Лилиан Хорн казалось, что она видит кошмарный сон. Неожиданно для себя она оказалась вырванной из своей нормальной жизни. Потеряла свободу, работу, квартиру, лишилась даже своих личных вещей, потому что не было никого, кто навещал бы ее и приносил передачи.
Сейчас она радовалась тому, что женщина-полицейский, присутствовавшая при ее аресте, выбрала из ее обширного гардероба практичные вещи, простые и удобные в носке, смену белья и необходимую косметику.
Лилиан Хорн не понимала, что с ней произошло, и никак не могла привыкнуть к той обстановке, в которой очутилась, – к жесткому матрацу, грубому одеялу и однообразию дней и ночей, казавшихся ей здесь бесконечными. С невероятной энергией пыталась она побороть уныние, охватившее ее, прилагала усилия, чтобы не пасть духом и не опуститься. Она мылась так тщательно, как только позволяли условия, накручивала каждый вечер волосы, приводила лицо в порядок. Но у нее не было зеркала, чтобы она не могла воспользоваться им для причинения себе увечья. Ей трудно было представить себе, как она выглядит теперь.
Она даже испытывала облегчение, когда ее выводили на допрос, потому что задаваемые ей вопросы – сначала инспектором полиции Крамером, потом следователем Ребайном, – иногда крайне неожиданные, но всегда бившие в одну и ту же цель, вселяли в нее уверенность, что она все еще Лилиан Хорн – та, что жила, та, которую любили, ненавидели и на счет которой обманывались. С вопросами возвращались воспоминания, и хотя не все они были из приятных, однако, нарушали гнетущее одиночество в камере.
Лилиан Хорн не давали газет – она читала только старые растрепанные книжки из тюремной библиотеки, но никак не могла вникнуть в смысл. Слова представлялись ей произвольно нанизанными цепочками букв, ничего не говоривших ни ее уму, ни сердцу.
Она не понимала, что с ней случилось, и это спасало ее от отчаяния. Она знала, что невиновна, и полагалась на то, что все недоразумения разъяснятся и ее невиновность наконец-то будет доказана. Она еще не испытывала страха и верила, что разбирательство дела и ее свобода – всего лишь вопрос времени. Она даже не представляла, что дело может дойти до суда.
Однажды, во второй половине дня – через неделю после ее ареста, – когда она пыталась убить время за разгадыванием кроссвордов, за ней пришли и провели в комнату для свиданий.
Она не знала, кто ожидал ее там.
– Я хоть прилично выгляжу? – спросила она надзирательницу.
– Да, да, конечно, – ответила та, – не забивайте себе этим голову. Господин адвокат прекрасно знает, что в камере предварительного заключения нельзя выглядеть так, как после посещения косметического салона.
– Адвокат? – воскликнула радостно Лилиан Хорн. – Наконец-то адвокат, это хорошо… Но в таком случае мне просто необходимо выглядеть привлекательной.
– Вы настолько привлекательны, – мрачно ответила надзирательница, – что это только вредит вам.
Лилиан Хорн гордо вскинула голову.
– Да что вы понимаете!
Адвокат, рослый широкоплечий мужчина, с густой шевелюрой, темными глазами и сросшимися над ними бровями, придававшими его лицу несколько мрачноватый вид, представился ей, назвавшись доктором ван Боргом.
Она протянула ему руку изящным жестом, словно принимала его у себя дома:
– Это очень мило, что вы принимаете во мне участие. Вы ведь назначенный судом защитник?
– Нет, я взялся за это дело по поручению вашего мужа, если на это, конечно, последует ваше согласие.
– Моего… бывшего? – бледные от пребывания в тюрьме щеки Лилиан Хорн окрасились легким румянцем.
– Да. Он беспокоится о вас. Помимо прочего, для него важно, естественно, чтобы его имя не всплыло на суде.
– Но он же не имеет к этому никакого отношения!
– Совершенно верно. Но будем надеяться на лучшее, и если нам повезет, докажем вашу невиновность и не замараем его имя на этом скандальном процессе, хотя бы ради его жены и детей. Но чтобы мы лучше понимали друг друга, я вам скажу, что, несмотря на то, что все оплатил ваш бывший муж, я буду защищать в первую очередь ваши интересы, если вы дадите мне соответствующие полномочия.
– Спасибо.
– Давайте присядем, – и доктор ван Борг предложил Лилиан Хорн сигарету.
Она отказалась.
– Я не курю.
– В надвигающиеся на вас трудные времена это очень, очень даже хорошо.
Лилиан Хорн перекинула свои длинные ноги одна на другую.
– Ну, я так думаю, – сказала она с улыбкой, что самое трудное теперь для меня позади. Ведь вы же вытащите меня отсюда, так ведь, господин адвокат?
