Дженни, лежавшая на боку в своей большой старинной кровати, ощутила, как губы Джека прижались к ее шее.
— Мне было чертовски хорошо…
Дженни блаженно улыбнулась, еще раз вспомнила, как они любили друг друга, закрыла глаза и растаяла в пылких объятиях Джека. Господи, как хорошо, что он рядом!.. Большое мужское тело позволяло ей чувствовать себя маленькой, женственной и удивительно защищенной. Но в сумерках раннего утра, сидя за чашкой дымящегося кофе, она узнала, что Джек скоро уедет.
— Малышка, мне придется съездить кое-куда на пару дней. Не хочется расставаться, когда тебе так скверно, но я должен предпринять последнюю попытку раздобыть нужную сумму, чтобы расплатиться за судно. Мне нужно повидать кое-кого в порту Лонг-Бич. Если есть хоть один шанс из, тысячи спасти корабль, я им воспользуюсь.
— Конечно, поезжай. Все будет в порядке. Пожалуйста, не беспокойся обо мне.
Но по лицу Джека было ясно, что у него на душе тревожно, и это давало надежду, что между ними все наладится.
Дженни думала о вечере, который они провели с Чарли, обсуждая ее сны, пытаясь решить, что делать, и споря о возможности существования прошлой жизни. Она ценила попытку Чарли помочь, но мысль о реинкарнации была так чужда ей, так отличалась от всего, к чему она привыкла, что молодая женщина отказывалась верить в это.
У Дженни и без того было над чем поразмыслить. Прошлая жизнь? Слишком невероятно, слишком далеко!
И слишком страшно!..
Вместо этого она сосредоточилась на своих отношениях с Джеком и придумала способ перекинуть мостик через пропасть, которая отделяла их друг от друга. Эта пропасть называлась образом жизни. Как следует поразмыслив, она пришла к выводу, что надежда есть. Оставалось взяться за дело.
Начала она с того, что во вторник утром подошла к столу Миллисент Уинслоу.
— Как прошел уик-энд? — спросила Милли. Задумчивая улыбка смягчила ее угловатые черты. Сегодня на ней был простой синий костюм; белокурые волосы подхватывали с боков две золотые заколки. — Догадываюсь, что в страстной любви.
— То вверх, то вниз.
Глаза Милли округлились, и Дженни не могла удержаться от смеха.
— По правде говоря, все началось плохо, но закончилось хорошо. Впрочем, я пришла не за этим, а чтобы попросить тебя о большом одолжении.
— Шутишь? Ты столько раз делала мне одолжения, что я никогда с тобой не расквитаюсь. Кто еще, кроме тебя, согласился бы поливать мои цветы и заботиться о моем длиннохвостом попугае? В последний раз тебе даже пришлось чистить клетку Иззи. — Милли улыбнулась. «Какая у нее чудесная улыбка!» подумала Дженни, удивляясь, почему этого не замечает ни один мужчина. — Так что за одолжение?
— Не подумай, что я сошла с ума, но я хочу, чтобы ты пригласила меня к своим родителям.
— Когда тебе угодно, — Милли приподняла соломенные брови: — А зачем?
— Насколько я помню, у твоего отца есть бильярдный стол. Кажется, он классный игрок в пул?
— Арчибальд Уинслоу Третий делает классно все, за что ни возьмется. В том числе и играет в пул. — Милли смерила ее изучающим взглядом. — Ага, понятно! Желаешь, чтобы па поучил тебя, а потом будешь играть с Джеком?
Дженни улыбнулась:
— Ты попала в самую точку!
— Могу предложить кое-что получше.
— Что ты имеешь в виду?
Лицо Милли озарила улыбка.
— Я сама научу тебя. Хочешь верь, хочешь нет, но дочь своего отца умеет неплохо обращаться с кием!
— Ты шутишь…
— Нисколько! Папе нужно было с кем-нибудь играть, а я всегда была под рукой. Мне не понадобится много времени, чтобы сделать из тебя мастера.
Дженни схватила в радостном волнении Милли за руку:
— Ты действительно думаешь, что я смогу этому научиться?
— Если смогла я, то ты и подавно сможешь.
Дженни крепко обняла подругу. Господи, какое лицо будет у Джека, когда он узнает, что она научилась играть!
— Милли, я этого никогда не забуду. Никогда!
