Соблазнить герцогиню

Глава 20

Едва лишь дверь отворилась, Филипп протянул дворецкому лорда Суини свою визитку.

— Граф ожидает меня, — пояснил он.

Желал ли граф видеть его — это уже другой вопрос. Но Филипп действительно сообщил лорду Суини через своего поверенного, что желает приобрести некоторые картины, написанные Эстли, а именно — два изображения обнаженной Шарлотты. Граф должен был ответить через три дня, но Филипп, не выдержав, решил не ждать.

Дворецкий взглянул на визитную карточку гостя — и глаза его расширились. Немного помедлив, он отошел в сторону и пробормотал:

— Пожалуйста, заходите, ваша светлость. Я сейчас проверю, дома ли лорд Суини.

Переступив порог, Филипп достал из кармана часы и, взглянув на них, заявил:

— Пожалуйста, сообщите Суини, что я даю ему не более пяти минут.

— Что, ваша светлость?..

— Я сказал, что даю ему пять минут, не больше.

Дворецкий взглянул на гостя недоверчиво и тут же удалился.

Филипп окинул взглядом холл. Он решил, что не станет тут задерживаться и постарается побыстрее договориться с графом. Если же Суини начнёт упрямиться, он предложит ему любую сумму, какую бы тот ни потребовал. Филипп твердо решил выкупить эти портреты, сколько бы за них ни пришлось заплатить. Что же касается остальных картин с изображением обнаженной Шарлотты, то ему без труда удалось договориться с их владельцами. Так что теперь оставались только картины, находившиеся у Суини.

Филипп снова посмотрел на часы. Оставалась минута. Как и о некоторых других джентльменах, о Суини ходили слухи, что он — любовник Шарлотты. Конечно, теперь-то Филипп знал правду, но все равно ему ужасно хотелось разбить графу физиономию, — хотя бы за то, что тот, глядя на наготу Шарлотты, конечно же, испытывал вожделение.

Тут в холле появился дворецкий и с поклоном проговорил:

— Походите, ваша светлость. Сюда, пожалуйста. Лорд Суини готов встретиться с вами в своем кабинете.

Опередив гостя, дворецкий объявил о его приходе, и Филипп тотчас же вошел в кабинет. Лорд Суини, стоявший у стола, был лет на десять старше Филиппа, однако находился в прекрасной физической форме, и легко можно было представить, как граф флиртует с Шарлоттой, пытаясь заманить ее в свою постель. А когда Шарлотта станет свободной от брака, он, конечно же, удвоит усилия… И не исключено, что, в конце концов, добьется своего.

Но как на это отреагирует он, Филипп? Сможет ли выдержать подобное?..

И все-таки он должен ее отпустить. Да, возможно, он с ума сойдет от ревности, но, по крайней мере, Шарлотта будет счастлива.

Филипп коротко кивнул:

— Добрый день, лорд Суини.

— Рад видеть вас, ваша светлость. Полагаю, у вас все в порядке, не так ли? — Он указал на стул рядом со столом. — Пожалуйста, присаживайтесь.

— Благодарю за любезность, но я предпочитаю стоять. Я пришел из-за двух картин, которые, насколько мне известно, находятся у вас. Это изображения моей жены.

Филипп заметил, как Суини усмехнулся.

— Должен признаться, ваша светлость, я удивлен. Я думал, что вам все равно.

Проклятие! Раньше ему действительно было все равно. И это его величайшая глупость, о которой он будет сожалеть до конца своих дней. Но возможно, Шарлотта поверит ему, поверит, что он говорил правду, когда признавался ей в любви.

— Как бы то ни было, Суини, я хочу купить картины за тысячу фунтов. — Это была весьма внушительная сумма, но у него не было желания тратить время на переговоры.

Граф барабанил пальцами по столу.

— Значит, тысяча? А может, мне не следует продавать их, если вы предлагаете такую сумму? Возможно, это очень ценные произведения искусства.

Филипп криво усмехнулся:

— Вы прекрасно все понимаете, Суини. Дело вовсе не в ценности, а в том, что я хочу иметь эти картины. И я непременно их заполучу.

— Вы уверены? — Суини приподнял бровь. — Что ж, если так, то две тысячи фунтов.

— Согласен, — тут же кивнул Филипп. После чего передал графу адрес своего поверенного, где можно было получить чек. — Так где же картины, Суини? Покажите мне их. Где они у вас висят?

Граф, казалось, смутился.

— Э… ваша светлость, если вы не возражаете, я попрошу Дейвиса провести вас к ним.

Когда спустя несколько минут Филипп зашел следом за дворецким в спальню лорда Суини, он понял, почему граф не пожелал проводить его самостоятельно и почему так смутился. Конечно же, этот негодяй опасался, что гость не сдержится…

Оказалось, что картины висели прямо напротив кровати лорда Суини, так что граф, лежа в постели, прекрасно их видел. Было ясно: он рассчитывал, что Шарлотта все же станет его любовницей; и тогда он, лежа с ней, обнаженной, мог бы сравнивать изображения с оригиналом — прекрасное развлечение!

