Спустя три дня, в два часа пополудни, гости герцогини начали прибывать в Рутвен-Мэнор.
— Ваша светлость!.. — Фэллон, стоявший у двери гостиной, повернулся к Шарлотте. — Позвольте представить мистера Райта, мистера Боулби и виконта Мэсси.
— Спасибо, старина. — Эдвард Райт с улыбкой похлопал пожилого дворецкому по плечу. — Но наша дорогая Шарлотта и так знает, кто мы такие. Ведь также, ваша светлость? — Взглянув на Шарлотту, он подмигнул ей.
Шарлотта улыбнулась гостям и кивнула. Повернувшись к дворецкому, сказала:
— Спасибо, Фэллон, Можешь идти. Я ожидаю еще нескольких гостей. Пожалуйста, впусти их, но представлять не нужно.
— Слушаюсь, ваша светлость. — Дворецкий поклонился и направился в холл. Старик говорил как обычно, ровным голосом, но было совершенно очевидно, что он не одобрял поведения хозяйки.
— Старик совсем выжил из ума, — с усмешкой заметил Эдвард Райт. — И, наверное, тюремщик он никудышный, если здесь, Шарли, твоя тюрьма.
Шарлотта весело рассмеялась и уселась на диван, стоявший посреди комнаты.
— Может, и тюрьма. Но думаю, вам не составит труда вызволить меня отсюда.
Мэсси, приблизился к окну и, отдернув занавеску, пробормотал:
— Кажется, приехали Холланд и Стаффорд. — Он покосился на Шарлотту, — Дорогая, ты позвала всех своих кавалеров из Лондона?
Шарлотта в смущении опустила глаза. Из всех приглашенных ею мужчин только Стивен Эйвери, пятый виконт Мэсси, недвусмысленно давал ей понять, что считал ее превращение в его любовницу лишь вопросом времени. Другие же удовлетворялись безобидным флиртом, полагая, что общество красивой женщины — и без того немалое удовольствие.
— Так что же, Шарли, ты всех своих кавалеров пригласила? — повторил вопрос Мэсси.
— Нет, Стивен, только самых достойных, — отозвалась Шарлотта. Присутствие виконта очень ее стесняло, но оно было необходимо для ее небольшого представления.
— Какая ты шалунья, Шарли! — воскликнул Эдвард Райт. Срезав кончик сигары, он покатал ее между пальцами. — Поэтому мы так и скучали по тебе, дорогая.
— Должна признаться, я очень боялась, что никто не приедет. Я думала, вы все боитесь герцога.
— Боимся? — с усмешкой переспросил Эдвард. — Но ведь он за все эти годы ни разу ничего не предпринял. И вообще, почему мы должны его бояться? Только потому, что он, возможно, косо на нас посмотрит?
Шарлотта пожала плечами:
— Пожалуй, ты прав. Ему наплевать на все мои… прошлые похождения.
— Между прочим, я был в игорном доме Фонтэйна в тот вечер, — подал голос Мэсси. — Так вот, ему вовсе не наплевать.
— Стивен, не надо об этом, — Шарлотта снова потупилась. Взглянув на Эдварда, она подмигнула ему и со смехом воскликнула: — Все-таки ты прав! Да-да, не следует его бояться. Ему действительно на все…
— Приветствую вас, джентльмены! Рад видеть вас, дражайшая герцогиня. — В следующую секунду в комнату вошли Томас Холланд, Ричард Кавершем и виконт Стаффорд. А за ними еще четверо джентльменов, Шарлотта встала, приветствуя вновь прибывших.
— Как я рада! — Она улыбнулась гостям. — Всегда приятно видеть лица друзей.
И так продолжалось в течение часа. Развлекая гостей, Шарлотта шутила, смеялась и флиртовала. И при этом все чаще поглядывала на часы. Часы же на каминной полке словно насмехались над ней, отсчитывая минуты необычайно медленно; временами ей даже казалось, что они и вовсе остановились.
«Где же Филипп? — спрашивала себя Шарлотта, — Неужели решил остаться у Джоанны? Обычно к этому времени он уже возвращался домой, а сейчас…»
Она знала: как только муж вернется, Фэллон сразу сообщит ему о неприличном сборище в гостиной, и, конечно же, сообщит, что его жена ведет себя как шлюха.
Она позаботилась о том, чтобы дверь гостиной осталась чуть приоткрытой. Так что Филипп непременно услышит голоса и войдет.
