Суженый. Княгиня Имеретии

Глава I. Верико

Имеретия, Тернали, дворец князя Асатиани,

1815 год, Октябрь, 17

– Итак, ты нашел ее, – траурно произнесла Верико, увидев Софью на руках Амира.

Княгиня окинула недовольным взором девушку, напряженно поджав губы. Она чуть отошла в сторону, пропуская сына в парадную дворца.

– Вечер добрый, матушка, – устало ответил Амир.

– Здравствуйте, Верико Ивлиановна, – произнесла Софья.

Верико проигнорировала приветствие девушки и, обратив взор на молодого человека, холодно сказала:

– У тебя усталый вид, Амир, тебе надо отдохнуть, но прежде мы должны серьезно поговорить о твоей дальнейшей жизни.

– Да, матушка. Софико неважно себя чувствует, я отнесу ее в спальню. И спущусь вниз.

Амир вернулся в гостиную спустя четверть часа. В этот миг Верико Ивлиановна ходила взад и вперед по ковру и нервно сжимала кисти рук. Она обернулась к нему и прямо без предисловий недовольно произнесла:

– Надеюсь, эта девица будет достойна тебя, Амир.

– Матушка, не надо так, – уважительно заметил молодой человек. Он произнес слово «матушка» через силу, ибо все еще не мог привыкнуть к мысли о том, что княгиня Асатиани его настоящая мать. Это было так непривычно и незнакомо. – Софико меня любит, и у нас будет сын.

– А может, дочь? – ехидно спросила она. – Разве эта русская может родить тебе сына?

– У меня есть сын. Если будет девочка, я тоже обрадуюсь, – твердо вымолвил Амир. Верико поджала губы, не зная, как еще выставить девчонку с неприглядной стороны. – Вы хотели поговорить со мной.

– Да, мой мальчик, – вздохнула Верико. – Ты так стремительно уехал в горы за этой девчон…

– Верико Ивлиановна, довольно, – уже недовольно перебил он.

Эти нападки княгини на девушку его стали раздражать.

– Так и быть, Амир, я промолчу. Я лишь хотела рассказать тебе о своей невыносимой трудной жизни. Чтобы ты понял, что я пережила и как страдала все эти годы.

– Расскажите, матушка, я выслушаю вас, – заметил Амир тихо и с почтением.

– Я присяду, с твоего позволения, – сказала княгиня и, сев на диванчик, устремила взор на сына. Амир чуть отошел от нее и оперся плечом о камин, скрестив руки на груди. Верико долго пронзительно смотрела на молодого человека и наконец решилась: – Я хочу, чтобы ты знал все, Амир. Ты мой сын, и долгие годы я не могла рассказать никому правду. Но теперь пришло время, я думаю. Мой рассказ будет долгим.

– Это не утомит меня, матушка, прошу, рассказывайте, – сказал, улыбнувшись по-доброму, Амир.

Верико сглотнула ком в горле и тихо начала свою речь:

– Это было давно. Тогда мне едва минуло шестнадцать лет. Я была невероятно молода, порывиста, красива и чиста. Будучи единственным ребенком моего престарелого отца, который занимал высокое положение и являлся тавади края, я купалась в изысканной роскоши, почтении окружающих и любви родных. Как и все молоденькие девушки, я мечтала о любви и о том, что у меня будет любящий прекрасный муж и моя жизнь пройдет счастливо.

В то время я была влюблена в одного молодого джигита. Он служил азнаури у моего отца. Его звали Леван Асатиани. Хотя ему было уже за тридцать, он до сих пор не был женат. Красивый, надменный и знающий себе цену Леван вызвал в моем сердце искреннее чувство. Однако я не вызывала у него ответного интереса или влечения. Но об этом я узнала позже, намного позже. А тогда мне казалось, что я тоже нравлюсь ему. У моего отца состоял на службе и младший брат Левана, Петрэ. Петрэ Асатиани добрый, приятный, гораздо моложе брата, он был наоборот сильно влюблен в меня. Об этом я прекрасно знала, ибо не раз наедине Петрэ признавался мне в своих горячих чувствах, когда мы случайно виделись в саду или на больших праздниках. Однако я, влюбленная в его старшего брата Левана, ничего не хотела слышать о Петрэ. Леван же все никак не решался сделать мне предложение, в отличие от своего брата, который жаждал обвенчаться со мной. Петрэ было тогда двадцать шесть лет, Левану тридцать два. А мне всего шестнадцать.