— Не зарекайся. Ты еще не знаешь, какой я строгий тренер!
Но Дженни только улыбнулась. Как и Милли. Впервые за много дней в их жизни произошло что-то хорошее. Конечно, пустяк, но для помощника библиотекаря Дженни Остин это был важный шаг. Джек отсутствовал, и лучшего времени для начала занятий нельзя было придумать.
Поскольку Уинслоу-старшие отбыли на свою виллу во Флориде, подруги сразу после работы заехали на квартиру Миллисент, а затем по шоссе Сан-Исидро отправились в Монтесито, где располагалось родовое поместье площадью в восемь акров. Они миновали высокие чугунные ворота и по посыпанной гравием подъездной аллее приближались к большому каменному дому, когда у Дженни задрожали руки, державшие руль.
Уставившись прямо перед собой и яростно мигая, чтобы избавиться от наваждения, Дженни боролась с образами, внезапно нахлынувшими на нее, но зрение ей не подчинялось. Казалось, она попала в темный тоннель, засасывавший в прошлое и заканчивавшийся далеко впереди светлым прямоугольным окошком.
Последним усилием воли она нажала на тормоз, но уже не слышала ни испуганного голоса Милли, ни щелчка открывшейся двери, ни хруста гравия под ногами ее хрупкой подруги, бежавшей к дому, чтобы позвать на помощь.
Единственно, что видела Дженни, были три босоногие черные служанки, стоявшие рядом с массивной резной дверью другого огромного каменного дома и говорившие между собой на каком-то странно звучащем языке, в котором она понимала только отдельные слоги и слова. Они беззаботно смеялись, не догадываясь, что женщина с длинными черными волосами стоит неподалеку и все слышит. Одетая в бордовую амазонку и шляпку того же цвета, женщина вышла из-за куста, похлопывая хлыстом по голенищу короткого черного сапога.
— Снова стоите и сплетничаете, вместо того чтобы работать? Я же запретила это. Вам что, нечем заняться?
— Нет, мистрис, — испуганно ответила одна из служанок, пятясь к двери, — у нас много работы! Мы уже уходим. — Рабыни неуверенно повернулись к хозяйке спинами.
— Вот и прекрасно, — сказала им вслед женщина, — идите и работайте. Все, кроме тебя, Флора. — Она поймала за запястье самую младшую и резко развернула ее к себе лицом. Из дрожащих рук девушки выпала маленькая круглая камея. Две другие служанки дружно ахнули; их блестящие черные лица от страха сделались серыми.
— Ну-ка, посмотрим, что это? — Женщина наклонилась и подняла оброненный предмет. — Интересно… — Она держала в пальцах маленький резной, оправленный в золото драгоценный камень, в котором узнала свой собственный. — Ты здесь новенькая, Флора. Разве никто не говорил тебе о наказании за воровство? — На ее губах заиграла жестокая усмешка. — Ты знаешь, что здесь делают с теми, кто нечист на руку?
— Она еще маленькая, — взмолилась служанка постарше, — некому было научить ее уму-разуму!.. Отпустите ее на этот раз, и она больше никогда ничего такого не сделает.
Глаза женщины сузились. Они были такими же черными и блестящими, как ее волосы.
— Маленькая или нет, правила для всех одинаковы. После сегодняшнего дня она запомнит их и будет слушаться. — Она стащила девушку с крыльца и повела к задней части дома. Прибежал запыхавшийся надсмотрщик — тот самый большой уродливый мужчина, который был любовником хозяйки.
— Эта девушка — воровка, — коротко сказала она. — Ты знаешь, что с ней делать!
Он мял в сильных толстых пальцах соломенную шляпу.
— Да, но она ужасно молоденькая. Может, на этот раз мы…
— Ты смеешь оспаривать мои приказы, Мобри?
— Нет… конечно, нет. — Он перевел взгляд на девушку, которая от страха была ни жива ни мертва, схватил ее за руку и быстро потащил за собой. Когда они достигли сарая, девушка стала кричать и умолять о пощаде…
Дженни продолжала сидеть, упершись взглядом в лобовое стекло. Последним, что ей запомнилось, были язвительный смех женщины и запах горелого мяса, когда раскаленное клеймо прижалось к обнаженной коже над грудью негритянки.
— Дженни! Дженни, что с тобой? Дженни, скажи, что случилось?
