В эту ночь они снова его мучили.
Не привидения, а воспоминания, что в каком-то смысле гораздо хуже. Ведь если бы привидению вдруг вздумалось преследовать его в коридорах, или если бы оно заявилось к нему в спальню, он просто высмеял бы его и не стал бы обращать на него внимания.
А вот воспоминания…
Проклятие, они в последнее время являлись чуть ли не каждую ночь, эти тени прошлого… Причем появлялись не из темных углов, а прямо из его головы. И их не проигнорируешь, от них не отмахнешься.
Да, в последнее время он все чаще вспоминал своего деда, восьмого герцога Радерфорда, весьма достойного представителя их рода.
Впрочем, не все эти воспоминания были такими уж неприятными. Все дело в том, что, вспоминая деда, он тут же вспоминал о Шарлотте, вернее, о том, что ей никогда не стать настоящей герцогиней Радерфорд.
Его дед всегда недолюбливал Шеффилдов. А если точнее — терпеть их не мог. «Глупые и надменные простолюдины» — так он их частенько называл, причем это было далеко не самое резкое из его высказываний в их адрес.
И Филипп в те годы никак не мог понять, соглашался ли он со старым герцогом только потому, что обязан был соглашаться, или же действительно думал точно так же, как его дед.
— Шарлотта, любовь моя, — прошептал Филипп, стоя у ее кровати. Заходя к ней в спальню, он знал, что поступает как безумец, однако ничего не мог с собой поделать — ему хотелось взглянуть на нее, хотелось хоть немного побыть с ней рядом.
Минута проходила за минутой, и уже близился рассвет. А герцог по-прежнему стоял у постели спящей жены, думая о том, что должен предпринять в ближайшие дни.
Увы, пока что у него ничего не получалось, и временами он был на грани отчаяния. Он старался быть вежливым и любезным, пытался даже очаровать ее, но тщетно; она по-прежнему не доверяла ему.
А может, сказать ей, что он любит ее? Нет-нет, ни в коем случае. Это признание даст ей слишком большое преимущество над ним. И она наверняка попытается как-то воспользоваться этим своим преимуществом.
Значит, следовало предпринять что-то другое… Может, заставить ее ревновать? Что ж, пожалуй, можно попробовать. Хотя и этот план не давал гарантии успеха. Ведь Шарлотта, возможно, даже обрадуется, узнав, что он ухаживает за другой женщиной, — подумает, что теперь-то он непременно с ней разведется. Но все же следует попытаться… Возможно, из этого что-нибудь получится.
«Какая же она красивая…» — думал Филипп, любуясь спящей женой. И даже во сне она умудрялась его искушать. Глядя на нее, Филипп чувствовал, что начинает возбуждаться; его все сильнее к ней влекло, и хотелось осторожно разбудить ее, чтобы потом…
Нет, надо одуматься! Разбудить ее сейчас — это было бы самым настоящим безумием!
Приблизившись к постели еще на шаг, Филипп прошептал:
— Шарлотта, я люблю тебя. — Увы, только спящей жене он мог сказать эти слова, мог признаться в своих чувствах.
А может, все-таки сказать ей об этом? Может, все-таки рискнуть? И если она вспомнит, как когда-то его любила, то, возможно…
Затаив дыхание, он потянулся к плечу Шарлотты. Осторожно коснувшись его, замер. Филипп не сводил с жены глаз; ему казалось, что она вот-вот проснется.
Но она все же не проснулась, лишь повернулась на бок, отвернувшись от него.
Тяжело вздохнув, Филипп отступил от кровати. Что ж, может, и хорошо, что она не проснулась. Наверное, и не стоило ее будить. Скорее всего, он не решился бы сказать ей то, что хотел сказать. И глупо было мечтать о том, что она сейчас пригласит его в свою постель. Хотя совсем недавно ему казалось, что такое вполне может произойти. Он же видел, как она смотрела на него на ярмарке… Да, тогда он был уверен, что делает успехи. И, наверное, так оно и было. Потому что Шарлотта явно давала понять, что относится к нему уже не так, как до этого. Но потом…
К сожалению, потом он все испортил.
