Стальной подснежник

Глава 19 БАРХАТ И СТАЛЬ

В детстве мать не баловала Эйнара сказками. Но однажды он провалился под речной лед и потом неделю лежал в жару. Вот тогда, чтобы удержать сына в постели, она все-таки припомнила несколько тягучих страшноватых историй о темных альвах, волках-оборотнях, ведьмах… В одной из сказок, явно рассказанных с намеком, непослушный мальчишка забрел в гости к альвам и провеселился с ними ночь, а когда утром вернулся домой, узнал, что прошло семь лет, родители его умерли от горя и дом развалился.

Сейчас Эйнар будто попал в такую сказку, но рассказанную добрым скальдом. В ней никто не умер, крепость же, оставленная на пару дней, преобразилась, будто по ней и вправду прогулялись альвы, но светлые. Двор, освещенный факелами, холл с фонарями, полы, окна… Все, на что падал взгляд, было отдраено, как амуниция у новобранца при строгом сержанте. И даже старое потемневшее дерево лестницы лоснилось, словно толстая кошка, перилами и ступенями. А на лестнице стояла она…

Эйнар замялся на миг, не зная, что положено делать по этикету, йотуны его побери, а потому повел себя, как обычный невиец, вернувшийся домой с гостем, — представил ему хозяйку дома. И, кажется, угадал. Ярл подошел к лестнице, говоря положенные слова…

Сам Эйнар его почти не слышал, потому что позорно и глупо таращился на собственную жену. Вот уж где альвы развлеклись на славу!

Она стояла на третьей ступеньке снизу, безотрывно глядя на Рагнарсона, и в первые несколько мгновений Эйнару показалось, что на голове леди — серебряная корона. Но это была всего лишь толстая коса, уложенная венцом. Бледное лицо словно светилось изнутри сквозь тонкую кожу, и огромные серо-голубые глаза, окаймленные темными ресницами, сверкали холодно и надменно, как оружейная сталь. Живыми и теплыми выглядели только губы, розовеющие без всякой краски. Темные альвы, за что-то невзлюбившие нынче Эйнара, превратили обычную женщину, светлую до блеклости, в Снежную Невесту — бесстрастную хозяйку снегов и вьюги, одним поцелуем выжигающую мужское сердце, превращая его в ледяные осколки…

Но это касалось только лица. Невольно скользнув взглядом ниже, Эйнар сглотнул ком в горле. И ему еще казалось, что леди выглядит непристойно в рубашке и штанах?!

О нет, ее платье было вызывающе приличным! Глухое, прикрывающее шею выше ключиц, а руки — до запястий, с мягкой широкой юбкой до пола, расшитое по лифу и манжетам серебром. И даже Эйнару было ясно, что бархат льнет к телу поневоле, такая уж это ткань. Но высокую крепкую грудь он обрисовывал еще коварнее, чем проклятая рубашка, потому что без единой складочки. И округлые плечи, по-женски узкие, но далеко не хрупкие — такие не страшно обнять покрепче. И немыслимо тонкую талию, которую Эйнар, наверное, мог бы обхватить ладонями почти всю. И стройные бедра, которые юбка больше предательски подчеркивала, чем скрывала, а какие ноги прячутся там, под мягкими складками цвета старого вина, он очень хорошо помнил…

Благопристойный вид, не поспоришь! Открыты только лицо и руки, да носочки серебряных туфель выглядывают из-под подола. А что ни один из мужчин, даже угрюмый Малкольм, не может глаз оторвать и пара северян рядом с Эйнаром задышали чаще, так это дело мужа — следить, чтобы жену лишним вниманием не оскорбили. Эйнар стиснул зубы, мрачно радуясь, что вольфгардцы добровольно признали себя гостями, а про леди можно много чего сказать, но вертихвосткой не назовешь. Хотя… для него она никогда так не наряжалась. И йотун побери, ярл и она, оба высокие, стройные, беловолосые и надменно красивые, рядом смотрятся то ли как брат и сестра, то ли как половинки единого целого. У Эйнара даже заныло что-то внутри от этой картины. Что-то дурацкое, глухое, недоброе…

— Мы с супругом рады принимать вас и ваших людей, ярл Хёгни, — едва разомкнув губы, сказала леди без малейшей улыбки, глядя на Рагнарсона спокойно и внимательно, будто поверх арбалетного прицела. — Войдите в наш дом и будьте в нем желанными гостями.