А что, если… Что, если Филипп дома? Может, они с Джоанной слишком заняты, развлекая друг друга в одной из комнат? И в таком случае ему и впрямь на все наплевать. В таком случае получается, что она напрасно все это затеяла…
Филипп выругался сквозь зубы, холодный октябрьский ветер все сильнее его донимал. К тому же он последние дни слишком много времени проводил в седле, и от этого спина уже начинала побаливать.
Впрочем, устал не только герцог, но и его жеребец, которому теперь, кроме обычных утренних прогулок, приходилось совершать также и дневные, а иной раз и выезды.
В первой половине дня Филипп провел в Рутвен-Мэноре несколько часов с Джоанной, а затем проводил ее в Норри-Хилл. Но возвращаться домой не хотелось, и он уже часа два скакал по территории своего поместья, обдумывая дальнейшие планы, вернее — пытался придумать хоть какой-то план, так как первоначальный, судя по всему, не приводил к желаемым результатам.
Перед тем как проводить Джоанну, герцог сообщил Фэллону, что собирается в Норри-Хилл, — причем говорил довольно громко, чтобы слышала жена. Но Шарлотта, скорее всего ничего не слышана, возможно, все еще лежала в постели. В последние дни она вставала довольно поздно и даже к завтраку не спускалась. Интересно, почему? Впрочем, глупый вопрос. Было ясно, что она старалась как можно реже с ним встречаться, избегала его.
Но что же делать, что предпринять? День проходил за днем, и с каждой минутой, проведенной с Джоанной, он все больше отдалялся от Шарлотты — эго было совершенно очевидно. И теперь Филипп все чаще ругал себя и отчитывал, что прежде было совсем ему несвойственно — прежде он считал, что герцог Радерфорд всегда и во всем прав.
«А может, Джоанна права? — спрашивал себя Филипп, — Может, сказать Шарлотте о своих чувствах?» Ему казалось, он не сможет этого сделать, но, с другой стороны…
Проклятие, его план полностью провалился! Он думал, что заставит Шарлотту ревновать и таким образом добьется успеха, но из этой затеи ничего не выходило. Более того, всеми своими действиями он лишь подтверждал мнение Шарлотты о том, что ее муж — законченный негодяй, недостойный ее.
Но почему-то он все равно продолжал этот фарс. С какой целью?
Герцог невольно рассмеялся и тут же вздохнул. Он не знал, что ему предпринять. И в голову совершенно ничего не приходило.
А ведь оставалось два месяца… два месяца до того момента, когда он должен был отпустить Шарлотту. Он ежедневно пытался изменить их отношения к лучшему, но добился лишь того, что еще сильнее ее полюбил и при этом заставил еще сильнее его ненавидеть — вот и все достижения.
В очередной раз вздохнув, Филипп натянул поводья и повернул Аргоса к дорожке, ведущей к Рутвен-Мэнору.
— Похоже на то, что теперь я должен отпустить ее, — пробурчал герцог, размышляя вслух. — Да, наверное, придется отпустить.
Конечно, трудно смириться с этой мыслью, но что он мог поделать? Ведь было ясно: ее мнение о нем не изменилось. Так зачем же мучить себя так долго? Зачем мучить ее?
Когда герцог подъехал к дому, его конь в возбуждении зафыркал, явно проявляя признаки беспокойства. И вскоре Филипп увидел то, что жеребец уже почувствовал. На площадке у подъездной дорожки стояли несколько экипажей, а вокруг них расхаживали кучера в ливреях разного цвета.
Филипп тотчас же спешился и бросил поводья одному из своих конюхов; он уже понял, что происходило, во всяком случае, догадывался, но все же спросил:
— Что это? Что здесь происходит?
Конюх в замешательстве пробормотал:
— Г-герцогиня, ваша с-светлость. Прием. Он-на…
Этого было достаточно.
— Ясно. Не продолжай. — Кивнув конюху, Филипп направился к парадной двери.
Где-то было открыто окно, и герцог почувствовал запах сигарного дыма. А потом услышал громкий мужской смех.
— Черт возьми, где же Фэллон? — проворчал Филипп.
Дворецкий всегда встречал его у двери — казалось, он являлся такой же необходимой принадлежностью холла, как и сама дверь. Но на сей раз дворецкого не было на месте, и Филипп, окинув взглядом холл, в ярости прокричал:
— Фэллон, где ты? Немедленно иди сюда!
И в тот же миг в холле появился дворецкий, очевидно, он находился где-то. И с первого взгляда было ясно, что старик крайне взволнован.