Он действительно хотел с ней танцевать, но в какой-то момент вдруг заметил, что многие из окружающей их толпы смотрят на него со злорадным любопытством. Видимо, эти люди полагали, что он сейчас выставит себя идиотом. А кто-то из зрителей даже смеялся, указывая на него пальцем. Разумеется, глупо было на все это реагировать, но в тот момент его охватил стыд. И почему-то он сразу вспомнил своего деда и подумал о том, что сказал бы старый герцог, если бы увидел, как его внук танцует на ярмарке. Филипп смотрел на смеющегося фермера, и ему казалось, что фермер превращается в его деда… Дед осуждал его и напоминал о том, что герцог Радерфорд ни в коем случае не должен общаться с простолюдинами.
Старый герцог давно умер, но он, Филипп, прекрасно помнил все его наставления.
Помнил и кое-что другое…
Как-то раз, много лет назад, Итан пришел к ним в Рутвен-Мэнор и «похитил» его. И они тогда отправились на ярмарку, где сначала поглощали колбаски и пироги, а затем бесстыдно флиртовали с горничными, хотя эти девицы были гораздо старше их. Вернувшись, они обнаружили, что старый герцог готовит поисковый отряд.
Дед не разговаривал с ним весь этот вечер и всю следующую неделю. Деду и не требовалось ничего говорить — все слова заменила хорошая порка, которой подвергся юный Филипп. С помощью порки старик объяснил внуку, кто такой герцог Радерфорд, какова его роль в этом мире, и каковы обязанности.
Возможно, именно тогда Филипп усвоил, что не имел права пойти куда захочет и общаться с простолюдинами — такими, например, как их соседи Шеффилды.
Да, минувшим вечером он мог бы заполучить Шарлотту, но вместо этого он выбрал долг — вот каким глупцом он оказался.
И выходит, что герцогство — это его роль, его привилегия… и его бремя.
Что ж, если так, то он непременно найдет способ заполучить Шарлотту, оставаясь при этом герцогом Радерфордом.
Окинув взглядом спальню, Филипп увидел портрет деда и с трудом удержался от смеха. Старый герцог смотрел на него лишь одним глазом, так как почти все его лицо было закрыто шарфиками и чулками, свисавшими с рамы. И следовало признать, что в таком виде старик казался не таким уж суровым.
Снова повернувшись к кровати, Филипп в очередной раз прошептал:
— Шарлотта, любовь моя…
Резко развернувшись, он вышел из комнаты, и на губах его играла улыбка.
— Ты, Джоанна?.. — с удивлением пробормотала Шарлотта, остановившись у порога гостиной. — Но Фэллон не сказал мне, что ты здесь.
Явно смутившись, гостья улыбнулась и покосилась на Филиппа, стоявшего у противоположной стены. Герцог тоже улыбнулся и, повернувшись к жене, проговорил:
— Шарлотта, дорогая, присаживайся, пожалуйста. — Он указал на стул. — Видишь ли, Джоанна пришла в гости…
Шарлотта невольно вздрогнула. Филипп назвал Джоанну не «леди Грей», как обычно называл, а по имени. Она опять посмотрела на гостью, затем снова на мужа.
— Нет, спасибо. Я, пожалуй, постою.
— Как хочешь. — Герцог пожал плечами, и в комнате воцарилось тягостное молчание.
«Но почему же он назвал ее по имени? — думала Шарлотта. — Что бы это значило?» Впрочем, она прекрасно знала: Филипп играл с ней, думал, что она проглотит эту наживку. Напрасно он так думал. Она давно уже покончила с такими играми.
Широко улыбнувшись, Шарлотта сказала:
— Желаю вам приятно провести время. — Она развернулась, собираясь уйти.
— Шарлотта, подожди! — послышался голос мужа. Она повернулась к нему, и он добавил: — Дорогая, я рассказал Джоанне о нашем с тобой договоре.