У нее вырвался сдавленный стон. Над Дженни склонилась Миллисент. Подруга изо всех сил трясла ее за плечо. Придя в себя, молодая женщина вздрогнула, судорожно вздохнула и уронила голову на спинку сиденья. По ее щекам струились жгучие слезы.
— Я схожу с ума, Милли! Наверно, это и есть безумие…
— Подожди… сейчас будет легче. — С помощью экономки и горничной Милли вывела Дженни из машины, провела мимо клумбы к подъезду.
— Дело плохо, Милли. Я видела тех же людей, что и во сне… только теперь я не спала.
— О Боже!..
Они вошли в гостиную первого этажа, где экономка — полная женщина в плиссированной черной юбке и гладкой белой блузке — торопливо готовила чай. Вскоре в дрожащих руках Дженни оказалась чашка из драгоценного севрского фарфора. Боясь выронить дорогую вещь, Дженни поставила ее на старинный столик с мраморной крышкой. Она слегка успокоилась, сделала пару глотков и постепенно овладела собой. Только после этого ей удалось внятно рассказать Милли, что произошло.
— Это страшно, — отозвалась Милли, когда Дженни умолкла. Девушка скрестила длинные, тонкие ноги. — Кажется, я начинаю понимать, каково тебе приходится.
— Что же мне делать, Милли?
— Ты всегда можешь вернуться к доктору Хэлперн.
— Если бы она могла мне помочь, я так бы и сделала. Но не думаю, что это ей по силам… — Какое-то время Дженни сидела молча, прихлебывая крепкий горячий чай и чувствуя внутри приятное тепло. В конце концов напряжение начало спадать.
— Ну как, тебе лучше? — спросила Милли.
— Да. Теперь все нормально. Спасибо.
— Давай-ка я отвезу тебя домой. — Миллисент взяла из рук подруги тонкую фарфоровую чашку и поставила ее на поднос.
Дженни подняла глаза и медленно покачала головой.
— Меньше всего на свете я хочу сейчас домой! — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. — Нет, так легко ты от меня не отделаешься. Мы приехали сюда учиться играть в пул. — Она снова улыбнулась, на этот раз веселее. — Именно этим мы сейчас и займемся.
Милли не скрывала восхищения:
— Вот это сила воли!
Урок затянулся до позднего вечера и помог Дженни отвлечься от случившегося в машине. Милли не преувеличивала — она хорошо играла в бильярд. Кроме того, она оказалась отличным учителем, а Дженни — прилежной ученицей.
Она вернулась домой измученная, но довольная достигнутыми успехами. И все же, несмотря на усталость, сна не было и в помине. Она боялась уснуть, боялась того, что могла увидеть.
Когда Дженни все-таки закрыла глаза, в голове у нее прозвучали слова, которые произносили служанки, стоявшие у входа в особняк. Странные слова: «Д-вит, гвин, ворра, ири, ху-фа, чо, небер…» Она решила, что завтра попытается определить этот язык.
Дженни уснула уже утром, чтобы несколько минут спустя пробудиться от звонка будильника, возвещавшего, что пора собираться на работу. Слабая, как котенок, Дженни с трудом заставила себя встать и одеться.
Оливер Мэдисон-Браун сидел напротив Чарли Дентона на камбузе «Мародера» и играл с ним в кункен. Теще нездоровилось, и Биб на пару дней уехала в Оранж-Каунти, оставив детей на попечение мужа. Правда, сегодня юные отпрыски попросили отпустить их ночевать к друзьям — Тейбору и Дебби Свифт. Поскольку Вики Свифт была лучшей подругой Биб, она пригласила детей в гости.
Оставаться одному в пустом доме не хотелось. Он сел в «тендерберд-64», купленный почти задаром и восстановленный своими руками, и поехал на пристань, рассчитывая застать Джека. Но на месте был только Чарли. Поскольку оба не знали, чем заняться, они послали за пиццей и сели играть в карты.
Когда позади остался шестой кон, кто-то постучал в дверь. Чарли открыл и впустил в кают-компанию Дженни Остин.
— Ой!.. Извините, Чарли, я думала, вы один…
— Вы ведь помните Олли, правда?
— Конечно. Хэлло, Олли!
— Хай, Дженни. Рад видеть вас!..
— Не буду портить вам игру. Я просто гуляла и решила зайти.
