

На то, чтобы найти и починить тонкие нити управления огромным княжеством, ушло два года. И только потом я позволила себе расслабиться и осуществить свою мечту — поступить на факультет иллюзий в столичную академию.

Марийка ждала нас в столовой, откуда полчаса назад Аглая увела меня под предлогом прогулки. Настроена сестра была воинственно, явно собиралась добиваться своего любыми способами. Щеки алели лихорадочным румянцем, и хотя пальцы нервно мяли кружева рукавов, подбородок был высоко задран, а синие глаза — гордость Уваровых — сверкали решимостью.

— Остынь, — махнула я рукой. — И можешь собирать вещи.

Марийка тут же расцвела и, прихватив Ниту, убежала собираться.

— Она слишком открытая, — пожаловалась я Аглае. — Ей будет сложно.

— Маше пора взрослеть, — тихо и серьезно ответила мачеха. — И рядом с тобой это пройдёт наименее болезненно.

— Спасибо, что веришь в меня, — хмыкнула я.

— Я знала, что ты не откажешь сестре, Лисса.

— И поэтому оставила самые важные слова напоследок? Ладно, мама. Я тоже пойду собираться. Поможешь?

Оставшиеся до отъезда дни прошли мирно. Марийка собирала вещи с таким азартом, что срочно пришлось докупить несколько дорожных сундуков. Я сначала пробовала как-то уменьшить количество вещей, которые сестра планировала брать с собой, но, натолкнувшись на хмурый взгляд и поджатые губы, махнула рукой.

— Мы совершенно точно переругаемся, — в очередной раз пожаловалась мачехе во время вечерней прогулки по саду. — Я не стану с ней нянчиться. У меня нет на это ни времени, ни желания.

— Все наладится, — Аглая была безмятежна. — Зато вы, наконец, сможете проводить вместе почти все время!

— Это меня и пугает, — проворчала я себе под нос.

Аглая, если и услышала, предпочла сделать вид, что увлечена вьющимимся розами. Да и смысл жаловаться? Я уже согласилась взять Марийку с собой и не собиралась отказываться от собственных слов.

Загрузка...