Сводница без тормозов

Глава 33 — Достойна знать правду

Дорога в больницу была сплошным серым пятном.

Все смешалось. С одной стороны слова Арины об невозможности прощения, её холодный, отстранённый взгляд жгли изнутри сильнее любой злости. А с другой она говорила про дружбу. Где-то промелькнула забота. В малейшем жесте, на мгновение во взгляде.

Я чувствовал себя разбитым, опустошённым. И в то же время глубоко внутри теплилась огромная надежда, которая бьет в груди сильными крыльями. Полное замешательство.

Пока еду в больницу к матери, пытаюсь привести себя в норму. Выключить свои страдания. От чего-то мне верится, что все можно исправить. Для нас с Ариной не всё потеряно.

В палате мама дремала, но её сон был тревожным. Ей становилось лучше. Успешная операция и стечение обстоятельств сыграли нам на руку.

Костлявой не достанется моя мать!

Когда я вошел, она тут же проснулась, едва я присел на стул рядом.

— Женечка... Я так рада, что ты приехал! А где Ариночка? Почему её нет? — её голос был слабым, но в нём звучала настоящая тревога.

— Она... занята, мам. У неё дела, — соврал я, с трудом выдавливая из себя успокаивающую улыбку. — Она же мне читать обещала... — мама потянулась к моей руке, её пальцы были холодными и лёгкими, как пёрышки. — Она мне как дочь стала, Женечка. Обо мне, больной старухе, больше твоей пассии думала. Мне без её голоса тут так тихо и пусто.

— Я понимаю, мама.

Её слова вонзились в самое сердце острой, отточенной иглой. Арина стала для неё не просто девушкой сына, а настоящим другом, лучом света в этой больничной рутине. И я своим идиотизмом отнял это у них обеих. Мысль о том, что своим идиотизмом я нанес травму обоим, стараюсь отгонять как противный дым.

Чтобы отвлечься, я открыл телефон. Уведомление от подписки на канал «Любовь без тормозов» горело на экране. Прямой эфир. Сердце ёкнуло. Я зашёл.

И попал под ледяной душ её откровений. Она говорила без имён, но я слышал нашу историю в каждом слове. О манипуляциях. О лжи. О потере самоуважения. Я слушал, и с каждым её словом по телу разливалось леденящее онемение. Её голос, обычно такой тёплый, сейчас звучал ровно и бесстрастно, словно она делала вскрытие умершим отношениям. Хотелось верить, что не нашим. Она говорила о стирающихся границах.

Мне было мучительно больно это слушать, но я не мог оторваться. Она выставляла напоказ свою боль, я не мог ей запрещать, если это её способ справиться.

Мама рядом слушала, как и я. Мягкий взгляд, такой родной и близкий постепенно ожесточился. Глаза расширялись. Сейчас и тут отхвачу. Ну давайте, что уж. Знаю, я дебил!

А потом она заговорила о донорстве. О «чистой доброте без условий». И у меня в голове что-то щёлкнуло. Вспомнились её бледность, её уход от ответов, её странная встреча с Димой у подъезда. Вспомнились его слова в кафетерии: «После того как героически сдала кровь...»

Подозрение, дикое, невероятное, ударило в виски, заставив кровь стучать в ушах. Неужели это она? Какого черта?!

Мать подлила масло в огонь!

— Кажется ты упустил самого важного человека в твоей жизни.

Я не выдержал. Выскочил из палаты и почти бегом бросился искать Соколова. Нашёл его у поста медсестёр, он что-то заполнял в больничных картах.

— Дима! — моё дыхание сбилось, в груди всё сжалось. — Отвечай прямо. Анонимный донор. Это она?

Он медленно поднял на меня глаза. В них не было ни удивления, ни злости. Только усталая укоризна.

— Ты о чём, Потапов? У нас тут правила конфиденциальности, ты в курсе? Не могу я обсуждать доноров.

— Не гони! — я повысил голос, привлекая взгляды медсестёр. — Ты думаешь, я слепой? Ты же сам сказал тогда! «После сдачи крови»! Я всё помню! Как она бледная была, а ты её под руку вёл! Это она, чёрт возьми, ответь мне!

Дима отложил планшет, тяжело вздохнул и отвёл меня в сторону, в пустое подсобное помещение.

— Слушай, Женя, ты сейчас на взводе. Успокойся. Даже если бы это была она, что бы это изменило? Ты бы побежал к ней с благодарностями? Так? — он смотрел на меня прямо, без колебаний. — Ты думаешь, ей это нужно? Ей нужны твои благодарности после всего? Ей уже слов по горло.

Его слова остудили мой пыл, словно вылили ушат ледяной воды. Он был прав. Абсолютно прав. Благодарность сейчас была бы очередным пустым поступком с моей стороны. Чтобы облегчить свою совесть.

— Что же мне теперь делать? — голос сорвался, в нём не осталось ни злости, только беспомощность и отчаяние. Я обхватил голову руками. — Скажи, как это исправить? Я всё испортил...

— Исправлять? А чем? Словами? — Дима покачал головой, и в его взгляде появилось что-то похожее на жалость. — Ты ей докажи, что ты не просто трепло ветреное. Не благодарностями душистыми, а делом. Поступком.

Он помолчал, как бы взвешивая свои следующие слова. Видно, что переступает через себя и принципы.

— Завтра, знаешь-ли, у меня свадьба. Она придёт. И, я слышал, может быть не одна. — Он посмотрел на меня прямо. — Так что, если хочешь что-то решить — не затягивай. Места у торта стремительно тают. Но смотри на неё по-настоящему, а не как на свою собственность. И если увидишь, что она с кем-то... и счастлива, то будь мужчиной. Отойди. Дай ей быть счастливой, даже если это будет не с тобой. Это и будет твоим искуплением.

Он хлопнул меня по плечу — жест, одновременно и поддерживающий, и подгоняющий — и вышел, оставив меня одного среди хозяйственных принадлежностей.

Я вышел из больницы. Вечерний воздух был холодным и острым. Таким же ясным, как и решение, созревшее внутри. Дима был прав и неправ одновременно. Ведь он, видя картину со стороны, не заметил самого важного. То, что было между нами, как она смотрела на меня в последнюю встречу сегодня. Все это давало мне право не отступать. И я не отступлю.

Несмотря ни на что, я куплю её чертовы любимые пионы. Подойду к ней. И, не как пацан, но как мужчина, скажу о своих чувствах. Ведь она достойна знать правду о моих чувствах и иметь право выбора!