— Где она? — спросил Филипп.
— В гостиной, ваша светлость, — ответил Фэллон, побледнев. И тут же поспешил за хозяином — тот стремительно зашагал в сторону коридора.
— Сколько их? — спросил герцог на ходу. — И почему мне сразу не сообщили?
— Я пытался, ваша светлость. Я послал слугу, но… — Дворецкий умолк и несколько раз кашлянул.
— Так сколько же их? — Внезапно остановившись, Филипп пристально взглянул на дворецкого.
Старик в испуге попятился.
— Д-двенадцать… по последнему подсчету, в-ваша светлость.
Герцог снова зашагал по коридору. Дворецкий от него не отставал.
— Среди них есть женщины?
— Нет, ваша светлость, все мужчины. Кроме самой миледи, конечно.
Остановившись перед дверью гостиной, Филипп какое-то время прислушивался. Услышав веселый смех, повернулся к дворецкому и со зловещей улыбкой проговорил:
— Да, разумеется. Кроме нее, все мужчины.
В следующее мгновение герцог распахнул дверь и переступил порог гостиной. Его не сразу заметили, так как восседавшая на диване Шарлотта, что-то рассказывая гостям, привлекала к себе всеобщее внимание. А рядом с ней сидели двое джентльменов, не отводившие глаз от ее слишком уж откровенного наряда (оказалось, что она переделала одно из тех платьев, что подарил ей Филипп, и теперь это платье больше открывало, чем скрывало).
Шарлотта первая заметила герцога. Улыбнувшись, она помахала мужу рукой:
— Проходите, ваша светлость! Мы очень рады вас видеть. Где же вы пропадали?
Филипп ничего ней не ответил. Окинув взглядом гостиную, он тихо, но отчетливо проговорил:
— Джентльмены, полагаю, вам пора покинуть этот дом.
Один из них гостей воскликнул:
— Но мы все знаем, ваша светлость! То есть знаем о разводе. Шарлотта рассказала нам… — Голос умолк под пристальным взглядом хозяина.
А герцог так же тихо сказал:
— Считаю до десяти. Тот, кто останется здесь после этого, должен будет предупредить своего секунданта о встрече со мной на рассвете. Имейте в виду, я не шучу. Кроме того, вы, наверное, догадываетесь, что я не боюсь никакого суда.
Поднявшись на ноги, Шарлотта заявила:
— Если ты сейчас заставишь моих гостей уйти, я пойду с ними.
— Один, — тихо произнес герцог.
Все остались на своих местах.
— Два.
Джентльмен, сидевший в дальнем углу, поднялся со стула и, откланявшись, направился к двери. Филипп узнал в нем виконта Мэсси.
— Три.
— Прощайте, моя дорогая, — сказал виконт Шарлотте. — Вернее, до встречи. — В следующую секунду виконт покинул гостиную.
— Четыре.
Еще двое гостей последовали за Мэсси.
— Пять.
Четверо гостей, сидевшие у камина, молча переглянулись и поспешно вышли из комнаты.
— Шесть.
Шарлотта повернулась к мужчинам, сидевшим рядом с ней на диване:
— Эдвард, Эндрю, вы ведь не оставите меня с этим ужасным человеком?
— Семь.
Ушли еще трое. Остались лишь Шарлотта, Эдвард и Эндрю.
— Восемь.
Эдвард, державший между пальцами сигару, повернулся к Шарлотте и что-то шепотом ей сказал.
Герцог же представил, как затолкает эту сигару гостю в глотку, если он все-таки не уйдет.
— Девять.
Эдвард поднялся и быстро прошагал к двери. Проводив его взглядом, Филипп подумал: «А жаль…»
— Десять.
Последний из гостей — тот, которого звали Эндрю и который заговорил о разводе — проворно вскочил на ноги и в следующую секунду исчез за дверью.
Шарлотта гневно взглянула на мужа и попыталась последовать за своими гостями. Но Филипп, удержав её за плечи, с усмешкой проговорил:
— Полагаю, тебя что-то огорчает. Вероятно, мое поведение.
— Больше всего меня огорчает твоя деспотичность и твое высокомерие, — ответила Шарлотта, презрительно фыркнув.
Филипп еще крепче сжал ее плечи.
— Неужели ты полагала, что я позволю этим субъектам находиться в моем доме? Ведь они только и думают о том, как бы стать твоими любовниками.
Шарлотта с вызовом вскинула подбородок:
— А почему бы им не думать об этом? И почему бы мне об этом не думать? Ведь ты же расхаживаешь со своей любовницей у меня под носом.
