Соблазнить герцогиню

Глава 17

Серебристые глаза мужа пылали, и Шарлотта, глядя в эти глаза, чувствовала свою власть над ним, чувствовала себя желанной и красивой.

Да, он желал ее, страстно желал — в том не было ни малейшего сомнения, ибо жар, исходивший от него, становился все более ощутимым. По-прежнему глядя ему в глаза, Шарлотта протянула к мужу руку и провела ладонью по его щеке, затем по подбородку и по губам. О, как же ей хотелось поцеловать эти губы, хотелось почувствовать их на своих плечах, на груди, животе, бедрах…

— Я пришла, чтобы поцеловать тебя, — повторила она шепотом.

И почти в тот же миг его губы прижались к ее губам, а сильные руки крепко обняли ее. Их поцелуй длился всего лишь несколько секунд, но даже этих мгновений было достаточно, чтобы Шарлотта еще раз убедилась: если она не прислушается к зову сердца, а будет слушать лишь голос разума, то, скорее всего, уже никогда не встретит мужчину, способного так распалять ее, способного вызвать у нее такое же страстное желание. Да, сейчас она в очередной раз убедилась в том, что они с Филиппом созданы друг для друга.

И только с ним она могла быть по-настоящему счастлива — теперь уже в этом не приходилось сомневаться.

Немного отстранившись, Шарлотта заглянула ему в лицо и невольно улыбнулась. Только сейчас она заметила чернильные полоски у него на висках и даже под левым глазом. «Как мальчишка после занятий, — подумала она. — Весь в чернилах…»

Шарлотта провела пальцем по виску мужа и, снова улыбнувшись, сказала:

— Кажется, ты немного испачкался…

Филипп нахмурился и пробурчал:

— Проклятые чернила… — Он взглянул на свою руку. — У меня пальцы…

Посмотрев на лист бумаги, лежавший на столе, Шарлотта спросила:

— А что ты писал?

Филипп накрыл ладонью листок — так, чтобы жена не видела написанного.

— Ничего интересного. Хозяйственные дела, я ведь уже сказал.

Шарлотта взглянула на него недоверчиво:

— Хозяйственные?..

— Совершенно верно.

— И поэтому ты скрываешь от меня? Что же это за тайны?

По-прежнему прикрывая ладонью листок, Филипп другой рукой выдвинул ящик и тут же сунул туда бумагу. Задвинув ящик, сказал:

— Это вовсе не тайны. Просто я пока… кое-что обдумываю и не хочу об этом распространяться.

Очень интересно… — пробормотала Шарлотта; было ясно, что такой ответ ее не удовлетворил.

Филипп молча пожал плечами; он не знал, что на это ответить.

Внезапно Шарлотта рывком открыла ящик и, выхватив оттуда листок, отбежала в сторону. Филипп шагнул к ней и пробормотал:

— Ну что это за шутки? Зачем тебе мои хозяйственные записи?

Шарлотта лукаво улыбнулась и, отступив за диван, заявила:

— Скажи, почему ты не хочешь, чтобы я прочитала это? — Она помахала листком. — Ведь тогда я, возможно, смогу дать тебе хороший совет.

Филипп вздохнул и проворчал:

— Видишь ли, это личное…

— Но это действительно хозяйственные дела? — Шарлотта вышла из-за дивана.

Филипп снова вздохнул:

— Нет, не хозяйственные.

Герцог шагнул к жене, и та, взвизгнув, бросилась за диван, однако на сей раз ей не удалось ускользнуть — муж успел задержать ее. Обхватив Шарлотту за талию, он привлек ее к себе, но она, вытянув в сторону руку с листком, все же прочитала написанное.

— Она идет во всей красе… Гм… — Шарлотта нахмурилась. — Вся глубь небес и звезды все… — Она с удивлением посмотрела на мужа. — Стихи Байрона? Но зачем ты…

— Я лишь использовал несколько его первых строчек, — пробормотал Филипп в смущении. — Использовал в качестве вдохновения, если можно так выразиться.

— В качестве вдохновения?.. Но я не… — Она снова взглянула на листок. — Филипп, неужели ты…

Он еще больше смутился.

— Шарлотта, отдай мне это, пожалуйста.