Чарли придирчиво осмотрел ее. Олли заметил на лице женщины усталость, которую нельзя было скрыть макияжем, и вспомнил слова Джека о том, что она борется с бессонницей и кошмарами. Чарли тоже упоминал об этом. О Господи, какая беда!..
— Во что вы играете? — спросила она, теребя пуговицу свитера.
— В кункен, — сказал Чарли, — и Олли оставляет меня без штанов.
— Когда я была маленькой, мы любили играть в «черви-козыри».
Олли несказанно удивился:
— Вы играете в «черви»?
Дженни улыбнулась:
— Это было наше семейное увлечение.
Олли усмехнулся и потер ладони.
— Черт побери, Чарли, по-моему, хорошая партия в «черви» куда интереснее этого несчастного кункена! Что скажешь?
— Ну что я могу сказать? Садитесь, девочка. Мы принимаем вас в компанию.
Дженни села за стол с искренним воодушевлением. Ее чудесные карие глаза светились теплом и добротой, на губах играла нежная улыбка.
— Я давно не играла, — сказала она, — наверное, многое забыла. — Дженни сидела за столом с таким видом, что Олли захотелось позволить ей выиграть. Чарли сдал карты.
Ей не понадобилось много времени, чтобы освоиться. Кроме того, ей везло, и Олли пришлось прилагать все силы, чтобы не проиграть. Игра шла с «убийцей», и партнер с наименьшим количеством карт червонной масти, которые и были целью игры, пасовал.
Игра закончилась, когда принесли пиццу.
— Как продвигается ваше исследование? — спросил Чарли, переходя к тому, ради чего и пришла Дженни.
Она посмотрела в сторону Олли, гадая, многое ли ему известно.
— Джек немного рассказывал мне о ваших кошмарах, — мягко промолвил Олли, — он говорил, что вы пытаетесь понять, где могли видеть или читать что-нибудь подобное.
— Если бы это было так просто… — тихо отозвалась Дженни.
Чарли едва не подавился куском пиццы.
— Так вы подумали о том, что я сказал?
— Немного, — она вынула листок из кармана угольно-черных джинсов, которые казались совсем новыми, — а на следующий день произошло еще кое-что. Сегодня я долго сидела в библиотеке, но мне так и не удалось напасть на след.
Дженни передала Чарли лист бумаги, и Дентон принялся изучать его:
— Что это?
— Слова, которые я слышала, когда… Слова из сна. Я услышала разговор служанок и попыталась понять, что это за язык.
Олли потянулся к листку и прочитал слова вслух:
— Д-вит, гвин, ворра, ири, ху-фа, чо, небер… Странно! Никогда не слышал ничего похожего.
— Я записала их фонетически — так, как они звучали. — Дженни бросила на него удивленный взгляд. — Повторите-ка…
Олли улыбнулся и повторил слова.
— Когда их произносите вы, они звучат совсем по-другому. Именно так, как мне слышалось во сне.
Олли еще раз заглянул в бумажку, и вдруг его рот разъехался до ушей.
— Ай двит, — сказал он грудным басом. — Вен ю гвин ду дат? Мебе небер. А ворра дид ю сэй?
— О Боже!..
— Это пиджин, Дженни, — сказал он.
— Пиджон[10]… Не понимаю.
У Олли зарокотало внутри:
— Птица тут ни при чем. Я говорю про «пиджин инглиш». Это что-то вроде комбинации африканского сленга и разговорного английского.
— Пиджин… Да, теперь я вспомнила. Об этом упоминалось в статьях, которые я читала. — Она посмотрела на Олли. — «Я делаю это», «Когда вы собираетесь сделать это», «Может быть, никогда». А последнюю фразу я не поняла…
— А ворра дид ю сэй? — повторил он. — Это значит «Что вы сказали?».
— Как вы…
— Моя мать родом с Барбадоса. Когда я был мальчишкой, мы пару раз ездили к ее родным в гости. Именно так они и говорили.
— Барбадос… — повторила Дженни.
— Верно.
— Не юг, — продолжила она, широко раскрыв глаза, — Вест-Индия… — Она посмотрела на Чарли, а затем снова на Олли. — Там ведь есть джунгли!
— На каких-то островах есть.
— А на Барбадосе? — с надеждой спросила Дженни.
