Спуск в долину к армии д’Эгльмора выдался напряженным. Разум подсказывал, что герцог вряд ли откажется от своих слов – без нашей помощи он не мог и надеяться успешно противостоять скальдам, как, впрочем, и мы без его войска, – но уж слишком хорош был момент, чтобы на нас напасть: наша армия растянулась в длинные цепочки, перемещая вниз по горным тропам не только людей, но и припасы, вьючных мулов и неповоротливые боевые колесницы, с которыми далриады ни в какую не желали расставаться.
Гислен де Сомервилль и Друстан маб Нектхана на протяжении всего спуска оставались в седлах и в полном вооружении – думаю, они опасались предательства. Исидор д’Эгльмор, явившийся на переговоры с непокрытой головой, наблюдал за ними с оттенком презрения. Ловко направляя лошадь по крутой тропе, он подъехал к нам.
– Это ты был тем кассилианцем? – спросил он у Жослена. – Помню. Услуга Мелисанде.
– Да, милорд, – желчно подтвердил Жослен. – Тем кассилианцем был я. Жослен Веррёй, бывший брат Кассилианского Братства.
– И хорошо, что бывший, – сухо сказал герцог. – Сталь и вера – надрывное сочетание. Но я впечатлен. Я-то думал, что рабство убьет неуступчивого кассилианца. Позже хочу услышать все, что вам известно о Вальдемаре Селиге.
Пришпорив лошадь, он отъехал. Жослен гневно смотрел ему вслед.
– Не будь он нам нужен, клянусь, я вонзил бы нож ему в сердце! С чего ты вдруг решила ему довериться?
– Когда-то Исидора д’Эгльмора возвели на пьедестал героя Земли Ангелов, – ответила я. – Уверена, ему совсем не хочется быть оттуда низвергнутым. Если, объединив силы, мы победим скальдов или умрем, сражаясь, в памяти людей он так и останется героем-защитником. А отвергни он наше предложение и, скорее всего, войдет в историю как простофиля, обведенный варваром Селигом вокруг пальца, – ведь наверняка хоть кто-нибудь из знающих подноготную проживет достаточно долго, чтобы предать всю интригу широкой огласке. К тому же герцог понимает, что в любом случае обречен на смерть и что виной тому Мелисанда.
Жослен недолго помолчал.
– С ним она могла бы стать королевой, – наконец сказал он. – Почему же она его предала?
Я покачала головой.
– Скальды все равно напали бы. Селиг с самого начала был себе на уме. Он искал способ устранить со своего пути пограничные войска Камлаха и вышел на Мелисанду. Элуа ведает, что он ей наобещал. Рядом с ним… она могла бы стать королевой над двумя народами. Сейчас тысячи камаэлитов знают, что Исидор д’Эгльмор подставил родину под удар и принудил к соучастию в этом предательстве своих солдат, попросту перебив несогласных. Мелисанда играет куда умнее. Тех, кому ясна ее роль в нашествии Селига, можно пересчитать по пальцам. Если он одержит победу, то попытается построить империю и для подчинения Земли Ангелов ему потребуется высокородная королева из местных. Императрица.
– Думаешь, так? – Жослен потрясенно вскинул голову.
Я печально ему улыбнулась.
– А как еще? Мелисанда позарилась бы только на самую высокую ставку. Выше этой и представить невозможно. Разве что… – задумчиво добавила я, – она намеревается убить Селига, когда он завоюет себе трон и объединит страны.
– Как она может жить с руками по локоть в крови? – тихо спросил Жослен, глядя на рассредоточенную по долине камаэлитскую армию. – Да и какой человек на такое способен?
– Не знаю, – снова покачала я головой. – Возможно, она настолько увлечена своей игрой, что даже не принимает в расчет, скольких жизней будет стоить ее победа. – Делоне в какой-то степени был таким же, хотя руководствовался более благородными мотивами. Им так же повелевала гордость, и он так же любил строить далеко идущие планы. Помню, как он показал меня Мелисанде, когда весь город сгорал от любопытства, мечтая узнать, кто же его вторая протеже. И помню, как Мелисанда через меня дала ему знать, что именно она стояла за падением Дома Тревальонов. Они искали одобрения друг у друга.
– В любом случае это чудовищно, – припечатал Жослен.
Я не могла с ним не согласиться.
Длинными вереницами ангелийцы и альбанцы спустились в долину без происшествий. Союзники Камлаха с любопытством таращились на наших солдат и разрисованных синим круитов. В глаза бросались худоба и изможденность вояк д’Эгльмора – с первого взгляда было ясно, что это армия изгнанников. Мы не стали тратить время на разбивку лагеря, а сразу же начали делиться едой с новоиспеченными союзниками.
