Содержанка

6

В коридоре вагона было еще холоднее, чем в купе. Закрыв за собой дверь, Лида посмотрела по сторонам и облегченно вздохнула, не обнаружив никого мучающегося бессонницей или решившего размять затекшие ноги. Только запах трубочного табака указывал на то, что кто-то выходил сюда не так давно. Коридор был коричневым. Казалось, что находишься внутри какой-то длинной коричневой трубы с одним-единственным тусклым фонарем, привешенным высоко на стене. Лиде нравилась полутьма. Она успокаивала. В полутьме ей лучше думалось.

Поезд подрагивал в такт монотонному перестуку колес. Лида прислонилась лбом к холодному стеклу, но не увидела снаружи ничего, кроме самой ночи, укрытой толстым черным одеялом. Там не было ничего, ни огней, ни городов, ни деревень. Только бесконечные замершие леса и снег.

Как они умудрились проложить здесь железную дорогу? Масштабы России, как и масштабы Китая, поражали ее. Напрасно она пыталась как-то втиснуть в голову эти размеры. Вместо этого она научилась сосредотачивать внимание на небольших вещах. В этом она преуспела и стала замечать то, что другие обычно не видят. Например, отблеск солнца на карманных часах, или торчащий из кармана уголок бумажника, или золотую трубочку губной помады, на какую- то секунду оставленную без присмотра на прилавке магазина. Лида улыбнулась. Да, в этом она была хороша.

Вдруг взгляд ее, доселе блуждавший по ночному ландшафту за окном, сфокусировался на собственном отражении в стекле. Лида скривилась. Ее шапка в самом деле была жуткой, в этой коричневой шерстяной штуковине с широким верхом она была похожа на павиана. Лида была рада, что Чана Аньло сейчас нет рядом и он не видит ее такой. Она вздохнула и услышала, как ее страхи хрустят в ее дыхании подобно крошкам печенья. Ей было семнадцать. Ему — девятнадцать, почти двадцать. Может ли человек ждать вечно? Этого она не знала. Его она любила страстно, в этом она была уверена, и все же… От собственных мыслей на щеках у нее проступил румянец. Как долго мужчина может обходиться без женщины? Месяц? Год? Десять лет?

В том, что, если понадобится, она может ждать его всю жизнь, Лида не сомневалась. Не это ли делал ее отец? Год за годом ждал в трудовом лагере ее мать.

Вдруг Лида сдернула шапку и встряхнула головой так, что огненные волны волос взлетели в воздух и опали на плечи, обрамляя лицо. От этого в ней появилось что-то дикое, и у Лидии сделалось легче на душе. Кто-то однажды назвал ее львицей. Лида согнула пальцы и провела ногтями по окну, оставив тонкие следы на туманном пятне, которым осело на стекла ее дыхание.

Это было перед самым рассветом. Лида наблюдала, как в густой темноте, накрывшей Северную Россию, черной, как уголь, который добывают из ее недр, зарождается свет. Ночь начала превращаться в бледную прозрачную серость. Проявились скованные морозом остовы деревьев. Мир снова становился реальным.

Лида прошла по темному коридору в хвост вагона, где находился крошечный туалет. Рядом с ним уже выстроилась очередь из трех человек. В отличие от китайцев русские прекрасно себя чувствуют в очередях, она давно это заметила. Прислонившись к деревянной обшивке и почувствовав, как беспрерывное вращение железных колес эхом проходит через все ее кости, Лида снова вернулась мыслями к попутчице, которая спрашивала, откуда она. Что-то в ней настораживало Лиду. Неожиданно раздался негромкий звук быстрых и легких шагов, приближающихся к туалету. К этому времени Лида уже была второй в очереди. Не то чтобы ей сильно хотелось воспользоваться этими тесными «удобствами», она просто не стремилась возвращаться в купе. Шаги замерли. Лида обернулась и, к своему изумлению, увидела у себя за спиной еще четырех женщин и ребенка (и когда только они успели прийти?). Все терпеливо ждали. По виду стоявшие были крестьянками: на это указывали платки и шали на головах и широкие узловатые кисти рук, привычных к работе на полях. По их замкнутым лицам невозможно было определить, о чем они думали. Ребенок, совсем маленький мальчик в шапке, сосал палец и тихонько попискивал, как мышонок, не обращаясь ни к кому конкретному. За ним стояла та, чьи шаги услышала Лида. К удивлению девушки, это была Антонина, жена начальника лагеря. Она была в теплой серебристой шубе.