Рагнарсон учтиво поклонился. И леди кивнула в ответ — резким быстрым движением, будто отдавала честь врагу перед поединком.

А проклятый ярл улыбнулся, и Эйнар увидел, как на мгновение расширились его ноздри, втягивая воздух, а глаза блеснули золотом.

— Господа гости, — очень вовремя провозгласил Тибо, появляясь в дверях. — Купальня ждет! Не изволите ли освежиться перед ужином?

В купальню? Ага. Неплохо бы притопить там кое-кого… излишне нюхливого. Эйнар мрачно кивнул и, посмотрев последний раз на жену, ответившую ему насмешливым взглядом, повел «желанных гостей» мыться.

В купальне, полной горячего душистого пара от кипяченных в воде веток можжевельника, стало уже неважно, кто ярл, кто лорд, а кто простой воин. Впрочем, простых Рагнарсон с собой не брал, волки были на подбор матерые. Разве что оруженосец вряд ли чем отличился, но какие его годы?

Эйнар мылся вместе со всеми, подливая горячую и холодную воду в бадьи, слушал соленые шутки про дорвенантских девиц и по привычке ждал неприятностей, но его всего разок хлопнул по плечу один из двух побратимов, заявив, что при такой жене и он бы остепенился. Второй хохотнул, что за такой побегать надо, а она не всякому себя догнать позволит; у тебя же, братец Сигурд, ноги коротки и хвост тяжелый. Ничего обидного в этой болтовне не было, и Эйнар успокоился, только все равно пару раз поймал на себе внимательные, будто оценивающие взгляды ярла.

А потом ему принесли чистую одежду, и Эйнар, извинившись, первым вышел из купальни, пользуясь законным правом и долгом хозяина присмотреть за подготовкой к угощению. Поднялся на второй этаж, прошел коридором, тоже изменившимся, как по волшебству. Заправленные маслом лампы на блестящих, без следа копоти крюках, вымытые и натертые чем-то полы… Крепость сияла, чистая и даже будто потеплевшая. Он вспомнил запах жареного мяса во дворе, новые полотенца в купальне… И это всё за два дня?

— Еще ведь гостей разместить надо где-то, — сказал он вслух сам себе.

— Без тебя догадались, — фыркнул Тибо. — Вон, шесть комнат готовы.

Эйнар иногда всерьез подозревал, что в родстве у итлийца затесался кто-то из Малого народца. Ну не может обычный человек появляться из ниоткуда.

— В северном крыле? — повернулся он к сержанту. — Да там хуже, чем в собачьей будке!

— А ты посмотри, — ухмыльнулся Тибо. — И не забудь жене поклониться… милорд.

Не обращая внимания на ехидство, Эйнар заглянул в ближайшую комнату. Окинул взглядом все внутри, помолчал, спросил тихо:

— И что, везде так? Белье, кровати, канделябры… Очаги топятся…

— И канделябры тоже, мать их барготову! — с чувством отозвался Тибо. — Начищенные и со свечами, сожри их Баргот вконец. И шкуры на полу, ага. И мясо свежее для гостей и гарнизона, и стол уже ломится от всего, и это ты еще обеденный зал не видел, небось. Не видел же?

— Не видел, — сознался Эйнар. — А что там?

— Не скажу. Но если б не леди твоя, Баргота лысого мы бы столько сделали. Ладно, пойду я тоже переоденусь в чистое да гостей из купальни заберу, а то как бы они там хвосты не отрастили. Зачем нам в купальне такая толпа мужиков-русалок? Были бы еще девицы…

— Хавманы, — мрачно сказал Эйнар ему вслед. — Морские люди зовутся хавманы и хавфруа. Хотя какая разница?

Он уже повернулся, чтобы уйти, и замер. Впервые в жизни в глазах потемнело не от удара по голове, а само по себе. И горло перехватило так, что не вдохнуть. Мелькнула глупая, беспомощная и подленькая мысль, что это ему в наказание. Засмотрелся на другую женщину — и вот. Но эту глупость Эйнар тут же отбросил. Разве она может быть наказанием? Да будь это последним, что он увидит в жизни, — и то бы не отказался!