— Насколько я знаю, нет. — Ее милое лицо тут же омрачилось. — Не огорчайтесь. На Карибах полно островов.
Она снова прочитала записанные на бумажке слова и задумчиво свела брови.
— А в начале восьмисотых годов там было полно плантаций. Как раз таких, как в моем сне.
Тут на палубе раздались шаги, и Джек рывком открыл дверь каюты. При виде Дженни, сидящей в компании двух друзей, его убийственно мрачное лицо сразу просветлело.
— Я заезжал к тебе, но не застал, — сказал он, и Олли тут же намотал это на ус. Бреннен посмотрел на пустую коробку из-под пиццы, а затем на потрепанную колоду в руках у Чарли. — Какого черта? Вы что, учили ее играть в карты?
— Мы играем в «черви-козыри», — ответил Олли, — и Дженни сама научила нас паре фокусов.
— Ты играешь в «черви»? — недоверчиво спросил Джек.
Дженни только кивнула, но ее глаза засветились от счастья. Джек нагнулся и крепко поцеловал ее в губы. Было видно, что и он тоже рад без памяти.
Олли хмыкнул:
— Думаю, мне пора. — Поднявшись из кресла во весь свой громадный рост, он хлопнул Джека по плечу. — Рад был видеть тебя, старина!
— Что это ты надумал? — для виду запротестовал Джек, а сам уже тянулся к Дженни, поднимал ее с кресла и обнимал за талию.
Олли только усмехнулся. Может быть, Биб права. Может быть, Джек нашел свою суженую?.. Хотелось бы. Джек заслуживал счастья. Но тут его снова одолели сомнения. Джек Бреннен был чересчур непоседлив, чтобы долго оставаться с одной женщиной. Олли вздохнул и направился к двери, от души надеясь, что нежная маленькая Дженни не примет это слишком близко к сердцу.
Если Чарли прав, ей и без того приходилось несладко.
Наступил день рождения Чарли. Сегодня ему исполнилось пятьдесят восемь. По такому случаю Джек попросил Дженни приготовить праздничный обед, а сам взял на себя снабжение продуктами.
— Я притащу тебе кучу даров моря, — пообещал он. — Ты умеешь готовить омара?
— Шутишь? Ты только купи кореньев, а уж я приготовлю все так, что будет таять во рту!
Джек улыбнулся:
— Я-то думал сходить за чем-нибудь покрепче…
Дженни варила креветок, охлаждала их, делала устрицы а-ля Рокфеллер, тушила омара и овощи и резала зеленый салат. На десерт она задумала приготовить шоколадное суфле. Джек сомневался, что из этого что-нибудь получится, поскольку духовка стоявшей на камбузе старой газовой плиты работала из рук вон, но Дженни заявила, что справится с ней.
Он наслаждался видом ловко орудовавшей на камбузе обворожительной женщины, поливавшей салат остатками жира от бекона, которым она начинила устриц, когда раздался стук. Джек чертыхнулся, пересек кают-компанию, открыл дверь и обнаружил на пороге трех мужчин в костюмах из ткани в тонкую полоску.
— Хэлло, капитан Бреннен! — сказал один из них. — Меня зовут Вернон Уилсон, а это мой помощник, Тед Макартур. Мы из «Санта-Барбара нэшнл банк». Этот джентльмен — Аллен Клайн, один из наших клиентов.
Джек невольно напрягся и стиснул кулаки:
— Что вам нужно?
— Мы хотели бы взглянуть на ваше судно, капитан Бреннен. Мистер Клайн заинтересовался им, а поскольку время не терпит, он захотел узнать, соответствует ли «Мародер» его потребностям.
Джек сжал челюсти и заставил себя сдержаться.
— Согласно нашему договору у меня есть еще три недели. Кроме того, «Мародер» вообще не продается. — Он посмотрел на чиновников в синих костюмах. — А поскольку вы отказались предоставить нам заем, лучше всего проваливайте подобру-поздорову.
— Мы надеялись на ваше благоразумие, мистер Бреннен.
— Напрасно надеялись. Убирайтесь отсюда, да поживее! — Мужчины отступили, и Джек захлопнул дверь у них перед носом. — Проклятые стервятники! — пробормотал он, все еще кипя от гнева.
Его поездка в Лонг-Бич оказалась не более успешной, чем все остальные. Сейчас, когда после визита чиновников стало ясно, что «Мародеру» грозит опасность быть проданным за долги, день рождения Чарли был безнадежно испорчен.