«Как странно… — подумала Шарлотта, почувствовав, что сердце ее болезненно сжалось. — Странно, что это его заявление так подействовало на меня. Действительно, почему я так нервничаю?» Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, она, изобразив удивление, проговорила:
— Рассказали о нашем договоре, ваша светлость? О каком же? — Как будто у них с мужем имелась еще какая-то договоренность, кроме той самой…
Пристально глядя на нее, Филипп ответил:
— Я говорю про договор, имеющий отношение к нашему разводу.
Если до этого момента Шарлотта еще сомневалась в том, что Филипп сдержит слово, теперь стало ясно: он вовсе не лгал, когда говорил, что готов с ней развестись. И это его решение было окончательным — ведь он сказал про развод в присутствии Джоанны.
Заставив себя улыбнуться, Шарлотта спросила:
— И ты также сообщил Джоанне о том, что хочешь сделать ее герцогиней Радерфорд?
Филипп расплылся в улыбке и, взглянув на гостью, закивал:
— Да-да, конечно, сообщил. И Джоанна сказала, что я больше не нуждаюсь в твоих уроках, сказала, что я очень даже неплохой муж. То есть буду неплохим мужем, когда, женюсь на ней, — добавил Филипп, снова улыбнувшись.
— Понятно, — кивнула Шарлотта. Но на самом деле она совершенно ничего не понимала. Ведь еще совсем недавно эти двое терпеть друг друга не могли, а сейчас мило улыбались, словно одурманенные любовью идиоты… Возможно ли такое?..
Она вопросительно посмотрела на Джоанну, ожидая какого-либо знака, свидетельствующего о том, что та просто играет свою роль — как они и договаривались. Но гостья тут же отвела глаза — было ясно, что ей очень не по себе.
«Какая же я дура! — мысленно воскликнула Шарлотта. — Неужели не понимала, что Джоанне нельзя доверять?!»
Но какая ей разница? Если Джоанна не собиралась притворяться, если она и впрямь решила выйти замуж на Филиппа, то тем лучше, не так ли? Тогда уж Филипп наверняка не передумает с ней разводиться. Более того, он постарается сделать это как можно быстрее. И, следовательно, она, Шарлотта, должна только радоваться.
Но она, как ни странно, нисколько не радовалась. И почему-то вдруг почувствовала себя так, как будто Филипп предал ее. Хотя на самом деле он вовсе ее не предавал, напротив, был с ней честен и твердо решил сдержать свое слово.
«Радуйся, радуйся, улыбайся», — говорила себе Шарлотта, Филипп ни в коем случае не должен был заметить, что она сейчас чувствовала.
Изобразив радостную улыбку, она спросила:
— И когда же у вас свадьба?
Филипп приблизился к стулу, на котором сидела Джоанна. Положив руку ей на плечо — какая милая семейная сцена! — он с серьезнейшим видом проговорил:
— К сожалению, такие вопросы быстро не решаются. Сначала придется начать бракоразводный процесс, а затем дождаться его окончания. Но я постараюсь сделать все возможное… — Он немного помолчал, потом добавил: — Полагаю, все это займет несколько месяцев, возможно, целый год.
— И все это время я…
Филипп снова улыбнулся:
— Не беспокойся, Шарлотта. Тебе будет предоставлена полная свобода, как только начнется процесс. Но до того времени ты останешься здесь, в Рутвен-Мэноре. Ведь мы так и договаривались, верно? Конечно, скандала не избежать, но я не хочу, чтобы он разразился в ближайшие недели. Да, надо подождать. По крайней мере, до тех пор, пока у дорогой Джоанны не закончится траур.
«У дорогой Джоанны»? Еще немного, и он начнет сочинять сонеты, воспевая ее красоту.
«А может, все это — притворство, какая-то игра?» — подумала Шарлотта. Внимательно посмотрев на мужа, она спросила:
— И все это время, то есть пока не начнется процесс, ты будешь пытаться поцеловать меня — как вчера, например? — Сказав это, она бросила взгляд на Джоанну, а та, казалось, примерзла к стулу.
Филипп усмехнулся и, покачав головой, проговорил:
— Нет-нет, не беспокойся. Я уверен, что очаровательная Джоанна будет рада моим поцелуям. — Он наклонился и, заглянув гостье в глаза, спросил: — Ведь так, любовь моя?