— Мари… — прошептал он, глядя на призрак.

Точно такая, как при жизни! Правда, двенадцать лет назад… Рыжие косы, круглое веснушчатое лицо, стройная фигурка. И платье. Боги! Зеленое платье, в котором Мари стояла у алтаря! Даже белое кружево накинуто сверху, не столько для тепла, сколько для красоты. Как же так… За что? Зачем?! Неужели вернулась?! Сама?

— Папа? — сказал призрак неуверенно, и Эйнар прозрел.

У него будто выдернули из сердца иглу, даже дышать легче стало. Не Мари… И сразу же за болью пришло сожаление — горькое, тоскливое, холодное. Не она.

— Папа, — отчаянно повторила дочь, и Эйнар наклонился, раскрыл объятия.

Что бы она ни натворила, как бы ни провинилась, это все равно его девочка. Сорвавшись с места, Тильда подбежала к нему, прижалась, обняла. Теплая, пахнущая медом и печеным…

— Тиль, ради Пресветлого, — пробормотал Эйнар. — Какая же ты у меня большая.

Сейчас он не мог понять, как ошибся. Да, ростом Тиль уже сравнялась с матерью, но фигурка еще детская. И как только платье подогнали? Дочь сопела ему в ухо совсем как раньше, когда крохой забиралась на колени и могла просидеть вечер, если не сгонишь. А теперь… Теперь она доросла до свадебного платья своей матери.

— Ты ко мне потом придешь? — спросила Тильда. — Селина говорит, что мне на ужин нельзя. Там вольфгардцы… А я посмотреть хотела!

— Селина верно говорит, — отозвался Эйнар с мгновенной благодарностью к горничной. — На ужин тебе нельзя. Там будут очень взрослые разговоры. Вольфгардцев завтра увидишь.

Про себя он подумал, что лучше бы из окна. Конечно, никто из северян не обидит ребенка, тем более дочь хозяина, но Тильда и вправду выросла дикаркой. Она не знает вольфгардских обычаев и не сможет ответить на безобидное заигрывание. Того и гляди, кто-нибудь в шутку ленту попросит, а потом посмеется с приятелями над глупышкой.

— Хорошо, — вздохнув, с удивительной покладистостью ответила Тильда.

Высвободившись, она ушла к себе, непривычно серьезная, красивая и чуточку важничающая. Его почти взрослая и такая юная дочь. Благие боги, страшно как!

Переведя дух, Эйнар еще раз окинул взглядом северное крыло, пока еще пустое, но ждущее гостей. Только перед балконом пара комнат осталась свободной, двери в них поскрипывали от ветра, значит, окна внутри ничем не завешены. Надо сказать, чтоб их наглухо заперли, как и балкон, — теплее будет. А мороку, утбурд его возьми, все равно, куда являться. Он и в комнату к Эйнару наведаться не постесняется. Кстати, вот и еще загадка: как проклятая тварь узнает, что рядом никого нет?

Обещав себе подумать об этом позже, Эйнар встретил идущих из купальни вольфгардцев в сопровождении Тибо и слегка удивился — их стало вполовину меньше.

— Зачем воинам разговоры ярлов? — пожал плечами Рагнарсон, с великодушной вежливостью причислив к таковым и Эйнара, хотя по-вольфгардски титул лорда равнялся танскому. — Я отправил охрану во двор. Ваш сержант сказал, что их накормят.

Сержант? Тибо или Малкольм? Скорее, Тибо, но он будет здесь… А, ладно, не съест его гарнизон полдюжины северян, да и они никого не покусают. Законы гостеприимства Вольфгард блюсти умеет, хоть и весьма своеобразно при случае. Например, попрощаться с хозяином и уехать, перестав быть гостем, а потом вернуться с другой стороны и напасть на усадьбу — это вероломством не считается. Но сейчас-то ссора никому не нужна?

Кивнув, Эйнар провел гостей в зал. И порадовался, что шел первым, — иначе даже оруженосец ярла по его обалделому лицу понял бы, что лорд и капитан видит собственный зал впервые. То есть впервые — таким!