Герцог пристально взглянул на жену. Потом вдруг спросил:
— Ревнуешь, Шарлотта?
Она ненадолго задумалась.
— Что ж, может, и так. А это имеет какое-то значение?
Филипп не ответил. И казалось, он о чем-то напряженно размышлял, возможно, пытался понять, что же означали последние слова жены.
И тут Шарлотта вдруг прижала ладони к его груди и тихо, почти шепотом, спросила:
— Филипп, а ты хотел, чтобы я ревновала?
Герцог явно смутился.
— Видишь ли, я… — Он не знал, что ответить.
— Филипп, может, сказать тебе, о чем я мечтаю, чего хочу больше всего на свете? Впрочем, все равно скажу, — даже если ты не желаешь знать, о чем я мечтаю. Я хочу хоть на мгновение стать такой же, как она. Хочу стать такой же для тебя желанной.
Филипп судорожно сглотнул. Губы его приоткрылись, но казалось, он не может вымолвить ни слова.
— Зачем тебе… это? — спросил он, наконец, хриплым шепотом.
Но она, не ответив на вопрос, продолжала:
— А может, рассказать, как страстно я желала стать тебе настоящей женой, той, о которой бы ты заботился, которую бы любил?
Филипп привлек жену к себе. Глядя ей в глаза, прошептал:
— Но зачем тебе мою любовь, Шарлотта? — «Скажи, что любишь меня», — добавил он мысленно. Ох, как же ему хотелось услышать от нее эти слова…
Но Шарлотта и на сей раз не ответила. Почти касаясь губами его щеки, она вновь заговорила:
— А рассказать тебе, как больно мне было видеть ее в твоих объятиях, знать, что именно с ней ты собираешься провести всю оставшуюся жизнь?
— Но почему, Шарлотта, почему?! — Филипп чуть отстранился от нее, чтобы видеть выражение ее лица. — Объясни, пожалуйста… Скажи, зачем тебе моя любовь? Ведь ты же хочешь от меня избавиться, хочешь, чтобы я с тобой развелся, не так ли?
Ему хотелось заключить ее в объятия, хотелось крепко прижать к себе и осыпать ее поцелуями, но он напряженно ждал ответа. Не выдержав, снова спросил:
— Шарлотта, зачем?.. Скажи, зачем тебе это?
Она вдруг прижалась губами к его уху и прошептала:
— Нет, не скажу, Филипп. Зато скажу другое… Ты негодяй, презренный негодяй. — С этими словами она отпрянула от него и отступила на шаг.
— Но ты же сама хотела, чтобы я ревновал! — закричал Филипп. — Разве я не прав?!
Герцог смотрел на жену с некоторым удивлением. «Какие же ее слова — правда? — думал он. — Те, что она говорила минуту назад, или эти, последние?»
Тут Шарлотта вновь заговорила, причем говорила все громче.
— Филипп, ты постоянно пытаешься контролировать меня, как-то воздействовать, навязывать свою волю… И — что еще хуже! — ты совершенно не думаешь о моих чувствах, ты всегда думал только о себе. И вот сейчас, увидев здесь моих любовников, как ты их называешь, ты ведь огорчился, не так ли? Надеюсь, что огорчился. И мне очень хочется думать, что ты наконец-то кое-что понял… Да, я надеюсь, что ты наконец-то понял, что чувствует человек, которого на каждом шагу обманывают, которого постоянно унижают.
Отвернувшись от мужа, Шарлотта принялась расхаживать по комнате. Потом вдруг остановилась и, пристально взглянув на него, воскликнула:
— Черт возьми, Филипп! Ну скажи же хоть слово!
Но он не знал, что сказать. У него не было слов. Тяжело взглянув, Шарлотта пробормотала:
— Что ж, отлично. Тогда оставь меня, пожалуйста. Иди к Джоанне. Иди к своей любовнице. Уходи же, Филипп, не мучай меня.
Но Филипп не мог покинуть ее сейчас, не мог оставить одну. И он вдруг понял, что обязан сказать ей правду — хотя бы часть правды.
Судорожно сглотнув, герцог проговорил:
— Поверь, мы с Джоанной — вовсе не любовники. И я никогда не имел намерений жениться на ней.
Шарлотта пристально посмотрел ему в глаза, Потом спросила:
— Тогда почему же ты согласился на развод? И зачем уговорил меня давать тебе эти глупые уроки? Почему ты затеял всю эту игру?
