Сволочь и Фенечка

Глава 9

Дан рассказал интересное. Оказалось, что «зелье», которое по отчету экспертов нашли в крови убитого собаковода – всего лишь травяная настойка, а никак не яд, как предполагали изначально. Ведьма-стихийница промышляла знахарством. И не исключено, что и настойки продавала. Оставалось только выяснить, от чего понадобилось погибшему это лекарство. И от чего он вообще тогда умер, если не от «зелья». Вскрытие другой причины, кроме как внезапная остановка сердца, не показало.

Появилась возможность увидеться с матерью погибшего – она ждала нас сегодня в квартире сына. Женщину только выписали из психиатрического – она плохо справилась с черным известием, и ей понадобилась госпитализация.

Ну и… меня затянуло снова в процесс, будто дорвался до сладкого, не успев сесть на диету. Еще и Феня подбодрила, и это не оставило шансов сопротивляться искушению. По крайней мере, сидеть и киснуть вдвоем тоже не улыбалось. Если ей и правда так хочется прокатиться со мной по делу… Хотя, она же думала, что как никто другой теперь знает, каково это лишиться любимого занятия, которое – часть тебя.

– Сволочь, перестань грызть себя, – улыбнулась Феня, довольно глядя на меня с пассажирского сиденья. – Я уже погрустила сегодня. Теперь мне нужно отвлечься. Это очень правильная стратегия переживания горя. А тебе нужно довести это дело до конца, а потом уж что-то решать.

Я вздохнул:

– Я пытаюсь изо всех сил.

– Подумай лучше, как мы проведем вечер, – вдруг предложила она, и я вспомнил, что мы забыли сводить ее к женскому врачу в центре.

– Черт, твой Рома сбил наши планы показать тебя гинекологу, – нахмурился я.

– Покажусь, это не горит. – И она отвернулась в окно. – Со мной всё в порядке, Сволочь.

Мне же казалось, что она водит меня за нос. Нет, конечно, водит. Феньке не может быть хорошо сейчас во всем. Но со мной ей точно хорошо. А с остальным будем справляться.

Когда я вывел Феню к тому самому столу, с которого срезал щепки для улик, солнце нагрело колодец двора так, что захотелось раздеться до футболки. Феня стянула кардиган, оставаясь в платье, и огляделась. А я набрал номер Данияра.

– Подъезжаю, – сообщил он.

– Я на месте. Жду.

– Мило тут, – заключила Феня, улыбаясь.

– Мило?

– Ну, все сделано вручную – детская площадка с этими старыми покрышками, лавочки все разные. Покрасили недавно, краской пахнет. И тихо тут так.

Она задрала голову, глядя на молодые кроны берез на ветру, а я залюбовался ей.

– А можно я пока за этим столом посижу и поковыряю свою коробку?

– Можно.

Когда я устроил её на скамейке за столиком, приехал Данияр. Я только и успел подумать, что эта тугая коробка все же неплохой вариант. Её крышка была подносом, на котором можно в любом месте раскинуть это занятие.

– Ну что, пошли? – кивнул Дан на мрачный подъезд. – Я позвонил, нас ждут.

После нагретого воздуха затхлый влажный смрад грязного подъезда едва не задушил в первые минуты.

– Спасибо, что не отказываешь в ведении дела, – выдал смущенное Данияр перед тем, как постучать в двери. Умно – не дать мне возможность возмутиться или не найти, что сказать вовсе.

Двери нам открыла женщина, бесцветная из-за смерти близкого человека. Моя нелюбимая часть работы. Такую не припрешь к стенке и не задашь главные вопросы сразу. Таким нужно пространство и время – удостовериться, что положиться больше не на кого, а мы – всего лишь помеха, белый шум в осколках ее прошлой жизни. Так и на этот раз.

Женщина смотрит на нас взглядом, в котором быстро отражаются все стадии реакции на следователей – от надежды на помощь до полного разочарования. После этих стадий они долго не говорят. Какое им дело до того, кто виноват? Это никогда ничего не меняет. Ну, для тех, кто действительно понес потерю.

Мы проходим за матерью потерпевшего в кухню. Она будто специально нас туда ведет, чтобы мы заполнили собой все девять квадратов пространства, и она не чувствовала себя в такой звенящей пустоте одинокой. Данияр встает у окна, я сажусь на одну из двух табуретов… и осознаю, как я врал себе все это время, что ничего лучше у меня быть не может.

Взгляд сам устремляется в окно. Где-то там во дворике сидит моя Фенька с бусинами и ждет, пока я тут надышусь чужим отчаянием. Потом мы поедем осваивать особенности чайной церемонии, сдадимся и напьемся вина…

***

Мне все больше нравилось тут. Тишина, запах дерева и свежей краски, калейдоскоп солнечных пятен по столу и рукам от шевеления березовых крон над головой. Я сложила кисти рук на теплое дерево и замерла, завороженная танцем теней и света на бинтах…

– Дня доброго, не помешаю?

Тихий, немного надтреснутый голос не нарушил гармонию вокруг. Я отрицательно помотала головой, не глядя. Скамейка плавно прогнулась, послышался тяжелый вздох.

– Что у вас с руками?

– Несчастный случай, – я вздохнула и пододвинула к себе крышку от коробки.

