Глава 21

Шарлотта в нерешительности стояла у дома герцога Радерфорда. «Как странно… — думала она. — Ведь это пока еще и мой дом. А я боюсь войти, даже боюсь постучать».

Но было довольно холодно, и с самого утра шёл снег — мягкие хлопья то и дело падали ей на плечи. Когда же очередная снежинка упала ей на щеку, Шарлотта зябко поежилась и, собравшись с духом, взялась за латунный дверной молоточек. И в тот же миг дверь распахнулась. Вскрикнув в испуге, Шарлотта выронила молоточек. Фэллон же, появившийся на пороге, с облегчением вздохнул и воскликнул:

— О, слава Богу! Наконец-то! — Он расплылся в радостной улыбке.

Шарлотта в растерянности заморгала. Фэллон, всегда такой невозмутимый, был сам на себя не похож.

— Прошу прощения, Фэллон, — пробормотала она, — а что, собственно… — Она умолкла, еще больше растерявшись; было очевидно, что дворецкий очень рад ее видеть. Но что же это означало?

— Ох, простите, ваша светлость. — Фэллон снова улыбнулся. — Просто я рад видеть вас. Как хорошо, что вы пришли.

Дворецкий шагнул к ней, и Шарлотте показалось, что он собирался обнять ее. Но Фэллон тут же отступил в сторону.

— Заходите же, миледи. Пойдемте со мной.

Шарлотта молча последовала за дворецким. Ей хотелось с ним заговорить, но она не знала, что сказать, не могла подобрать нужные слова. Да и как ей сейчас говорить с этим человеком? Ведь прежде он держался совсем по-другому. Всегда был сдержан и невозмутим. Иногда хмурился, когда видел ее, Шарлотту, — но никогда ей не улыбался, не радовался ее появлению. А теперь… Увидеть этого Фэллона, совсем другого, все равно, что увидеть всадников Апокалипсиса, спускающихся с небес. А может, он заболел? Может, у него лихорадка? Или это просто от старости?

Шарлотта откашлялась и пробормотала:

— Фэллон… э-э… Да-да, спасибо, — кивнула она, когда он помог ей снять теплый плащ и шляпу.

И тут он вдруг наклонился к её уху и прошептал:

— Боюсь, его светлость сошел с ума. Я думал написать вам и попросить вас прийти, но… — Он со вздохом покачал головой. — С тех пор как вы уехали, все у нас изменилось. И его светлость… он очень странный. Ужасно изменился, поверьте…

Фэллон продолжал свой рассказ, но Шарлотта не слышала его, в ушах у нее звучали лишь два слова — «ужасно изменился».

Шарлотта вспомнила, как выглядел Филипп на балу Хайселлов и на музыкальном вечере, где она видела его в последний раз. Что ж, в общем-то он был таким же, как всегда, во всяком случае, не походил на безумца…

А может, его «безумие» — тоже какая-то маска? Только зачем ему надевать ее перед Фэллоном?

— И сжег их все, — говорил дворецкий. — Да-да, все сжег! Хотел даже развести большой костер, чтобы…

— Подожди, Фэллон. — Шарлотта подняла руку. — Что он сжег?

— Портреты своего дедушки — все до единого. И разбил вдребезги его бюст перед библиотекой.

Шарлотта в задумчивости пробормотала:

— Филипп еще до моего отъезда убрал портрет из моей спальни в Рутвене, но я думала, что он сделал это лишь ради меня. Значит, он все убрал? И сжег?

Дворецкий со вздохом кивнул:

— Да, миледи. Все сжег. Сжег после того, как вы уехали. — Немного помолчав, Фэллон как-то странно посмотрел на Шарлотту и тихо сказал: — Когда вы уехали, ему стало совсем нехорошо.