Да, негодяй был прав: если бы он, Филипп, сейчас увидел его, то действительно не сдержался бы и как следует проучил.

Выругавшись сквозь зубы, герцог подошел к картинам и сорвал их со степы. Затем, даже не взглянув на дворецкого, вышел из комнаты. Проходя мимо кабинета графа, он испытывал соблазн зайти, но все же сдержался; у него сейчас было более важное дело. — Филипп знал, что сегодня снова увидит Шарлотту.

Взглянув на подругу, сидевшую с ней рядом на музыкальном вечере, Эмма спросила:

— Снова высматриваешь?

Шарлотта изобразила удивление:

— Ты о чем?

Эмма негромко рассмеялась:

— Не притворяйся, что не понимаешь, дорогая. Ведь ты высматриваешь герцога, не так ли?

Шарлотта со вздохом откинулась на спинку стула. Да, конечно же, она надеялась увидеть здесь Филиппа, — высматривала его среди гостей. И думала о том, что не может одновременно злиться на него и желать встречи с ним, не может любить — и в то же время ненавидеть. Ей следовало решить, что сильнее — любовь или ненависть.

Хотя Шарлотта по-прежнему пыталась внушить себе, что больше всего желает свободы, она не могла отрицать, что теперь думала о разводе с Филиппом гораздо меньше, чем о нем самом.

И дело вовсе не в стихах, которые он написал, — ведь не могли же одни только стихи довести ее до бессонницы… Всю прошедшую ночь она не спала и, глядя на дверь своей спальни в доме лорда Северли, раз за разом спрашивала себя: «А может, встать сейчас — и отправиться, к Филиппу, в наш лондонский дом?»

Конечно, он обманывал ее, это верно. И совсем недавно снова обманул. Но ведь она по-прежнему его любила… Причем любила вовсе не потому, что не могла отказаться от своей любви, а потому, что не хотела отказываться.

Проклятие, что же делать, как ей поступить?

Тут подруга вдруг взглянула на нее с беспокойством:

— Что с тобой, дорогая?

— Ты о чем? — Шарлотта захлопала глазами.

— Ты вздохнула, а потом застонала. Что с тобой?

Шарлотта пожала плечами:

— Ну… Я просто подумала, что мы, наверное, зря приехали на этот музыкальный вечер. Лучше бы мы отправились… в какое-нибудь другое место. — Охотнее всего она отправилась бы сейчас к Филиппу.

Эмма еще несколько секунд смотрела на подругу. Потом, кивнув, пробормотала:

— Да, наверное… — Повернувшись к импровизированной сцене, она негромко добавила: — Похоже, начало представления немного задерживается.

Шарлотта молча пожала плечами. Посмотрев по сторонам, замерла на несколько мгновений. Потом, толкнув подругу локтем в бок, пробормотала:

— А ведь мы одни…

Эмма посмотрела на нее с удивлением:

— Как это одни? Тут не менее сотни гостей.

Шарлотта со вздохом кивнула:

— Да, конечно. Но все они сидят на рядах за нами и перед нами. Разве ты не заметила, что рядом с тобой никого нет?

Повернув голову, Эмма увидела, что несколько соседних стульев действительно оставались незанятыми. Снова повернувшись, она обнаружила, что со стороны Шарлотты совсем не было гостей, так что в своем ряду она вообще сидела последней.

— Похоже, все меня боятся. Может, я покрылась сыпью? — с усмешкой проговорила Шарлотта.

Эмма тоже усмехнулась.

— В таком случае и я покрылась. — Снова посмотрев по сторонам, она добавила: Подожди немного. Я скоро вернусь. — Поднявшись со стула, Эмма оставила подругу в одиночестве.

И тут Шарлотта заметила, что многие женщины поглядывают на нее с любопытством. Но все они презрительно фыркали и отворачивались, когда она смотрела на них.

Шарлотта, конечно же, знала, как относились к ней женщины из светского общества. Что ж, поведением в последние годы она и впрямь шокировала ханжей — замужних светских дам, а также молоденьких девушек, впервые выезжающих в свет. Но как герцогине Радерфорд, ей все же выказывали должное уважение. Во всяком случае, никто не отворачивался от нее, презрительно фыркая, — с ней вынуждены были вежливо здороваться. Так было все последние три года. А теперь… Что же случилось теперь?

Да, как ни странно, все отворачивались от нее, и никто не желал с ней здороваться. Так что было совершенно ясно: что-то произошло. Но что именно?

Когда музыканты вышли на сцену и уселись на свои стулья, Шарлотта решила немного развлечься. Заметив светловолосого молодого человека, смотревшего в ее сторону, она пристально взглянула на него. Глаза молодого человека тут же расширились, рот приоткрылся, и он отвернулся настолько быстро, что толкнул сидевшую с ним рядом женщину. Та повернулась, чтобы отчитать его, и в тот же миг встретилась взглядом с Шарлоттой.

