Суженый. Княгиня Имеретии

Глава II. Тайна рождения

Он присел рядом с Верико на диванчик и устремил полный сострадания взор в ее прекрасные влажные от слез глаза. Княгиня продолжала:

– В тот день Петрэ Асатиани спас меня от расправы Левана. Он увез меня в свой дом, подальше от безумного мужа. Мое лицо было изуродовано, ибо вся щека была в следах от ножа Левана. Я была раздавлена. Я, такая красивая и молодая, теперь была обезображена. В тот месяц я навсегда скрыла нижнюю часть своего лица от людей, чтобы они не пугались моих страшных шрамов.

Я осталась жить до родов в доме Петрэ Асатиани и его жены. Эти два месяца хоть и были печальны, но там Леван не докучал мне. Пришло время родов. Я разрешилась от бремени благополучно. В тот вечер повитуха, которая помогала мне, ушла, и я была в спальне одна с тобой. Ты мирно спал рядом с моей кроватью в своей колыбельке, такой прекрасный и пухленький. Но не прошло и часа, после того как я задремала, как вдруг послышались громкие голоса. Уже через миг в мою спальню ворвался Леван со своими приближенными джигитами и дико закричал, что он только ждал, когда родится мой змееныш, и теперь он пришел, чтобы убить его. Я охнула от ужаса и бросилась к Левану, который уже обнажил шашку и устремился к твоей колыбельке. Все его четверо джигитов стояли у двери и без эмоций смотрели на все это. Я повисла на Леване, не давая ему приблизиться к тебе.

В этот миг в комнату влетел Петрэ Асатиани. Он с порога заявил, что он хочет помочь и готов убить змееныша в угоду Левану. Я была потрясена до глубины души, как и Леван, который думал, что Петрэ на моей стороне. Но Петрэ быстро заявил, что взял меня в свой дом только для того, чтобы я не сбежала и чтобы у Левана была возможность разделаться с моим ребенком. И теперь он готов за то, что я так опозорила их род, убить моего сына. Леван, опешив, довольно закивал, ибо был трусом и не выносил вида крови, и оттого на предложение Петрэ сделать все самому он тут же согласился.

Я была уже в истерике, увидев, как Петрэ достал свою шашку. Леван оттащил меня подальше от твоей кроватки, не давая защитить тебя. Пока билась в истерике в руках Левана, обессиленная и безумная, я видела, как Петрэ медленно приблизился к твоей колыбельке и наклонился. Подняв свою шашку, он со всей силы всадил острие внутрь кроватки, на которой лежал ты. Я видела, как смертельное лезвие исчезло за высокими бортами кроватки. И уже через миг Петрэ выпрямился и показал всем до половины обагренную шашку, с которой стекала кровь. Я дико закричала от ужаса и упала без чувств.

Пришла я в себя через несколько мгновений. И тут же отметила, что сижу на полу у противоположной стены, а надо мной стоит Леван. Петрэ Асатиани так и стоял у твоей колыбельки и лишь вымолвил, что теперь, когда змееныш мертв, Леван может забирать меня к себе и наказывать по своему усмотрению. Я смотрела на Петрэ дикими глазами и понимала, что он отомстил мне за холодность по отношению к нему, ибо я отвергла его любовь когда-то.

Однако Леван тут же высокомерно заявил, что более ему делать здесь нечего, и, если сочтет нужным, он напишет мне позже, и, возможно, я смогу вернуться в его дом. А пока я должна остаться жить в доме его брата, который так предан ему. Леван быстро покинул спальню со своими прихвостнями, которые даже не вмешались в это кровожадное убийство. А я, так и сидя на полу, смотрела обезумевшими глазами на кроватку, которая стояла в другом конце комнаты, и боялась увидеть то, что от тебя осталось.