Как и положено хозяйке дома, Ло встречала гостей у стола. И взгляд драгоценного супруга, когда он увидел результат ее трудов, почти вознаградил за два безумных дня. Окончательной наградой была бы благодарность словами, но не при гостях, конечно. Хорошо, она подождет. И пусть только попробует не признать ее заслуг!

А пока она смотрела, как входят северяне. Всего шестеро почему-то. Такие разные и вместе с тем такие похожие. Ярл с оруженосцем, молодой, но уже наполовину седой ведьмак, пожилой белобородый воин, похожий на дубовый кряж… Что-то в нем настораживало… Ах, вот в чем дело! Забавно…

Ярл, с невозмутимой вежливостью окинув взглядом зал, прошел и сел, как и положено знатнейшему из гостей, по левую руку от Ло, за длинной стороной стола. Рядом с ним на этой же стороне сели ведьмак и оруженосец. Двое побратимов и старый воин сели напротив, по правую руку от Эйнара. Следом за вольфгардцами заняли места Тибо и Лестер — каждый на разную сторону, замыкая собрание.

— Кажется, я ошиблась с приборами? — невозмутимо уточнила Ло, указывая взглядом на оставшиеся лишними тарелки и кубки.

— Охрана ярла будет есть во дворе, — сказал Эйнар. — Ваша светлость, это мои люди. Мэтр Лестер Вайс, целитель. Сержант Тибальд Мерри, моя правая рука.

— Милорд, миледи, — ответил Рагнарсон все так же по-дорвенантски. — Вот мои люди. Дагмар Черный Снег и юный Кетиль, сын тана Кирана…

Он указал взглядом на ведьмака и оруженосца, те кивнули, и Ло склонила голову в ответ.

— Сигурд Хёгни, сын моей двоюродной сестры, и Рори Брендольвсон, его брат по оружию…

Склонили головы побратимы, удивительно похожие не лицом, но общей повадкой держаться. Ло кивнула и им.

— Моя правая рука — Ольвар Тинлейвсон.

Старик, пожалуй, стариком не был, Ло дала бы ему лет пятьдесят, а для вольфгардца, который не погиб в молодости, это не возраст. Значит, советник. И головы не склонил…

— Ольвар, — укоризненно сказал Ингольв Рагнарсон, на удивление весело блеснув глазами.

— Я помню, что мы гости, мой ярл, — густым низким голосом отозвался Тинлейвсон и в упор посмотрел на Ло. — Я чту этот дом и его хозяина. Но поклониться ей? Сам знаешь, этого не будет. Могу уйти, коли тебе угодно.

Так… Началось. Чуть сузив глаза, Ло ответила Тинлейвсону таким же прямым взглядом, который северянин выдержал с мрачным спокойствием. Рагнарсон молчал, чего-то выжидая, и Ло любезно поинтересовалась:

— Не любите магов, господин Тинлейвсон?

— На дух не переношу, — растянул губы в холодной недоброй улыбке северянин.

— Что ж, значит, у нас с вами есть кое-что общее, — так же любезно сообщила она. — Я вас, ведьмаков, тоже терпеть не могу.

А вы, господа волки, думали, что достаточно одеть ведьмака как воина, чтобы никто его не узнал? Можно перекрасить шкуру, но суть не поменяешь. Ло удовлетворенно улыбнулась, видя угрюмую растерянность на лице Тинлейвсона. Второй, который Дагмар, тоже удивился, но ярл и ухом не повел на такое разоблачение. Он, кажется, получал удовольствие от всего, что наблюдал.

— Так что, полагаю, мы в расчете, — с полным удовлетворением закончила Ло. — Можете не кланяться, господин Тинлейвсон, и есть спокойно: на этом столе нет ничего, сделанного моими руками.

— Не любите стоять у очага, леди? — в полной тишине невозмутимо поинтересовался ярл на такое неслыханное и откровенное нарушение традиций — хозяйка во всеуслышание призналась, что не стала готовить для гостей.

Из-за спины ярла тенью выскользнула Селина и начала разливать вино по кубкам.