Шарлотта улыбнулась и помахала ей рукой.

Женщина замерла на мгновение. Затем отвернулась столь же стремительно, как и сидевший рядом с ней молодой джентльмен.

«Похоже, вечер будет очень интересный», — с ухмылкой подумала Шарлотта.

Тут наконец начался концерт — музыканты исполняли Баха. Но Шарлотту музыка уже не интересовала; она вовсю развлекалась. Сначала она кивнула дородному джентльмену с выпученными глазами и помахала еще одной женщине. Затем стала улыбаться и кивать всем, кто смотрел в ее сторону, причем некоторым даже посылала воздушные поцелуи, а кое-кому и подмигивала. Заставив покраснеть добрую половину зала, Шарлотта наконец успокоилась и, откинувшись на спинку стула, стала высматривать подругу.

Наконец Эмма вернулась, и Шарлотта, едва лишь взглянув на нее, сразу поняла: случилось что-то необыкновенное, возможно, скандальное.

Щеки Эммы раскраснелись, глаза блестели, и она, схватив подругу за руку, шепотом выпалила:

— О, я так и знала!.. Я догадывалась! Герцог, твой муж… — Эмма перевела дыхание. — Его светлость подал прошение о разводе, представляешь?! — Шарлотта молчала, и подруга добавила: — Так что, наверное, тебя можно поздравить?..

«О Боже, он все-таки решился!» — мысленно воскликнула Шарлотта. Взглянув на подругу, она спросила:

— Это точно?

Эмма пожала плечами:

— По крайней мере, таковы слухи…

— Но как ты узнала?..

— От леди Фицуильям. А она услышала это от своего мужа, который услышал от мужа их дочери. А дочь с любовником сбежала в Грецию, представляешь? Не в Шотландию, а в Грецию! Очень романтично, правда?

Шарлотта в недоумении уставилась по подругу:

— Но при чем тут мой муж?

— Ах, конечно, ни при чем! — отмахнулась Эмма. — Просто я рассказываю тебе все, что узнала. Ведь побег в Грецию — это необыкновенно романтично! А что касается герцога… Это пока что слухи. Говорят, что лорд Ротмар услышал о разводе от лорда Сте…

— Лорд Ротмар? — перебила Шарлотта.

— Да, Ротмар, — кивнула Эмма. — А он об этом услышал от лорда Стеббинса.

Шарлотта молча смотрела на подругу, ожидая продолжения. Но та тоже молчала — как будто все уже подробнейшим образом объяснила.

— А откуда узнал лорд Стеббинс? — спросила наконец Шарлотта.

Эмма заморгала и надолго задумалась. Потом в растерянности пробормотала:

— Не знаю…

Шарлотта нахмурилась и поднялась со стула.

— Куда ты? — спросила Эмма. — Хочешь уехать отсюда?

— Да, хочу. Мне нужно срочно увидеть Филиппа. Нужно… узнать кое-что.

— Но что именно?

Шарлотта со вздохом опустилась на стул. Действительно, что она спросит у Филиппа? Спросит, правдив ли слух? А если правда, то что тогда? Поблагодарит его? Поздравит? Или, может быть, предложит отпраздновать такое событие?

Шарлотта снова вздохнула. Ей совсем не хотелось веселиться, — напротив, ужасно хотелось расплакаться. Ведь если Филипп наконец выполнил ее просьбу и подал прошение о разводе… О, это означало, что она больше не будет герцогиней Радерфорд. И больше не будет женой Филиппа.

Казалось бы, именно к этому она и стремилась все последние три года, но вот теперь вдруг выяснилось… О, она ведь совершенно к этому не готова! Не готова к разводу… Не готова расстаться с Филиппом…

Да, она три года мечтала о свободе и думала о том, чем займется после обретения свободы. А теперь вдруг обнаружила, что даже не может вспомнить, что это были за мечты.

Да, конечно, развод произойдет не сразу даже в том случае, если суд даст положительный ответ на прошение Филиппа. Процесс займет месяцы, возможно, год, — но что потом?!

Женится ли он снова? Будет ли любить новую жену? Будет ли с нежностью смотреть ей в глаза и писать для нее стихи, которые заставят ее смеяться и плакать одновременно?

Эмма посмотрела на нее с беспокойством:

— Шарлотта, ты в порядке? Ты выглядишь… как-то странно.

— Я в полном порядке. И чувствую себя… замечательно! — Последние слова Шарлотта произнесла с таким отчаянием в голосе, что подруга невольно от нее отшатнулась.

Снова окинув взглядом зал, Шарлотта заметила, что на нее по-прежнему поглядывали с любопытством. Но теперь-то Шарлотта понимала: люди смотрели на нее так вовсе не потому, что она считалась падшей женщиной, «скандальной герцогиней», — нет, на нее сейчас таращились только из-за развода. О, как же она ненавидела всех этих сплетников! Ненавидела из-за того, что они узнали об этом первые…

Тут музыканты встали и поклонились слушателям, и это означало, что начался антракт. Тут же раздались аплодисменты, но Шарлотта их не слышала, в ушах у нее звучало лишь слово «развод».

