Глава 7 СВАДЬБА ИСТИННОЙ ЛЕДИ

Первым, что испытала Лавиния при взгляде на платье, было глубочайшее разочарование и смутное удивление. В мечтах она сама поступала с несчастным нарядом даже более жестоко, но прекрасно понимала, что не наберется духу воплотить мечты в действительность. Не так жалко испортить просто дорогую вещь, но платье было по-настоящему красивым, к тому же ее всегда учили ценить чужой труд. А тут вот так запросто…

И вообще, это ее платье! Нелюбимое, ставшее символом ненавистного брака, но все-таки принадлежащее лично ей, Лавинии Ревенгар! И какая дрянь посмела…

Медленно повернувшись, она в упор взглянула на жениха и поинтересовалась очень-очень спокойно, просто образцом учтивого тона:

— Вы ничего не хотите мне сказать, господин комендант?

— Сожалею, — процедил Рольфсон, переведя взгляд с платья, которое мрачно разглядывал, на Ло. — Это… можно как-то отчистить?

— Водостойкие чернила с арлезийского шелка? Не думаю… — протянула Ло. — Разве что опытный маг-артефактор справился бы. У вас, случайно, нет такого в крепости?

— Нет, — сказал комендант с каменным лицом, на котором что-то выражали только глаза.

Зато как выражали! Растерянность, злость, недоверие… Ло мгновенно убедилась, что сам Рольфсон к этой мерзости отношения не имеет. Ну не был капитан похож на глупого пакостника. К тому же у Ло имелась на эту роль кандидатка получше.

— И вы не представляете, кто мог это сделать? — спросила она так же спокойно, однако уже закипая.

Мелкая дрянь пряталась за спинами взрослых, но Ло поставила бы свой перстень мага, что это она. Только непонятно — как? Ведь девчонка ужинала с ними.

— Полагаю, вам следует спросить свою горничную, миледи.

— Это не Нэнси, — твердо сказала Ло, отыскав взглядом бледную заплаканную служанку. — Чернила стояли на туалетном столике, я не успела закончить письмо, когда меня пригласили к ужину. Чтобы залить ими платье, нужно было взять пузырек и… Кстати, где пузырек?

— В у-у-углу валяется, — прохныкала Нэнси, показывая туда пальцем. — Я тро-о-огать не стала…

— И правильно сделала. Покажи руки.

Девчонка, все так же всхлипывая, показала ладони, потом тыльную сторону совершенно чистых пальцев с коротко подрезанными ноготками, на удивление аккуратными для крестьянки. Ло прищурилась, вспоминая… Нет, у дочери коменданта руки тоже чистые, она сидела за столом, ела лепешку, крутя ложку в пальцах… На память Ло никогда не жаловалась, если не считать Руденхольма.

— Как видите, это не Нэнси, — сказала она коменданту.

Мэтр, просочившийся в комнату и все это время разглядывавший платье, присвистнул, впервые на памяти Ло поведя себя как человек, а не как свод законов в человеческом обличье.

— Оскорбление его величества… — пробормотал он, потирая кончик носа.

— Что? — круто повернулась к нему Ло.

— Какого йотуна… — выдохнул комендант.

Йотун? Ах да, он же северянин.

— Оскорбление дамы, находящейся под личной королевской опекой, согласно уложению о королевском сватовстве, является личным оскорблением его величества, — пробубнил мэтр. — Миледи Ревенгар, вы будете подавать жалобу?

Ох, как Ло хотелось именно так и поступить! Если уж она должна вести себя как леди и не может просто наорать на всех, швырнуть что-нибудь о стену и высказать коменданту все, что думает о нем, его доченьке и его крепости… Жалоба! Оскорбление короля, пусть и непреднамеренное, наверняка может стать поводом для расторжения договора. Но… смысл? Ей либо найдут нового жениха, либо вернут в столицу. Вдобавок она бы скорее сама сожрала это платье целиком, со всем его жемчугом и кружевом, чем доставила его величеству удовольствие разбирать ее, Ло Ревенгар, жалобу! От боевого мага! На испорченное барготово платье, тридцатью тремя демонами его дери!

— Нет! — бросила она, задрав подбородок и привычно вытянувшись по струнке, потому что спина не вовремя напомнила о себе. — Никаких жалоб. Но я хочу знать, кто это сделал. Кому-то здесь не помешали бы розги для вразумления.