— Я, ваша светлость, настолько хорошо это делаю, — улыбнулась Ло, — что, если накормлю вас своей стряпней, боюсь, вы решите, война еще не закончилась. Когда я спалила пятый котелок с кашей, вместо меня вызвался готовить наш отрядный некромант, и все вздохнули с облегчением — сами посудите, что варила до этого я.

Это, кстати, было истинной правдой. Не родись Маркус Избранником Смерти, стал бы алхимиком: котелки его слушались в любом виде, хоть с зельем, хоть с тушеным зайцем.

Первым, как ни удивительно, хохотнул ведьмак. Второй, который Черный Снег. Заулыбались братцы Сигурд и Рори, тихонько хихикнул танский сын. А ярл весело и совсем не обидно рассмеялся, и даже Рольфсона, сидевшего, как на еже, слегка отпустило — плечи капитана расслабились.

— Ну, коли так… — буркнул Тинлейвсон и решительно воткнул нож в кусок жареной курицы на общем блюде.

И все пошло легче. Принесли на больших блюдах дымящуюся баранину, на столе стало по-настоящему тесно, и пришлось сдвинуть тарелки с пирогами и жареной курятиной. А еще ведь были соусницы, наполненные сметаной, ореховым и черничным соусом, уксусом и горчицей. Свежий хлеб и творожные лепешки, сыр, маринованный лук. Вино в больших пыльных бутылях, то самое, со свадьбы, где только капитан раздобыл такой приличный сорт… Что ж, если все два дня удастся кормить гостей так же, ни у кого из них язык не повернется сказать, что в Драконьем Зубе их приняли плохо.

— У вас славный дом, капитан, — негромко сказал Рагнарсон, впервые за ужин обратившись к Рольфсону, и за столом стало тише.

— Благодарю, — коротко ответил тот.

— Вы ведь, кажется, недавно женаты? Леди оставила службу ради брака с вами?

— Нет, раньше.

— Ах, вот как, — перевел ярл пристальный взгляд потемневших желтых глаз на нее. — Простите мое любопытство, вы ушли, когда был подписан мир?

Положив себе сыра, Ло невозмутимо отложила нож.

— Когда он был подписан, я лежала в госпитале, — пояснила она с полным безразличием.

Интересно, зачем он спрашивает о том, что и так прекрасно знает? Уж если Рагнарсону донесли о ее замужестве, то и историю с Руденхольмом рассказали во всех подробностях.

— Не место женщинам на войне, — буркнул Тинлейвсон, смачно обгрызая баранье ребро крепкими белыми зубами на зависть любому настоящему волку.

И кто его, интересно, за язык тянул? Ло почувствовала, что терпение, которым она и так похвастаться не могла, на исходе.

— Я давала присягу своему королю, — холодно ответила она. — И сражалась, как любой солдат.

— Солдат? Ха! Ваша боевая магия — подлость и бесчестье! Много ли доблести в убийстве издалека?! Любой сопляк может пустить огонь и смотреть, как умирают смельчаки!

Тинлейвсон раздраженно бросил кость на стол. Рольфсон снова напрягся, но ярл, которому полагалось бы одернуть спутника, сидел спокойно, только переводя взгляд с ведьмака на Ло.

— А в жидком барготовом огне, конечно, доблести больше, — язвительно отозвалась Ло. — Может, вы мне расскажете, мэтр ведьмак, чем смерть от него отличается от смерти в «огненном ветре»? Или мне ваши катапульты во сне привиделись?

— Так а что нам было делать? — возмутился и изумился Тинлейв. — Отвечать-то надо было чем-то! По мне, так йотун утбурда не лучше. Мир покатился в бездну, когда люди отложили честные луки и мечи.

— Мир покатился в бездну, когда одни люди взялись за них, чтобы ограбить соседа, а другие — чтобы отстоять свое, — отрезала Ло, чувствуя, как ее щеки запылали. — И одно я знаю точно. Я по-прежнему живу в свободном Дорвенанте, а не в провинции Вольфгарда, значит, оно того стоило.

Поднявшись, ведьмак грохнул кубком о стол, расплескивая вино, — на белой скатерти пятна растеклись, как кровь. До Тинлейвсона была пара шагов, и ей показалось, что капитан уже приготовился вскочить… но ярл остановил ведьмака одним молчаливым взглядом — и тот, передернув могучими плечами, скривился и вышел из зала.