— Значит, ты написал стихи для меня. — Шарлотта почувствовала, как гулко забилось ее сердце. — Для меня, — повторила она. — О Господи…

Филипп отпустил ее и подошел к камину. Повернувшись к ней спиной, проговорил:

— Стихотворение не окончено. Я постоянно переписываю некоторые строчки. Я попросил тебя не читать его, но ты…

— Оно и так замечательное! — воскликнула Шарлотта. — Да, мне очень нравится…

Филипп не ответил. И он по-прежнему стоял к ней спиной. Прижимая листок к груди, Шарлотта подошла к нему.

— Филипп, я никогда не думала, никто бы не подумал…

Муж вдруг тихо рассмеялся и повернулся к ней лицом. Черты его исказились, а серебристые глаза сверкали, и в эти мгновениями походил на самого дьявола.

Шарлотта вздрогнула и невольно отступила от мужа. Но он тут же к ней приблизился и, пристально глядя на нее, проговорил:

— Уж не собиралась ли ты сказать, что ни один из твоих любовников никогда не писал тебе стихов?

Шарлотта попыталась отступить еще на несколько шагов, но у нее ничего не получилось — ее ноги словно приросли к полу. И казалось, она не в силах вымолвить ни слова — как будто лишилась дара речи.

Да, конечно, ей дарили стихи, но это не имело для нее ни малейшего значения. Потому что ни одно из этих стихотворений не было написано Филиппом.

Тут он приблизился к ней почти вплотную и коснулся ее щеки. Она закрыла глаза и вздрогнула, почувствовав, как он провел пальцем по ее шее.

— Конечно, писали, — прошептал он со вздохом. — Разве они могли не писать? И разве мог не написать я? Ведь все мы становимся глупцами, когда видим тебя.

Шарлотта чувствовала, что ноги ее слабели, подгибались — становились словно ватные. Она говорила себе, что должна быть сильной, однако ничего не могла с собой поделать — прикосновения Филиппа лишали ее сил.

— Я вовсе не считаю тебя глупцом, — прошептала она.

— Но все же я глупец, милая. Иначе я не смог бы причинить тебе боль и не согласился бы отпустить тебя.

Он отбросил с ее щеки прядь волос и, наклонившись, прижался губами к ее шее. Через несколько секунд прошептал ей прямо в ухо:

— Позволь мне любить тебя, Шарлотта. Позволь доказать, что я действительно люблю тебя.

Она понимала, что теперь — самое время уходить. Да, сейчас она еще могла бы уйти, если бы захотела. Но могла и остаться, чтобы сделать то, о чем думала у себя в спальне.

Так как же ей поступить?

Шарлотта медлила лишь несколько секунд, а затем приняла решение. Открыв глаза, она сделала шаг в сторону и положила листок со стихами на ближайший стул. Потом снова повернулась к мужу и, глядя ему в глаза, тихо шепнула:

— Филипп…

Шарлотта не произнесла больше ни слова, но слова и не требовались — она взглядом сказала «да», взглядом рассказала ему о своей любви и попросила его быть нежным с ее израненным сердцем.

По-прежнему не произнося ни слова, Шарлотта обвила руками шею мужа и прижалась к нему. Она твердо решила, что на эту ночь отбросит свои страхи, забудет про них. А вот утром…

Нет-нет, сейчас она не станет думать про утро. И о следующем дне не будет думать — вообще не станет размышлять о будущем.

Потому что сейчас будущее не имело для нее значения, главное сейчас — это грядущая ночь. Хоть на одну ночь она забудется в объятиях Филиппа, а все остальное, то, что ждало ее в будущем, примет безропотно и со смирением.

— Я люблю тебя, Шарлотта, — прошептал он, стаскивая с нее халат.

Затем муж снял с нее ночную рубашку, а после этого принялся раздеваться. Шарлотта помогала ему, и теперь оба молчали. Сгорая от страсти, они слишком уж торопились — движения их были лихорадочными и неловкими, и они постоянно мешали друг другу, хотя, наверное, не осознавали этого.

Не в силах сдержаться, Шарлотта стала поглаживать, плечи и грудь мужа; ей хотелось проверить, запомнила ли она те ощущения, которые у нее когда-то возникали в такие минуты.