— Доброе утро, товарищи, — бодро произнесла Антонина и, кивнув, добавила отдельно Лиде: — Доброе утро.

Женщины посмотрели на нее, как на крикливую сороку. Одна ответила вполголоса: «Доброе утро», — и снова уткнулась взглядом в пол. Остальные промолчали. Мальчик прикоснулся к ее шубе грязной ручонкой, и женщина отошла от него на шаг. Антонина сложила перед собой руки в белых шелковых перчатках и стала смущенно перебирать пальцами.

— Товарищи, — произнесла она нерешительно, — мне очень нужно. — Она улыбнулась, но одними губами, ее глубоко посаженные глаза остались серьезными. — Может, вы могли бы…

Все повернулись к ней.

— Нет.

— Становитесь в очередь.

— У меня сын тоже хочет, и то не жалуется. Постыдились бы!

Антонина заморгала, рот ее чуть искривился. Она покачала головой и почесала тыльную сторону ладони, отчего на белом шелке проступила небольшая красноватая полоска.

— Товарищ Антонина, — вежливо произнесла Лида, выйдя из очереди, — можете занять мое место.

Мать ребенка неодобрительно покосилась на нее.

— Товарищ, — произнесла она спокойно и рассудительно, — мы больше не обязаны позволять этим проклятым паразитам лишать нас наших прав. Посмотрите на эту женщину, на ее буржуйский наряд. Она уж точно не привыкла работать!

Все уставились на бледное ухоженное лицо, на рубиновые сережки, поблескивавшие в черных волосах, и на роскошную шубу.

— Да сразу видно, что она…

Лида прервала говорившую:

— Пожалуйста, товарищи, вам же от этого хуже не станет. Я просто уступаю ей свое место в очереди, так что…

— Девушка, — мать мальчика посмотрела на нее заинтересованно. — Как вас зовут?

Во рту Лиды пересохло.

— Какая разница? Вас это не…

Женщина достала из кармана маленький блокнотик. К нему резинкой был примотан карандаш.

— Назовите свое имя, — повторила она.

Антонина снова подала голос:

— Хватит, хватит, товарищи.

Она повернула голову и подняла руку. Рядом с ней возник один из ее попутчиков в форме. Он не произнес ни слова, но ему и не надо было. Все женщины тут же опустили глаза. Лида не стала ждать продолжения. Она протиснулась рядом с рослым мужчиной и направилась к своему купе. Но когда она подходила к двери, дорогу ей перегородил второй охранник в форме.

— Прошу прощения, — вежливо произнес он.

Он не двигался. Только положил руку на висевшую на боку кобуру с пистолетом. Он был высок, на красивом славянском лице горел яркий румянец во всю щеку. Глаза весело поблескивали.

— Скажите, девушка, — произнес он, замерев прямо перед ней и внимательно рассматривая ее пальто, ботинки, уродливую шапку, — почему вы интересуетесь супругой начальника?

Лида пожала плечами.

— Мне до нее нет никакого дела.

— Я слежу, чтобы так и было.

— Пожалуйста! Дело ваше, товарищ, мне-то что?

Теперь в его глазах не было радости. Но, внимательно всмотревшись в Лиду, он, наконец, посторонился, разрешая ей пройти. От его формы исходил неприятный затхлый запах, как будто он в ней много раз спал. Чувствуя, что он смотрит ей в затылок, Лида поспешила дальше по коридору.

Когда совсем рассвело, начался сильный дождь со снегом, серые тяжелые капли вперемешку со снежными комками крупной дробью колотили в окна. Потом, когда они пересекали широкую равнину, поезд без всякого предупреждения вдруг начал резкими толчками останавливаться, визжа колесами и обдавая себя паром. Мир снаружи затуманился.

Постепенно стало видно маленькую станцию с деревянной крышей и ржавыми рельсами. Сердце Лиды забилось учащенно, как только она увидела табличку с названием «Тровицк». Это была станция Тровицкого трудового лагеря. Ее зорко охраняли вооруженные солдаты, и никто не имел права сходить здесь с поезда без специального разрешения. Тем не менее Лида встала.