— Шарлотта, ты что, не слышишь меня? — Подруга подтолкнула ее локтем. — Знаешь, я уверена, что он отзовет прошение, если ты попросишь. Ты ведь огорчилась, верно?

— Огорчилась? С какой стати? — пробормотала Шарлотта. — Ведь именно этого я всегда и хотела.

Эмма внимательно посмотрела на подругу. Затем, кивнув, прошептала:

— Да, конечно. Именно того.

Во время антракта Эмма предложила уйти, но Шарлотта отказалась. Она решила, что останется на весь концерт. И пусть сплетники говорят все, что им хочется. Да-да, пусть болтают!

— Ох, сколько же их тут… — проворчала Шарлотта, потягивая пунш. — Ужасная давка…

Эмма с улыбкой пожала плечами:

— Да, Пожалуй, что давка. Но вовсе не ужасная. Мне, например, нравится, когда вокруг много людей. Очень интересно за ними наблюдать. — Придвинувшись к подруге, Эмма тихо прошептала: — Говорят, ты переспала с половиной мужского населения Лондона. Можно подумать, у тебя такой отвратительный вкус. Возможно, в Лондоне и найдется несколько мужчин, достойных внимания, но все остальные… — Эмма умолкла и выразительно взмахнула руками.

Но Шарлотта даже не взглянула на подругу — она вдруг услышала его голос. Обернувшись, она увидела Филиппа, пробиравшегося сквозь толпу. И он смотрел прямо на нее.

— Да, конечно, — говорила Эмма, — у Блэкуэлла стеклянный глаз после войны, но все же я считаю…

Шарлотта подтолкнула подругу:

— Он здесь.

Эмма завертела головой:

— Кто, Блэкуэлл? Где он? Не вижу…

— Нет, мой му… То есть его светлость. — Филипп приближался к ним, и Шарлотта спрашивала себя: «Почему он пришел сюда? Чтобы подтвердить слух? Или решил опровергнуть его?» И она вдруг поняла: ей ужасно хочется, чтобы последнее ее предположение оказалось правдой.

— О!.. — Эмма наконец-то увидела герцога, — Может, мне снова притвориться больной?

Шарлотта не успела ответить, так как Филипп уже стоял перед ней. Едва заметно кивнув, она сказала:

— Добрый вечер, ваша светлость.

— Шарлотта… — Он улыбнулся и поднес к губам ее руку, обтянутую перчаткой. Но даже сквозь перчатку она чувствовала жар, исходивший от его губ.

Сердце Шарлотты болезненно сжималось при каждом ударе. «Я ненавижу его, люблю, ненавижу, люблю», — мысленно твердила она.

Он опустил ее руку, но по-прежнему сжимал в своей.

— Улыбайся, любимая. Улыбайся, чтобы все видели.

Эмма откашлялась и пробормотала:

— Я буду неподалеку. Совеем рядом.

Шарлотта видела, как подруга повернулась к ним спиной и отошла в сторону, но недалеко, — чтобы расслышать все, о чем они с Филиппом будут говорить. И тут она вдруг почувствовала, что ее губы словно сами собой растягиваются в улыбке. Да, она улыбалась, потому что Филипп ее об этом попросил.

— Ты хотел что-то мне сообщить? — спросила Шарлотта.

Тоже улыбаясь, он кивнул:

— Да. Речь о разводе. Видишь ли, обвинение в супружеской измене показалось мне самым простым способом подать прошение, но ужасно неприятно, что о тебе плохо подумают.

Почувствовав, что улыбка ее превратилась в болезненную гримасу, Шарлотта пробормотала:

— Значит, слухи о разводе — это правда?

— Правда, Шарлотта. — Тут он наконец выпустил ее руку. — И я очень надеюсь, что когда-нибудь ты меня простишь.

Филипп по-прежнему смотрел ей в глаза, и Шарлотта, не выдержав его взгляда, отвернулась. Но уже через несколько секунд она снова на него взглянула, она не могла на него не смотреть.

— И что же, Филипп? Не будет никаких признаний в любви? Ты не попросишь удостовериться в том, что ты изменился?

Продолжая улыбаться, герцог проговорил:

— Я не ожидаю от тебя прощения сейчас, однако…

Филипп внезапно умолк и, еще шире улыбнувшись, посмотрел по сторонам; было очевидно, что он улыбался для тех, кто сейчас смотрел на них с любопытством.

«Как жаль, что он улыбается не мне», — с горечью додумала Шарлотта.

— Ах да… Чуть не забыл. — Тут Филипп вдруг наклонился к ней и прошептал ей на ухо: — Я недавно приобрел все те картины, на которых ты изображена обнаженная. И я позволил себе вольность доставить их в дом Северли несколько часов назад. Мне казалось, ты хотела бы их иметь.

