Соленья и варенья от попаданки, или новая жизнь бабы Зины

Глава 56.

Солнце ещё не успело толком взойти, а я уже открыла глаза, будто кто-то невидимый ткнул меня в бок и шепнул: «Пора, Зина, вставай». Темнота в комнате была густой, как смола, только через щели в ставнях пробивались тонкие нити серого предрассветного света. Я лежала на узкой лавке в углу кухни, укрытая старым шерстяным одеялом, которое пахло пылью и чем-то неуловимо родным, словно хранило тепло рук Сималлы.

Сон долго не шёл ко мне этой ночью — то ли от пережитого в Галесе, то ли от мыслей, что вихрем кружились в голове. Торгаллы, драконы, крики, кровь Райли на мостовой… И где-то там, в глубине, тлеющая надежда, что мой ребёнок, которого я потеряла, быть может, всё ещё жив. Но сейчас не время было раскисать. Впереди ждал новый день, а с ним — куча дел, которые сами себя не сделают.

Я потянулась, чувствуя, как ноют мышцы после вчерашнего. Меч Брунара, тяжёлый, как моя совесть, лежал у стены, поблёскивая в полумраке. Я бросила на него взгляд, будто он мог заговорить и рассказать, как мне жить дальше. Но меч молчал, и я, вздохнув, поднялась с лавки, стараясь не скрипеть половицами.

Первым делом нужно было проверить Санну. Девочка вчера пережила такое, что взрослому-то не всякому по силам, и я боялась, что она, чего доброго, решит сбежать. Не то чтобы я её винила — после всего, что она видела, любой бы захотел унести ноги подальше от этого кошмара. Но оставить её одну я не могла.

Тихо, на цыпочках, я прокралась к комнатке, где спала Санна. Дверь скрипнула, когда я её приоткрыла, и я замерла, прислушиваясь. Внутри было тихо, только ровное дыхание девочки доносилось из-под одеяла. Я шагнула ближе, присмотрелась: Санна свернулась калачиком, прижимая к груди деревянного коня, которого я ей вчера дала. Её лицо было спокойным, почти умиротворённым. Грудь её мерно поднималась и опускалась, а тонкие пальчики крепко сжимали игрушку, будто она была её единственной защитой. Я выдохнула с облегчением. Не сбежала. И слава Целлиане, спит. Пусть отдохнёт, бедняжка. Ей это сейчас нужнее всего.

Закрыв дверь так же осторожно, я направилась к комнате, где оставила Райли. Этот, конечно, не из тех, кто сбежит, но после вчерашних ран я всё равно беспокоилась. Дверь в его комнату была чуть приоткрыта, и оттуда доносился звук, который ни с чем не спутаешь — громкий, раскатистый храп, будто кто-то пилит бревно. Я заглянула внутрь. Райли лежал на кровати, раскинувшись на спине, с одной рукой под головой, а другой всё ещё прижимая повязку к груди. Повязки, которые я вчера накладывала, были на месте, хотя на той, что на груди, проступили тёмные пятна крови. Надо будет позже проверить, не разошлась рана и, конечно, сменить повязку на чистую. А пока Великий и Колючий спал, и спал крепко — даже храп его звучал как-то уверенно, с капитанским напором. Я невольно улыбнулась. Ну и ладно, пусть храпит. Заслужил отдых, герой морской.

Я вернулась в кухню, чувствуя, как в груди разливается странное тепло. Санна спит, Райли спит, дом тихий, и, несмотря на вчерашний ужас, мы все живы. Это уже немало. Но сидеть и ждать, пока они проснутся, я не собиралась. В голове уже зрела идея, которая не давала мне покоя с тех пор, как я оказалась в этом мире. Соленья и варенья... То, что я умела, любила и делала лучше всего в своей прошлой жизни. Если уж мне суждено строить новую жизнь здесь, то почему бы не начать с того, что приносило мне радость? К тому же, это могло стать делом, которое не только прокормит нас с Санной, но и, быть может, даст шанс создать зажить гораздо лучшей жизнью. Но для начала — нужно просто попробовать.

Я оглядела кухню. В углу, у стены, стояли три небольших бочонка, которые я вчера купила на рынке в Галесе перед всей этой заварушкой. Небольшие, но крепкие, из тёмного дуба, с железными обручами — как раз для засолки. Тейра, соседка, щедро поделилась со мной овощами из своих запасов, когда узнала, что я собираюсь заняться консервацией. Она отдала мне корзину, где нашлось и крепкие, хрустящие огурцы, и большой кочан капусты с тёмно-зелёными листьями, а ещё морковь и свекла. Кроме того, там были пучки укропа с резким, пряным запахом и несколько головок чеснока, твёрдых, с сухой шелухой, которая шуршала под пальцами. Всё это богатство я притащила домой ещё до поездки в Галес, и теперь оно ждало своего часа.