В лагере витало странное настроение, лишавшее мои мысли обычной четкости. Радость смешивалась с отчаянием, по мере того как слух о грядущей атаке на скальдов распространялся среди солдат. Я-то думала, что после успешных переговоров на душе станет легче – в конечном счете мне ведь не пришлось нести ответственность за смерть сподвижников от рук д’Эгльмора. Но стало только хуже. Происходящее казалось ясным, понятным и неотвратимым, а я словно зависла где-то вне своего тела и смотрела на события отстраненным взглядом стороннего наблюдателя.
Обсуждение военных планов затянулось до глубокой ночи: военачальники прикидывали наличные силы и выстраивали объединенное войско в самом выигрышном порядке. Д’Эгльмор с командиром своей пехоты, Гислен, Друстан с Близнецами, я в роли переводчика и Жослен – мой верный защитник. Круиты и далриады мало что смыслили в боевых построениях, но схватывали на лету.
В итоге решили, что камаэлитская пехота пойдет в авангарде. Репутация Исидора д’Эгльмора оказалась ни капельки не преувеличенной – он был опытным полководцем, и все, кто служил под его началом, отличались отменной воинской выучкой и дисциплинированностью. Когда скальды сплотят ряды, противостоя первому удару, вмешаются альбанцы: конники и колесницы нападут на внешние фланги, увлекая за собой безлошадных соплеменников.
А когда боевые порядки противника разрушатся, камаэлитская пехота расступится и кавалерия д’Эгльмора устремится в сердце скальдийского войска – к Вальдемару Селигу. Я считала, что при атаке на Трой-ле-Мон он, скорее всего, будет находиться на передовой – Селиг не из тех, кто командует из тыла. Камаэлитам придется далеко углубиться в ряды скальдов, чтобы до него добраться.
– Насколько он хороший воин? – спросил Исидор д’Эгльмор, поднимая глаза от торопливо начертанного плана битвы, чтобы посмотреть на Жослена. – Знаешь, кассилианец?
Жослен ответил немигающим взглядом:
– Он меня разоружил в пылу битвы. Можете не сомневаться, Селиг – очень хороший воин, милорд.
Я ожидала, что герцог съязвит, но он, видимо, уловив серьезный настрой Жослена, лишь кивнул. В свете лампы его волосы казались серебряными.
– Значит, мне придется быть еще лучше, – тихо заключил д’Эгльмор и взялся за рукоять своего меча.
Поколебавшись, Жослен продолжил:
– Не выжидайте, пока он бросится в схватку. Если вы, милорд, промедлите, он мигом подступит к вам вплотную и лишит пространства для замаха. Селиг сражается не думая, так, как мы с вами дышим. И не позвольте его массивности ввести вас в заблуждение – он куда проворнее, чем кажется с виду.
– Спасибо, – вновь кивнул д’Эгльмор, на этот раз довольно мрачно.
Весь следующий день войска готовились к маршу, а разведчики, высланные в разные стороны, докладывали об отставшей погоне и о ситуации возле осажденного города. Прежде чем выступить на следующее утро, мы узнали скорбную весть: скальды прорвались через внешние укрепления Трой-ле-Мона и уже стояли у ворот самой крепости.
Все-таки мы правильно рассудили, решив искать поддержки Исидора д’Эгльмора. Замысел рассорить скальдов, возможно, и сработал бы, вот только времени на его претворение не оставалось. Ничего не понимая в военном деле и стратегии, я могла лишь переводить, когда это требовалось, и не мешаться под ногами, когда во мне не было нужды. Я разыграла свою последнюю карту. Что случится дальше, от меня никак не зависело.
Тогда почему мне было так не по себе? Откуда это смутное чувство, будто я чего-то не сделала.
И это чувство не успокаивалось на протяжении всего долгого перехода обратно в Намарру. Я смотрела на окружавших меня людей и искала ответы в их лицах. Теперь, когда солдаты устремились к определенной цели, их странное, радостно-траурное настроение улетучилось, сменившись мрачной решимостью. То тут, то там я натыкалась на обращенный в себя взгляд тех, кто шел на смерть, но на лицах я видела надежду и отвагу. Запомнилось лицо Друстана маб Нектханы, который ехал с гордо поднятой головой и сияющими глазами. Неважно, что ждало его впереди, – он держал путь к любимой женщине. Грайне и Имонн тоже улыбались, перед битвой Близнецы становились поразительно похожими.
А вот Гислен де Сомервилль рысил с серьезным лицом. Он сделал все что мог, сын королевского главнокомандующего. Его отец не смог бы лучше. Исидор д’Эгльмор в сверкающих доспехах смотрел вдаль, словно лучник на цель, и на его губах играла легкая улыбка, пока он спешил навстречу судьбе.