Шарлотта почувствовала, как сердце ее радостно подпрыгнуло в груди. Может, это жестоко с ее стороны, но она действительно обрадовалась, узнав, что Филиппу было плохо без нее. Она уже собралась расспросить об этом поподробнее, но дворецкий, снова вздохнув, проговорил:

— Именно в тот день, когда его светлость разбил бюст, он решил снять и сжечь все портреты — все сорок три портрета…

— Сорок три? — недоверчиво переспросила Шарлотта.

Фэллон кивнул:

— Да, миледи. Он сам лично их снял, а на следующий день сжег.

— Как странно… — прошептала Шарлотта. Все это и впрямь совершенно не походило на Филиппа. Хотя он как-то раз признался, что в детстве боялся своего деда, она думала, что он все-таки любил старого герцога. И почему он сжег портреты? Ведь мог бы просто убрать их сглаз долой, если они ему чем-то не нравились…

— Но это еще не самое странное, — продолжал Фэллон. Дворецкий осмотрелся, как будто хотел удостовериться, что герцога нет рядом. Затем, понизив голос, добавил: — Он начал говорить мне «спасибо». Даже когда я объявляю о приходе гостя, он благодарит меня. И еще… Миледи, на днях он поблагодарил меня за то, что я открыл ему дверь. Говорит «спасибо, Фэллон», — да-да, так и сказал!

При этих словах дворецкого Шарлотта мысленно улыбнулась. Значит, Филипп стал говорить «спасибо» слугам? Похоже, он всерьез решил измениться… Например, подал прошение о разводе. Неужели только ради нее?

Фэллон же, сокрушенно покачав головой, вновь заговорил:

— А ведь раньше его светлость никогда не говорил мне «спасибо» за выполнение своих обязанностей. И старый герцог так, конечно же, никогда не говорил. Ох, миледи, я даже не знаю, что теперь делать…

И тут Шарлотта вдруг почувствовала: в груди ее вспыхнула надежда. Но она тотчас же сказала себе: «Нет-нет, глупо надеяться». Возможно, она и простила его, но доверить ему свое сердце снова — о, это слишком большой риск.

Пожав плечами, Шарлотта пробормотала:

— Фэллон, я не уверена, что смогу чем-то помочь. — «К тому же все не так уж плохо, — добавила она мысленно. — Похоже, Филипп и впрямь изменился к лучшему».

В этот момент дверь в коридор отворилась, и перед ними появился мистер Лессер — очевидно, он только что беседовал с герцогом. Поздоровавшись с учителем, Шарлотта спросила:

— Его светлость сказал вам, как долго еще будут продолжаться наши уроки? И главное — почему он попросил вас заниматься со мной?

Мистер Лессер посмотрел куда-то в сторону коридора, затем снова повернулся к Шарлотте.

— Ах, миледи, к сожалению, я забыл об этом спросить.

— В таком случае я сама спрошу, — решительно заявила Шарлотта. — Всего доброго, мистер Лессер. И не переживайте, я упражняюсь, — добавила она с улыбкой.

Учитель улыбнулся в ответ:

— Вот и хорошо, ваша светлость.

Направляясь в кабинет Филиппа, Шарлотта старалась успокоиться, однако у нее ничего не получалось, и каждый шаг давался ей с огромным трудом.

Приблизившись к кабинету, она остановилась. Дверь была приоткрыта, но Шарлотта все равно постучалась — чтобы выиграть время.

— Войдите! — раздался голос Филиппа.

Он стоял у окна, заложив за спину руки. Она молча переступила порог, и он тут же проговорил:

— Добрый день, Шарлотта.

— Добрый день, — пробормотала она.

Тут он наконец-то к ней повернулся и окинул ее внимательным взглядом. Однако ни слова не сказал — конечно же, ждал, когда она сообщит, чем вызван ее неожиданный визит.

Сделав глубокий вдох, Шарлотта спросила:

— А как ты понял, что это я?

Он едва заметно улыбнулся:

— Просто знал.

Она молча кивнула. Его ответ означал, что он чувствовал ее присутствие. Но ведь то же самое всегда происходило и с ней — если Филипп находился где-то рядом, она всегда это чувствовала; казалось, что даже воздух вокруг нее становился от его присутствия каким-то другим. И, конечно же, она всегда ощущала исходившее от него тепло.