Оказалось, что память подвела ее. Тело Филиппа было более горячим, чем ей помнилось, а мускулы — более твердыми. Она несколько раз прикоснулась и к животу Филиппа, однако опустить руку еще ниже не решалась.

«Как странно… — Шарлотта мысленно улыбнулась. — Все считают меня развратной и, конечно же, очень опытной в любовных утехах. И многие уверены, что у меня были многие десятки любовников… А я, как оказалось, даже не решаюсь прикоснуться к интимному месту мужа. Хотя и спала с ним когда-то, хотя и видела его обнаженным… Но может быть, все дело в том, что все это было давно?»

Да, наверное, ей просто требовалось время, чтобы привыкнуть… А уже потом она будет ласкать Филиппа везде, где пожелает. При мысли об этом Шарлотта приободрилась и сказала себе, что непременно в эту ночь избавится от своей робости.

Тут Филипп взял ее руку. Повернув к себе ладонью, принялся целовать пальчики. Проделав то же самое с другой рукой, он прошептал:

— У тебя очень красивые руки. — Филипп поцеловал ее ладошку. — Необыкновенно изящные руки, — Поцеловав обручальное кольцо на ее пальце, он добавил: — Спасибо тебе, Шарлотта. — И с этими словами опустился перед ней на колени.

Она взглянула на него с удивлением:

— За что спасибо?

Филипп привлек ее к себе на ковер и, обнимая, прошептал ей на ухо:

— За то, что не сняла его.

Шарлотта промолчала. Ах, если бы он только знал, сколько раз она за эти годы пыталась избавиться от кольца, как пыталась стащить его зубами, как прибегала к помощи сливочного и растительного масла, — но все без толку, кольцо никак не удавалось снять. Однажды, чуть не плача от злости, она даже отправилась к ювелиру, хотя не очень-то верила, что тот сумеет избавить ее от кольца — ей уже начинало казаться, что это муж наложил на кольцо какие-то колдовские чары. Но ювелир сказал; что дело очень простое, и вытащил из ящика угрожающего вида напильник. Шарлотта не решилась резать кольцо, а потом долго жалела об этом — обручальное кольцо казалось ей символом рабства, своего рода цепями, приковавшими ее к ненавистному мужу, превратившему ее жизнь в сплошной кошмар.

Но это было в прошлом, и сейчас ей, конечно же, не следовало портить мужу настроение своими признаниями. Кроме того, она уже давно не пыталась снять обручальное кольцо, по крайней мере, все последние дни.

Лукаво улыбнувшись, Шарлотта, наконец, проговорила:

— Образцовая герцогиня не должна снимать свое обручальное кольцо.

Филипп улыбнулся ей в ответ, и в тот же миг Шарлотта почувствовала, как от этой его улыбки по жилам ее словно заструилось жидкое пламя, все сильнее возбуждавшее.

— Да, все верно. Образцовая бы не сняла. Но мы ведь оба знаем, что ты — не вполне образцовая, разве не так? — С этими словами Филипп наклонил голову и прижался губами к ее соску.

Шарлотта громко застонала и провела ладонью по его волосам. Потом обняла за шею и попыталась покрепче прижаться грудью к его губам, дарившим ей такое наслаждение, Но в то же время она прекрасно понимала, что этого наслаждения явно недостаточно; ей хотелось большего, причем с каждым мгновением все сильнее.

И Филипп, словно почувствовав это, уложил ее на ковер, затем навис над ней, раздвинув коленом ее ноги. Потом снова наклонился и прижался губами к другому ее соску. Шарлотта опять застонала. Потом вдруг чуть приподнялась и, взяв его лицо в ладони, привлекла к своим губам — ей очень хотелось поцеловать его, хотелось ощутить вкус его губ.

— Поцелуй же меня, поцелуй… — шептала она. Ей почему-то казалось, что если муж ее сейчас поцелует, то соединение их тел станет чем-то особенным — не просто следствием физического влечения.

И Филипп, очевидно, это понял. Потому что этот его поцелуй был необыкновенно нежным и в то же время — жарким и страстным. Он целовал ее так, что она сейчас почувствовала себя не только желанной, но и любимой.

