Соблазнение в академии

30-е Листопада

Жизнь словно дала мне возможность остановиться и немного отдышаться.

Во-первых, решился вопрос с Большаковым. Петр отправил письмо Марийке, она настояла на встрече, и та произошла несколько дней назад в присутствии Аглаи. Мама написала, что Маша подавлена, но не сломлена. Петр клялся на артефакте правды, так что не верить его словам сестра не могла. Оставалось лишь ждать, пока время не залечит рану первой влюбленности.

Во-вторых, я снова могла расчитывать на Тео. Мой верный варяг был рядом, и я чувствовала себя защищенной и умиротворенной. Единственное, что исчезло — это поцелуи и ласки, вплоть до самых безобидных. Теодор даже лишний раз не брал меня за руку. Признаться, я не сразу это заметила, а когда спросила, то услышала твердое:

— Пока ты обещана другому, Лисса. Это не правильно целовать чужую невесту.

— Но ведь помолвки не было, — искренне изумилась я. — Я даже не знаю как выглядит граф Вольский!

— Не важно. Мы наверстаем все, когда получим на это право.

Я пожала плечами и больше к этому разговору не возвращалась. Гораздо важнее то, что Тео больше не злится на меня. А поцелуи… Мой будущий муж прав, их в нашей жизни будет много.

В-третьих, я нашла способ вовремя закончить не только иллюзию для кузины, но и для невесты великого князя. Решение было простым и трудным одновременно. И я не стала бы этого делать, если бы не острая нехватка времени.

Каюсь, я решила схитрить. Взяла записанные для Катерины заготовки и переписала их на новые артефакты. А потом начала менять, подстраивая под новый заказ.

Я сделала Яна ниже и худее, все-таки мой троюродный брат еще не скоро сможет похвастаться мужским разворотом плеч. Черты Градского пришлось менять довольно сильно, Митино лицо было круглее и по-юношески мягче. Да и выражение лица у князя гораздо более спокойное, без мятежного вызова, который всегда читается в глазах Яна.

Я также сгладила все острые моменты. В этой иллюзии при нападении на карету никто не погибнет, а Митя не будет ранен так сильно. А все остальное… Никто не увидит иллюзии кроме меня и тех, кому они предназначены. Вряд ли Катерина и Изабелла когда-нибудь встретятся, чтобы поделиться такими сокровенными впечатлениями.

В общем, я недолго терзалась сомнениями. Камень из Галиции еще не пришел, поэтому в выходные я неожиданно оказалась предоставлена сама себе. Теодор учился, наверстывая пропущенное на сборах, Есения с Верой еще раньше договорились с одногодками о поездке в Белозерск. А я заперлась в кабинете с двумя горками артефактов, копируя, меняя, дополняя.

Бесова вышла работа — тяжелая, кропотливая. Я многое создавала из ничего, особенно разговоры, но все же на обработку двадцати шести фрагментов ушло намного меньше времени, чем в первый раз.

Запись в понедельник прошла в напряженной обстановке. Теодор сверлил Яна глазами с первого ряда сидений, Мирон с дальнего конца сцены. Градского это, кажется, нисколько не смущало. В отличие от меня, но мои эмоции на артефакт, к счастью, не записывались.

Ситуацию спасало еще и то, что все фрагменты, где мы с Яном остаемся наедине, уже записаны, так что на сцене всегда было много других актеров. Мы сыграли две встречи на балу, несколько прогулок и сцену знакомства девушки с бывшей невестой жениха. В случае с Митей, пожалуй, придется использовать саму себя, хотя и с другой подоплекой. Просто в окружении четырнадцатилетнего великого князя нет других девушек.

Основные фрагменты были сыграны раньше — знакомство, нападение, обряд. Но жизнь не состоит только из пиков, сейчас мне нужны были те плато, что закрепляют чувства. Поэтому мы записывали сотни слов: признания, комплименты, планы на будущее.

Лишь один раз Ян попытался сказать мне то, чего не было в сценарии:

— Ты удалила мой адрес с доски.

— Да, — тихо сказала я, не удержавшись от быстрого взгляда в сторону Теодора. — Это меньшее, что я могла сделать после того, как рассказала жениху о нашем поцелуе.

— Рассказала? — развеселился Ян. — То-то он такой смурной.

Продолжить разговор не вышло, к нам уже торопился Мирон.

Сообщение от Вольского пришло во вторник. Мне пришлось дать графу свой адрес для связи еще в первую встречу, но писал он мне впервые.

«Камень у меня, жду вас завтра в мастерской».

Как всегда лаконично и сдержанно. Сообщение меня и порадовало и огорчило. Второе, потому что я в тайне надеялась, что поработаю над обеими иллюзиями в среду. Ну а радовалась я из-за надежды хоть сколько-то продвинуться в создании этих бесовых порталов.

Сегодня в мастерской было еще теплее, чем раньше. Даже граф снял сюртук и перчатки, и мой взгляд невольно раз за разом возвращался к его рукам — длинные ловкие пальцы, широкие ладони.

— Возьмите кварц, Василиса, — Вольский протянул мне розовый камень — точную копию того, что стоял в оправе. — Попробуйте поймать связь.