— Не знаю, о ком вы, миледи. Никто из моих людей на такое не способен.

В глухом голосе коменданта слышалось твердолобое упрямство, но не страх. Если он и сообразил, какими неприятностями грозит ему жалоба Ло, то никак этого не показал.

— Да? А кто? — прищурилась она, отвечая на его раздраженный взгляд своим таким же. — Не я ведь!

— Понятия не имею! — отрубил Рольфсон. — Здесь никто не желал нанести вам обиду, ручаюсь честью.

Ло уже набрала воздуху в грудь, чтобы позвать милое дитя поближе и припереть к стене Нэнси: правда ли горничная оставила комнату ненадолго? Как ее остановила простая и очень неприятная мысль. Если девчонка вдруг ни в чем не виновата, она, Ло, в глазах всей крепости мгновенно станет той самой злобной мачехой, что с первого дня обижает бедную сиротку. Не на это ли рассчитывала неизвестная дрянь? Девчонка явно не безобидный воробушек, но…

На несколько мгновений Ло заколебалась, и комендант, разумеется, понял это по-своему.

— Если вам больше нечего сказать, миледи, может, вернемся к столу?

— Нет, благодарю, — выдавила Ло. — Я совершенно сыта.

— Тогда желаю приятного отдыха. Встретимся завтра у алтаря.

Он издевался, сволочь. Невозмутимый и надменный, словно каменная статуя. Нет, горгулья с крыши столичного храма! Плечи широченные, морда мрачная… Вылитый, только рогов и хвоста недостает! И она еще отказалась жаловаться! Хотя правильно отказалась, сама справится.

— У алтаря? — переспросила Ло. — И в чем прикажете мне туда идти?

— Не вижу, чем плохо платье, которое на вас сейчас.

— Оно же синее, — пискнула из угла Нэнси в праведном возмущении и зажала себе рот рукой, судя по звуку.

— Оно синее, — ласково повторила Ло, гадая, действительно ли комендант не понимает, в чем дело, или просто придуривается.

— Ну так наденьте другое, — в голосе Рольфсона прорезалось раздражение, комендант смотрел на Ло снисходительно, как на… дурочку, вот!

— Да неужели я бы не додумалась? — прошипела она, по привычке отступая на шаг, чтобы наложить магическое плетение по большей площади и точнее. Поймала себя на этом, осеклась, но продолжила: — По-вашему, сколько у меня свадебных белых платьев в гардеробе? Как-то не рассчитывала, что понадобится больше одного! Не знаю, как у вас на родине, а у нас в Дорвенанте в цветном к алтарю идут разведенные жены, вдовы и опороченные девицы в положении. Смею надеяться, ни к одной из этих категорий я не принадлежу. Так что цветное я надену не раньше своей следующей свадьбы!

Она смотрела на Рольфсона, чувствуя себя совершенно правой и очень злой. Да, в столице Ло могла придираться к материалу платья, его фасону, слишком богатой отделке, да чему угодно! Только не к цвету! Белое — право и закон для любой девицы Дорвенанта или Фраганы, впервые выходящей замуж. Шутка насчет мундира… даже для Ло была просто шуткой, понятно же.

Комендант дрогнул и явно растерялся. Ага, не совсем дурак. Но тут же Ло изменила свое мнение и потеряла дар речи.

— Не знаю, на что вы рассчитывали, миледи, — угрюмо сказал Рольфсон, меряя ее презрительным взглядом. — Но, если эта свадьба вам не по вкусу, откажитесь от нее сами, как положено. У вас для этого есть стряпчий, нечего делать дурака из меня и обвинять моих людей непонятно в чем. А если я ошибаюсь, то завтра жду вас у алтаря. Могу прислать Молли, если нужна женская помощь.

— Она мне белую скатерть принесет? — съязвила Ло, разглядывая коменданта в полном ошеломлении.

— Да хоть простыню! — рявкнул Рольфсон. — Идите к алтарю в чем угодно. Мне плевать, что на вас будет до этой проклятой свадьбы, во время нее и после! Спокойной ночи, миледи!