— Потому что я… — Филипп умолк, он чувствовал, что не может сказать всю правду, — возможно, просто еще не был к этому готов.
Кроме того, он прекрасно понимал, что мог бы окончательно лишиться Шарлотты, если бы признался в том, что вовсе не собирался отпускать ее, не собирался с ней разводиться. Действительно, не мог же он признаться в том, что сразу же после первого письма своему поверенному написал второе, которое отменяло распоряжение о начале бракоразводного процесса.
Но жена смотрела на него все так же пристально, явно давая понять, что ждет ответа.
— Ты нужна мне, Шарлотта, — ответил он наконец.
Она презрительно фыркнула, — очевидно, решила, что он, как и многие другие, просто жаждал ее тела.
Когда же Шарлотта заговорила, в голосе ее были горечь и отчаяние.
— Что ж, теперь мне все ясно, Филипп. Выходит, и арфа, и ярмарка, и все прочее — это всего лишь уловки. Ты решил затащить меня в постель, не так ли? Но, Филипп, ты ведь и так мой муж, разве нет? Я и так принадлежу тебе, верно? Тебе нужно лишь расстегнуть штаны и приказать мне…
— Нет! — Он решительно покачал головой. — Все совсем не так, Шарлотта.
Она изобразила удивление:
— Так в чем же дело, Филипп? Что тебе не нравится? Может, не нравится мое поведение? Но ты же считаешь меня шлюхой… Как же еще я должна вести себя. А… ты, наверное, хочешь, чтобы я стала перед тобой на колени. — Тут Шарлотта, подобрала юбки и опустилась на колени.
— Поднимись! — Он наклонился и схватил ее за руки. — Немедленно встань, черт возьми!
— О, простите, ваша светлость, — пробормотала Шарлотта, поднимаясь на ноги. — Я неправильно истолковала ваше желание. Но что же мне делать? Приказывайте, ваша светлость.
Вскинув подбородок, Шарлотта взглянула на мужа. В ее сапфировых глазах блестели слезы.
Герцог вздохнул:
— Прости, дорогая. Я не хотел, я не специально…
Из ее горла вырвался истерический смех.
— Конечно, нет, конечно, не специально! И ты вовсе не специально женился на мне, чтобы бросить меня сразу после свадьбы. И, само собой разумеется, ты не специально превратил мою жизнь в ад.
— Да, именно так! — выкрикнул герцог в отчаянии. — Я полюбил тебя не специально! Просто так получилось… Я люблю тебя, Шарлотта!
Она вздрогнула и уставилась на него в изумлении. Всхлипнув, пробормотала:
— Не надо об этом, Филипп. Не говори так.
Он протянул к ней руки:
— Да, я люблю тебя, Шарлотта. Именно поэтому я подарил тебе арфу. И поэтому повез тебя на ярмарку. Я пытался ухаживать за тобой, пытался добиться твоего расположения, но должен признать, что у меня ничего не вышло. А Джоанна… Да, я хотел, чтобы ты ревновала, хотел хоть как-то изменить твое отношение ко мне. — Снова вздохнув, он провел ладонью по волосам. — Я люблю тебя, Шарлотта, и я хотел… Я надеялся…
Она покачала головой и отступила на несколько шагов; ей казалось, что ноги ее стали ужасно тяжелыми, так что каждый шаг давался с величайшим трудом.
— Не надо, Филипп, не лги мне. Хоть в этом не лги. Однажды я поверила тебе, но ни за что не повторю такой ошибки.
— Шарлотта, но я же избавился от своей любовницы из-за тебя! Ты единственная женщина, которая мне нужна.
— Неужели?! — Она криво усмехнулась. — Какая жертва с твоей стороны… А может, ты просто устал от своей любовницы? Может, в этом все дело? В таком случае тебе нужно найти другую, вот и все.
Герцог снова приблизился к жене.
— Шарлотта, а разве ты не заметила, как я изменился в последнее время? Неужели не замечала, что я стал бывать на тех же вечеринках, что и ты? И теперь каждое утро и в обед я с нетерпением жду тебя в столовой, хотя последние три года мы никогда не обедали вместе. Дорогая, неужели ты всего этого не замечала?
— Но я… — Она в смущении отвела глаза.
Филипп сокрушенно покачал головой:
— Похоже, ты и впрямь ничего не замечала. Или, возможно, не желала замечать. Да, Шарлотта, я в последнее время изменился, но ты продолжала играть роль отвергнутой жены, порхая от одного любовника к другому.