Соль, конечно, была проблемой. Но я уже решила, что попробую поэкспериментировать с сималем. Вчера я уже попробовала добавить его в похлёбку, и результат меня приятно удивил. Почему бы не использовать его вместо соли? В конце концов, в моём прошлом мире я экспериментировала с разными маринадами, и сималь мог стать чем-то вроде экзотической приправы. Главное — не переборщить, чтобы не испортить вкус.

Я решила начать с огурцов. Солёные огурцы — это классика, проверенная временем. Они хрустящие, ароматные, с лёгкой кислинкой, и, если всё сделать правильно, могут храниться месяцами. А ещё они универсальны — хоть с хлебом ешь, хоть в суп добавляй, хоть просто так хрусти для удовольствия. Капусту и свёклу я оставлю на потом, это будет следующий шаг. А пока — огурцы. Они проще, и меньше вероятность ошибиться с пропорциями.

Первым делом я перетащила один из бочонков поближе к очагу — так будет удобнее работать. Бочонок был тяжёлый, пах деревом и смолой, но внутри чистый, как новенький. Я обдала его кипятком из котелка, который вчера грела для похлёбки, чтобы убить все возможные бактерии. В этом мире, где неживуны бродят по улицам, рисковать с плесенью я точно не хотела. Поставив бочонок на стол, я пошла к корзине с овощами. Огурцы были небольшие, крепкие, с пупырчатой кожурой, идеальные для засолки. Я выбрала самые ровные и плотные, отложив те, что помягче, для других блюд. Как раз получилось столько, чтобы уместить в один бочонок.

Следующим шагом нужно было подготовить огурцы. Я налила в деревянную лохань холодной воды из колодца во дворе и замочила огурцы, чтобы они стали ещё более хрустящими. Пока они отмокали, я занялась специями. Укроп я разобрала на зонтики — они дают самый насыщенный аромат, особенно если их слегка помять, чтобы выделились эфирные масла. Чеснок я почистила, отделив зубчики и раздавив их плоской стороной ножа, чтобы раскрылся резкий, острый запах. Тейра ещё дала мне пару корней хрена — они были длинные, белые, с едким духом, который пробивал до слёз. Хрен я порезала на тонкие кружки — он добавит огурцам пикантности и поможет сохранить их хрусткость.

Теперь настала очередь маринада. Я взяла котёл, налила туда воды, чтобы хватило на один бочонок. Вода в этом мире была чистая, но с лёгким металлическим привкусом, так что я дала ей немного отстояться. Затем я открыла банку с сималем. Он был густой, с солоноватым запахом, который напоминал морской бриз. Я зачерпнула одну большую ложку, чтобы получить раствор, близкий к трёхпроцентному, как я привыкла делать в прошлой жизни. Сималь растворялся медленно, и я помешивала его деревянной ложкой, пока вода не стала чуть мутноватой, с лёгким красноватым оттенком. На вкус маринад получился необычным — солёный, с намёком на сладость и в меру пикантный. Я добавила несколько горошин местного перца — маленьких, чёрных, с резким ароматом, и пару листьев смородины, которые оторвала от куста в саду (надеюсь, я правильно идентифицировала их как смородиновые). Они придадут тонкий ягодный привкус и помогут сохранить огурцы упругими.

Пока маринад остывал, я вернулась к огурцам. Вытащила их из лохани, обсушила чистой тряпицей и обрезала кончики — так они лучше пропитаются маринадом. Затем начала укладывать их в бочонок. На дно — слой укропа, несколько кружков хрена, пару зубчиков чеснока. Потом — огурцы, плотно, но не сдавливая, чтобы между ними оставалось место для маринада. Слои чередовала: огурцы, укроп, хрен, чеснок, пока бочонок не заполнился почти до краёв. Сверху я положила ещё один зонтик укропа и лист смородины для аромата.

Маринад к тому времени остыл до тёплого состояния — горячим заливать нельзя, иначе огурцы станут мягкими. Я процедила его через кусок чистой ткани, чтобы убрать возможные примеси, и медленно влила в бочонок, следя, чтобы жидкость полностью покрыла огурцы. Пузырьки воздуха поднимались к поверхности, и я слегка постучала по бочонку, чтобы они вышли. Затем накрыла содержимое чистым деревянным кругом, который прилагался к каждому бочонку, и придавила его тяжёлым камнем, чтобы огурцы оставались под маринадом. Всё, теперь нужно время — дня три-четыре на лёгкую засолку, а для полного вкуса — недели две. Вытерла руки о передник, чувствуя, как знакомое удовлетворение от проделанной работы согревает грудь. Это было как в старые добрые времена, только вместо привычной соли — сималь, а вместо моей кухни — дом Брунара в Тихой Мельнице.