Дверью комендант не хлопнул лишь потому, что она была распахнута настежь. Но по коридору ушел так, что скрипучий пол трещал и постанывал под тяжелыми шагами.

— Надеюсь, миледи, вы не собираетесь… поступить неразумно? — уныло поинтересовался мэтр, последние пару минут изображавший предмет обстановки, вроде канделябра.

— То есть отказаться от брака? Не дождется!

Злость бурлила внутри так, что в висках заломило. Просила выхода, хоть какого-нибудь. Ло оглянулась по сторонам — ничего подходящего. Хотя вот! Шагнув к подоконнику, она подхватила горшок с трупом цветка и с размаху грохнула об пол. С наслаждением! Не огненный шар, конечно, но хоть что-то… Ойкнула Нэнси, во все стороны полетели осколки и земля, мэтр бочком двинулся к выходу.

— Не дождется! — убежденно повторила Ло. — Вот теперь — точно! К алтарю, значит? В чем угодно? Великолепно! Спокойной ночи, мэтр. Идите-идите, наши женские сложности насчет нарядов вас не касаются. Не беспокойтесь, на свадьбе я буду выглядеть, как положено леди. В белом, мать его барготову! Нэнси, а ну вылезай из-под стола, дуреха. Ищи нитки с иголкой, утюг, крахмал…

Через пару минут после ухода мэтра Ло приоткрыла дверь — в коридоре было пусто. Вернувшись в комнату, она уже спокойно сказала роющейся в сундуках девчонке:

— А теперь правду, милочка. Не бойся, наказывать не буду. Платье оставалось без присмотра перед ужином?

— Д-да, миледи, — всхлипнула Нэнси, вставая со шкатулкой в руках и опуская глаза.

— То есть вышла ты не на минуточку? — уточнила Ло, жалея, что нельзя вернуть коменданта, но понимая, что это совершенно бесполезно.

Горничная молча кивнула, съежившись.

— У меня живот прихватило, — тихо сказала она. — Вот и просидела в уборной… А потом сходила за утюгом, поднялась сюда и увидела… Вы на ужине были как раз…

— Почему сразу не сказала?

— Так не любят хозяева больную прислугу, — шмыгнула носом та. — Говорят, от работы отлыниваем.

— Дура, — устало сообщила Ло. — Будешь мне врать — вот тогда выгоню. Сходи к целителю, попроси лекарство. А потом быстро сюда. В чем угодно, значит, — мстительно улыбнулась она, повторив слова коменданта. — До и после свадьбы… И во время нее… Ну нет, до простыни я, пожалуй, не опущусь…

Испорченное платье, всего лишь. Помня черные розы, она была настороже с самого первого шага по крепостному двору, не зная, чего ожидать. Но уж точно не этого. А платье и вредная девчонка-падчерица… Это вполне можно пережить и даже получить удовольствие от происходящего. Истинная леди держится с достоинством в любой одежде.

Улыбка Ло стала мечтательной и предвкушающей.

* * *

Стоя перед алтарем в ожидании невесты, Эйнар тридцать три раза проклял свою вчерашнюю глупость. Да, сорвался он и вправду по-дурацки. От усталости и угрюмой неловкости, мучившей его весь вечер. И, наверное, стоило потом подняться наверх и извиниться, ведь крепость — его хозяйство, и за все, происходящее в ней, отвечает комендант. А с платьем вышло… нехорошо. Да что там, гнусно вышло. Для любой женщины, по любви она идет под венец или по расчету, свадьба — особый день. Он вспомнил свою свадьбу и с усилием вдохнул, словно что-то давило грудь. Дурак… Как есть дурак. Надо же было ему ляпнуть про синее платье! Просто в голову не пришло… Мари под венцом была в шелковом зеленом платье с белой кружевной накидкой, он отвалил за него месячное жалованье, и красивее невесты не было во всей Невии! Только вот Мари уже носила под сердцем Тильду… Иначе разве отдал бы ее отец, богатый мельник и староста деревни, за наемника, пусть даже из Волчьей Сотни Дольфира?

Но в Невии с этим проще. Там до сих пор держатся вольфгардских обычаев, по которым невесте не зазорно идти к алтарю с круглящимся передником. Что звериный приплод, что человеческий угоден Всеобщей Матери. И если уж случилось такое, что девка понесла до свадьбы, законный брак все прикроет и поправит, лишь бы он случился.