Я пробовала. Выходило лучше, но ненамного. Я не видела сути. Нити путались, терялись, рвались. И росло понимание, что у меня ничего не получится. Глупая затея, отнимающая мое и чужое время.

— Бесполезно, — я убрала руки с камней, откинулась на спинку жесткого стула. — Я сожалею, что уговорила вас на все это. Теперь вижу, что бездарно…

— Попробуйте иначе, — Вольский впервые перебил меня, и я с некоторым удивлением уставилась на мужчину.

Граф встал за моей спиной.

— Позволите помочь?

Я чуть заторможенно кивнула. И вздрогнула, когда теплые шершавые пальцы скользнули по коже, накрывая ладони.

— Не торопитесь. И не пытайтесь отследить каждую нить отдельно. Между камнями притяжение, связь настолько тесная, словно они стремятся вновь стать единым целым.

Граф говорил негромко и ровно, еще и маска глушила звуки, но его голос звучал слишком близко и как-то проникновенно, а тонкие пальцы уверенно сжимали мои ладони. И запах. Черная бесформенная рубашка с высоким воротом скрывала тело мужчины, но но могла удержать запах — приятный, мужской и… неожиданно будоражащий.

Демьян

Василиса сжалась, когда я навис над ней. Шумно втянула воздух и замерла, явно чувствуя себя скованно и неловко, оказавшись практически в моих объятиях. Пришлось чуть отстраниться и дать девушке возможность расслабиться.

— Представьте эти камни едиными, — начал говорить спокойно и убедительно. — Закройте глаза и не делайте ничего специально, просто смотрите на то, что они вам покажут.

Пальцы девушки под моими ладонями казались невероятно хрупкими и чуть прохладными. Последнее удивляло, потому что лично меня бросало в жар. То ли из-за температуры в прогретой комнате, то ли от присутствия Василисы.

Даже хорошо, что наши встречи в театре заканчиваются. Я успел понять, что в близкий круг княгини нельзя вломиться нахрапом, а сейчас, когда её белобрысый викинг следит за каждым моим движением, общение на сцене стало приносить гораздо меньше удовольствия.

Другое дело здесь, в мастерской. Василиса опасается Яна, но она может довериться Демьяну. У меня есть месяц, чтобы дать ей привыкнуть к себе. К своему присутствию, прикосновениям, общению.

Для меня все это было внове. Никогда прежде мне не приходилось добиваться женщин, они сами искали моего расположения. Особенно после того как дядя объявил меня своим наследником. В одностороннем, нужно отметить, порядке. Лично я не собирался взваливать на себя такую ответственность, о чем и заявил дяде. Но пока он присматривается к другим кандидатам, символ рода приходится носить мне.

Василису нельзя удивить деньгами или землями. Внешностью моей она тоже не впечатлилась. Но как сказал один мудрец, любую женщину можно купить. Одну — деньгами, другую — стихами, третью — поступками.

Должность государева артефактора я заработал своим трудом. И, если есть что-то, что я умею делать лучше других — это именно артефакты. Какова вероятность, что я смогу впечатлить княгиню своей работой? Скоро узнаю.

Я сосредоточился на камнях, и ладони Василисы мне не мешали. Я видел картину так четко, словно сам касался ограненного розового кварца. Одни нити — плотные и неразрывные — связывали камни, другие были добавлены артефактором. У одного камня они шли к оправе, у второго колыхались свободно, готовые слиться с подходящим зеркалом в любой момент.

— Что вы видите? — спросил девушку.

— Паутину, — хмыкнула невесело.

— А нити, которые соединяют камни? Темные, почти черные.

— Вижу, — Василиса вздохнула. — И помню, что с такими струнами нельзя взаимодействовать.

— Верно. А серебристые?

— Тоже вижу, — ответила девушка после паузы, — но не четко. И они словно двигаются, переплетаются…

— Так и должно быть. Давайте постепенно начнем, — я придвинул ближе пару новых камней. — Запоминайте одну серебристую струну и попробуйте ее повторить на аметистах.

— Я испорчу камни, — пробормотала Василиса обречено, но не сопротивлялась, когда я переложил ее левую кисть на аметисты.

— Мне уже прислали новые, — отмахнулся небрежно.

И с удовольствием проследил, как девушка осторожно создала первую нить. Сам бы я сделал все почти мгновенно, но видел, что серебряные струны отсвечивают родовой магией. Да, я бы создал точную копию, но артефакт ее бы не принял.

— Эту нить нужно переделать, — сказал мягко. — Крепите ее чуть ниже.

Василиса только кивнула, увлеченная работой. На мои замечания реагировала быстро и точно, допуская с каждым разом все меньше ошибок.

Как бы то ни было, дар у всех один, хотя мне и трудно представить, как можно превратить нити в видимое изображение. Когда я работал над доской, способной передавать не только сообщения, но и образы, то тоже привлекал иллюзионистов.

Мой учитель как-то сказал, что иллюзионисты среди одаренных самые сильные. То, что мы можем только потрогать, они могут увидеть. Наблюдая за тем, как движения Василисы становятся все точнее и увереннее, я все больше верил учителю. И все больше восхищался девушкой.