— Я?.. — Она уставилась на него в изумлении. — Зачем они мне?

— Конечно, если ты захочешь снова их продать, — твое дело. Но я все же считаю, что ты хотела бы вернуть себе эти картины. Ведь последние три года ты была «скандальной герцогиней» лишь потому, что хотела спровоцировать меня на развод, не так ли? Теперь я согласен на развод. И думаю, что тебе хочется… иметь выбор.

Ну почему он не позволяет ей думать о нем как о негодяе? Почему не позволяет ей ненавидеть его?

— Значит, они тебе не нужны? — прошептала Шарлотта.

Он пожал плечами:

— Если и нужны, то все же для нас обоих будет лучше, если они останутся у тебя. Ты согласна со мной?

Она кивнула:

— Спасибо, Филипп.

Тут он снова взял ее за руку. Казалось, что он опять старался улыбаться, но на сей раз у него ничего не получалось, — выходила такая же болезненная гримаса, как и у нее несколько минут назад. Шарлотта же смотрела на него, не в силах отвести глаза; ей хотелось запомнить его как можно лучше, запомнить на всю оставшуюся жизнь — словно они сейчас видели друг друга в последний раз.

Тут он наклонился и, поцеловав ее в щеку, отступил на шаг. Поклонившись ей, сказал:

— Доброй ночи, миледи.

Она присела в реверансе и пробормотала:

— Доброй ночи, ваша светлость.

— Я люблю тебя, — прошептал он. И тут же, резко развернувшись, исчез в толпе.

Стараясь не расплакаться, Шарлотта на мгновение зажмурилась. Когда же она открыла глаза, рядом с ней уже стояла Эмма, поглядывавшая на нее с любопытством.

Услышав стук в дверь кабинета, Филипп отвернулся от окна и крикнул:

— Входите!

Перед ним тотчас же появился Фэллон. Герцог взглянул на часы на каминной полке. Тринадцать минут двенадцатого. Неужели время тянется так медленно? Оказалось, что прошло всего лишь три минуты после того, как он в последний раз смотрел на часы.

— Ну? — Филипп пристально посмотрел на дворецкого.

Фэллон приосанился и доложил:

— Уже несколько дней она вечером не выходила из дома Северли. И этим вечером не выходила.

— Ты уверен? Может, она все-таки была в одном из игорных домов, куда любит наведываться?

Дворецкий уверенно покачал головой:

— Нет, ваша светлость. Как вы и просили, я посылал конюха на противоположную сторону улицы, чтобы он наблюдал за домом. Так вот, она ни разу не выходила.

Филипп снова посмотрел на часы. Если Шарлотта до сих пор находилась в доме Северли, то вряд ли могла в такой час поехать куда-либо развлекаться.

Отлично, — кивнул герцог. Усевшись в кресло у камина, спросил: — А чем же она занималась до наступления вечера?

Тихо, монотонным голосом Фэллон принялся докладывать о занятиях Шарлотты. Время от времени он делал паузы, чтобы ответить на вопросы хозяина.

Оказалось, что миледи не так уж и веселилась все последние дни. Утром — прогулка в парке. В одиночестве. Затем — прогулка по Бонд-стрит с леди Эммой Уитлок. Причем, ее светлость ничего не покупала. А леди Эмма сегодня приобрела огромную и уродливую лиловую шляпу с розовыми перьями. Потом, сегодня же, они проехались по Гайд-парку, а в какой-то момент были замечены за беседой с лордом и леди Фицуильям. И ее светлость хмурилась.

— Почему она хмурилась? — спросил Филипп.

Дворецкий пожал плечами:

— Трудно сказать, ваша светлость. Мой человек находился не настолько близко от них, чтобы услышать их разговор.

Филипп надолго задумался, потом спросил:

— А в остальное время она была веселой?

Дворецкий уставился на герцога, раскрыв рот; было очевидно, что этот вопрос ужасно его смутил. В таком смущении Филипп видел старика лишь один-единственный раз, — когда застал его в конюшне за игрой в карты с Шарлоттой.

— Простите, ваша светлость, но я не просил слугу докладывать о тех случаях, когда ее светлость радовалась. Так что насчет этого ничего не могу сказать. Но если хотите, то я расспрошу слугу, а потом вернусь и доложу.

— Да, хорошо, — кивнул Филипп. Дворецкий уже собрался выйти за дверь, но герцог окликнул его: — Фэллон!

Тот обернулся:

— Слушаю, ваша светлость.

— Спасибо тебе. Огромное спасибо.

Фэллон кивнул и пробормотал:

— Не за что, ваша светлость. — В следующее мгновение он вышел за дверь.

Поднявшись, герцог в задумчивости прошелся по комнате. Усевшись за стол, пробормотал:

— Вроде бы все ясно, предельно ясно… Только что же из всего этого следует?