Тут Филипп легонько провел пальцем по губам Джоанны, и та, чуть приподняв голову, потянулась к нему — словно в ожидании поцелуя.
Резко развернувшись, Шарлотта направилась к холлу, но образ Филиппа, наклоняющегося к губам Джоанны, еще долго стоял у нее перед глазами.
— Да-да, очень хорошо. — Мистер Лессер закивал в знак одобрения, — Вижу, что вы упражнялись, ваша светлость. Все замечательно.
Мелодия была очень простая. Шарлотта сыграла бы ее даже с закрытыми глазами. А сейчас она ужасно обрадовалась бы похвалам учителя, если бы…
Проклятие, муж снова отвлекал ее во время занятий! Вернее, не он сам, а ее мысли о нем.
Шарлотта представила, как выскочит сейчас из музыкальной комнаты, пробежит по коридору, отыщет этого негодяя… и ударит его хорошенько по голове. А поскольку смех Джоанны ужасно досаждал ей все последние дни, то и она свое получит. Да-да, «дорогая» Джоанна тоже получит!
Шарлотта насупилась. Она, пожалуй, сыграет даже одним пальцем, — а все остальные пусть ей отрежут!
— Ваша светлость!.. — воскликнул мистер Лессер. Он схватил ее за руку. — Ваша светлость, ведь арфа — не барабан! Нельзя бить по ней с такой… с такой… яростью.
Шарлотта со вздохом пробормотала:
— Мои извинения, мистер Лессер. А не могли бы вы научить меня чему-нибудь более сложному, более выразительному?
— Более сложному?.. — Глаза мистера Лессера поблескивали за стеклами очков. — Ваша светлость желает трудностей. Вам наскучили мои жалкие попытки обучить вас…
Шарлотта энергично покачала головой:
— Нет-нет, вы не поняли… Просто я хотела бы…
— Да, понятно. — Лукаво улыбнувшись и поправив на носу очки, мистер Лессер кивнул на арфу. — Что ж, начнем?
Спустя два часа Шарлотта поняла, что означала лукавая улыбка мистера Лессера. Мозоли и кровь на подушечках пальцев, а также ужасная ноющая боль во всем теле — вот что она означала, эта улыбка.
Когда же учитель, наконец, удалился, Шарлотта с облегчением вздохнула — она была уверена, что не смогла бы выдержать еще даже нескольких минут занятий.
С величайшим трудом она поднялась со стула и тут же, громко застонав, замерла на несколько мгновений; ей казалось, что она не сможет сделать ни шагу.
Внезапно послышался какой-то шум, а затем хихиканье. И это означало, что Джоанна и сегодня заявилась в гости. Что ж, ничего удивительного. Она теперь приходила каждый день. И сейчас, судя по всему, они с Филиппом находились в гостиной. Интересно, о чем они разговаривали? И почему Джоанна хихикала?
Проклятие, лучше не думать об этом! От таких мыслей ужасно болела голова.
Но как не думать, если эти мысли сами лезли в голову? Причем чаще всего она думала вовсе не о том, чем занимались Джоанна с Филиппом здесь, в Рутвен-Мэноре. Гораздо интереснее было другое…
Обычно Джоанна покидала Рутвен-Мэнор где-то в середине дня, а Филипп оставался дома — они с ним даже ужинали вместе. Но что он делал поздно вечером, после того, как она удалялась в свои покои? Может, наведывался в гости к Джоанне? И если так, то оставался ли он там на ночь?
Ведь если Джоанна целовалась с Филиппом — а Шарлотта была уверена, что они целовались, — то почему же она не могла принимать его в своей постели? У Филиппа же всегда имелась любовница за исключением последних шести месяцев, если, конечно, он говорил правду. И если так, если у него действительно уже полгода не было женщин, то вполне возможно, что он не смог удержаться, не пожелал ждать начала и завершения бракоразводного процесса.