А он, выходит, наговорил такого… Но кто же залил проклятое платье?!

Эйнар мучился этим вчера, пока не провалился в сон, и сегодня с утра, когда пришлось все-таки обсуждать брачный договор с въедливым мэтром Тюбуи. Мэтр честно зачитывал и объяснял каждый пункт, пока все они не слились и не закружились у Эйнара в голове. Главное он все-таки уяснил: если за три года его жена не родит ребенка, они могут развестись. Правда, прожить эти три года они должны непременно вместе, не разлучаясь чаще, чем положено по делам службы. На заставу, значит, он может съездить без супруги, как и она в ближний городок Донвен за покупками. А вот в Дайхольм, главный город провинции, уже только вместе. Ну, благодарность вам огромная, ваше величество… Вот ведь облагодетельствовали.

Впрочем, жить в одной крепости еще не значит быть мужем и женой по-настоящему, уж это было понятно, стоит взглянуть на будущую супругу. Леди магичка, и вправду та самая Ревенгар, держалась так, словно шомпол проглотила, а ее улыбкой можно было молоко в погребе морозить. И эта надменная аристократка ляжет с ним в одну постель? Да лучше бревно обнять, ради всех йотунов Вольфгарда!

Эйнар стиснул зубы, глянув на солнечный луч, как раз достигший вершины алтарного камня, отмечая полдень. Это не невеста опаздывала, а сам он явился рановато. Хотя все остальные тоже давно собрались. Весь крепостной гарнизон переминался у стены с одной стороны, с другой — столпились женщины во главе с Молли, смертельно обиженной, что ее не допустили к одеванию невесты. Леди изволила сказать, что справится с помощью горничной.

Он поискал взглядом Тильду, с которой вчера тоже был разговор не из легких. Дочка сначала не могла понять, о чем он ее спрашивает, потом разревелась, крича, что не трогала никакое платье, и Эйнару пришлось ее успокаивать, мучаясь виной и стыдом. Нет, это не Тильда, да и не успела бы она. Но кто?

Снова и снова Эйнар перебирал всех, кто мог испортить наряд, и по всему выходило, что это горничная миледи. Мало ли что там девчонка говорит! Может, нарочно это сделала, по приказу самой хозяйки, а может, и нечаянно… Главное, что сам Эйнар опозорился, ведь, в чем бы ни пришла его невеста к алтарю, виноват в этом он сам. Надо было отложить свадьбу, что ли. Послать за платьем в город… Но задним умом все крепки, а теперь… Ладно, придется извиниться после обряда — язык не отвалится.

За спиной вдруг пронесся шепот со стороны гостей. С обеих сторон. Эйнар медленно повернулся, зная, что сейчас все увидит своими глазами, и все-таки гадая, в чем же будет невеста. Хотя что гадать — наденет любой другой наряд. Не в простыне же, в самом-то де…

Шепот уже превратился в гул, кто-то из гарнизона присвистнул. Едва слышно, но Эйнар бы влепил двадцать нарядов вне очереди — если б мог посмотреть туда. Если б вообще мог посмотреть на что-то, кроме идущей по проходу женщины.

Его невеста… Что ж, она выполнила обещание — пришла в белом. Только то, что Эйнар на время онемел, не дало ему грязно выругаться в святом месте.

— Что-то я не понял, — очень тихо сказал стоящий рядом с ним Тибо. — Кто тут на ком женится?

Молча слушая, как гудит храм от шепота солдат и женских повизгиваний, Эйнар смотрел на медленно ступающую по дорожке магичку. Камзол, в котором леди была в день приезда, она сняла. Само собой, он же темный… Зато рубашка просто сияла белизной! Переливалась, как заснеженная горная вершина в солнечный день, аж искрила, только кружевные манжеты и воротник поблескивали чуть мягче. Низ рубашки леди заправила в штаны. Не белые, правда, а из светло-золотистой замши. Белых, видно, не нашлось. Узкие армейские сапоги на небольшом каблуке обтягивали стройные лодыжки и голени почти до колена, а выше тончайшая замша облегала бедра, как перчатка, и каждый в храме, от кухарки до новобранца, мог видеть, что фигура у леди — само совершенство. Если, конечно, этому каждому нравятся женщины, одновременно похожие на горную кошку и боевую шпагу.

