Глава IV. Нападение

Тот день Софья, как и предыдущий, провела в одиночестве. Около одиннадцати вечера она закончила мыться и, надев ночную сорочку и пеньюар, уже готовилась лечь в постель.

– Елена Дмитриевна, откройте! – неожиданно раздался за дверью взволнованный голос Гиули, и дверная ручка задергалась.

Софья резко обернулась на знакомый голос своей горничной, которую не видела почти неделю. Откинув влажные после ванны волосы за спину, она запахнула на груди тонкий пеньюар и стремительно приблизилась к двери. Она не понимала, что произошло и отчего ее горничная вдруг оказалась тут. Ведь все последние шесть дней к ней входили лишь джигиты, которые охраняли ее, и именно они приносили ей еду и воду для мытья. Повернув в двери ключ, Софья распахнула дверь.

– Гиули?! – воскликнула обрадованно Софья, впуская девушку внутрь спальни и оглядываясь. Джигитов князя Асатиани не было видно, а по коридору в этот момент мимо пронеслись два лакея, что-то оживленно обсуждая между собой на грузинском языке. – Как ты прошла? И где люди князя?

– Ваши стражи пропали, – ответила Гиули, проходя в комнату. Софья закрыла дверь. – Все так странно. Я каждый день не по разу прохожу мимо ваших дверей. И всегда меня прогоняли отсюда. Даже словом с вами не давали обмолвиться.

– Да, милая, все так ужасно, – кивнула Софья, беря девушку за руки и улыбаясь ей, радостная от того, что впервые за эти страшные дни увидела хоть одного человека, который относился к ней по-доброму. Мрачные неприятные лица джигитов, злое лицо Верико Ивлиановны и неприятное, искаженное жутковатой угрожающей мимикой лицо старого князя Асатиани все эти дни заточения отравляли ей жизнь, заставляя думать о самом худшем. – Я уже столько дней взаперти.

– И не говорите, княжна! – воскликнула Гиули. – После той злосчастной пятницы, когда Георгий Петрович повздорил с Леваном Тамазовичем, все так изменилось!

– Расскажи мне про Георгия, – взмолилась Софья. – Что с ним? Я совсем ничего не знаю. Леван Тамазович был у меня позавчера и наговорил столько ужасных слов, что я переживаю день и ночь и спать не могу.

– Как вам сказать, Елена Дмитриевна, – тихо вымолвила Гиули.

– Говори как есть, – взмолилась Софья нетерпеливо. – Я совсем извелась…

В этот миг девушки отчетливо услышали сильный топот коней и выстрелы за окном.

– Что это? – всполошилась Гиули, подходя к окну и отодвигая тяжелую портьеру.

– Не знаю, – пролепетала Софья и тоже подошла к окну. На улице, на которую спустилась ночь, не было видно ни души. Выстрелы умолкли, и опять все стихло. Софья обернулась к Гиули и выпалила: – Расскажи скорее обо всем, милая, пока тебя не застали в моей спальне. Что с Георгием Петровичем?

– Знаю, он был темнице, в кандалах.

– Ужас, – пролепетала упавшим голосом Софья.

– Да, уже шесть дней. Леван Тамазович собирает совет старейшин в эту субботу. Будут судить его. И все говорят о том, что Георгию Петровичу вынесут смертный приговор.

– И за что же? В чем он виноват? – воскликнула в сердцах Софья.

– Как же? Из-за вас! Вы ведь жена Серго Левановича. Амир-паша не имел права прикасаться к вам! Хотя это тайна и я не должна говорить, но все об этом шепчутся под страхом смерти.

– Но разве за это можно казнить человека? – опешила Софья.

– В наших краях казнят и за меньшее, поверьте, госпожа…

– Бедный Амир… все из-за меня, – пролепетала Софья, и на ее глазах выступили слезы.

– Хорошо, что Верико Ивлиановна вступилась за Георгия Петровича, а то джигиты Левана Тамазовича еще в пятницу пристрелили бы его. Так Фатхир сказывал, он как раз там был.

– Господи, как все ужасно, – вымолвила Софья, и из ее глаз полились слезы. – Отчего судьба так жестока ко мне и к Амиру… отчего все так…

– Но все не так уж плохо, госпожа, – тут же воскликнула Гиули. – Я пришла к вам, чтобы сказать, только что выяснилось, что Георгий Петрович бежал!