«Какое блаженство», — подумала Шарлотта, закрывая глаза. И все же странно было осознавать, что в итоге именно Филиппу удалось избавить ее от одиночества, терзавшего ее все эти три года. Да, она была ужасно одинокой и постоянно, каждый день и каждую минуту, ощущала пустоту в душе. Но теперь эта пустота заполнялась счастьем и радостью, переполнявшими ее.

Когда же поцелуй прервался, она открыла глаза и увидела, что Филипп внимательно смотрит на нее.

— Не плачь, Шарлотта, — прошептал он, коснувшись губами ее щеки. — Не надо плакать.

И только сейчас она вдруг почувствовала влагу на своих ресницах и на щеках — по щекам струились слезы.

А Филипп, глядя на нее все так же пристально, с беспокойством в голосе спросил:

— Что случилось, Шарлотта? Почему ты пла…

Она поцеловала его в губы. Она решила, что не станет отвечать на подобные вопросы, так как сама еще не знает ответов. Да, она не знала, почему плачет, но точно знала, что впервые за три года заплакала в присутствии мужа.

Стараясь как-то отвлечь его от своих слез, от этого проявления женской слабости, она легонько толкнула его в грудь и с улыбкой сказала:

— Поднимись.

Филипп взглянул на нее с удивлением, но Шарлотта, прижав палец к его губам, прошептала:

— Тихо, ложись на спину.

Он приподнялся, затем откинулся на спину и, упершись локтями в ковер, вопросительно посмотрел на нее. А она, снова улыбнувшись, потребовала:

— Ложись полностью. — Ей вдруг ужасно захотелось сделать так, чтобы муж утратил над собой контроль — ведь он же заставил ее забыть о здравомыслии…

— Как скажешь, — отозвался Филипп, вытягиваясь на ковре.

Поднявшись на ноги, Шарлотта внимательно посмотрела належавшего перед ней обнаженного мужчину. Конечно, он желал ее — это было очевидно. Однако он пытался сдерживать себя, и она твердо решила, что заставит его утратить самообладание. Да, непременно заставит, пусть даже у нее не было того опыта, который ей приписывали.

Сделав глубокий вдох, Шарлотта опустилась на колени и, наклонившись, поцеловала мужа в шею, потом в грудь.

Он тут же поднял руки и провел ладонями по ее плечам и по спине.

— Нет, не надо. — Шарлотта отстранила его руки. — Я хочу соблазнить тебя, неужели ты не понимаешь?

Он тихо рассмеялся:

— Ты и так постоянно меня соблазняешь. Для этого тебе достаточно лишь находиться рядом. Однако я готов повиноваться тебе, — что бы ты ни сказала.

От этих его слов в груди у нее защемило, и почему-то вдруг захотелось расплакаться. Заставив себя улыбнуться.

Шарлотта прошептала:

— Тогда приказываю: не двигайся и позволь мне делать то, что я захочу.

Филипп снова засмеялся.

— С удовольствием подчиняюсь. — Он закинул руки за голову и тихо прошептал: — Шарлотта, любимая…

Она почувствовала, что сердце ее забилось быстрее. Ей очень хотелось прикоснуться к Филиппу — и в то же время хотелось просто им любоваться. В мерцающем пламени камина его обнаженное мускулистое тело казалось необычайно соблазнительным. Глаза же его пылали…

— Любимая, что же ты не соблазняешь меня? — спросил он с улыбкой, — Я жду с нетерпением…

И в тот же миг Шарлотта снова над ним склонилась. Немного помедлив, она легонько прикусила мочку его уха и тут же почувствовала, как мускулы его напряглись. Она провела ладонью по его щеке, затем принялась поглаживать плечи, грудь и бедра. Было очевидно, что ее ласки доставляли Филиппу удовольствие, однако он по-прежнему сдерживался. Чуть приподнявшись, Шарлотта заглянула ему в глаза, затем, легонько поглаживая плечи, стала покрывать поцелуями все его тело — от шеи до живота. Почувствовав, как он вздрогнул, она мысленно улыбнулась — все-таки ему не удавалось полностью собой владеть. Да-да, не удавалось! Теперь грудь его все чаще вздымалась, и казалось даже, что он стал дышать часто-часто — Как будто задыхался.