Филипп направился к ней, но потом вдруг остановился. Пристально посмотрев на нее, спросил:

— Как ты, Шарлотта?

Она пожала плечами — не знала, как ответить. Ведь Филипп раньше никогда не задавал ей подобных вопросов… Но сейчас он смотрел на нее, ожидая ответа, и она, заставив себя улыбнуться, сказала:

— У меня все прекрасно. Спасибо. А как ты?

— Я скучал по тебе.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, но ни один из них не сделал шага вперед.

Наконец, не выдержав молчания, Шарлотта проговорила:

— Я слышала, ты хочешь отказаться от титула… Неужели это правда? Или просто глупые сплетни?

Филипп криво усмехнулся:

— В последнее время обо мне много говорят, но такого я еще не слышал. Хотя мне больше понравился слух о том, что я якобы решил вступить в ряды духовенства.

— Значит, ты не собираешься…

Он покачал головой:

— Нет, разумеется, А ты хотела бы, чтобы я это сделал?

— Конечно, нет, Филипп. Я просто… — Она на мгновение отвела глаза. — И я очень надеялась, что это неправда. Ведь я знаю, как много для тебя значит твой титул.

— Ты, Шарлотта, значишь для меня гораздо больше. — Он произнес эти слова совершенно спокойно, как нечто само собой разумеющееся.

Но Шарлотта не знала, что ответить. Да и следовало ли отвечать? Сделав вид, что не расслышала, она прошла мимо мужа и приблизилась к окнам. Ей нужно было хоть на что-то смотреть — только не на Филиппа.

За окнами же по-прежнему шел снег — кружившиеся в воздухе снежинки образовывали сплошную белую пелену, так что почти ничего не было видно.

— А как же продажа Рутвен-Мэнора? — спросила наконец Шарлотта. — Это тоже просто слух?

— Нет, это правда. У меня больше нет желания жить там. Слишком много воспоминаний… — Его голос становился громче — он приближался к ней.

По-прежнему стоя к мужу спиной, Шарлотта тихо проговорила:

— Я думала, что это поместье нельзя отчуждать.

— Нет-нет, ты ошибаешься. Рутвен-Мэнор является герцогской резиденцией лишь потому, что шестой герцог решил, что Уорикшир ему нравится больше, чем Камберленд. — Усмехнувшись, Филипп добавил:

— Наверное, потому, что в Камберленде слишком много шотландцев.

— Но ты ведь действительно подал прошение о разводе?

— Да, действительно.

Тут она наконец-то повернулась к нему. И Филипп, глядя ей в глаза, заявил:

— Вскоре ты будешь свободна. — При этих словах его губы дрогнули — как будто он хотел улыбнуться, но не сумел.

— И ты тоже, — ответила она. — Ты тоже будешь свободен и найдешь себе новую жену, более подходящую.

Филипп промолчал. А она, снова отвернувшись к окну, продолжала:

— Фэллон сказал мне, что в последнее время ты ведешь себя довольно странно.

Он по-прежнему молчал.

— Филипп, ты слышишь меня?

— Мне нужно идти, — ответил он хриплым голосом.

— Что ж, иди, — прошептала Шарлотта.

Филипп тут же проследовал к двери — она слышала его решительные шаги. Но у двери он остановился — Шарлотта почувствовала это. Помедлив несколько секунд, она направилась к нему. Приблизившись, взглянула ему в лицо, но он не желал смотреть на нее, смотрел куда-то в сторону.

И тут Шарлотта, вдруг ощутила ужасную пустоту в груди; ей казалось, что она теряет что-то очень для себя важное, что-то очень дорогое. Она понимала: надо что-нибудь сказать. Но что именно? Ей очень хотелось сказать: «Я тебя люблю». Но она так и не сумела произнести эти слова.