— Ты куда?

— Не беспокойся, Алексей, я просто хочу размять…

— Здесь нельзя выходить.

— Я знаю.

— Под таким дождем она будет торопиться.

Девушка посмотрела на брата, увидела его умные зеленые глаза. Он знал. Лида поняла, что он догадался о ее намерениях.

Лида стояла на верхней ступеньке подножки. Дверь перед ней была открыта, но она и не пыталась спуститься на платформу. Дождь хлестнул ее по лицу, когда она наклонилась вперед и выглянула. Лида пожалела, что не курит. Если ты куришь и выглядываешь из вагона, это никому не кажется подозрительным, а в эту минуту ей меньше всего хотелось выглядеть подозрительно.

Трое солдат выводили и строили в шеренгу группку людей из багажного вагона. Лида смотрела на них. Эти люди были заключенными. Она поняла это по их поникшим плечам и напряженным бледным лицам, по тому, как они двигались: словно в любую секунду ожидали удара. Некоторые были в пальто, несколько человек — в пиджаках с поднятыми воротниками, а один мужчина был в рубашке. Ни у кого не было шапок.

Лида заставила себя рассмотреть их внимательно, хотя ей и очень хотелось отвести взгляд. Она чувствовала себя так, словно подглядывала. Эти съежившиеся фигуры были как будто голыми, вряд ли кто- то из них хотел выставлять напоказ свой страх и жалкий вид, но они были слишком заметны. Лида почувствовала приступ тошноты.

Так вот как тебе живется, папа? В таком унижении?

Ей стоило больших трудов заставить себя смолчать, не выпустить на волю слова, которые рвались наружу. По одежде и растерянному виду заключенных она поняла, что люди были арестованы недавно. Об этом свидетельствовали те нервные взгляды, которые бедолаги бросали на охранников, даже то, как один из них посмотрел на Лиду. В его глазах был стыд. Мужчина держал под мышкой какой-то узелок, обмотанный шарфом, и, взглянув на Лиду, улыбнулся, словно хотел дать ей понять, что попали они сюда по какой-то чудовищной ошибке, что скоро все выяснится и они вернутся домой. Этих людей выдернули из их теплых кроватей за… что? За неосторожное слово? За то, что они высказали вслух какие-то неправильные мысли?

Тычками стволов трое солдат выстроили людей в длинную колонну, и зэки направились к входу на станцию. В самом конце строя какой-то маленький полный мужчина начал громко и жалостно всхлипывать. Лиде эти звуки показались больше похожими на стоны больного животного, чем на человеческий плач.

— Вернитесь в вагон.

Это произнес караульный, охранявший платформу. Он ухватился за дверь вагона, чтобы закрыть ее.

— Товарищ солдат, — Лида улыбнулась ему и сняла шапку, чтобы длинные волосы рассыпались по плечам. Солдат был совсем молодым. Он улыбнулся в ответ. — Видите ли, у меня слабые легкие, а в купе постоянно курят. Я просто хочу подышать свежим воздухом.

В подтверждение своих слов она шумно вдохнула. При этом в рот ей залетел комок снежинок, отчего девушка закашлялась.

— Так закройте дверь и откройте окно. — Тон солдата был приветливым.

В этот миг она заметила, как из другой двери поезда на платформу спустилась элегантная женщина. Это была Антонина. Она втянула голову в плечи, спасаясь от дождя, который тут же заблестел алмазами на ее меховой шубе. Двое сопровождающих в форме принялись спускать ее багаж. Но Алексей ошибся насчет нее. Она, похоже, не торопилась. Разгладила мягкие серые кожаные перчатки, придала нужный угол шляпке, потом без всякого интереса окинула взором строй заключенных. Она что-то шепнула одному из мужчин в форме, и тотчас над ней раскрылся небольшой черный зонтик. Она взяла его, но подняла слишком высоко над головой, не обращая внимания на залетающие под него дождинки.

Лида набрала полную грудь воздуха. У нее было несколько коротких секунд, максимум — минута. Не больше, потому что потом поезд тронется в путь. Молоденький солдат уже приготовился захлопнуть дверь.

— Антонина! — выкрикнула девушка.

Пара глубоко посаженных глаз повернулась в ее сторону. Женщина прищурилась, всматриваясь сквозь дождь, и кивнула, рассмотрев знакомое лицо.