— Прошу прощения, леди, — так же спокойно сказал Рагнарсон. — Мне жаль, что Ольвар был так неучтив. Будьте снисходительны к его горю: два его сына погибли на этой войне. Ольвару тяжко сознавать, что их смерть канула в пустоту.

— Я сожалею, — зло и без всякого сожаления отозвалась Ло. — Вряд ли это утешит мэтра ведьмака, но в одном только Руденхольме я потеряла двенадцать братьев и сестер. Мы не были родней по крови, только по Ордену, но вы-то знаете, что это родство не слабее.

Несколько мгновений безмолвия — и ярл кивнул. Вслед за ним кивнули побратимы, быстро глянув друг на друга, и склонили головы остальные. Вольфгардцам действительно не нужно было объяснять, что такое братство по оружию.

Ло поднесла кубок к губам — впервые за вечер, — отпила немного. Промокнула губы салфеткой. И подумала, что ярлу, конечно, виднее, кого брать в посольство, но в Дорвенанте старому ведьмаку лучше придержать язык. А то нарвется на кого-нибудь из не потерявших дар боевиков, вроде Стефана Бастельеро, бешеного кузена Маркуса, или задиру Дилана Мортэйна, и будет очень плохо. Для обоих. И уж точно — для недавно заключенного и еще такого непрочного мира.

— Кстати, о Руденхольме, — тем же подозрительно задумчивым голосом сказал Рагнарсон, и Ло словно кто-то в спину кольнул. — Еще раз простите, что напоминаю вам черные дни. Вы ведь знаете, что я просил вашего короля о встрече с вами?

— Знаю, — настороженно ответила она. — И, поверьте, в недоумении.

— Могу представить, — невозмутимо согласился ярл. — Но, может быть, вы помните, как незадолго до затопления Руденхольма спасли юношу, попавшего под жидкий огонь?

— Да, — уронила Ло.

— И помните, кем он был?

— Понятия не имею, — сообщила Ло, мечтая послать его светлость к барготовым демонам — пусть там у кого-нибудь кинжал в ране проворачивает. — Он так обгорел, что мундира не осталось. Но, судя по вашему вопросу, — все-таки вольфгардец?

— Именно, — так же мягко согласился Рагнарсон. — Совсем еще мальчишка, шестнадцати не исполнилось. Сбежал на войну, чтобы стать героем. С мальчишками это случается.

— Это со всеми случается, — снова отпила она вина, чтобы смочить пересохшее горло. — Но обычно быстро проходит, если успеваешь дожить до момента, когда поумнеешь. И что же? Вы его близко знаете?

— Знаю, — кивнул ярл. — И тоже, как вы выразились, в недоумении. Вы спасали почти покойника, даже не зная, друг он или враг?

— Я спасала умирающего мальчишку, — скривилась Ло, злясь на себя, на ярла, на дурацкий вечер, что начался так неплохо, но теперь потревоженная память снова возьмет свое кошмарами и дурным настроением. — Только не приписывайте мне особого благородства. В тот день, часом раньше, погиб мой ученик. Тоже попал под жидкий огонь. Этьену было шестнадцать, он сбежал с пятого курса Академии. Мажонок, который только и мог, что стоять на подхвате и тянуть сеть. Он сгорел заживо у меня на глазах, так что пусть никто не рассказывает мне, что алхимический огонь честнее магического — горят от них одинаково. Я спасла одного, потому что не успела спасти другого.

— Одного вместо другого… — повторил ярл. — Вот как, значит? Что ж, если вам интересно, отдавая долг памяти своему ученику, вы спасли одного из наследников Хёгни, сына моей старшей сестры.

— Ему повезло. В этом нет моей заслуги.

Да закончит он когда-нибудь? Получил своего родича живым — и пусть благодарит богов!

— Ну разумеется, — улыбнулся ярл. — Знаете, он рассказывал мне, как очнулся, умирая от боли. И как боль ушла, потому что Снежная Невеста держала его за руку и плакала.