В какой-то момент Петрэ, не выдержав, пришел вместе со своим отцом к моему батюшке и попросил моей руки. Отец обожал меня, ибо я была его единственной дочерью. Оттого он дал ответ сватам, что переговорит со мной. На слова же отца, когда он сказал, что Петрэ Асатиани хочет жениться на мне, я расплакалась и заявила, что не люблю Петрэ, а моему сердцу мил Леван. Отец удивился и сказал, что если это так, то он устроит мой брак с Леваном, только бы я была счастлива. Я обрадовалась, ибо все устраивалось наилучшим образом. И самым удивительным оказалось то, что после разговора с моим отцом Леван сказал, что я тоже нравлюсь ему и он готов жениться на мне. Итак, я пребывала в самых радужных мечтах до свадьбы. Тем же летом, спустя два месяца, мы обвенчались с Леваном Асатиани. Именно в тот день кончилась моя счастливая спокойная жизнь.

В первую брачную ночь я прождала Левана в спальне до утра, но он так и не пришел. Затем наутро, поплакав, я вышла к завтраку и увидела Левана. Он уже был за столом и вел себя как ни в чем не бывало. Я сделала вид, что не обижаюсь на него. Но и во вторую, и в третью ночь Леван так и не посетил мою спальню. Лишь единственный краткий поцелуй у алтаря скреплял наш брак, и только.

Я не понимала, отчего Леван игнорирует меня. Отчего я нежеланна для него. Я пыталась соблазнить его, надевала самые красивые платья, заводила страстные разговоры. Но Леван оставался холоден. Мало того, он стал вообще избегать меня. Даже днем мы находились в обществе друг друга не более часа. Я страдала и не знала, отчего Леван так ведет себя со мной. И однажды, спустя три месяца после свадьбы, верная служанка открыла мне страшную тайну о том, что мой муж не любит женщин и предпочитает общество своих молодых слуг или джигитов-друзей. Мало того, она даже однажды показала мне, как Леван целовался с одним из них. Я была раздавлена. Такого я и предположить не могла, ибо была настолько наивна и чиста, что и подозревать не могла о существовании подобного.

– Теперь понятно, в кого эти увлечения были у Серго.

– Ты прав, мой мальчик. Именно Леван, воспитав Серго подобно себе, сделал из него извращенного избалованного повесу.

– Но как же, матушка, Серго и ваш сын, как вы допустили, чтобы он вырос таким? – спросил Амир почтительно. – Меня всегда мучил этот вопрос.

– Я расскажу тебе все по порядку, Амир, прошу, слушай дальше.

– Да, простите, матушка, я более не дерзну перебивать вас.

– Итак, я узнала, что мой муж не может любить меня. Я страдала, плакала и искала выход. И наконец нашла его. Я поняла, что моя влюбленность в Левана уже давно прошла, ибо любить человека, который пренебрегает тобой, невозможно. Я объявила Левану, что хочу развестись с ним и вернуться к отцу. Я была до сих пор чиста, и это могло быть основанием, чтобы наш брак расторгли. И тут Леван запаниковал. Дело в том, что отец тогда уже был сильно болен и обещал Левану, что добьется у великих князей, чтобы после его смерти Леван получил титул тавади края. Оттого мой муж испугался, что власть над нашими землями, о которой он так грезил, ускользнет от него.

Леван начал уверять, что он любит меня, и даже стал проводить в моем обществе все дни напролет, а я, наивная, вновь поверила ему. Лишь позже я поняла, что это была лишь игра и что женился Асатиани на мне из-за того, что в моих жилах текла царская кровь, а мой отец мог устроить его блестящее будущее. Но тогда я этого не понимала. Так прошло еще несколько месяцев, и я не стала разводиться с мужем. Вскоре отец умер, а Леван по его ходатайству действительно получил должность тавади края на неопределенный срок. И именно тогда я поняла, что совершила роковую ошибку, выйдя замуж за Левана.