Шепотом проклиная мужа и бывшую подругу, Шарлотта вышла из музыкальной комнаты и направилась в гостиную. Приблизившись к двери, она остановилась и, затаив дыхание, стала прислушиваться к разговору в гостиной.
— Скоро все это будет нашим, дорогая, — раздался голос Филиппа.
— О, дорогой, не говори так, пожалуйста. Ведь она все еще твоя жена. Тебе следует быть осторожнее и… — Последних слов Шарлотта не расслышала.
Тут послышался какой-то шорох, а потом Филипп заявил:
— Ей на все наплевать, что бы я ни делал. Ты ведь знаешь, что она терпеть меня не может. Дорогая, позволь мне быть счастливым, позволь хоть раз. Позволь нам обоим быть счастливыми.
Тут снова послышался шорох, и Шарлотта тотчас представила, как Джоанна и Филипп, сидя на диване, страстно обнимают друг друга и целуют.
«Позволь мне быть счастливым»? Хм… можно подумать, что это она, Шарлотта, мешала ему быть счастливым все это время. Ведь он постоянно имел любовниц… и вообще, делал все, что хотел. Так почему же он не может быть счастливым?
Но в одном он, пожалуй, был прав: она, Шарлотта, действительно терпеть его не могла!
Шарлотта осторожно, на цыпочках, отошла на несколько шагов от двери. Потом, приосанившись, стала громко насвистывать и, звонко щелкая каблуками, прошла мимо гостиной у самой двери — так, чтобы ее могли услышать.
По-прежнему весело насвистывая — этому ее не так давно научил какой-то моряк в пабе, — она направилась к лестнице, ведущей в ее спальню.
Тяжело вздохнув, Филипп посмотрел на дверь гостиной и молча пожал плечами.
Джоанна кивнула и тоже вздохнула.
— Вот видишь? Что я тебе говорила? Поверь, так ничего не получится. Позволь мне рассказать Шарлотте о том, что ты любишь ее, если сам не можешь об этом сказать. Мне кажется, что так гораздо лучше.
— Нет, не надо. — Филипп покачал головой. Последние пять минут он сидел, склонившись над Джоанной, а та время от времени производила шорох своими юбками — чтобы Шарлотта, если вдруг заглянет, решила, что их губы вот-вот сольются в поцелуе.
Что же касается признания… Нет, ни в коем случае нельзя было говорить об этом Шарлотте. Он и так сильно рисковал, попросив Джоанну о помощи. Ведь та могла отправиться к Шарлотте и все ей рассказать. Но Джоанна, слава Богу, приняла его сторону, — правда, сначала ему пришлось извиниться перед ней за свое прошлое поведение.
Но он чертовски устал от этой бессмысленной игры, которую они с Джоанной вели уже почти неделю. И устал от разговоров с ней. К тому же ему было не так-то просто простить Джоанну, когда-то едва не сбежавшую с Итаном. Так что на самом деле не он должен был перед ней извиняться, а она перед ним. Но ничего не поделаешь — пришлось смириться и проглотить свою гордость.
— И как долго ты намереваешься разыгрывать этот фарс? — спросила Джоанна. — Неужели ты думаешь, что из этого что-нибудь получится?
— Непременно получится. Просто надо потерпеть еще немного. Я уверен, что она любит меня.
— Ладно, хорошо, — кивнула Джоанна. Она встала и оправила юбки. — Тогда я приду и завтра. Но надеюсь, что все это не затянется надолго. Моему терпению приходит конец. Знаешь, все-таки лучше сказать ей, что любишь ее. И тогда…
— Нет! — заявил Филипп. — Я знаю, что делаю. Всего доброго, леди Грей.
Джоанна пожала плечами и посмотрела на него с грустной улыбкой. Затем, коротко кивнув, сказала:
— Всего доброго, ваша светлость.
— Все последние дни я в раздумьях, Филипп… Никак не могу решить, куда мне поехать? А что ты посоветуешь? — Шарлотта потянулась к бокалу с вином.
— Ты хочешь куда-то поехать? — Герцог е удивлением посмотрел на жену.