Поэтому просто ушла, просто вышла за дверь. И проследовала по коридору к парадной двери, где и остановилась.

Фэллона поблизости не было. Он покинул свой пост. И ей оставалось лишь открыть дверь и уйти. И если бы она пожелала, то могла бы сделать так, что они с Филиппом больше никогда не увиделись бы. Наверное, так было бы легче. Она могла уехать из Лондона — даже покинуть Англию. Могла поехать куда-нибудь, где не знали ее имени, где никто не знал, что когда-то она была герцогиней. Не важно, куда ехать, главное — подальше от Филиппа. Тогда она была бы в безопасности. Конечно, она продолжала бы любить его, но он уже больше никогда не смог бы причинить ей боль.

И для этого ей нужно было лишь открыть дверь.

Он слышал шаги Шарлотты, затихавшие внизу, И теперь он уже точно знал: она никогда его не простит, никогда к нему не вернется. Раньше такая надежда еще теплилась, но теперь она угасла окончательно.

Конечно, он не ожидал от нее признания в любви. Но предложить, что он так легко сможет заменить ее новой женой и забыть о своей любви к ней…

Неужели она действительно так о нем думала? Неужели не понимала, что он не сможет без нее жить?

И все же она грустила — как и доложил мистер Лессер. И сейчас, едва лишь взглянув на нее, когда она вошла к нему, он сразу же увидел грусть в ее глазах. К тому же что-то очень ее беспокоило — он заметил морщинку меж ее бровей. Но при этом она была так же прекрасна, как и прежде, и он не мог смотреть на нее без волнения.

Когда она вошла, он попытался приблизиться к ней, чтобы как-то утешить. Но тут глаза ее сверкнули, и он вспомнил: она не нуждалась в его утешении.

Да, она в очередной раз ясно дала ему понять, что не нуждалась в нем.

О, как же ему хотелось, чтобы его любовь к ней вспыхнула еще три года назад, как хотелось взять обратно те свои страшные слова, когда он заявил, что женился лишь ради мести Итану.

Закрыв глаза, Филипп глухо застонал — ему казалось, что сердце его разрывается от боли.

И тут он вдруг услышал.

Он снова услышал ее шаги.

Она возвращалась. Да-да, возвращалась!

А потом шаги вдруг зазвучали по-другому — теперь она бежала. Бежала к нему.

Он шагнул к двери, и в тот же миг на пороге возникла Шарлотта. Опершись о дверной косяк, она пристально смотрела на него. Щеки ее пылали, глаза горели, локоны же выбились из прически, и он даже заметил, что на одной из прядей висела заколка — казалось, она вот-вот упадет ей на плечо.

— Я люблю тебя, Филипп, — сказала она, задыхаясь. — Люблю…

Он молча смотрел на нее. И он не верил ей. Она ведь и раньше говорила, что любит его, но тогда она не осталась.

— Ты слышал меня, Филипп? — Она приблизилась к нему почти вплотную. — Филипп, я сказала, что… — Голос ее дрогнул, а в глазах заблестели слезы.

Филипп с силой сжал кулаки, чтобы не протянуть к ней руки. А она, судорожно сглотнув, прошептала:

— Я сказала, что люблю тебя, Филипп. Ты слышал?

Не выдержав, он протянул к ней руки:

— О, Шарлотта…

Но она вдруг покачала головой:

— Нет-нет, не сейчас. Пока не надо. Мне нужно еще кое-что сказать тебе. После нашей брачной ночи, Филипп, я пыталась возненавидеть тебя. Я прожила последние три года, убеждая себя в том, что ненавижу тебя. Ведь ты предал меня и…

— Я заслужил это, — сказал он тихо, но отчетливо.

Она кивнула и, всхлипнув, смахнула со щеки слезу.

— Продолжай, Шарлотта.

— И я изо всех сил старалась уберечься от тебя. В какой-то момент мне показалось, что это удалось. Я подумала, что ты больше не сможешь причинить боли. Но потом ты сказал, что любишь меня… — Она снова всхлипнула.