Дженни продолжала готовить обед, но для Джека уже все потеряло смысл. Не помогли ни вкусная еда, ни усилия Джека устроить Чарли праздник. Во время трапезы Джек и Чарли были непривычно тихими, и попытки Дженни разрядить обстановку и поднять им настроение оказались тщетными.
Конечно, она делала вид, что ничего не замечает, и ликующе улыбалась, подавая на стол прекрасно удавшееся суфле, но когда Джек проводил Дженни домой, стало ясно, что все ее усилия пошли прахом.
— Я знаю, сегодня тебе есть о чем подумать, — сказала Дженни, когда они стояли у ее дверей. — Если не хочешь, можешь не оставаться со мной.
Он был бы паршивой компанией, если бы остался. Черт побери, ему даже не хотелось заниматься любовью…
— Если я не останусь, ты не уснешь.
— Может быть, усну. Кроме того, это мои трудности.
Джек отвернулся и посмотрел на порт, на далекие мерцающие огни, подумал о «Мародере», о том, что он вот-вот потеряет свое судно, и свинцовая тоска навалилась на него.
— Я бы хотел заняться кораблем. Конечно, если ты не возражаешь.
Она взяла его лицо в ладони, но даже это нежное прикосновение не смогло успокоить Джека.
— Конечно, я не возражаю.
— Спасибо за то, что ты сделала для Чарли. Обед был просто потрясающий.
Она улыбнулась:
— Я очень рада.
— Думаешь, все будет нормально? — Он чувствовал себя виноватым, но сегодня с этим ничего нельзя было поделать.
— Джек, со мной можно не нянчиться.
Он грустно усмехнулся. Откуда в таком хрупком существе такая стойкость? Джек наклонился и поцеловал ее, но душой уже был на корабле. Во что превратится его жизнь, если он лишится того, ради чего работал столько лет?
— Спокойной ночи, Дженни.
Дженни долго смотрела ему вслед. Когда высокая фигура Джека наконец исчезла, она вошла в гостиную и села на диван. Лежавший на другом конце Скитер проснулся, выгнул спину и пожаловал к ней с визитом. Дженни подняла котенка и прижала его к щеке, благодарная и этому живому, теплому комочку, и Джеку, подарившему его.
Она знала, как тяжело приходится любимому человеку; весь вечер это читалось в его глазах. Господи, если бы она была в силах помочь ему!
На следующий день Джек позвонил, но прийти так и не сумел. Он сказал, что роется в документах, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, которая помогла бы им спасти судно. Дженни старалась придумать, как ему помочь, но денег, которые были на ее банковском счету, для этого было недостаточно, а Говард, как лицо, которому было доверено управлять ее наследством, едва ли позволил бы ей продать свой пай. Да и Джек ни за что не согласился бы взять у нее взаймы…
Она допоздна просидела в библиотеке, изучая историю островов Карибского моря, но вскоре выяснилось, что нужна дополнительная информация. Местом действия ее снов могло быть множество островов. Плантации были повсюду, и повсюду на них гнули спину рабы. Она ушла в половине восьмого, встретилась с Милли в доме ее родителей и обрела душевное равновесие, учась играть в пул.
Дженни вспоминала об этом с улыбкой. Милли действительно мастерски управлялась с шарами и кием. К собственному удивлению, Дженни вскоре научилась правильной позе и вычислению геометрических фигур, которые были главным в этой игре.
Вечер в пятницу выдался пасмурным. Дженни ходила из угла в угол, дожидаясь прихода Джека. Он позвонил ей с работы и попросил разрешения задержаться. Дженни пообещала приготовить обед, и он очень обрадовался.
Дженни смотрела в темноту. На улице водили хоровод желтые и красные опавшие листья, и пронизывающий ветер то и дело швырял их в окно.
Наконец она увидела на тротуаре знакомую высокую фигуру и, как обычно, ощутила холодок внутри.
— Извини за опоздание, — сказал он, — были сложности с краном. Ремонт занял больше времени, чем мы рассчитывали.
— Все в порядке, — улыбнулась она. — Проголодался?
— Ужасно!
— Будешь есть тушеную баранину? Я припасла французский хлеб, горчицу и бутылку хорошего красного вина.