– Бежал? – опешила Софья и уставилась пораженными глазами на горничную.

– Да, да, бежал! Сегодня. Никто не знает, когда точно. Но один из его охранников мертв, а второй исчез. А Георгия Петровича и след простыл. Леван Тамазович в ярости. Теперь он погоню собирает, из самых диких и преданных джигитов, чтобы за Амиром-пашой пустить.

– В погоню?

– Да, – кивнула Гиули. – Чтобы убить его…

– Господи!

– Да. Вы не волнуйтесь так, Елена Дмитриева, вам это вредно. Дитя ведь у вас под сердцем. Я вот что вам скажу. Если Георгию Петровичу удалось сбежать из каземата, то он уж теперь так просто не дастся людям Левана Тамазовича. И убить его в горах или в долине будет не так-то просто. Если его вообще найдут. Иначе бы его не прозвали горным тигром.

– Если бы ты оказалась права, Гиули, – пролепетала с надеждой Софья.

Вновь раздались выстрелы, уже более многочисленные, прямо под окнами, и отчетливо послышались громкие крики и вопли. Цокот копыт стал яростнее, а в коридоре послышался стремительный топот ног.

– Что это, Гиули? – пролепетала Софья, и вновь девушки выглянули на улицу.

Они даже не успели рассмотреть темных всадников, что гарцевали внизу, как тут же раздался неожиданный выстрел, и окно, в которое они смотрели, треснуло и раскололось.

– Осторожнее! – выпалила горничная и оттащила Софью от окна.

– Стреляют? Отчего стреляют, Гиули, что происходит? – опешила Софья.

И обе девушки невольно припали к широким портьерам, которые висели сбоку от окна.

– Я не знаю, госпожа. Но когда я поднималась к вам, все слуги были взволнованы от того, что Георгий Петрович сбежал, может, это он вернулся?

– Вернулся? Неужели ты думаешь, что… – пролепетала Софья.

– Он мог вернуться за тем… – Гиули замялась, словно решая в своей голове задачу. – Я думаю, только за вами…

– Да, он обещал… что не оставит меня одну, – кивнула Софья, и в следующий миг пуля разбила очередное стекло с другой стороны. Девушки охнули от испуга, отпрянув от опасного окна. Топот ног в коридоре стал сильнее, а дикие крики снаружи и стрельба все нарастали неистовым гулом снаружи. Глаза Софьи радостно загорелись, и она воскликнула: – Я не одета! Мне нужно платье. Амир вот-вот придет… я чувствую это…

Она метнулась к шкафу, на ходу скидывая с себя пеньюар и ночную рубашку. Откинув назад распущенные волосы, Софья начала проворно надевать белье и тонкий корсет. Уже через минуту она натянула на стройные ноги белые чулки и ботиночки и начала проворно перебирать платья, не зная, какое выбрать. Она хотела для встречи с Амиром одеться как можно красивее, ибо неожиданная надежда на то, что он вернулся и теперь они будут вместе, заполнила ее сердце, и она словно в какой-то дикой эйфории разглядывала наряды, утверждалась в мысли о том, что Амир приехал именно за ней. Ведь он не раз говорил, что даже с боем готов вызволить ее из лап Серго и Левана. И вот теперь он, сбежав сам, вернулся за ней.

Гиули же, осторожно пытаясь смотреть в окно из-за портьеры, только хмурилась и тихо лепетала, смотря вниз на улицу, на джигитов, которые верхом дрались с людьми князя Асатиани.

– Какие-то странные джигиты. Все в серых да красных черкесках… у людей Георгия Петровича нет таких одежд, – вымолвила невольно горничная.

– Да они носят разные цвета, Гиули, – ответила ей Софья. – Вот это! – воскликнула Софья и достала из шкафа ярко-синее шелковое грузинское платье с золотой вышивкой. Она начала быстро надевать его и уже через миг застегнула пуговки на горловине, откинув непослушные длинные рыже-золотистые пряди за спину. Софья пыталась проворнее одеться, ибо знала, что ей еще надо заплести косы до прихода Амира. – Ты поможешь мне уложить волосы в косы, Гиули?

– Непременно, госпожа, – как-то задумчиво произнесла Гиули, не отрывая взора от окна. – Я только понять не могу, – неуверенно продолжала горничная. Раздался выстрел, и Гиули шарахнулась прочь, ибо пуля опять угодила в стекло и с треском разбила его.