Эйнар смотрел. И все остальные тоже смотрели на магичку. А проклятая рубашка мягко обрисовывала ее грудь, высокую, дерзкую, словно у едва созревшей девушки. И тем местом, где крепится рукав, рубашка сползала вниз почти до середины плеча. Кто бы ни носил ее раньше, плечи у него были поуже, чем у Эйнара, но уж точно не женские. И застежка ворота была мужская. Отделанная кружевом, но на правую сторону. Да и в талии — удивительно изящной — рубашку пришлось прихватить широким кожаным поясом с серебряными накладками. Дорогим, красивым, но тоже мужским. Эйнар будто увидел на миг щеголя, носившего белый шелк и серебро, — аж в глазах потемнело!

И весь гарнизон видел это. Его, капитана Рольфсона, невесту, явившуюся к алтарю в рубашке с чужого плеча… Эйнар сглотнул. Еще раз и еще. Леди шла, смотря на него в упор, — о, она прекрасно знала, что делает. Потому что шла она… Невесты так не ходят. Не бывает у новобрачных, леди они или нет, такого упругого легкого шага, стремительного и точного в каждом касании подошвы к полу. Так идут корабли по штормовой волне. Или воины — в атаку. Если собираются победить или умереть.

В храме вдруг стало тихо. Так тихо, что муху было бы слышно, прожужжи она. Но даже мухи затаились в ожидании. Эйнар молчал. Молчала и она, его невеста, которой вчера испортили платье в его, Эйнара, крепости. Только бы не забыть об этом…

— Миледи… — проговорил Эйнар, точно так же глядя в упор в светлые-светлые яростные глаза. «Ну, давай, скажи что-нибудь! — насмехались эти глаза под тонкими, слегка нахмуренными бровями. — Скажи, прогони, дай повод!»

— Капитан…

Она снова не сделала реверанс — в таких-то штанах, — только поклонилась коротко и четко, как перед поединком. Эйнар оценил, в очередной раз сглатывая комок в горле. Войну ему объявили по всем правилам.

— Леди Ревенгар! — выдохнул стряпчий, подвернувшийся совсем некстати. — Вы… вы…

— Что — я? — негромко спросила магичка, не отрывая взгляда от Эйнара, будто пыталась в нем дыру провертеть. — Мэтр, извольте объясняться точнее, вы же стряпчий.

На ее лице, бледном до прозрачности, не было ни следа краски, короткие белые волосы уложены в строгий узел. Эйнар будто в первый раз увидел узкие губы, точеные скулы и холодную сталь радужки вокруг черных зрачков. Его первый меч был точно такого цвета. Хороший был клинок, надежный.

— Вы одеты… неподобающе… — простонал Тюбуи.

— Ошибаетесь, — ответила леди так же негромко, но до того четко, что каждый звук разносился по храму до самых дальних уголков — на радость всем жадным ушам. — Во-первых, я в белом. Как и положено порядочной девушке, впервые выходящей замуж. Во-вторых, капитан сам вчера предоставил мне полную свободу в выборе наряда.

Предоставил свободу? Он, Эйнар?!

— Капитан? — неверящим голосом повторил мэтр.

— Изволил сообщить, — так же ясно отчеканила магичка, — что ему плевать, что на мне будет до этой проклятой свадьбы, во время нее и после. При вас, кстати. Полагаю, мэтр, вы понимаете, что слово дворянина незыблемо. Тем более слово лорда, нового главы дома Ревенгар. И я очень рада, что будущий супруг так недвусмысленно дал мне разрешение одеваться по своему усмотрению.

— А… да… конечно… — прошептал укрощенный мэтр, отступая на свое место свидетеля со стороны невесты.

— Мы можем начать, капитан? — поинтересовалась леди у Эйнара таким мягким кротким голосом, что у него снова потемнело в глазах от злости.

— Да, — деревянным голосом сказал он, поворачиваясь к алтарю и глядя прямо вперед, на освещенную солнцем поверхность камня с выбитыми письменами.