— Я действительно люблю тебя, Шарлотта. — Он утер с ее щеки слезинку. — О Боже, я безумно тебя люблю. Я хочу рассказать тебе, Шарлотта…

Прижав палец к его губам, она сказала:

— Тихо. Помолчи пока. Так вот, потом ты снова солгал мне. Нельзя было верить тебе, но мне очень хотелось поверить. Хотелось верить, что ты изменился.

Филипп тяжело вздохнул. Но он ведь действительно изменился. Только это произошло слишком поздно…

— Я долго боролась с собой, потому что мне очень хотелось прийти к тебе, — шептала она, всхлипывая. — И еще мне хотелось доказать, что я — сильная, что ты больше не сможешь повлиять на меня. — Теперь слезы одна задругой катились по ее щекам. — Но все это не имеет значения. Я рассказала тебе об этом только потому, что ты должен был знать… И еще, Филипп, ты должен знать, что мое место — рядом с тобой. Не в Шеффилд-Хаусе, не в Рутвен-Мэноре, а там, где находишься ты. Без тебя мне нет счастья. Без тебя мне гораздо больнее, чем от всех поступков, когда-либо совершенных тобой. Я знаю, что говорю ужасно сбивчиво; но надеюсь, ты сможешь понять…

— А теперь ты помолчи, любимая, — прошептал Филипп, заключая ее в объятия. — Я люблю тебя, люблю, верь мне, — шептал он ей на ухо. — Прости меня, любимая. Шарлота, прости за все. Ты никогда больше не узнаешь той боли, что я причинил тебе когда-то. Больше никогда…

Он прижался губами к ее губам, и она, обвивая руками его шею, тут же ответила на поцелуй, ответила со всей нежностью и страстью.

Филипп же пытался выразить своим поцелуем все, что он не мог передать словами. И даже в самых прекрасных стихах невозможно было бы выразить его любовь к Шарлотте, объяснить, что он испытывал, когда находился с ней рядом. Прервав, наконец, поцелуй, он прошептал ей в губы:

— Спасибо тебе.

— За что? — спросила она, чуть отстранившись.

— За любовь ко мне. За то, что даешь мне еще один шанс. — Он снова поцеловал ее, не смог удержаться. — Обещаю, что другой шанс мне не понадобится.

— Хорошо бы… — пробормотала она, глядя ему в глаза.

Минуту спустя, высвободившись из объятий мужа, Шарлотта плотно закрыла дверь, о которой они совсем забыли. Когда же она снова к нему шагнула, он заявил:

— Завтра я свяжусь со своим поверенным, чтобы аннулировать прошение.

Она взглянула на него с некоторой настороженностью:

— Но ведь я, кажется, не просила тебя отзывать прошение.

Филипп замер на мгновение.

— Но я думал… — Он со вздохом умолк.

Шарлотта вдруг весело рассмеялась:

— Похоже, ваша светлость, вы еще далеко не все усвоили. Не смей мне навязывать свою волю, Филипп, понятно?

С этими словами она расстегнула верхние пуговицы на рубашке мужа и провела пальцами по его груди. Филипп почувствовал, как неистово забилось его сердце.

А Шарлотта, отступив на шаг, принялась снимать перчатки — причем делала это очень медленно, как бы давая понять, что может и передумать.

Снова взглянув на Филиппа, она с серьезнейшим видом заявила:

— Тебе придется хорошенько потрудиться, если ты хочешь, чтобы я согласилась отозвать прошение о разводе. Да-да, ты должен убедить меня кое в чем. — Отбросив перчатки, Шарлотта добавила: — Как ты думаешь, тебе удастся убедить меня в том, что нам не требуется развод?

Филипп заглянул в глаза жены и увидел в них веселье, страсть — и любовь. Наконец-то любовь!

Вновь заключив Шарлотту в объятия, он прошептал ей на ухо:

— Я сделаю все от меня зависящее, миледи.

Загрузка...