— Отойдите от двери, — строго произнес солдат.

Лида не двинулась с места.

— Антонина! — снова позвала она.

Красивые, серые с синим отливом сапоги блеснули. Женщина сделала несколько неторопливых шагов по платформе и остановилась перед Лидой. С высоты подножки она показалась девушке совсем маленькой. Солдат, козырнув, тут же отошел в сторону. Он явно знал, кем была эта женщина. В меховой шубе и с накрашенными ярко-красной помадой губами она выглядела неприступно, не то что в бордовом домашнем халате.

Лида попыталась изобразить приветливую улыбку, но в ответ увидела лишь недовольную гримасу.

— Прежде чем ты что-либо попросишь, — быстро произнесла женщина, — мой ответ — нет.

— Ответ на что?

— На твою просьбу.

— Я ничего не просила.

— Но собиралась.

Лида промолчала.

— Разве нет? — Антонина отклонила назад зонтик и окинула Лиду испытующим взглядом. Тонкие ухоженные брови ее насмешливо приподнялись. — Вижу, вижу, что собиралась.

Такое обхождение привело Лиду в замешательство. И ей нечего было противопоставить Антонине. Она вдруг ощутила себя беспомощным ребенком, разом потеряла уверенность в себе. Сегодня эта женщина была столь сурова, что Лида ощутила, словно катится вниз по ледяной горке и ей не за что ухватиться.

— Я просто хотела попрощаться, — пробормотала она.

— До свидания, товарищ.

— И…

— И что?

— Да… вы правы. Я хочу попросить вас о чем-то.

— Все всегда хотят меня о чем-то попросить.

Темные глаза Антонины скользнули в сторону, где в ожидании указаний стояли вновь прибывшие заключенные. У всех мокрые волосы прилипли к голове, тот мужчина, который громко всхлипывал, теперь молчал. Он стоял, закрыв лицо руками. Плечи его дрожали.

На этот раз Лида не глянула на них. У нее уже не было сил видеть их унижение.

— Все хотят, — продолжила Антонина как будто бы беспечно, хотя глаза у нее были печальны и серьезны, — чтобы я передала посылку или записку, чтобы я о чем-то попросила своего мужа или замолвила словечко за их любимых.

Лида беспокойно переступила с ноги на ногу.

— Но иногда ведь случаются ошибки, — сказала она. — Не может быть, чтобы все были виновны.

Женщина коротко усмехнулась.

— ОГПУ не ошибается.

Время было на исходе.

Лида быстро произнесла:

— Я ищу одного человека.

— А разве все не этим же заняты?

— Его зовут Йене Фриис. Его арестовали в 1917-м, но он не должен сидеть в русской тюрьме, потому что он датчанин. Мне просто нужно знать, здесь ли он, в этом ли лагере. Вот и все, больше ничего. Если я узнаю это…

Женщина устремила на нее взгляд спокойных, холодных, как черный лед, глаз. Она потирала затянутые в кожаные перчатки руки. Увидев, что Лида заметила это движение, она в первый раз улыбнулась, не широко и не весело, но все же это была улыбка.

— Этот мужчина — твой любовник?

— Нет.

— Тогда что ты о нем так печешься?

— Пожалуйста, Антонина. Пожалуйста! — Лида в волнении спустилась на одну ступеньку. Стоявший чуть в стороне охранник тут же шагнул вперед. — Мне нужно только одно ваше слово.

Неожиданно поезд дернулся и, обдав платформу паром, издал звук, похожий на глубокий вздох. На какой-то короткий миг жену начальника лагеря скрыло облако, остались видны лишь ее непрекращающиеся быстрые движения рук. Когда пар рассеялся, Антонина повернулась к Лиде спиной. Длинная меховая шуба качнулась, словно ожив.

— Нет, Лидия, — произнесла Антонина и зашагала прочь от вагона. — Мой ответ — нет.

Солдат закрыл дверь. Поезд тронулся. Лида порывисто распахнула окно и высунула голову.

— Я буду в гостинице в Фелянке! — крикнула она вслед уходящей женщине. — Можете просто оставить там для меня записку!

Фигуры людей на платформе медленно уменьшались.

Дождь давно поглотил и их, и саму платформу, но девушка еще долго смотрела назад…