— Да, конечно. — Шарлотта сделала глоток вина и, поставив бокал, взяла с тарелки ломтик телятины. — Может, отправиться куда-нибудь на Восток? Или в Италию? А может быть, в Африку или в Россию? Говорят, что русские послы — великолепные любовники. Даже и послы, представляешь?.. А каковы же тогда настоящие русские мужчины?..
— Все, довольно! — Филипп с силой ударил кулаком по столу, так что посуда зазвенела.
Шарлотта взглянула на мужа, приподняв бровь, потом с улыбкой сказала:
— Что ж, пожалуй, поеду в Италию, — Отправив в рот очередной кусочек телятины, она снова потянулась к бокалу. Минуту спустя с усмешкой проговорила: — А я и не подозревала, что ты так не любишь русских.
Герцог поморщился, словно от зубной боли. Шарлотта же, рассмеявшись, спросила:
— Что с тобой, Филипп?
— Ничего, — пробурчал он. — Но мне кажется, ты забыла, о чем говорят за столом благовоспитанные леди. Слава Богу, что Джоанна не позволяет себе таких речей. — Снова поморщившись, герцог тоже потянулся к бокалу с вином.
Шарлотта взглянула на него пристально, потом вдруг спросила:
— Ты ложился с ней в постель?
Филипп замер с бокалом в руке; ему казалось, он ослышался.
— Ты о чем? — пробормотал он, наконец.
Шарлотта снова рассмеялась:
— Ты прекрасно понял мой вопрос. Я спросила, ложился ли ты в постель с Джоанной.
Герцог поставил свой бокал обратно на стол. Затем отчетливо проговорил:
— Кажется, я только что сказал тебе о том, что за столом не принято вести такие разговоры. Неужели забыла?
Шарлотта, отмахнувшись от его слов, заявила:
— Ничего я не забыла. Просто мне очень интересно узнать, сможешь ли ты подождать. Ты ведь мне недавно сказал, что у тебя в последнее время не было любовницы, понимаешь?.. Но я-то знаю твои аппетиты. Ты почти сразу же после нашей свадьбы нашел себе другую женщину.
Филипп резко поднялся на ноги, и стул за его спиной опрокинулся на пол.
— Может, мне снова попросить у тебя прощения, Шарлотта? Но если мне не изменяет память, то ты один раз уже отказала мне в прощении…
Она взглянула на него с удивлением, потом, пожав плечами, проговорила:
— Бесполезно говорить о прошлом, поскольку у нас с тобой нет общего будущего. Что же касается моих слов про другую женщину, то я просто вспомнила этот случай как пример.
«Неужели она действительно настолько спокойна? — думал герцог. — Или притворяется?..»
— Филипп, так как же? Поверь, мне ужасно интересно… Скажи, ты уже ложился в постель с «дорогой Джоанной»?
Герцог молча смотрел на жену, и ее слова все еще звенели у него в ушах. Русские любовники! У них нет общего будущего! И еще — Джоанна, Джоанна, Джоанна!..
Он довольно долго смотрел на Шарлотту, пытаясь понять, что происходило сейчас в ее душе. Но она казалась такой же спокойной и невозмутимой. Наконец, не выдержав, он пробормотал извинения, коротко поклонился и вышел из комнаты.
Как только дверь за Филиппом закрылась, Шарлотта со вздохом уронила голову на руки и тихонько всхлипнула. Ей снова вспомнились ужасные дни после их с Филиппом свадьбы, когда он почти сразу же вернулся к своей любовнице. Она тогда считала, что он изменил ей. И как ни странно, она и сейчас воспринимала его поведение как измену.
Разумеется, она прекрасно понимала, что нынешнее поведение Филиппа — почти полная гарантия того, что он разведется с ней и освободит от уз брака. Но она нисколько не радовалась близкому освобождению, напротив, постоянно мучила себя ревностью и пыталась представить, чем занимались Филипп с Джоанной, пыталась представить, как они прикасались друг к другу и как целовались…
И она была почти уверена, что они не только целовались, но и ложились вместе в постель — именно поэтому Филипп и отказался ответить на ее вопрос. Иначе бы он просто сказал, что не спал с Джоанной, не так ли?