Адвокат ван Борг постарался избежать полного ожидания и надежд взгляда Лилиан Хорн. Он выложил на стол папку и вытащил из нее бланк, который она должна была подписать, свидетельствуя тем самым, что берет его в защитники.
– Было бы неплохо, если бы вы реалистичнее смотрели на свое положение, – сказал он.
Лилиан Хорн удивленно взглянула на него.
– Я так и делаю!
– Что-то не похоже. – Он пододвинул ей бланк, подал ручку и указал место, где ей следовало поставить свою подпись. – Вы не должны ждать от меня никаких сверхчудес.
– Ах, что за разговоры! – Легким росчерком пера, чуть с наклоном вправо, она поставила свою подпись в нужном месте. – Вам всего лишь нужно доказать мою невиновность.
– Спасибо. – Адвокат взял в руки формуляр и положил его назад в папку. – С этим покончено. А теперь будет самое лучшее, если вы подробно опишете мне весь процесс совершения преступления своими словами.
– Процесс совершения преступления?
Адвокат ван Борг поднял руки и с жестом отчаяния опустил их вновь на крышку стола.
– Извините, я неправильно выразился. Вы должны рассказать мне, как провели тот роковой вечер. В пятницу, тринадцатого июня…
– Я уже сто раз повторила это инспектору полиции и следователю, но если вам так хочется услышать еще раз, пожалуйста! Итак, значит, я…
Он прервал ее.
– Нет, фрау Хорн, я хочу услышать от вас правду! Вы спокойно можете мне ее доверить. То, что вы сейчас мне скажете, останется целиком и полностью между нами. Я потеряю свое место, если начну разглашать такое, понимаете?
В первый момент ее охватило смущение.
– Но… нет… я… – пробормотала она, запинаясь.
– Я хочу знать правду! – повторил он настойчиво. – Тогда мы сможем совместно выработать правильную линию эффективной защиты в суде.
– Но я же говорю правду. – Вдруг у нее сдали нервы, и она начала кричать. – Я все время говорю правду… все время одну правду… с самой первой секунды! – Она забарабанила кулаками по столу.
Он выжидал, когда она опять успокоится.
– Такая линия поведения ни к чему не приведет, – сказал он невозмутимо, – так вы никого не убедите.
Она глубоко вздохнула.
– Простите, пожалуйста, вообще-то это мне не свойственно. Но я так надеялась на вас.
– Я и хочу вам помочь, фрау Хорн. Но это возможно только, если вы будете со мной абсолютно откровенны.
Она заставила себя улыбнуться.
– Попытаюсь.
– Я ведь отнюдь не упрекаю вас в том, что на всех предыдущих допросах вы скрывали правду. Может, вообще лучше всего было бы, если бы вы молчали и ждали, пока не поговорите со своим адвокатом.
Она слегка скривилась.
– Тогда, значит, вы плохо знаете инспектора Крамера. Хотела бы я посмотреть на того, кто, сидя напротив него, сумел бы хранить молчание. У него особый дар вытягивать из человека жилы.
– Согласен, у инспектора железная хватка. – Адвокат ван Борг отодвинул немного стул, закинул ногу за ногу и постарался заговорить дружески приветливым тоном. – Глупо, конечно, но вы допустили две оплошности. Вам не следовало скрывать, что в тот вечер вы отсутствовали гораздо дольше, покинув свою компанию в «Таверне».
– Я просто забыла об этом, – горячо защищалась она, – ведь все это произошло в самом начале вечера, и я не придала событию ни малейшего значения.
– Зачем же тогда, черт побери, вы тут же кинулись после визита инспектора полиции к телефону и пытались уговорить господина… – Он вытащил еще одну папку и полистал бумаги, – …Хуберта Тоглера дать ложные показания?
Она сжала на мгновение губы.
– Я испугалась! – призналась она и на одном дыхании добавила: – Только не начинайте сейчас про то, что мне нечего было бояться, если я невиновна! Да, невиновна, и вы видите, как сильно это мне помогло!
– Чисто по-человечески понятно, – сказал он спокойно, – но тем самым вы бросили на себя тень подозрения. Полиции и следователю такая реакция, конечно, известна. Но прокурор воспользуется ею и выставит вас в сомнительном свете, как отпетую лгунью, и есть опасения, что присяжные прислушаются к нему.
Лилиан Хорн нервно сжимала пальцы.
– Признаю, это было глупо с моей стороны. – Она горько улыбнулась. – Мне бы следовало знать, что Тоглер все равно проболтается. Но что мне теперь делать? Ведь назад пути нет.
– Что верно, то верно. – Адвокат подался вперед. – Именно это я все время и пытаюсь вам внушить. Враньем и отговорками вам из вашей ситуации не выкрутиться, напротив, вы только глубже увязнете. Мне удалось просмотреть ваше дело, и я должен честно сказать вам: улики против вас неопровержимы!