Однако не прошло и минуты, как дверь за Леваном закрылась, как Петрэ, который так и стоял, словно истукан, у твоей колыбельки, и, лишь вложив шашку в ножны, скорчился и вытащил из-за спины вторую руку. Только в этот миг я осознала, что все время после своего кровавого действа Петрэ Асатиани держал вторую руку за спиной. Округлившимися от удивления глазами я увидела, что локоть и кисть Петрэ все в крови, а у его ног за спиной расплывается небольшая лужа крови. Он глухо попросил о помощи, устремив на меня полный любви и боли взгляд. В тот же миг я поняла, что Петрэ сделал для меня. Я беззвучно вскрикнула и бросилась к нему, на ходу обрывая свою ночную рубашку.

Когда подлетела к нему, я краем глаза отметила, что ты мирно спишь в своей колыбельке, целый и невредимый. Ибо Петрэ, когда наклонился над тобой и наносил удар шашкой, пронзил насквозь свою руку, и именно его кровью была обагрена шашка. Именно оттого он и вызвался исполнить жуткое намерение Левана, ибо знал, что тот не отступится и все равно убьет тебя. Оттого Петрэ и придумал подобную ужасную сцену. Всё это он рассказал мне, пока я перевязывала его раненую руку. Я благодарила его слезами, словами и взорами и говорила, что он мой единственный друг. А он в ответ поведал мне, что до сих пор любит и не хочет, чтобы я страдала. Я помню тот миг, когда мы смотрели друг другу в глаза. Он с любовью, я с благодарностью за твое спасение. Он говорил мне, что я все так же прекрасна, несмотря на то что моя правая щека обезображена ужасным шрамом от кинжала Левана.

Верико замолчала и, подняв глаза на Амира, спустила вниз вуаль. Амир впился взором в лицо матери. На правой щеке Верико виднелся розовый, уже почти разгладившийся большой шрам в виде буквы «А». Амир бросился перед ней на колени и начал целовать ее руки.

– Вы так страдали, матушка, – вымолвил он с почтением. – Отец Петрэ прав, вы все так же прекрасны…

– Присядь со мной, Амир, – велела ласково Верико, погладив его по темно-русой голове. Амир сел рядом и Верико продолжала: – Я рассказала самое страшное.

Дальше произошло вот что. Вся округа знала, что я была в положении, и поступок Левана мог подорвать его положение тавади, и он знал это. Поэтому, немного остыв, муж велел мне возвращаться во дворец. Тебя я была вынуждена оставить жене Петрэ, Русудан, которую ты многие годы считал матерью. Она не могла зачать и оттого с радостью стала заботиться о тебе, как о собственном сыне. Тебя скрывали несколько месяцев ото всех, но потом всем было объявлено, что Русудан уже полгода в положении и вот-вот должна родить. Преданные слуги молчали обо всем. Оттого спустя несколько месяцев тебя представили как сына Петрэ и Русудан. Они были со мной в сговоре, и я очень благодарна им за это.

Я оставила тебя им на воспитание. Чего мне это стоило? Разлука с тобой, мой мальчик, была чудовищна и ужасна, но об этом не узнает никто. Но с той поры мои глаза навсегда заволокла печаль. Но все же я была спокойна, что ты в безопасности и дикая ненависть Левана не достигнет тебя, пока тебя защищает Петрэ. Я вернулась во дворец, как и велел мне Леван. И тут меня ждал еще один неприятный сюрприз. Леван привез во дворец младенца. И решил выдать его за нашего сына, которого я якобы родила. Ибо титул тавади мог перейти от него только сыну по наследству. Оттого ему нужен был наследник. Я попыталась сопротивляться этому подлогу, но Леван жестоко избил меня, и почти неделю я просидела в темнице в его подземелье, пока он окончательно не сломил мое недовольство.