– Чего же, милая?

– Отчего стреляют по вашим окнам? Разве люди Амира-паши не знают, где ваша спальня?

В тот момент за дверью раздался лязг оружия, выстрелы и крики. Обе девушки испуганно взглянули наружу и отчетливо поняли, что бой идет в коридоре. Нечленораздельные болезненные вопли и выстрелы раздавались не переставая. Гиули не выдержала первая. Горничная кинулась к двери и бросила Софье, что стояла около ширмы:

– Я посмотрю, что там!

– Не надо, Гиули! – предостерегающе вскрикнула Софья, предчувствуя нечто нехорошее, и испуганным взором уставилась на горничную, которая уже открывала дверь.

Едва Гиули распахнула дверь, как раздался громкий выстрел. Горничная откинулась назад и тут же упала навзничь. Ее легкое тонкое тело распростерлось на полу у входа в спальню. Софья дико вскрикнула, увидев, как на лбу Гиули расползается ужасное кровавое пятно. Невольно похолодев от ужаса и чувствуя только животный инстинкт выжить, Софья метнулась за ширму и спряталась за нею, обхватив себя руками.

Через мгновение она услышала, как кто-то стремительно вошел в спальню, сделал несколько тяжелых шагов. Софья не видела вошедшего, ибо ее полностью скрывала ширма. Уставившись дикими, полными ужаса глазами на ширму, девушка застыла от охватившего ее жуткого страха.

Именно в этот момент сердце и разум затвердили ей, что это не Амир. Георгий не мог так жестко убить Гиули, зайдя в ее спальню. Он не был кровожадным и жестоким, нет. Но кто это был? Софья отчетливо слышала, что незнакомец, сделав несколько быстрых шагов, замер. Софья задрожала всем телом. И ощущала все явственнее, что это не Амир, ибо человек даже не позвал ее по имени. Шаги послышались громче, и она определила, что вошедший движется в ее сторону. В следующий миг раздался сильный треск, и ширма, за которой она спряталась, отлетела в сторону, словно щепка.

Софья вскрикнула от испуга и инстинктивно подняла руку, прикрыв локтем нижнюю часть лица, как будто защищаясь. Тут же ее дикий взор отметил занесенную над нею окровавленную шашку и высокого незнакомца, который всего лишь на миг замер перед нею. Глаза ее округлились от животного леденящего душу ужаса, ибо Софья поняла, что еще миг, и она будет мертва.

Время будто остановилось.

Софья в упор смотрела на зловещего незнакомца, нависающего над ней. Дикие черные глаза, темная мохнатая шапка, скуластое смуглое лицо, хищный оскал, густая короткая черная борода – весь облик высокого горца был страшен и кровожаден. Кровь в висках Софьи отбивала глухими ударами, словно отмеряя каждый миг, который оставался ей до смерти.

Девушка испуганно замерла перед ним, инстинктивно закрыв рукой низ своего лица. Тимур, уже готовый одним ударом рассечь ее лицо и шею, отчего-то на секунду замер, ибо его цепкий взор остановился на горящем ярком взоре девушки. Будто два огромных камня, сочно зеленые, словно свежая листва, глаза незнакомки смотрели на него не мигая и не отрываясь. Ее лицо, прикрытое тыльной стороной ладони, было скрыто наполовину, и отчего-то ее глаза показались ему бездонно огромными. Он никогда не видел очей подобного цвета. Глаза девушки, большие, обрамленные темно-коричневыми ресницами, вызвали в существе Тимура странное волнение. Они горели теперь изумрудным светом, и этот невозможно притягательный успокаивающий свет как будто холодной водой остужал его жестокие кровожадные порывы.

В эту минуту Софья отчетливо ощутила, как рубец на ее ладони словно горит огнем. Все ее существо взывало о помощи, о том, чтобы этот кровожадный джигит пощадил ее и не причинял вреда. Большой камень в рубиновом ожерелье, подаренном ей Амиром, которое лежало в бархатной шкатулке на туалетном столике, засветился всеми цветами радуги. И это мощное сочетание внутренней потаенной колдовской силы девушки, проводником которой в мир служили ее необычные чарующие очи и сила древнего камня-рубина, который теперь невольно оберегал ее от зла, окутали Тимура неведомой аурой, заставляя его бешеное дикое существо остановиться и немного успокоиться.