С того дня как мой муж получил безграничную власть над нашими землями и титул тавади, уже никто не мог заступиться за меня, ибо моего отца уже не было на этом свете. Леван в первый же день заявил, что презирает меня, никогда не любил и лишь воспользовался мною для достижения своей цели. Мало того, он открыто приблизил к себе нескольких наших вассалов азнаури, которые жили в нашем дворце, и Леван открыто блудил с ними под этими сводами.

Я, испуганная такая, еще юная, только страдала и плакала, ибо мне некуда было деваться. При малейшем моем недовольстве Леван грозил мне расправой. На мои просьбы отпустить отвечал, что я должна жить с ним рядом, чтобы владетельные великие князья видели, что у него есть семья и вскоре родится наследник. Это было их непременным условием. Итак, я осталась одна в этом большом дворце, униженная и несчастная. Я до сих пор была девственна, ибо Леван за все время брака ни разу не притронулся ко мне. Единственным человеком, который поддерживал и оберегал меня в то тяжелое время, был Петрэ Асатиани, который, как и раньше, любил меня. Но я, к сожалению, не могла ответить на его пламенные чувства. Вскоре Петрэ, видимо, устав от моей холодности, женился.

– Значит, это вы были той девушкой, которую любил мой названый отец Петрэ? – воскликнул вдруг Амир, сложив в своей голове мозаику. – Он рассказывал мне, что обожал одну девушку, но она не любила его. Я лишь не знал, что это были вы, матушка…

– Да, это так, сынок, такова жизнь, – пролепетала Верико, горько вздохнув, и продолжала: – Тогда мне едва исполнилось семнадцать. И в то время мне казалось, что жизнь кончена. В тот год мы с Леваном поехали погостить к моей двоюродной тетке в Кахетию в Тифлис. На зиму там собиралось все грузинское дворянское общество, чтобы весело и беззаботно провести холодное время года на балах и многочисленных раутах. Именно Леван настоял на поездке в Тифлис, и мы прибыли туда тем промозглым декабрем. И там, в Тифлисе, я встретила его… – Верико чуть помолчала и опустила взор на свои дрожащие руки.

– Его? – спросил Амир.

– Твоего отца, – выдохнула княгиня и вновь замолчала.

– Как его имя? – тут же выпалил взволнованно Амир.

Верико подняла на него глаза и печально ответила:

– Не спрашивай меня об этом, мой мальчик. Я не могу его тебе открыть.

– Но, матушка, разве я не имею право знать имя моего истинного отца? – властно и давяще требовал Амир, и тут же его поза стала натянутой, и он, опустив руки, сжал кулак.

– Нет, не проси. Да и к чему тебе его имя? Твой отец уже давно умер, и это теперь не имеет значения.

– Матушка, и все же я хочу знать, – не унимался он, не желая отступать.

– Амир, прошу, не настаивай, я все равно не скажу, – уже твердо, непреклонно заявила Верико. – Пойми, мне и так трудно об этом говорить. Я скажу только, что влюбилась в него без памяти. Он был красив, силен, как Геркулес, и весел. Его звали Петрэ, как и твоего приемного отца… – княгиня замолчала и после некоторой внутренней борьбы продолжала: – Едва увидела его, я поняла, что мое сердце сжимается от трепетного чувства восторга. Уже через неделю я поняла, что я страстно влюбилась в него, как девчонка. Вскоре и он начал проявлять ко мне ответные чувства.