О Боже, а как холодно он взглянул на нее, перед тем как выйти из столовой! И как, разозлившись, ударил кулаком по столу, да еще и опрокинул в гневе стул… Такого он прежде никогда себе не позволял. Выходит, ее вопрос про постель ужасно его разозлил, вывел из себя.
Но куда же он сейчас отправился? Может, к Джоанне? Что ж, очень может быть…
Встав из-за стола, Шарлотта потянулась к бокалу с вином и осушила его одним глотком. После чего вышла из столовой и, повернувшись к слуге, стоявшему у двери, тихо спросила:
— Ты не видел, куда направился его светлость?
Слуга с невозмутимым видом покачал головой:
— Нет, миледи. Но если хотите, то я…
— Нет-нет, не надо его искать, — поспешно проговорила Шарлотта.
Она заглянула в музыкальную комнату, в кабинет, в гостиную, в библиотеку, затем проверила еще полтора десятка комнат, но нигде не обнаружила Филиппа. Повстречав в холле дворецкого, Шарлотта спросила:
— Фэллон, ты, случайно, не видел моего му… его светлость? — Ей вдруг пришло в голову, что сейчас, после всего происшедшего в последние дни, было бы странно называть Филиппа своим мужем.
Дворецкий, казалось, задумался. Потом произнес:
— Точно не знаю, миледи. Полагаю, он отправился кататься.
«Интересно, на лошади или на женщине?» — подумала Шарлотта. Коротко кивнув дворецкому, она сказала:
— Спасибо, Фэллон.
«Куда же теперь идти? — спрашивала себя Шарлотта. — Бежать к окну в надежде увидеть Филиппа? Или же отправиться в гостиную, сесть в кресло и ждать, когда он будет возвращаться?»
— Вы что-то хотите сказать, ваша светлость? — неожиданно спросил дворецкий.
Шарлотта с улыбкой кивнула:
— Да, Фэллон. Знаешь, я буду… в комнате для отдыха.
— Да, ваша светлость, — ответил дворецкий и поклонился.
Покинув холл, Шарлотта направилась в комнату для отдыха. В сущности, это была гостиная, но предназначенная не для всех, а лишь для самых близких друзей, а также членов семьи; именно здесь общались самые близкие люди — те, которые ничего друг от друга не скрывали и которые могли поделиться друг с другом самым сокровенным, всеми своими секретами и переживаниями, своими огорчениями и мечтами.
«Но почему же я решила пойти именно в эту комнату? — спрашивала себя Шарлотта. — Неужели надеюсь, что Филипп, вернувшись, вдруг войдет туда и у нас с ним состоится откровенный разговор?»
Переступив порог, Шарлотта тотчас же взглянула на диван — именно на нем часто сидели Филипп с Джоанной, когда вели задушевные беседы, когда обнимались и целовались.
«Не смей об этом думать, — сказала себе Шарлотта, отворачиваясь от дивана. — И в окно смотреть не смей. Даже если ты увидишь Филиппа, это ничего не изменит».
Она вышла на середину комнаты и осмотрелась. Тут взгляд ее упал на секретер, и она вдруг поняла, почему пришла в эту комнату. Вовсе не для того, чтобы дожидаться Филиппа в надежде на откровенный разговор. Он и так вполне откровенно сообщил о своих планах, чего же ей еще? Нет, она пришла сюда совсем для другого дела…
Приблизившись к секретеру, Шарлотта открыла один из ящиков и достала пачку писчей бумаги. Затем придвинула поближе к себе масляную лампу. Перо и чернильница находились тут же, и она, немного подумав, принялась писать — писала одно приглашение за другим и улыбалась при этом.
Что ж, почему бы и нет? Если Филипп получал удовольствие, развлекая в Рутвен-Мэноре Джоанну, то почему бы ей, Шарлотте, не заняться тем же? Да-да, она тоже пригласит гостей и будет их развлекать! Филипп с Джоанной будут мило беседовать и флиртовать, а она повеселится со своими гостями — устроит себе настоящий праздник!