Я решила не останавливаться и заняться капустой. Квашеная капуста — это уже посложнее, но я любила вызовы. Сняла с кочана верхние листья, которые были чуть пожухлые, и нарезала кочан тонкими полосками — не слишком мелко, чтобы капуста сохранила текстуру. Резала я большим ножом, который нашла в кухне — он был тяжёлый, с широким лезвием, явно привыкший к работе. Нарезанную капусту я сложила в большую деревянную кадку, добавив тёртую морковь для цвета и сладости. Морковь была яркой, сочной, и её оранжевые полоски красиво контрастировали с белой капустой.

Для квашения тоже нужен был сималь. Я взяла его чуть меньше, чем для огурцов — примерно пол-ложки на три литра воды, чтобы капуста не вышла слишком солёной. Растворяла сималь в тёплой воде. Затем я высыпала капусту с морковью в кадку, пересыпая слои укропом и добавляя пару раздавленных зубчиков чеснока. Каждый слой я плотно утрамбовывала деревянной толкушкой, чтобы выделился сок — он нужен для брожения. Когда кадка заполнилась, я залила её маринадом, следя, чтобы капуста была полностью покрыта жидкостью. Сверху — снова деревянный круг и камень, чтобы придавить содержимое. Теперь капуста будет кваситься пару недель, и я уже предвкушала, как её кислый, хрустящий вкус наполнит дом ароматом.

Оставалась свёкла, но я решила оставить её на завтра — сил уже было не так много. Напоследок убрала кухню, вымыла нож и лохань, вытерла стол и села на лавку, чувствуя, как приятно ноют руки от работы. Запах укропа, чеснока и сималя витал в воздухе, смешиваясь с древесным теплом очага. Это было моё. Моя стихия. И пусть этот мир полон неживунов и драконов, я найду в нём своё место — с банками, бочонками и ароматом свежих солений.

Я как раз собиралась поставить котелок с водой, чтобы приготовить что-то на завтрак, когда услышала лёгкий шорох за спиной. Обернулась — в дверях стояла Санна. Девочка выглядела сонной, её волосы были растрёпаны, а деревянный конь всё ещё был зажат в её руке. Глаза её, большие и тёмные, смотрели на меня с какой-то настороженной любопытностью, будто она пыталась понять, кто я такая и что здесь делаю.

— Дивного солнца, милая, — сказала я мягко. — Хорошо спалось?

Санна пожала плечами, теребя подол рубахи Ниры, которая висела на ней, как на вешалке.

— Угу, — буркнула она.

Я улыбнулась, кивнув на стол.

— Садись, сейчас накормлю. Голодная, поди?

Она не ответила, но послушно подошла к столу и села, положив деревянного коня рядом. Я поставила перед Санной миску с остатками вчерашней похлёбки, подогретой на очаге. Запах трав и сималя снова наполнил кухню, и я заметила, как Санна принюхалась, хотя старалась не показывать интереса.

— Ешь, не стесняйся, — подбодрила я. — А то сил не будет, а нам с тобой ещё дел полно.

Санна взяла ложку и начала есть, сначала медленно, а потом всё быстрее — видно, голод всё-таки взял своё. Я смотрела на неё, чувствуя, как сердце сжимается. Маленькая, худенькая, с веснушками на щеках, она напоминала мне Олю, мою ученицу, в детстве. Такая же настороженная, но в глубине глаз — искорка, которая ещё не погасла, несмотря на весь ужас, что ей пришлось пережить.

— А что ты делала? — вдруг спросила она, кивнув на бочонок и кадку.

— Соленья, — ответила я, не скрывая гордости. — Огурцы и капусту. Будут вкусные, хрустящие. Потом попробуешь, когда настоятся.

Санна посмотрела на меня с лёгким удивлением, но ничего не сказала, только снова уткнулась в миску. Я не стала её торопить — пусть привыкает потихоньку. Главное, что она здесь, со мной, и не сбежала.

Тут дверь скрипнула, и в кухню вошёл Райли. Его подранная рубаха была надета наспех, а лицо его было бледнее, чем вчера, и под глазами залегли тени. Он опёрся о косяк, пытаясь выглядеть бодрым, но я видела, как он морщится, когда двигается.