Подчиняясь неведомому порыву, Тимур медленно опустил занесенную шашку и вперился цензорским властным взором в лицо девушки. Его свободная рука в перчатке поднялась, он стремительным жестким движением убрал от лица девушки ее руку и чуть прищурился. Светлые золотисто-медовые волосы ее потоком опускались на плечи, красиво обрамляя тонкое округлое лицо. Ее взор, пленительный, печальный, испуганный и невероятно манящий, тонкий нос и пухлые сочные губы, изящная шея и еле заметная родинка на щеке – все это привело душу Тимура в трепет. Он быстро прошелся взором вниз по фигуре девушки и обратно к ее лицу и отметил, что она невероятно изящна и грациозна, как статуэтка. Он ни разу не видел подобной прелестной девицы и через зубы глухо выдохнул, не понимая, что с ним происходит.

Он прекрасно знал, кто она, и понимал, что должен убить ее, и немедленно. Оттого его рука, сжимающая шашку, вновь попыталась подняться. Но его существо прямо взбунтовалось против этого, и Тимур, нахмурив темные брови, ощутил, что не может причинить ей вреда. Тут же его разум взбунтовался против таких желаний, и он, вперив злой взор в девушку, замершую перед ним, процедил:

– Ты знаешь, зачем я пришел?

Голос незнакомца, грубый, низкий, показался Софье зловещим, и она вздрогнула, когда горец произнес свою фразу на грузинском. Она отчетливо поняла, что он сказал, но оцепенение, которое сковало ее тело от страха, не дало произнести ни слова в ответ. Мужчина нахмурился сильнее и уже зло вымолвил:

– Ты не понимаешь по-грузински?

Разум Софьи вмиг забил тревогу, подсказывая, что молчать дальше опасно. И она должна ответить этому страшному человеку, который в упор застрелил ее Гиули и в руке которого была обагренная кровью шашка. Она судорожно сглотнула и, так и не спуская взора с его мрачного лица, пролепетала по-грузински:

– Я поняла, что вы сказали…

Тимур вздрогнул всем телом, опешив от ее фразы и явно не ожидая, что русская девица может говорить так хорошо на его родном языке и почти без акцента. Она так и смотрела на него в упор своими зелеными завораживающими глазищами, и с каждым мигом Тимуром завладевало все большее смятение. Он ощущал, что за всю свою жизнь, а именно за тридцать девять лет, ни разу не был в таком волнении и словно не знал, что ему делать дальше.

Одно он понимал отчетливо, что сейчас просто не мог убить ее. Ее невозможная красота и то, как она открыто смотрела ему прямо в глаза, храбрясь и стараясь не показывать своего страха, приводили все его чувства в нервное состояние. Но он прекрасно видел, что она боится его, и очень. Но то, что даже перед лицом смерти девушка не боялась так открыто смотреть на него, говорило о том, что она имеет сильный характер. Ибо немногие из мужчин, даже с оружием в руках, стоя напротив него, дерзали смотреть ему прямо в глаза, а она смотрела. А у нее не было оружия, и она пыталась прикрыться от него лишь своей тонкой рукой.

К тому же она ответила ему по-грузински. Это стало последним доводом в его намерении не убивать ее сейчас.

– Ты жена моего врага! И ты должна умереть, как и он! – хмуро произнес Тимур.

– Я не делала вам зла. Отчего вы угрожаете мне? – спросила Софья, невольно отмечая, что этот кровожадный джигит-незнакомец отчего-то передумал убивать ее, не отрываясь, рассматривал и мрачно хмурился.

– Мое имя Тимур. Я старший сын князя Дешкелиани, – грозно вымолвил Тимур зловещим голосом. Отчего-то у него возникло желание до конца испытать девушку, ощутить, до какой степени она может владеть собой, и увидеть, насколько силен ее дух. – Леван Асатиани – мой враг и враг моего рода. Он изгнал нас с наших земель, оттого он проклят нашим народом. Сейчас я убил его с одного верного выстрела, и старик даже не успел взять оружие. Серго Асатиани, его сын и твой муж. Только что я зарезал его своим кинжалом в спальне. Он даже не сопротивлялся мне. А, словно трусливый шакал, скулил от страха и ползал передо мной на коленях. Теперь твоя очередь, девка. Проси пощады!

Загрузка...