«Да-да, удалось!..» — мысленно ликовала Шарлотта; в эти мгновения она чувствовала свою власть над мужем, и ей даже казалось, что она способна заставить его стонать от страсти и желания. Да, она заставит его стонать! Она непременно этого добьется!

Собравшись с духом, Шарлотта провела ладонью по животу мужа и тут же, как бы случайно, задела пальцами его возбужденную плоть, горячую и твердую. В следующую секунду она замерла, затем подняла голову и взглянула на Филиппа. Он пристально смотрел на нее, глаза его все так же сверкали, а ноздри теперь раздувались при каждом вздохе. Но все-таки он не застонал, сдерживался…

«Ну почему он такой?!» — мысленно воскликнула Шарлотта. Ох, как же ей хотелось довести его до исступления, услышать его стоны и крики, почувствовать, как он вздрагивает от ее прикосновений…

Тут Филипп вдруг начал приподниматься. Потянувшись к ее руке, он отрывисто проговорил:

— Полагаю, что я уже вполне соблазнен.

— Нет! — Шарлотта решительно покачала головой. И тут же, обхватив пальцами его возбужденную плоть, шепотом добавила: — Еще недостаточно.

— О Боже!.. — прохрипел Филипп, почувствовав, как губы жены коснулись его твердого подрагивающего ствола.

Содрогнувшись всем телом, Филипп сжал кулаки и стиснул зубы, с трудом удерживаясь от стона. Наслаждение казалось невыносимым, и вскоре он почувствовал, что больше не может сдерживаться. Мысленно воззвав к Богу, сатане и всем святым, которых только смог припомнить, он громко застонал и, выкрикнув имя жены и резко приподнявшись, уложил ее на спину. В следующее мгновение он уже лежал на ней, покрывая поцелуями ее плечи и груди. И теперь уже Шарлотта громко стонала и раз за разом выкрикивала его имя.

— Филипп, Филипп, пожалуйста!.. — Она обхватила его ногами и впилась ногтями ему в спину, — О, Филипп!..

Приподняв голову, он заглянул ей в лицо. Глаза ее были закрыты, а голова металась по ковру из стороны в сторону.

— Филипп, быстрее! — снова закричала она — Умоляю!..

Он поцеловал ее в губы и хриплым шепотом проговорил:

— Любимая, открой глаза. Посмотри на меня.

Она открыла глаза, взгляды их встретились, и в тот же миг он стремительно вошел в нее одним толчком. Он не был нежен и осторожен — просто не мог себя сдерживать. Но Шарлотте не требовалась какая-либо сдержанность; раз за разом устремляясь ему навстречу, она громко стонала и пыталась как можно крепче к нему прижаться, когда он опускался на нее. В какой-то момент она вдруг содрогнулась всем телом и, вцепившись пальцами ему в плечи, громко выкрикнула:

— Я люблю тебя, Филипп!

Потом она еще несколько раз вздрогнула и, тихо застонав, затихла в изнеможении.

И почти в тот же миг Филипп вошел в нее последний раз и с хриплым гортанным криком излился в нее. А затем тоже замер, тяжело дыша.

После этого они долго лежали молча, и тишина, царившая в комнате, казалась оглушительной. Филипп легонько теребил пальцами локоны жены, а она, повернув голову, смотрела на пламя, пылавшее в камине.

Когда же он поцеловал ее в висок, она тихонько вздохнула и провела ладонью по его спине. Потом вдруг убрала руку и, взглянув на него с некоторым беспокойством, спросила:

— Я не сделала тебе больно? Ну… ногтями…

Он с улыбкой покачал головой:

— Нет, не сделала. Я ничего не почувствовал.

Она кивнула и, тоже улыбнувшись, снова стала поглаживать его по спине.

С минуту оба молчали, потом он вдруг спросил:

— А это правда?

Шарлотта тотчас же поняла, о чем речь, однако медлила с ответом. «Я ведь уже говорила ему… — думала она. — Неужели он не верит?»

Молчание затягивалось, и Филипп уже решил, что не дождется ответа. Но тут она наконец прошептала:

— Конечно, правда.

Он пристально посмотрел ей в глаза:

— Значит, ты действительно любишь меня?

— Да, люблю.

