— Я знал, что найду тебя здесь. — Голос был низким, скрипучим и знакомым.
Миранда не обернулась. Она даже не шелохнулась, продолжая смотреть на композицию искореженного металла и сухих ветвей, корявыми руками тянувшимися к небу. Это должно символизировать взрывающуюся звезду.
Грубая поделка. Звезды, когда они взрываются, гораздо более изящны, более обширны и мощны, чем это можно было выразить в скульптуре. Тем не менее, это был своего рода памятник, именно поэтому он ее волновал.
Два солнца прокладывали дорожку в сторону ржаво-красного горизонта.
Миранда сгребла горсть коричневых лепестков и бросила в воздух. Они сразу же завертелись, подхваченные порывом сильного ветра. Одним движением руки направила разноцветный поток за край утеса. Лепестки разлетелись в разные стороны.
Так же, как мы.
— Ты рискнул появиться здесь, рядом со мной, — сказала она наконец, чуть склонив наклонив голову, признавая его присутствие.
Затем она зачерпнула горсть красной грязи. — Напоминает песочные часы, если смотреть как она бежит сквозь пальцы.
Время истекает.
Этот мир был почти мертв. Жара изматывала, беспощадные солнца выжгли почву до состояния безликой красной пыли. Это было ужасное место, и Миранда с неожиданной горечью подумала, что скорее уничтожит всю вселенную, чем будет сослана сюда снова.
Я никогда не ленился следовать правилам, — ответил Рис, опускаясь рядом с ней. Бутылки звякнули в его куртке.
Миранда позволила себе улыбнуться. Химик. Когда-то Рис был очень могущественным — Контролёром ветров и Взрывателем миров. Но срок его пребывания в этом мире и отдалённость от Трибунала, взяли своё. Это вытягивало энергию, волю из них обоих. Их могущество уменьшилось. Это была естественная участь таких как они — медленное, мучительное рассеивание, как комета исходит вся пылью, пока летит сквозь пространство.
Он выглядел старше, чем она его запомнила. Более усталым. Радикалы могут объединяться с другими силами хаоса и крепнуть, гореть пылко и ярко. Таков был Трибунал. Как черная дыра в пространстве, они образовывали плотную энергию, постоянно наращивающую их могущество.
Но Рис отверг всё, чтобы спасти её жизнь. Он повернул время вспять, чтобы спасти её, но цена была очень высока.
Это съедало Миранду каждый раз, когда она его видела, вот почему она избегала Землю Двух Солнц. Вкус вины был горьким, как вкус самой пыли. Иногда казалось, что она действительно может увидеть своё предательство, словно это парящая между ними физическая форма. Все изменилось после того, как она решила направить свою лояльность в сторону Форда, чтобы работать с ним.
Рис предостерегал ее от этого. Он говорил, что Форд слишком нестабилен, слишком опасен — и что его сила сожжёт их обоих до конца. Но Форд был самым блестящим и могущественным Радикалом из всех когда-либо известных.
А теперь она знала, что слишком изменилась, чтобы когда-либо вернуться к Рису. Он не одобрял того, во что она превратилась. Ей было ненавистно сознавать, как он теперь о ней думал.
— Ты должен был позволить мне умереть, — сказала она. — Посмотри на себя, на то, где ты обретаешься. Этого ты хотел?
— Ты жива, — сказал Рис. Он взял ее руку в свою — грубую, мозолистую. — Это все, чего я желал.
Миранда вспомнила, как он впервые к ней прикоснулся — в тот момент словно вдребезги разбилась целая галактика. Память была горька.
— Ещё есть время изменить свой курс, — повернулся к ней Рис. Его широко открытый белый глаз не мигая смотрел на неё.
Когда-то глаза Риса были цвета самой глубокой синевы, как небо перед мощной бурей. В их глубине можно было потеряться. Она так надолго потерялась.
Это было ещё до того, как это место приняло свой нынешний облик, приняло, видимо, также и его волю к борьбе. Теперь он был низведён до стремящегося к бесконечности моря теней, с единственным спутником-голубем переростком, заменявшим ему глаза.
В своём сердце, она делала это не только для себя, но и для Риса. Кто-то ведь должен был заплатить за всю ту боль, которую они пережили, за потерю свободы… любви.
— Слишком поздно, — сказала она.
Старые чувства, эмоции, долго подавляемые, закружились в Миранде — страстные и горячие. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Ей хотелось разорваться на миллион частей и кричать, пока не обрушится небо.