Действительно, что он собирался предпринять потом, после окончания бракоразводного процесса? Конечно, процесс продлится еще некоторое время, но он ведь непременно закончится, не так ли? И в суде, конечно же, удовлетворят его прошение о разводе — в этом не приходилось сомневаться. Ведь почти весь Лондон был абсолютно уверен в том, что у Шарлотты, «скандальной герцогини», — великое множество любовников.

Что же касается его наблюдений за женой… Да-да, он вовсе не следил за ней, просто наблюдал. Так вот, не затянутся ли эти его «наблюдения» на всю оставшуюся жизнь?

— Следить за ней всю оставшуюся жизнь? — пробормотал Филипп с усмешкой. — Герцог Радерфорд всю жизнь следит за своей бывшей женой — забавно, не так ли? Впрочем, нет, вовсе не забавно, а очень грустно…

А ведь тогда, на музыкальном вечере, ему ужасно хотелось подхватить ее на руки и увезти с собой силой, как когда-то он увез ее из игорного дома. Но нет, теперь он не мог так поступить. Потому что за последнее время он действительно изменился и кое-что понял… Понял, что прежде, еще совсем недавно, был редкостным эгоистом — думал только о себе. А ведь Шарлотта давно уже хотела обрести свободу…

Да, она мечтала обрести свободу, и он, Филипп, обязан был с этим считаться. Хоть сейчас он наконец-то подумает о ней и постарается сделать так, чтобы она была счастлива. А без него она наверняка сумеет…

Тут снова раздался стук.

— Войдите! — крикнул герцог.

Дверь открылась, и вошел дворецкий. Поклонившись, он сообщил:

— Я расспросил слугу, ваша светлость.

— И что же он сказал?

— Хотя он специально не обращал внимания на выражение лица ее светлости, он все же помнит, что она в последнее время выглядела весьма серьезной. Именно так он выразился.

— Серьезной? — переспросил Филипп.

Дворецкий кивнул:

— Совершенно верно, ваша светлость.

— Ну… а была ли она радостной? Или может быть, грустной?

— Нет, не была ваша светлость. Только серьезной. Правда, еще и хмурилась в Гайд-парке, как я уже упоминал.

Поднявшись из-за стола, Филипп снова прошелся по комнате. Почему же Шарлотта была «серьезной»? Что это могло означать? В сущности, это совершенно ничего не означало. Потому что человек может быть серьезным по самым разным причинам. Может, например, просто задуматься о чем-то. Конечно, слуге следовало обратить внимание на ее глаза, на чудесные сапфировые глаза… Они могли искриться, блестеть, мерцать… Могли сверкать от ярости или становиться нежными… И лишь дважды в ее глазах не было совершенно никаких эмоций. Первый раз — наутро после свадьбы, когда он сказал, что не любит ее. И второй раз — когда сказал ей, что вовсе не собирался с ней разводиться. И этот ее абсолютно пустой взгляд будет преследовать его всю жизнь.

— Что ж, Фэллон, ты свободен, — сказал Филипп.

Когда дверь за дворецким закрылась, он опять уселся за стол и, взяв бумагу, перо и чернила, надолго задумался.

Лежа на диване в своей спальне в доме лорда Северли, Шарлотта в который уже раз перечитывала стихи Филиппа. Листок она держала перед собой, хотя давно уже выучила все стихотворение наизусть.

— И свет ее неистовый влечет меня… — прошептала она, закрыв глаза. — Влечет ее сияющее…

— Чем ты занимаешься? — послышался вдруг голос Эммы.

Шарлотта вздрогнула от неожиданности. Взглянув на подругу, пробурчала:

— Надо стучать. Неужели я прошу так много?

Эмма с улыбкой уселась на диван рядом с подругой.

— Знаешь, я, может быть, и стучала бы, но… Видишь ли, когда я вхожу без стука, я делаю множество интересных открытий. Например, три дня назад я обнаружила одну из наших горничных в пылких объятиях нашего кучера. Это произошло, когда я, не постучавшись, вошла в одну из комнат в восточном крыле дома.

Шарлотта взглянула на подругу с некоторым удивлением:

— Ты что же, все время этим занимаешься? Входишь во все комнаты без стука? А когда же ты пишешь свой роман? Неужели по ночам?

Эмма молча пожала плечами.

— Так когда же? — допытывалась Шарлотта.

Подруга по-прежнему молчала. Окинув взглядом комнату, она, казалось, о чем-то задумалась. Шарлотта же спросила себя: «Может, она решила, что у меня тут где-то прячется кучер?»

Тут Эмма тяжко вздохнула и наконец заявила:

— К сожалению, я убила своего главного героя.

Шарлотта взглянула на нее с любопытством:

— Что же теперь?.. Как же ты без главного героя?..

— В том-то и дело. — Эмма снова вздохнула. — Без него я никак не могу. Поэтому и хожу все дни по дому.

Шарлотта невольно улыбнулась:

— Какая же ты неосмотрительная.

— Вообще-то я с самого начала собиралась убить его, — оживилась Эмма. — Но, к сожалению, поторопилась.