Храм снова наполнился шепотом, словно в него только сейчас вошли люди. Эйнар стоял, как облитый помоями, изо всех сил сдерживая злость. Он дал разрешение! При свидетеле! А теперь, получается, и при всем гарнизоне разом! Йотуновы потроха… И ведь в самом деле, взять слово обратно нельзя. Он теперь не просто дворянин. Он лорд. Настоящий аристократ, пусть и через брак!

Дальше все приличные мысли у него закончились. Эйнар осторожно, чтоб не раздавить, взял узкую прохладную ладонь с удивительно жесткими пальцами, словно и не женскую. Так же глядя только вперед, проговорил все нужные слова и ответил Лестеру, исполняющему в крепости роль жреца, на все положенные вопросы. Надел невесте кольцо из коробочки, поданной стряпчим, а она — ему. Тяжелый золотой перстень с кроваво-красным камнем сел на палец как влитой. Эйнару все время казалось, что он спит и все это уже было. Потом он сообразил, что и вправду было, двенадцать лет назад. Только женщина рядом была другая, и он тогда был счастлив, глупо, до неприличия, так что счастье рвалось из него наружу, окрашивая весь мир в хмельные яркие цвета. А сейчас…

— Леди Лавиния Корделия Антуанетта Жозефина Ревенгар! Согласны ли вы по доброй воле и без принуждения… — очень старательно и громко спрашивал Лестер.

— Да, — уронила совершенно чужая женщина рядом.

Боевая магичка, аристократка, наглая холеная стерва… Эйнар стиснул зубы, тщательно следя, чтобы не слишком сильно сжать ладонь. Вся вина, которую он испытывал утром, исчезла, растворилась в пережитом на глазах у всех унижении. Явиться к алтарю в рубашке любовника! Кем еще ей может быть неизвестный ублюдок в шелке и кружевах? Бедная сиротка! Покровительство короля! А может, она и белое надела не по праву, что бы там ни говорила? Ну, это он у нее спросит. Вот в первую брачную ночь, будь она неладна, и поинтересуется. Чужому ребенку он свое имя не даст, пусть эта добродетельная невинная невеста и не надеется. Как там ее… Подснежник… Тьфу!

* * *

К концу бракосочетания Ло простила неизвестную дрянь, испортившую платье. А на втором часу свадебного пира готова была от души поблагодарить. Стоило только представить, что все то же самое ей пришлось бы пережить затянутой в корсет и узкий шелковый лиф, расшитый жемчугом так, что ткань превратилась почти в доспехи. Пышная струящаяся юбка, легкие рукава… И туфли! Белые атласные туфельки с позолоченными каблучками, в которых пришлось бы провести весь день и вечер. Бр-р-р!

Так что, если бы все неприятности начала ее семейной жизни ограничились платьем, Ло с огромным удовольствием похоронила бы эту историю. Ей самой вполне хватило неописуемого выражения на лице коменданта, когда она шла к алтарю. Вот и второй раз пригодилась рубашка Маркуса, в которой Ло увезли во дворец. Правда, ходить в ней каждый день было бы чересчур. Подобной оплеухи по самолюбию не выдержит ни один мужчина, достойный этого названия, а комендант, как подсказывало чутье, особым терпением и вовсе не отличался. Так что Ло была готова на перемирие.

Но Рольфсон молчал. С другими он разговаривал, отвечал на шутки и поздравления нужными словами, даже усмехнулся пару раз. После ритуала с безупречной вежливостью проводил Ло к ее месту во главе свадебного стола, сел рядом, положил ей на тарелку что-то, налил вина в бокал… И все это — ни говоря ни слова сверх самого необходимого. «Да, миледи». «Нет, миледи». «Еще вина, миледи?» Что ж, Ло отвечала тем же самым, благодарила и улыбалась. И все больше погружалась в глухую тоску…

Мэтр, как почетный гость, сидел по другую руку от коменданта, и даже с ним было словечком не перекинуться. А потом ей и вовсе не хотелось разговаривать. Свадебный стол сервировали в длинном зале на первом этаже, и за него уселся весь гарнизон, не такой уж большой, как представлялось Ло. Следовало признать, экономка Молли постаралась на славу. Стол накрыли куском цветной ткани, в оконных проемах и над стульями молодых развесили венки, наскоро связанные из тонких веток с листьями, перевитых цветными лентами, такими же лентами подвязали широкие суконные шторы, висящие здесь явно не для красоты, а защитой от ветра. Ло смотрела на разномастные тарелки и стаканы, простые глиняные кувшины с ягодным вином и блюда с пирожками… И ясно понимала, что старались тут не для нее, пришлой чужачки, а для коменданта. На нее кидали косые взгляды, когда думали, что она не видит, перешептывались… Ну, ничего другого после выходки с рубашкой она и не ждала.