— Замечательно! С вина и начнем. — Джек взялся открывать бутылку, а Дженни следила за ним краешком глаза. Казалось, он за миллион миль отсюда. Дженни поставила на стол дымящееся блюдо с бараниной и зажгла свечи, а Джек с прежним отсутствующим видом наполнил бокалы. Дженни хотелось угадать его мысли.
Они ели молча, время от времени пытались завязать беседу, но без особого успеха.
— Я помогу тебе, — сказал Джек, когда обед закончился. Он отодвинул кресло и поднялся на ноги.
— Спасибо. — Они вместе убрали со стола, а затем растянулись на ковре у камина с двумя стаканами молока и коробкой воздушной кукурузы. У их ног сладко дремал свернувшийся пушистым клубком Скитер, а Дженни не отрываясь смотрела на мрачное лицо Джека.
— Что ты будешь делать? — наконец спросила она, когда Джек рассеянно погладил ее по плечу и уставился в огонь. Оба понимали, что она имеет в виду самый худший исход.
Джек поворошил кочергой угли в камине и засмотрелся на маленький красно-золотой смерч, устремившийся в трубу.
— Придется искать работу. Здесь на каждое место двое претендентов, поэтому надо будет отправляться куда-нибудь подальше.
— Ты имеешь в виду Окснард или Порт-Уэнеме? — Не так уж далеко, всего полчаса езды… Когда Джек покачал головой, Дженни впервые поняла, какая ей грозит беда. — Ты должен будешь совсем уехать из Санта-Барбары? Куда… куда ты поедешь?
Он пожал широкими плечами, отчего под рубашкой вздулись мускулы.
— Может быть, в Сан-Педро. У меня есть там несколько знакомых парней. Или в Сан-Диего. Не знаю…
— Сан-Диего… — Уже не минуты, а часы. Внезапно ей стало трудно дышать. — Это… это так далеко…
Джек провел рукой по вьющимся черным волосам и повернулся к ней лицом.
— Ага, далеко. — Отсветы пламени играли на его смуглом лице цвета обожженной меди.
— А что будет с Чарли?
— У него есть небольшой месячный доход от собственности, проданной несколько лет назад. Много ему не надо, но я сомневаюсь, что он сможет позволить себе жить в Санта-Барбаре.
Значит, уедут оба. У нее сжалось сердце.
Джек заметил выражение ее лица.
— Дженни, я знаю, что огорчу тебя, но может быть, это и к лучшему.
Ее ногти впились в ладони.
— Ты говоришь о нас, да?
Джек отвел взгляд, сел и уставился на трескучие язычки пламени, голубые кончики которых напоминали цвет его глаз.
— В последнее время я о многом думал. Пытался понять, что для меня главное…
Дженни тоже села. Внутри у нее все похолодело.
— А я… Выходит, я для тебя совсем ничего не значу?
— Не придирайся к словам, Дженни. Я имел в виду совсем другое. Просто сейчас… я не знаю, что из этого выйдет.
Сердце вздрогнуло и застыло на месте.
— Ты хочешь сказать… ты говоришь, что больше не хочешь меня видеть?
Джек закрыл глаза, обнял Дженни за плечи и привлек к себе. Большая ладонь принялась гладить ее волосы.
— Нет, маленькая, я этого не говорил. Я имею в виду, что скоро многое может измениться. И неизвестно, что из этого получится.
Теперь сердце заколотилось как сумасшедшее. «Скоро многое может измениться». Нет, только не это! Дженни не хотела, чтобы все менялось. Джек слишком много значил для нее. Слезы градом хлынули из ее глаз. Дженни обвила руками его шею.
— Ох, Джек…
— Успокойся, милая. Пока ничего не случилось. Я только хочу предупредить тебя, чтобы ты была готова ко всему.
Дженни вцепилась в него еще сильнее. Она никогда не будет готова потерять Джека. Никогда!
— Люби меня, Джек, — прошептала она с тихим отчаянием, — я соскучилась по тебе за эти несколько дней.
— Я тоже соскучился по тебе, моя маленькая… — Он повернул Дженни к себе лицом и поцеловал. Затем Джек опустил ее на ковер и начал раздевать. Он был таким же бережным, как всегда, таким же страстным и таким же нежным.
И все же что-то исчезло. Дженни запретила себе думать о том, как называется это «что-то».