Именно в подземелье я поняла, что с Леваном нельзя воевать открыто, на его стороне сила. Оттого я поклялась себе, что отныне буду делать все по-своему, но так, чтобы Леван ничего никогда не узнал. Я сделала вид, что смирилась с тем, что Серго мой сын, и пообещала, что буду вести себя тихо и покладисто. В ответ Леван заявил, что я останусь, как и прежде, его женой и он не будет вспоминать про мою измену.

Так прошли годы. Ты рос сильным, умным, смелым под опекой Петрэ, ибо он истинный джигит и настоящий воин. Я радовалась твоим успехам и как можно чаще навещала тебя. Серго тоже рос, но я совсем не принимала участия в его воспитании, ибо Леван сразу же заявил, что воспитает Серго, как считает нужным. Серго постоянно опекала куча нянек и слуг, и он рос, как и хотел Леван, в неге, безделии и красоте. Теперь ты, сынок, понимаешь, отчего мне было все равно, как ведет себя Серго, ибо он не был моим сыном. Позже я узнала, что Леван прижил Серго от случайной связи с одной девицей из дальнего аула, которую по пьяни изнасиловал. И отец ее предъявил ребенка Левану чуть позже. Так что Серго был настоящим сыном Левана, но не моим.

Твои же успехи воодушевляли меня. Ты служил, знал языки, ты был смел и отважен. Позже я упросила Левана дать тебе небольшую должность, и ты справился с ней. Затем ты своей храбростью и сильным характером приобрел авторитет среди азнаури и занял место, которое и подобает тебе по праву рождения. Вот, наверное, и все, что я хотела рассказать тебе, Амир.

Теперь тебе надо выправить нужные документы. Я уже приказала своему поверенному все подготовить. Я признаю тебя своим сыном и наследником, и уже в этом месяце мы отправим послание великим князьям, и после их одобрения они будут ходатайствовать за тебя перед русским наместником, генералом Ртищевым. Думаю, что вскоре тебе даруют титул тавади нашего края. Даже не сомневаюсь в этом. Ибо великие князья давно наслышаны о твоих подвигах, мужественности и умении управлять и объединять наши земли. И они знают об этом не только от меня, но и от наших врагов, которые боятся тебя.

– Вы всегда были моим ангелом-хранителем, матушка, – ласково заметил Амир. И задумался: – Только одно непонятно мне. Как вам удалось узнать о нападении сванов на дворец и вызволить меня из темницы накануне вторжения?

Верико помолчала и вымолвила:

– Я скажу тебе правду, мой мальчик, ибо ты должен знать, на что я способна ради тебя. Я вступила в сговор с князем Дешкелиани и просила его напасть на дворец.

– Вы?

– Да, я. У меня не было другого выхода. Леван жаждал расправы над тобой. Именно я направила сванов сюда и подсказала им удобный момент для нападения. Они были рады разделаться с Леваном и его сыном, а тебя они хотели оставить на главное блюдо и убить безоружным прямо в темнице. Это я узнала от своего лазутчика. Но я перехитрила их и увезла тебя раньше…

– Вы подослали сванов специально?

– Да! Ради тебя, Амир, я сделаю все! Предам, обману, зарежу… ты мой единственный мальчик, обожаемый мой сынок…

– Матушка… – пролепетал Амир в благоговейном ужасе и прижал Верико к своей груди, испугавшись ее слов. – Не надо так любить меня… – Амир задумался на миг и, тут же отстранив мать, внимательно посмотрел на нее, нахмурившись. – А Софико? Вы разве не подумали, что сваны ее тоже могут убить? Отчего вы не позволили ее взять с собой в Аджарию, когда знали о нападении? Если бы она уехала с нами, Тимур не причинил бы ей столько боли…

– На эту девицу мне наплевать! Она одурманила тебя! Ты болен ею! Амир, пойми, она тебе не пара! Я всегда думала, что она лишь развлечение для тебя, не более. И мне кажется, что ты уже заигрался в эту любовь. Пора одуматься.

