Соленья и варенья от попаданки, или новая жизнь бабы Зины

Глава 95.

Ночь опустилась на дворец Влассфоров, словно плащ, сотканный из теней драконьих крыльев. Я уложила Санну спать, аккуратно укрыв её одеялом, и долго смотрела, как её грудь тихо вздымается во сне. Девочка посапывала, обнимая подушку, и я невольно подумала, что ради неё, ради её покоя, я готова пойти хоть на край света. Но сейчас меня ждали в другом месте, гораздо ближе, но, кажется, ещё более загадочном.

Я накинула плащ, плотнее затянула платок, скрывающий лицо, и выскользнула из покоев. Коридоры дворца были пусты, только редкие факелы отбрасывали дрожащие тени на каменные стены, покрытые резными узорами. Воздух пах сыростью и смолой, а где-то вдалеке, за окнами, завывал ветер, будто предвещая что-то недоброе. Я старалась ступать тихо, но каждый шаг отдавался эхом в моей голове, как напоминание о том, что я иду навстречу неизвестности.

Сад у статуи Целлианы был затерян в дальнем крыле дворца, там, где стены поросли мхом, а ветви старых деревьев сплетались в густой полог, почти не пропуская лунный свет. Статуя богини возвышалась посреди небольшой поляны, окружённой колючими кустами, чьи шипы поблёскивали, словно покрытые алацирсом. Сама Целлиана, крылатая и величественная драконица, вырезанная из тёмного камня, смотрела куда-то вдаль, её глаза, инкрустированные драконьим стеклом, мерцали, будто живые. Вокруг статуи вились тонкие струйки вечернего тумана, придавая месту зловещий, но завораживающий вид.

Я остановилась у подножия статуи, оглядываясь. Тишина была такой густой, что я слышала собственное дыхание. Ни звука шагов, ни шороха листвы — ничего. Только ветер, да лёгкое поскрипывание веток где-то высоко. Я напрягла слух, вглядываясь в темноту, но сад казался пустым. Сердце сжалось от смутной тревоги. Неужели Райли передумал? Или это какая-то ловушка? Кажется, я перестала доверять вообще кому бы то ни было…

Внезапно из темноты за спиной послышался шорох, и, прежде чем я успела обернуться, чья-то рука крепко схватила меня за локоть и рывком потянула в заросли колючих кустов. Я вскрикнула, пытаясь вырваться, брыкаясь изо всех сил, но хватка была железной. Колючки царапали руки, цеплялись за плащ, а я уже готовилась заорать во всю глотку, как вдруг горячий шёпот у самого уха остановил меня:

— Зина, тише, это я!

Райли. Его голос, низкий и чуть насмешливый, пробился сквозь панику, и я замерла, тяжело дыша. Он отпустил меня, и я развернулась, готовая влепить ему оплеуху за такие фокусы.

— Ты что творишь, Райли?! — прошипела я, с трудом сдерживая желание треснуть его по лбу. — Чуть сердце не остановилось! Что за дурацкие шутки? Что ты вообще задумал?

Он только ухмыльнулся, его глаза блеснули в тусклом свете, пробивавшемся сквозь ветви.

— Просто хотел сделать тебе сюрприз, — ответил он с той своей привычной лёгкостью, будто не он только что тащил меня в кусты, как заправский разбойник.

— Сюрприз? — я всплеснула руками, чувствуя, как злость закипает. — Хороший сюрприз, ничего не скажешь! Я чуть не умерла от страха!

Райли рассмеялся, тихо, чтобы не нарушить ночную тишину, и вдруг кивнул куда-то за мою спину:

— Может, теперь подобреешь?

Я нахмурилась, но обернулась, и моё сердце пропустило удар. Там, в тени зарослей, стояла Эллая. Её сгорбленная фигурка казалась ещё меньше в полумраке, а лицо, изрезанное морщинами, было напряжённым и насторожённым.

Я шагнула к ней, всё ещё пряча лицо под платком. Эллая вгляделась в меня, её глаза сузились, и она тихо, но с явным подозрением спросила:

— Зачем вы меня хотели видеть, госпожа?

Я медлила лишь мгновение, а затем решительно сняла платок, открывая лицо. Эллая смотрела на меня, щурясь, будто пытаясь разглядеть что-то в темноте. Прошла секунда, другая, и вдруг её глаза расширились, а рот приоткрылся от изумления.

— Киора… — выдохнула она. — Пред Оком Целлианы, Киора…

Позади меня Райли хмыкнул, указывая на статую:

— Ну да, точно пред Оком Целлианы.

Я бросила на него раздражённый взгляд, но тут же вернулась к Эллае, не давая себе отвлечься.

— Значит, вы помните меня? — спросила я, шагнув ближе, чувствуя, как горло сжимается от волнения.

Эллая кивнула, её глаза всё ещё были полны недоверия.

— Конечно, помню, дитя, — сказала она тихо и тревожно. — Но что ты тут делаешь? Как ты смогла?..

— Это неважно, — перебила я, стараясь говорить твёрдо, хотя внутри всё дрожало. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне всё, что знаете.

Эллая покачала головой, её взгляд метнулся к Райли, который стоял чуть поодаль, внимательно следя за садом, дабы не пропустить нежелатнных свидетелей этой встречи.

— Я ничего не знаю, — пробормотала старая нянька, но её голос звучал неубедительно.

Я шагнула ещё ближе, чувствуя, как отчаяние подступает к горлу.

— Пожалуйста, Эллая, — взмолилась я. — Расскажите, что стало с моим ребёнком? Я должна знать!

Она снова покачала головой, упрямо сжав губы, но я не отступала.

— Поймите, это мой ребёнок! — голос мой сорвался на хрип. — У вас есть дети? Вы можете понять, что я чувствую?

Эллая вздрогнула, её глаза потемнели, и она тихо ответила:

— Нет, Киора. В этом месте детям лучше бы и не появляться вовсе…

— Что вы имеете в виду? — спросила я, чувствуя, как сердце стучит всё быстрее. — Я ведь вижу, вы многое знаете. Многому стали свидетельницей. Поймите, я хочу только одного — восстановить справедливость!

Эллая молчала. Я видела, как её оборона слабеет, как она борется с собой, но всё ещё не решается говорить.

— Киора, — наконец выдохнула она устало. — Тебе был дан шанс уцелеть, а ты так бездарно его тратишь…

Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, но не отступила.

— А что бы вы сделали на моём месте? — спросила я, почти крича. — Неужели бы просто забыли о своём ребёнке и начали новую жизнь?

Взгляд Эллаи стал тяжёлым, в нём отразился весь груз прожитых ею лет. Она долго молчала, так долго, что я уже подумала, что она не ответит. Но наконец её губы дрогнули, и она тихо, почти шёпотом, произнесла:

— После всего, что я тут наблюдала за долгие годы… да, Киора. Так бы я и поступила.

Я замерла, чувствуя, как воздух становится густым, как будто сам сад затаил дыхание. Эллая смотрела на меня, и в её глазах мелькнула тень — не страха, не сомнения, а чего-то другого. Чего-то, что говорило: она знает правду. И она готова её рассказать.