Всё, в чём заключается мой план, — это убить мальчика, — сказала Миранда. — Как только она это сделает, как только она совершит свой выбор и отвергнет законы Незримых, это изменит баланс Вселенной. Это низвергнет их мощь и порядок. Должно низвергнуть.
Миранда потратила годы направляя Коринфию, и девушка доверяла ей. У Коринфии не было никаких причин сомневаться, что шарик показал правду. Или подозревать, что он показал более глубокую правду, чем она смогла немедленно расшифровать.
Она будет делать так, как сказала Миранда. Она была Судьбой — падшей, возможно, униженной и изгнанной. Но по-прежнему судьбой. Все, что она делала, было повиновение.
Рис долго сидел не двигаясь:
— Разве ты забыла о величайшей силе во Вселенной? — Спросил он медленно.
— Выбор? — Миранда покачала головой. — Ты не понимаешь. Это будет ее выбор.
Рис провёл пальцами по её руке:
— Не выбор, Мира. Любовь.
Мира. Это имя она не слышала последние лет десять. Оно заставило ее сердце заныть от все ещё слишком знакомой тоски.
Мира и Рис. Созданные из одной звезды. Из смерти… Новое воплощение, рождённое из одной энергии, одной неистовой воли.
И ничего больше.
Усталость. Это высохшее мертвое место высасывало жизнь из всего. Оно вытягивало жизнь и из нее. Была ли она ещё способна на любовь? Или эта способность иссякла за долгие годы изгнания?
Когда-то она, как и Рис, верила, что любовь это самая могущественная сила. Но теперь она знала — жажда жизни, процветания, была более сильной. Коринфия выберет убийство Люка, потому что это значит, что она будет жить.
— Твой эгоизм все разрушит, — голос Риса стал хриплым. — Ты не лучше их, Мира. Ты сейчас играешь с судьбой.
— Не говори так, — Миранда встала. С неё хватит этого мира — с неё хватит Риса. — Коринфия и мальчик всё равно могут сделать свой собственный выбор.
— И все же, сестра мальчика становится Кровавой Нимфой, и он путешествует по Распутью, как человек. — Настаивал Рис. — Ты хочешь мне сказать, что не приложила к этому руку?
Миранда повернулась к нему спиной в ярости от того, что он по-прежнему её слишком хорошо знает. Она перенесла Жасмин в Лес Кровавых Нимф — это был единственный способ гарантировать, что сестра сыграет роль ловушки и не сможет вмешаться. И все же, Миранда сделала ошибку, невольно открыв портал и позволив мальчику выйти на Распутье. Это была единственная ошибка, которую она сделала, но, без сомнения, она будет последней. Всё остальное встанет на свои места.
Её единственной мыслью сейчас было сбежать, оказаться так далеко от этого ужасного мира, как только возможно. Но тут же она почувствовала на плече руку Риса — тяжелую, теплую и более знакомую, чем любая другая рука во Вселенной. Играла знакомая мелодия. Та самая, что она напевала каждый день, пока они были врозь.
— Моя до сих пор со мной, — сказал он. Он сделал две музыкальные шкатулки — по одной для каждого из них — балерина и лучник. Оба поворачивались на оси и указывали, что их сердца действительно тоскуют. Давным-давно, вечность тому назад, они указывали путь друг к другу.
Это стремление, эта потребность вернувшись, нахлынули на неё. Ей захотелось закружиться и броситься в его объятия, умолять его пойти с ней.
Но она этого не сделала. Она устала просить. Она не собака.
Она не была человеком.
— Я свою давно потеряла, — солгала она. Повернувшись к нему лицом, она отбросила его руку. Казалось, это оставило дыру в её груди.
— Может быть, ты найдёшь её снова и вспомнишь. — Его музыкальная шкатулка, лежащая в мозолистой ладони, была в форме грецкого ореха, как и её. Миранда внимательно смотрела, как лучник медленно развернулся, тетива натянута, стрела напряжена. Металлический перезвон заполнил пространство вокруг них.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я тоже буду делать, что смогу, чтобы повлиять на исход, — тихо сказал Рис. Он закрыл шкатулку, когда лучник был на половине оборота. — Существует баланс разумного, Мира. Какие-то правила должны быть разрушены, другие должны остаться.
— Делай, что хочешь, — холодно ответила Миранда, вдруг рассердившись, что лучник не сразу указал на нее. Она чувствовала боль вперемешку с гневом. И сожаление. Рождённые от одной звезды и неизменно на разных полюсах, как две стороны Луны. — Также буду и я.