— Бред умирающего, — фыркнула Ло, снова краснея. — С такими ожогами ему и Милосердная Сестра могла привидеться, а то и сразу Претемная Госпожа, к которой он чуть не отправился. Я плакала? Если и так, точно не по нему. Поверьте, мне было о ком плакать в тот день.

— Вам виднее, — согласился ярл все с той же задумчивой мягкостью. — Но если позволите…

Он сунул руку за отворот черного бархатного камзола, в который переоделся после купальни, достал маленький сверток и пояснил:

— Узнав, что я еду в Дорвенант, Бран просил передать вам кое-что. Вы, конечно, не Снежная Невеста, и он об этом узнал, когда в госпитале целители назвали ему ваше имя. Он попал в плен, я его разыскал и обменял на наших пленных, а Бран сказал, что обязан жизнью дорвенантке Ревенгар по прозвищу Стальной Подснежник. Вернувшись, он засел в мастерской. Бран — талантливый мальчик, у него есть дар. Наверное, родись он у вас, стал бы артефактором, а так он просто мастер по драгоценностям. Как же… ювелир, да?

Развернув тонкую кожу, ярл сжал пальцы, встряхнул их, и под его рукой закачалась тонкая цепочка с кулоном. Пятилепестковый цветок странного цвета, вроде бы серебристого, но отливающего голубизной… Изящно вырезанный венчик, тонкий стебелек с парой листиков у основания. На цветке и одном из листиков мерцали две крупные прозрачные капли, граненые и напоенные светом, будто живая роса.

— Это фейел. Он растет высоко в горах и встречается очень редко. Цветет два раза в год: поздно осенью после первого снега и рано весной, вслед за последним. Говорят, что тот, кто найдет фейел и принесет его домой неувядшим, никогда не будет бояться холода. Не знаю, правда ли это, — улыбнулся ярл. — Мне случалось находить фейелы, но я и раньше не боялся замерзнуть. А Бран сделал для вас фейел, который не увянет никогда. Примете ли вы его?

— Я…

Опомнившись, Ло повернулась к Эйнару и спросила:

— Вы позволите, милорд супруг мой?

Чуть не забыла, что она теперь замужняя женщина, так что принимать подарки без разрешения мужа неприлично! Хотя вольфгардцев это явно удивило — у молодого ведьмака даже брови поднялись, но он учтиво промолчал. Сообразил, наверное, что здесь обычаи другие.

— Да, миледи, — отозвался подозрительно сдержанным тоном капитан.

Ярл с поклоном передал украшение, опустив его на ладонь Ло и на едва заметный миг задержав там пальцы. Но тут же убрал руку. Ло поднесла кулон ближе к глазам, спросила растерянно:

— Это ведь не серебро?

— Это сталь, моя госпожа, — снова улыбнулся ярл. — Лучшая оружейная сталь. А к этой вещи я прибавляю свое слово. И объявляю — пусть будут мне свидетелями ваш муж и эти люди, — что на клане Хёгни долг крови перед леди Лавинией Ревенгар, магом и офицером Дорвенанта. Любая ваша просьба, если не послужит к умалению нашей чести, будет исполнена в его уплату.

— Долг крови? — подняла Ло глаза, встретившись взглядом с ярлом. — Что ж, ваша светлость, я принимаю и его, и ваш подарок. Милорд супруг мой, будьте любезны помочь…

Она протянула Рольфсону холодную, словно и не бывшую возле живого тела вещицу. Пару мгновений капитан не мог понять, но, когда Ло склонила голову, накинул цепочку ей на шею и застегнул простой надежный замочек. Только теперь Ло разглядела, что искристая, будто покрытая инеем цепочка тоже стальная, но каждое звено украшено тонкой насечкой и крошечным бриллиантом, непонятно как вделанным в металл. Работа истинного мастера! Сталь и алмазы… Фейел, который никогда не увянет, потому что родился в пламени кузнечного горна, расцвел под ударами молота и закалился в ледяной воде. Красивый. Мертвый. Зато способный уцелеть там, где хрупкая красота живого цветка погибнет. Подарок точный, как удар ножа в сердце.

И теперь Ло знала, какой долг крови она спросит с ярла Ингольва Рагнарсона.