— Можно воскресить его, а потом снова уничтожить, — предложила Шарлотта.

Эмма замерла на мгновение. Потом, захлопав в ладоши, воскликнула:

— Замечательно, дорогая! Вот за это я и люблю тебя!

Поцеловав подругу, Эмма вскочила с дивана и бросилась к двери. У порога вдруг остановилась и сказала:

— Да, чуть не забыла… Тебя внизу ожидает какой-то человек. — С этими словами Эмма выскочила из комнаты.

Шарлотта в недоумении уставилась на закрывшуюся за подругой дверь. Ожидает человек? Что бы это значило? Может, Филипп? Но почему же Эмма так прямо и не сказала?

«Нет, едва ли это Филипп», — подумала Шарлотта. И все же, не удержавшись, взглянула на себя в зеркало и поправила прическу. Затем решительно направилась к двери.

Само собой разумеется, что человек, ожидавший в гостиной, Филиппом не оказался. Но все-таки Шарлотта заставила себя улыбнуться.

О, мистер Лессер! — воскликнула она. — Как я рада вас видеть! Но… Простите, а почему вы здесь?

— Добрый день, ваша светлость. — Учитель вежливо поклонился. Выпрямившись, поправил на носу очки и пояснил: — Видите ли, его светлость отправил меня сюда, чтобы я продолжил уроки.

— Он… отправил? — пробормотала Шарлотта; она совершенно ничего не понимала.

Действительно, с какой стати Филипп вдруг попросил учителя продолжить обучение? Ведь он уже подал прошение о разводе, предпринял первый шаг к разрыву их отношений…

Понимая, что задает глупейший вопрос, Шарлотта спросила:

— Значит, вас прислал мой муж герцог Радерфорд?

Учитель тут же закивал:

— Да-да, совершенно верно. Что ж, начнем? Его светлость сказал мне, что вы взяли арфу с собой…

— Э-э… да, конечно. Пожалуйста, идите за мной.

Шарлотта отвела мистера Лессера в музыкальную комнату лорда Северли.

— Хотя я должна сказать вам, что в последнее время не так уж много играла, — сказала она, усаживаясь рядом, с инструментом.

На самом же деле она вообще не прикасалась к инструменту с тех пор, как уехала из Рутвен-Мэнора. Вернее, только прикоснулась, не более того. Однажды ночью, когда не удавалось заснуть, Шарлотта на цыпочках спустилась в музыкальную комнату и уселась за арфу. Положив пальцы на струны, она сделала глубокий вдох… и этим все закончилось. Она не могла заставить себя делать то, что делала в Рутвен-Мэноре. Просто сидела перед арфой — возможно, более часа — и думала о Филиппе, о том, что ей придется с ним расстаться.

Увы, то же самое происходило и сейчас. Шарлотта вдруг поняла, что может думать только о Филиппе, только о нем. Более того, она не могла даже прикасаться к инструменту — руки ее начинали дрожать, когда она всего лишь смотрела на него…

Но мистер Лессер, казалось, не замечал ее состояния. Или делал вид, что не замечал. Откашлявшись, он проговорил:

— Что ж, начнем с гаммы. Надеюсь, вы это упражнение помните…

Шарлотта кивнула и, сделав над собой усилие, прикоснулась к инструменту.

Исполняя первую гамму, она вспоминала, как Филипп наблюдал за ее уроками и как расхаживал по музыкальной комнате в Рутвен-Мэноре. Тогда от его взгляда ей становилось жарко — казалось, он обжигал ее взглядом своих серебристых глаз…

Тут Мистер Лессер вздохнул и с некоторым раздражением проговорил:

— Вам надо сосредоточиться, мидели.

— Да, вы правы, — кивнула Шарлотта. — Но почему-то… никак не получается.

Мистер Лессер прошелся по комнате. Вернувшись к Шарлотте, внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Ваша светлость, я должен задать вам один вопрос. Скажите, почему вы хотите играть на арфе? Собираетесь дать грандиозный концерт, чтобы произвести впечатление на знакомых?

Шарлотта в изумлении посмотрела на учителя: дать концерт? Какая нелепая идея.

— Нет. — Она покачала головой.

— Тогда для удовольствия мужа? — Она не успела ответить — покачав головой, мистер Лессер пробормотал: — Хотя… конечно же, нет. Ведь вы — здесь, а он… — Учитель кивнул в сторону окон. — А он где-то там.

Шарлотта поджала губы.

А мистер Лессер, расхаживая по комнате, продолжал:

— Но если не для друзей и не для мужа, могу ли я предположить, ваша светлость, что вы учитесь играть для себя? — Он пристально смотрел на нее в ожидании ответа.

Шарлотта едва заметно кивнула:

— Можно сказать и так, мистер Лессер. Да, пожалуй, что для себя.

Он улыбнулся и снова к ней приблизился:

— Что ж, очень хорошо, ваша светлость. Тогда — гаммы. Еще раз, пожалуйста.