Уже через пару недель мы признались друг другу в любви. Петрэ клялся мне в любви и говорил, что мы непременно будем вместе, а я любила его всем сердцем и совсем потеряла голову. Его слова, глаза, страстные порывы – все умиляло и восхищало меня. В итоге я стала его любовницей. Он был первым моим мужчиной. Он был удивлен, ибо знал, что у меня есть муж. Я рассказала, что мой муж никогда не прикасался ко мне, и оттого я была чиста. Петрэ обещал, что мы обвенчаемся и он увезет меня к себе. Он обещал, что все устроит с моим мужем и добьется моего развода. Я верила ему, ибо безумно любила. Любила так, как никого и никогда. Через два месяца я поняла, что жду ребеночка от него. Но все не решалась сказать Петрэ об этом.

В тот роковой апрель рано потеплело. И Леван, который ничего не подозревал о моей любви к Петрэ, решил, что нам пора возвращаться домой в Тернали. Но это было для меня подобно смерти. Я тайно встретилась с Петрэ и рассказала, что муж хочет увезти меня. Петрэ просил, чтобы я потянула время неделю-другую, и он все устроит. Я тянула сколько могла. Но в один прекрасный день, когда я должна была встретиться с Петрэ, он не пришел на свидание. Я, нервная, влюбленная, пошла в дом, где он жил последнее время. Но мне сказали, что он скоропалительно уехал. И даже не оставил мне ни письма, ни записки, ничего!

Я была в истерике. Человек, которого я любила, который для меня был всем на этом свете, ради которого я готова была оставить свой дом, мужа и положение в обществе, сбежал от меня, не сказав мне ни слова! Я думала, что от душевной боли сойду с ума. Не знала, что мне делать. Уже шел четвертый месяц беременности. У меня не было ни друзей, ни родителей, у которых я могла искать поддержки.

Испуганная, нервная, я призналась во всем Петрэ Асатиани, единственному моему истинному другу. Брат Левана знал о моем тайном возлюбленном, оттого уговорил меня ехать с Леваном домой и сказать, что ребенок от Левана. Но Петрэ не знал одного, что мы с Леваном никогда не были близки. Ибо первым моим мужчиной был мой любимый Петрэ. Не найдя лучшего выхода, я возвратилась обратно во дворец Асатиани. Никто не знает, как я страдала все эти месяцы. День за днем лицо и образ любимого Петрэ преследовали меня. Я не могла позабыть его, и мое сердце каленым железом жгла обида на него. Однако живот мой рос. Я уже любила тебя, Амир, хоть ты еще был в моем чреве. И осознание того, что ты сын моего любимого Петрэ, наполняло сердце неистовой горячей любовью к тебе.

На седьмом месяце Леван от слуг узнал, что я жду ребенка. Сказать, что он разгневался, – значит ничего не сказать. Он был просто в бешенстве. Требовал, чтобы я немедленно открыла ему имя моего любовника, ибо он жаждал убить его. Но я молчала. Как ни была обижена на Петрэ, я не желала ему смерти. Ибо все еще любила его и надеялась, что, возможно, когда-нибудь он вернется ко мне и тогда я смогу сказать, что сохранила его сына и покажу ему тебя.

Леван же впал в крайнюю степень ярости. Он кричал, что я предала его. В ответ я сказала, что он никогда не любил меня и ему должно быть все равно. Но Леван заявил, что любит меня, но как-то по-своему. Да, он не мог возбудиться от моего тела, но все же он любил меня. Я не могла поверить в это, но Леван, казалось, окончательно обезумел от своих мыслей. Схватив кинжал, он бросился на меня. Я испуганно закричала, думая, что он хочет из ревности убить меня, именно об этом Асатиани кричал мне в лицо. И лезвие его кинжала уже несколько раз полоснуло меня по лицу. Я дико закричала и закрыла свое окровавленное лицо руками, боясь, что он продолжит дальше истязать меня. Леван в исступлении кинул меня на пол и завопил, что пришел мой последний час. Но в этот момент в комнату, услышав мои крики, ворвались слуги во главе с Петрэ Асатиани. Они оттащили от меня невменяемого Левана. Твой приемный отец Петрэ укрыл меня от разъяренного мужа и не дал более причинить мне вреда.

– Матушка, бедная моя матушка! – пролепетал Амир, бросаясь к княгине и целуя ее руки.