В голосе ее чувствовалась неуверенность, и Филипп подумал: «А может, она вовсе не собиралась мне открываться? Может, это у нее просто вырвалось?» Что ж, даже если и так, — она не должна пожалеть о своих словах.

Нежно поцеловав жену в губы, Филипп прошептал:

— Шарлотта, скажи мне это еще раз. Скажи, что любишь меня.

Она улыбнулась:

— Я люблю тебя, Филипп:

Он поцеловал ее в лоб.

— Скажи еще раз.

— Я люблю тебя.

Он принялся покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи.

— Любимая, еще.

Она со смехом обвила руками его шею.

— Я люблю тебя, Филипп, люблю, я люблю, люблю…

Он пристально посмотрел на нее, потом прошептал:

— А я люблю тебя, Шарлотта. — И снова поцеловал ее.

По-прежнему обнимая мужа, она открылась для него, Филипп тотчас же вошел в нее. Но на сей раз он был нежен и нетороплив. Медленно приподнимаясь и опускаясь, он то и дело целовал груди жены и осторожно поглаживал её плечи, он обращался с ней так, словно она была хрупкой фарфоровой вазой, прикасаться к которой следовало лишь кончиками пальцев.

Шарлотта же целовала его в ответ и так же медленно приподнималась ему навстречу. Но в какой-то момент они начали двигаться все быстрее, и теперь уже из горла Шарлотты вновь вырывались хриплые стоны. Обнимая мужа, она, задыхаясь, шептала:

— О, Филипп, люблю, люблю, люблю…

— О, Шарлотта!.. — хрипел он, крепко взяв ее за бедра. — Шарлотта, любимая!..

Он входил в нее снова и снова, а она раз за разом устремлялась ему навстречу. Наконец оба вскрикнули и содрогнулись почти одновременно.

—Шарлотта!.. — выкрикнул Филипп в последний раз.

А она, крепко прижавшись к нему, прошептала в ответ его имя.

«Все-таки она пришла ко мне».

Именно эта мысль промелькнула у Филиппа, как только он пришел в себя и вернулся к реальности. Он не знал, как долго они с Шарлоттой пролежали на полу, — возможно, они на какое-то время уснули. Но теперь она лежала к нему спиной, а он, обнимая Шарлотту, прижимал ее к груди. И оказалось, что он даже прикрыл ее своим сюртуком и красным халатом, в котором она к нему пришла. Впрочем, эти вещи никак не могли заменить одеяла — в комнате теперь было довольно прохладно, и он чувствовал, что у него все сильнее мерзла спина.

Повернув голову, Филипп взглянул на камин и понял, что они с Шарлоттой и впрямь пролежали на полу довольно долго. Пламя давно погасло, и теперь в камине светились лишь оранжевые угольки. Следовало бы их разворошить, но он боялся вставать, боялся потревожить Шарлотту, спавшую в его объятиях.

Осторожно приподнявшись на локте, Филипп заглянул ей в лицо. Даже сейчас, в полумраке — угольки в камине почти не освещали комнату, — его жена была прекрасна и обворожительна, и он долго не мог оторвать от нее взгляд, минут пять ею любовался.

И ведь она все-таки пришла к нему и сказала, что любит его. Да, сказала, что любит, хотя прекрасно знает, что он за человек.

Но Шарлотта далеко не все о нем знает. Не знает, например, что он по-прежнему ее обманывает, что он написал своему поверенному второе письмо, так как вовсе не собирался с ней расставаться и не собирался устраивать бракоразводный процесс.

А может, она все же догадывается об этом? Нет-нет, такого просто быть не может. Иначе она никогда не доверилась бы ему и не пришла бы сюда в халате и в красных чулках…

Да, он, Филипп, — самый настоящий негодяй, вот только…

Вот только какое это теперь имеет значение? Ведь Шарлотта уже принадлежит ему, не так ли?

Да, она принадлежала ему, и теперь не могло быть и речи о разводе — он не позволит ей уйти от него, не позволит даже заговорить об этом. И конечно же, он постарается сделать так, чтобы она не пожалела, что доверилась ему и сказала о своей любви.

Прижимаясь губами к виску Шарлотты, Филипп мысленно поклялся, что сделает все от него зависевшее — только бы она была с ним счастлива.