Лилиан Хорн так побледнела, что казалось, в ее лице не осталось ни кровинки.
– Но нельзя же осудить меня только на основании этих улик! – выдохнула она почти беззвучно.
– Почему же? Можно. И именно так они и сделают. Если только вот сейчас, немедленно, вы не сделаете поворот на сто восемьдесят градусов.
– Не понимаю…
Доктор ван Борг закурил сигарету и выпустил облако дыма.
– Вы никак не можете преодолеть себя и рассказать мне правду. Тогда я расскажу вам, как все могло быть, что вовсе не означает, что так оно и было. Следите, пожалуйста, внимательно: вы находились в своей квартирке одна и переодевались. И тут вдруг вам приходит в голову – где-то сразу после семи, – что можно позвонить жене вашего шефа. Вы ведь знали, что он оставил ее одну, и, испытывая обыкновенное сострадание к больной, хотели проявить заботу. Вам вовсе не обязательно было задумываться о том, как ревновала эта дама своего мужа к вам…
– Но все было совершенно не так, – запротестовала Лилиан Хорн, – я не…
– Дайте мне сначала договорить до конца, хорошо? Фрау Кайзер попросила вас навестить ее, и вы пообещали ей, правда, несколько неопределенно, чтобы не разочаровывать ее, – вы ведь и сами не предполагали, что в тот вечер вам вдруг подвернется такая возможность.
Адвокат предостерегающе поднял руку, когда Лилиан Хорн вновь попробовала перебить его, и продолжил:
– Вы же не знали, что поедете именно в «Таверну» или знали? Может, вы сами предложили поехать именно туда?
– Нет. Нам сказал об этом господин Керст, когда мы сидели в машине, уже по дороге туда, но…
– Очень хорошо. Вот видите, все как нарочно одно к одному. Прибыв в «Таверну», вы подумали, что действительно можете теперь ненадолго заскочить к больной женщине, и по-английски удалились, что понятно, поскольку агентство заплатило вам и вы обязаны были неотлучно находиться с гостями. Однако вы понадеялись, что никто не заметит вашего временного отсутствия.
– Прошу вас, господин адвокат…
– Я еще не кончил! – остановил он ее и невозмутимо продолжил дальше:
– Итак, вы поспешили на виллу Кайзеров на Рейналле 127, позвонили, потому что не знали, что фрау Кайзер осталась совсем одна, удивились, что никто не открывает, решили пройти в дом через сад и беспрепятственно вошли через открытую на террасу дверь в комнату больной. Вы явились, извольте заметить, из самых лучших побуждений. Тем больше вы были потрясены, когда фрау Кайзер обрушилась на вас со злобой и ненавистью. Чтобы заставить ее замолчать, вы схватили бритву, подвернувшуюся вам под руку, и… перерезали ей горло.
Только потом вы осознали, что натворили. Вы бросили бритву, но фрау Кайзер была уже мертва. Осмотрев свою одежду, вы не обнаружили на ней никаких следов крови. После чего бросились бежать сломя голову. По дороге вам удалось успокоиться и взять себя в руки настолько, что своим поведением вы не вызвали ни малейшего подозрения уже слегка захмелевшей компании. Наконец, он умолк.
– Ну, как вам нравится моя версия?
Лилиан Хорн смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Значит, вы думаете, что я способна на такое?
– Дело не во мне. – Он стряхнул пепел с сигареты. – Главное, чтобы в это поверил суд. Тогда бы я мог настаивать на убийстве в состоянии аффекта, и вы бы отделались, возможно, всего лишь непродолжительным тюремным заключением.
Она встала.
– Дайте мне, пожалуйста, еще раз бумаги, которые я только что подписала, – сказала она безжизненным голосом.
– Зачем?
– Дайте!
Он погасил сигарету, раскрыл папку и вынул бланк.
Она взяла его у него из рук, разорвала пополам, потом еще и еще раз вдоль и поперек и швырнула небрежно клочки, которые разлетелись по полу.
– Я отказываюсь от защитника, который считает меня убийцей!
Доктор ван Борг резко захлопнул папку и встал.
– Как хотите, – сказал он раздраженно, – но боюсь, что во всей Германии вам не найти человека, который поверил бы в вашу невиновность. Всего хорошего.
Он направился к выходу, потянулся к звонку на двери, отделявшей их от дежурного охранника, как вдруг услышал за спиной ее голос.
– Прошу вас, доктор ван Борг, – сказала она вдруг очень робко и неуверенно. – Пожалуйста, не уходите! Что же мне делать?
– Утро вечера мудренее. Обдумайте все еще раз. Я приду опять. – И он звонком вызвал охранника.
Она опустилась на стул и закрыла лицо руками.