– Матушка! – воскликнул он. – Я люблю Софико, и это не игра. И если вы желаете мне добра, прошу вас, пересмотрите свое отношение к ней. Теперь я сделаю вид, что вы не подумали о том, что Софико может тоже пострадать, когда звали наших заклятых врагов сюда. Но в будущем пообещайте мне, что не будете желать ей зла. – Верико молчала и как-то недовольно смотрела на него. – Матушка, вы молчите? – не выдержал Амир.

– Я не могу пообещать тебе этого, Амир. Ибо потом ты попросишь полюбить ее как дочь, а я этого сделать не смогу! Пойми, сынок, ты скоро станешь тавади края. В твоих жилах течет царская кровь. Ибо твой прадед, царевич Баграт, был сыном царя Имеретии Соломона I. И это будет решающим в том, что великие князья выберут тебя тавади. А эта девчонка, она русская, и это может помешать.

– Вы забыли об одном, матушка. Наша Имеретия теперь под властью империи. И генерал Ртищев, я думаю, будет рад, если я обвенчаюсь с русской девицей. Ибо тем самым я докажу преданность России.

Верико открыла рот, чтобы что-то сказать, несколько раз моргнула и лишь спустя минуту выдохнула.

– В твоих словах мудрость, сынок, – признала княгиня. – Возможно, эта русская и поможет тебе занять этот титул теперь. Но я всегда мечтала о том, что наша Имеретия когда-нибудь станет независима от империи. Когда-нибудь мы поднимем восстание против этих русских, как и некогда против турков и персов, и вновь отвоюем право на свою независимость! И вновь Имеретия станет царством, и на трон взойдет наш грузинский князь! И ты, сынок, сможешь претендовать на этот трон наравне с другими членами рода Багратиони. Ибо прямых наследников царей не осталось. И любой из князей может утверждать свое право на царский престол. А ты сильнее, отважнее многих из них. За тобой идут азнаури, ты великий воин и умеешь привлечь на свою сторону людей. Я чувствую, что пройдет некоторое время и мы сможем поднять восстание против этих имперских захватчиков, и наш край вновь станет свободным, как и раньше, когда нашей великой Имеретией правил твой прадед Соломон! А ты станешь царем Имеретии!

– Вы говорите опасные слова, матушка, – тихо заметил Амир. – Вы знаете, что российский император просто так не отдаст нам нашу свободу. И, чтобы вырваться из лап империи, мы должны начать серьезную войну. А наша Имеретия теперь разорена. Вы прекрасно знаете, сколько народу покосила чума четыре года назад, затем это страшное наводнение и голод. Наш край обескровлен и разорен. Мы не можем сейчас начать полномасштабную войну против России, чтобы отвоевать свою свободу, поймите. Наш народ не выдержит этого.

– Тогда мы должны просить помощи у Турции!

– Как сделал Давид II и потерпел поражение? А вы помните, матушка, что было, когда Турция окормляла наши земли? Мало того что мы постоянно платили ей дань золотом, наши люди продавались в рабство! Тысячами! Нет, матушка, я не хочу подобной помощи от турков. Русская империя, по крайней мере, не уничтожает наш народ, наш язык и веру. Да, она жестко поступает с непокорными вассалами, которые пытаются вырваться из-под ее власти. Но это единичные случаи. А помните, как персы стерли с лица земли Тифлис в 1795 году? И в рабство было угнано более двадцати тысяч женщин и детей? Помните? Вы хотите такой помощи от азиатов? Нет, матушка. Лучше подчиняться Российской империи с поднятой головой, чем быть рабами у турков!

– Ах, Амир, мне кажется, что ты не прав, – неуверенно сказала Верико.

– Вы, матушка, женщина, и вам не понять мужских доводов, – ответил он. – Да, я тоже не в восторге от русских. Но все же они лучше, чем другие. И оттого мы должны жить в существующих условиях. А независимость Грузии… может, когда-нибудь это и будет. А может, и нет…