Жослен скакал рядом со мной, притихший и обеспокоенный. При взгляде на него ныло сердце.
«Благословенный Элуа, – молила я о наставлении, – что я должна дальше делать?» Но ответом мне была тишина. Я помолилась Наамах, которой служила, но видимо, моя задача не была связана со служением ей. Во имя Наамах я уже сделала все, что могла, и даже больше.
Но вдобавок я была избранницей Кушиэля, и поэтому дерзнула обратиться к нему.
Кровь вскипела, шепча мне ответ. Всю свою жизнь я чтила Элуа, с самого детства служила Наамах. Но именно Кушиэль меня отметил при рождении, и именно ему я теперь принадлежала. Вдруг почудилось, будто ангел рядом и обнимает меня могучей рукой.
«Мой господин Кушиэль, – молилась я, – что я должна дальше делать?»
«Ты узнаешь…»
Как долго мы ехали? Недели и месяцы словно слились в один бесконечный день. Прежде мне казалось, что прожита не одна жизнь с тех пор, как смерть опередила нас с Жосленом в бешеной скачке к дому Делоне. Но теперь, когда та история близилась к завершению, все, выпавшее нам на долю вспоминалось совсем недавним.
Мы разбили лагерь в холмах неподалеку от поля боя.
Уже утром планировалось идти в наступление.
Я отправилась с Гисленом и остальными, чтобы посмотреть на расстановку сил. В свете догорающего солнца была хорошо видна обороняющаяся крепость с реющим на ветру флагом Курселей – островок в море скальдов. У разрушенного бастиона высилась обгоревшая осадная башня, а на равнине виднелся обугленный остов той, что подожгли круиты Друстана.
Но еще две целенькие башни стояли почти у самых стен крепости, и скальды готовили мощный таран, чтобы выломать ворота. Только лучники и фрондиболы на крепостной стене пока удерживали их от атаки. Если скальды сумеют подтащить башни поближе и хлынут на парапет, все будет кончено. Но на закате они отступили за пределы досягаемости стрел воинов Трой-ле-Мона, чтобы возобновить атаку на рассвете.
– Мы подождем до утра, – тихо сказал Гислен, – и будем молиться, чтобы защитники крепости признали в нас союзников. Чем скорее они контратакуют скальдов со своей стороны, чем больше у нас шансов на победу.
– Думаешь, королевские войска со всех ног ринутся помогать орлу д’Эгльмора? – скептически спросил герцог. – Не рассчитывай на скорую подмогу, кузен.
– Мой отец не дурак. – Гислен смотрел вдаль, на крепость. – Люди Друстана сражаются под флагом Куллах Горрьим. Он его наверняка узнает.
– Если разглядит черного кабана за тридцатью тысячами ревущих скальдов. – Д’Эгльмор отошел и пожал плечами. – Что ж, давайте постараемся перебить как можно больше варваров в надежде, что этого окажется достаточно для прорыва осады. Но каждую минуту промедления со стороны твоего отца мы будем терять сотни солдат.
Один из Парней Федры, Юджин, которого Квинтилий Русс ценил за необычайно острое зрение, посмотрел на поле боя и ахнул, на что-то указывая.
Было сложно различить людей на таком расстоянии. С холма фигурки казались крошечными, но мы достаточно ясно увидели вереницу пленных, которых вели по лагерю скальдов, подталкивая и награждая пинками. Длинные платья выделялись яркими пятнами на фоне пыльной земли и серых шатров военного лагеря.
Женщины, все до одной. Ангелийские женщины.
Армия Селига серпом прошла по северной Намарре, прежде чем войско Перси де Сомервилля встало у нее на пути. Прежде мы такого не видели. Скальды угоняли ангелиек в рабство.
Мы молча наблюдали за ними, находясь слишком далеко, чтобы услышать их крики. Да и сомневаюсь, чтобы несчастные кричали. Должно быть, они пробыли в плену уже несколько недель, а по прошествии времени человек привыкает почти ко всему. Но я все равно не могла отвести взгляд. Жослен взял меня за плечи и оттащил от края холма. Я уткнулась лицом ему в грудь и затряслась. А подняв голову, обнаружила, что Исидор д’Эгльмор смотрит на нас с сокрушенным лицом.
– Простите, – тихо сказал он. – За все то, что вам обоим пришлось вытерпеть. Не знаю, как вы отнесетесь к этой просьбе, но, пожалуйста, простите.
Жослен, не отпуская меня, кивнул.
– Выступаем на рассвете, – мрачно напомнил Гислен де Сомервилль.