И вообще ей было плевать! Она поставила подпись на договоре, положившись на слово мэтра, что никаких изменений без ее ведома там не сделали. Да, условия всё те же. Ну и прекрасно. Размашистая подпись Рольфсона наверху, ее — следом, как и положено супруге. Один экземпляр мэтр торжественно передал коменданту, второй вручил Ло, а третий забрал себе, в королевскую канцелярию. Поздравления и пожелания счастливой семейной жизни от Тюбуи, а потом и от каждого человека в гарнизоне, от поварихи до рядовых, звучали изощренным издевательством, но Ло их приняла с улыбкой и каждому ответила с должной учтивостью. Леди умеет держать лицо в любой обстановке. И плевать, что рядом нет ни одного человека, которого она хотела бы здесь видеть. Она — Ревенгар. И если бы ей пришлось выходить замуж по принуждению не за коменданта крепости, а за наследного принца, она бы не была более любезной.

Она честно отсидела весь свадебный обед, который плавно перешел в ужин. Кто-то вставал из-за стола и возвращался, появлялись все новые блюда, сержант Мерри принес мандолину и недурно спел несколько песен, целитель Лестер, сидевший рядом, подкладывал на тарелку Ло то одно, то другое… А ей хотелось выть от тоски. Не так она представляла собственную свадьбу. Хотя она ее вообще никак не представляла, если не врать самой себе. Но уж такое и в кошмаре привидеться не могло. А ведь впереди еще брачная ночь…

Когда комендант по-прежнему бесцветным тоном поинтересовался, не желает ли миледи встать из-за стола, она обреченно кивнула с той же приклеенной к губам любезной улыбкой. Спина весь последний час разламывалась, Ло сейчас что угодно отдала бы за простую жесткую кровать с тонким матрасом. А еще ей смертельно хотелось снять жесткое тугое бюстье, придающее груди идеальную форму, распустить и расчесать волосы, закутаться во что-нибудь мягкое, теплое и просто закрыть глаза…

За спиной слышались соленые шуточки — солдаты всегда и везде солдаты, как бы ни уважали командира. Выходя из зала, Ло услышала, как изменился звук мандолины и понеслись первые такты «Веселой трактирщицы», а кто-то закричал, чтоб открыли еще бочонок. Ну, понятное дело, — гарнизон гуляет на законных основаниях.

Она поднялась по широкой лестнице, стараясь не морщиться от боли в спине. Комендант шел рядом, держа свечу, его тень падала под ноги, и такой обреченно-несчастной Ло себя не чувствовала давным-давно.

— Не та дверь, миледи, — послышался очень спокойный голос Рольфсона, когда она остановилась. — Наша спальня дальше.

— Ах да, — усмехнулась Ло. — Простите, это я с непривычки.

Рольфсон открыл перед ней дверь, пропустил вперед. Ло переступила порог полутемной комнаты, мрак в которой рассеивала только пара свечей в высоком канделябре. И замерла. Да, она понимала, что брак — это еще и супружеская постель. Разумеется, понимала. И готова была выполнять барготовы обязанности жены, но…

Дыхание, и так стесненное из-за боли в спине, перехватило окончательно. Ло выпрямилась еще сильнее, вскинула подбородок, замерев посреди небольшой комнаты в трех шагах от массивной деревянной кровати с высоким изголовьем. Запах каких-то трав — то ли полы мыли с настоем, то ли белье в нем полоскали. Треск воска… Ветер за окном…

— Думаю, миледи, нам пора поговорить, — все так же ровно сказал комендант.

Ло шагнула раз, другой, третий — самые паршивые три шага в ее жизни — обернулась и села на край кровати.

— Да, капитан, — сказала она, глядя на будто вырубленное из камня лицо человека, которого следующие три года придется звать мужем, слушаться и чтить. — Вы правы, пора.

Загрузка...