Шарлотта водила пальцами по струнам, переходя от одной гаммы к другой, но в какой-то момент она вдруг услышала, как мистер Лессер шепотом возносит молитвы Всевышнему. Было ясно, что у нее ничего не получалось, но учитель, как ни странно, не останавливал ее.

По-прежнему думая о Филиппе, она стала вспоминать, как горели его глаза, когда он дарил ей арфу, и как он подбадривал ее, когда она училась играть.

А на музыкальном вечере он просил ее простить его.

И в тот момент ей казалось, что она давно уже его простила. Но почему же она не сказала ему об этом? Чего боялась?

Закончив последнюю гамму, Шарлотта повернулась к учителю:

— Мистер Лессер, а вы не знаете, почему он послал вас сюда? Он сказал вам, сколько еще времени вы будете обучать меня?

Мистер Лессер пожал плечами:

— На этот вопрос я не могу ответить. Я получил от него записку с просьбой прийти к вам сегодня, вот и все. И я должен встретиться с ним завтра, когда он вернется в Лондон.

— Так он сейчас не в Лондоне? — спросила Шарлотта.

Учитель долго молчал. Казалось, его очень смутил этот вопрос.

— Да, полагаю, герцог вернулся в свое поместье в Уорикшире, — ответил он, наконец. Немного помолчав, добавил: — До меня дошли слухи, что он намеревается продать это поместье.

— Продать? Но почему? — изумилась Шарлотта.

Мистер Лессер отвел глаза — словно жалел о том, что сказал. Потом, снова на нее посмотрев, тихо проговорил:

— Но все это — всего лишь домыслы. Как вы, возможно, знаете… Видите ли, о нем ходят разные слухи, после того как он подал прошение о разводе.

Шарлотта решительно покачала головой.

— Думаю, все слухи — неправда. — «Кроме прошения о разводе», — добавила она мысленно.

Мистер Лессер молчал, но казалось, у него имелось собственное мнение на сей счет. И он почему-то опять отвел глаза.

«А впрочем, почему бы и нет? — подумала Шарлотта. — Действительно, почему бы Филиппу не продать Рутвен-Мэнор?»

У герцога Радерфорда, кроме дома в Лондоне и Рутвен-Мэнора, имелось множество других поместий, разбросанных по всей Англии. Так что он вполне мог обойтись без своего поместья в Уорикшире. Но для нее, Шарлотты, Рутвен-Мэнор был единственным, особенным… Потому что именно там она когда-то познакомилась с Филиппом, и там он ухаживал за ней, там женился на ней… И теперь ей казалось, что продажа этого поместья — его очередное предательство. А что будет, если она когда-нибудь помирится с родителями? О, как странно будет приезжать в Шеффилд-Хаус и осознавать, что Филипп больше не живет по ту сторону леса…

Хотя с другой стороны… Наверное, не так уж и важно, продаст он Рутвен-Мэнор или нет. А вот развод — совсем другое дело. Вот к этому ей трудно будет привыкнуть.

Тут мистер Лессер, поправив свои очки, вновь заговорил:

— И еще ходят слухи, что он собирается отказаться от титула герцога.

— Что? — Шарлотта вскочила на ноги. — Где вы это услышали?

— У леди Беатрис Пирсон. Я даю ей уроки игры на скрипке, и вчера она сказала, что слышала это от…

— О, не важно! — отмахнулась Шарлотта. Кто кому что сказал — это не имело особого значения. Главное — такой слух появился. И она должна была немедленно выяснить, правдив ли он.

Шарлотта направилась к двери, но тут вдруг сообразила, что не знает, куда, собственно, ей идти. Ведь Филипп еще не вернулся в Лондон. И, по словам мистера Лессера, вернется только завтра.

Впрочем, дело не только в этом. Она ведь не знала, что скажет ему, когда увидит.

А учитель приблизился к ней и тихо сказал:

— Честно говоря, ваша светлость, я удивлен, что вы не слышали об этом. Ведь многие уже…

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвалась Эмма.

— Шарлотта, ты не поверишь!.. О, здравствуйте… — Она присела в реверансе перед мистером Лессером, после чего продолжила: — Знаешь, дорогая, мама только что сказала мне, что лорд Дэбни якобы сообщил ей о том, что герцог Радерфорд собирается…

— Отказаться от своего титула? — перебила Шарлотта.

Эмма несколько секунд смотрела на подругу, раскрыв рот. Затем, нахмурившись, спросила:

— Откуда ты узнала?

Шарлотта молча кивнула на мистера Лессера, даже не потрудившись представить ему Эмму, а также сказать ей, что в реверансе не было необходимости.

Она снова посмотрела на дверь, но тут же поняла: ехать сейчас в Рутвен-Мэнор едва ли разумно. Даже если она немедленно отправится туда в экипаже лорда Северли, Филиппа там скорее всего уже не будет — он уедет в Лондон.

А вот завтра она непременно отправится в его лондонский дом.