Она снова взглянула на него:
— Должна ли я пожалеть об этом, Филипп? Должна ли пожалеть тебя? Ведь даже если и так, даже если ты действительно в последнее время изменился, — я очень долго была отвергнутой женой. А те мужчины…
— Ты была моей женой, — перебил герцог. — И те мужчины не имели права прикасаться к тебе.
Шарлотта заставила себя рассмеяться:
— О, они действительно прикасались ко мне, Филипп. Вот здесь. — Она указала на свою грудь.
Герцог со стоном прижал жену к себе.
— Шарлотта, довольно, помолчи!
— И вот здесь. — Она схватила его за руки и опустила их вниз, к своим бедрам.
В следующее мгновение ее груди соприкоснулись с грудью мужа, и Шарлотта тут же почувствовала, как по телу ее прокатилась горячая волна. «О Господи, опять… — подумала она, едва удерживаясь от стона. — Но почему же его близость так действует на меня? Неужели я никогда не смогу от этого избавиться?..»
Филипп вдруг высвободил свои руки из ее пальцев и тут же крепко обхватил ее запястья. А потом, к величайшему изумлению Шарлотты, принялся с какой-то благоговейной нежностью покрывать поцелуями ее руки. Она замерла, затаила дыхание. А муж по-прежнему целовал ее руки — сначала одну, затем другую.
Когда же он — так же внезапно — отступил от нее на несколько шагов, из груди Шарлотты вырвался вздох разочарования; ей вдруг показалось, что она лишилась чего-то очень нужного ей — совершенно необходимого.
«А что, если рассказать ему правду о всех тех мужчинах, с которыми я якобы спала? — промелькнуло у Шарлотты. — Интересно, как он отреагирует?!»
Но она тут же отказалась от этой затеи. «Нет, нельзя ничего ему рассказывать, — решила Шарлотта. — Нельзя вести себя так глупо только из-за того, что он заговорил о любви. Не такая я дура, чтобы верить ему…»
А Филипп какое-то время смотрел на нее в глубокой задумчивости, потом тихо проговорил:
— Дорогая, если хочешь собрать свои вещи и уйти, я не стану тебя задерживать.
Она пожала плечами:
— Уйти? С какой стати?
— А зачем тебе здесь оставаться? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.
Шарлотта прекрасно понимала: муж просто сделал вид, будто ему все равно, уйдет она или останется. И если хорошенько подумать, то действительно, зачем ей оставаться? Ведь не могла же она поверить в то, что муж и впрямь ее любит…
Но все же она молчала — просто-напросто не знала, что сказать.
А Филипп вдруг перевел взгляд на окно и тихо проговорил:
— У тебя остается часа полтора до начала сумерек. Ты сможешь выехать до наступления ночи, если поторопишься. — Повернувшись к жене, он с усмешкой добавил: — Уверен, что Денби и все прочие твои поклонники будут в восторге, когда увидят тебя.
Шарлотта молча кивнула, как бы соглашаясь с ним. Потом вдруг спросила:
— До конца этого месяца осталось двенадцать дней, правильно?
— Да.
— А я согласилась остаться здесь на три месяца. Скажи, если я пробуду здесь еще двенадцать дней, чем мы будем заниматься?
Он снова посмотрел ей в глаза:
— Чем пожелаешь, дорогая. Но если ты захочешь остаться в Рутвен-Мэноре… Шарлотта, мне бы очень хотелось доказать тебе, что я говорю правду. Позволь мне поухаживать за тобой. Позволь показать тебе, что я действительно изменился. Позволь мне любить тебя, Шарлотта.
— А что потом, через двенадцать дней?
— Я не знаю, что будет потом, но точно знаю, что все равно буду любить тебя, Шарлотта. — Когда он это говорил, его серые глаза пылали, и она чувствовала, как от его взгляда по всему ее телу разливается жар.
Часы на каминной полке отсчитывали секунду за секундой, а Шарлотта по-прежнему молчала; она уже знала, что скажет, но все еще не решалась произнести эти слова. Но боялась она вовсе не мужа — боялась самой себя, Ведь если бы она сейчас поверила ему, если бы осталась… О, тогда она, наверное, уже никогда не сможет с ним расстаться. Но она же и не хотела с ним расставаться, не так ли? К тому же очень может быть, что он действительно не хотел жениться на Джоанне. И если так…
— Так что же ты решила? — спросил Филипп. — Ты остаешься?
Она кивнула и тихо прошептала:
— Да, остаюсь.