– Соболезную…

– Никто ведь не умер…

Повисла пауза, нарушаемая только шепотом ветра.

– Только вы думаете, видимо, иначе…

Я подняла голову и посмотрела на собеседника. Старик. Приятный. Одетый опрятно и пахнет чаем и свежим табаком. Губы потянулись в грустной улыбке. Он ответил на нее, собирая букет гусиных лапок в уголках глаз. Показалось, что он и не старик вовсе, а как те люди, которым пришлось пережить тяжелое. Но улыбка угасла на его лице, и всплеск оживления растворился в холоде взгляда.

– Но надежду вы не теряете, – кивнул он на банку с бисером.

– Наверное, это не я.

– О, – усмехнулся он. – Я очень рад это слышать.

– Что именно?

– Что вы не одиноки, и за вас переживают.

– Очень переживают. Меня зовут Феня.

Старик не представился.

– Я была хирургом, – добавила я обиженно. Незнакомец не просил меня представляться. И не доверил мне имени.

– Ты не обижайся, – неожиданно проницательно заметил он. – Я не знаю, как меня звать на самом деле.

– У вас амнезия?

– Ставят болезнь Альцгеймера.

– Интересно, – нахмурилась я. – Но вы об этом помните.

– Я помню какое-то время, да… – Он вытащил из кармана бумажник из добротной кожи, раскрыл. – Видите?

Я присмотрелась. Под прозрачным пластиком на одной из внутренних сторон бумажника была закреплена картонка, на ней – имя. Плеханов Натаниэль Эдмундович. А еще адрес, номер мобильного и медицинские данные.

– А говорите, что не помните имени.

– Мне это имя дали в один из тех моментов, когда я все безвозвратно забыл в очередной раз.

Я улыбнулась против воли:

– Надо же.… А почему такое сложное?

– А потому что лежал тогда в госпитале на Натановской, а врача звали Эдмундом Рахмановым.

– И это вы хорошо помните, – заметила я.

– Это тоже записано у меня, только в тетради.

– А живете вы с кем-то?

– Нет. По крайней мере, я ни разу не вспомнил того, кто бы мог меня ждать. И меня не нашли, если кто-то и искал. Но… кажется, что никто.

Он тоже выложил ладони на стол, и я опустила взгляд на сероватые узловатые пальцы старика. Натаниэль улыбнулся, проследив мой взгляд:

– Вы зря на себе крест поставили…

– Откуда вы знаете?

Он пожал плечами.

– Это видно.

– Я же сижу с иголкой, – возмутилась я бессильно. – Пытаюсь…

– Много всего против вас сейчас сложилось. И только кто-то один близкий на вашей стороне. Но этого достаточно. Мне кажется, у меня тоже был кто-то…. – Он устремил взгляд куда-то вперед. – Но я его так больше и не нашел. А, может, мне этого просто хотелось. Чтобы был.

– И у вас сейчас совсем никого нет? – тихо поинтересовалась я.

– Сейчас совсем никого, – покачал он головой. – Чаю будете? У меня с собой в термосе.

– Буду.

Так вот почему от старика так вкусно пахнет. От чая, налитого в пластиковый стакан, в весенний воздух вспорхнул аромат липы, меда и лимона.

– Вкусно пахнет.

– И бодрит, – заметил Натан с улыбкой. – Вы пейте и занимайтесь делом, не теряйте времени.

Я благодарно улыбнулась, сделала глоток и взялась за иглу, намереваясь ближайшие несколько минут исколоть себе палец до раны. Но тут вдруг дрожь в руках стихла, и я легко попала леской в ушко.

– Ух ты! – вскочила, громко обрадовавшись. – Вы видели? Видели? Я попала!

– Молодец, Феня, молодец! – захлопал в ладоши Натан. – А в шахматы как думаешь, сможешь со мной поиграть? Это не мелкая моторика, конечно, но все же.

– Давайте попробуем, – воодушевленно согласилась я. – Правда, из меня шахматист никакой.

– Да это вообще не проблема. Я вас научу. Меня же почему Плехановым назвали, знаете?

– Догадываюсь, – улыбалась я.

– Да, учить я люблю.

Он расставлял небольшие деревянные шахматы на доске, а я с восторгом смотрела на иглу в своих пальцах. Конечно, это ничего не значит для Романа и его приговора, но… все же так много значит для меня!

– Ты ходи первой, а потом давай дальше с бусинами, – пошевелил Натан пальцем над доской, – собирай бусины на проволоку…

Я вздохнула, сосредоточилась и взялась за фигуру. Та дрогнула в пальцах, не поддаваясь с первого раза, но я смухлевала – пододвинула ее просто с одной клетки на другую.

– Ну что ж ты, Фень, так в себя не веришь? – покачал головой Натан. – Давай, попробуй взять. Иглу же заправила. А тут всего-то с пешкой совладать. Не ленись.

Я сделала, как он попросил. Показалось, что взяться за пешку сложнее, чем справиться с иглой. Ну да ладно.

– А я тебя в нашем дворе раньше не видел, – вдруг заметил Натан, встречаясь со мной взглядом.

– Я тут впервые. Мой парень – следователь. Он приехал на беседу с мамой погибшего мужчины.

– А, – протянул старик, хмурясь, и потянулся к своим фигурам. – Да-да, эта трагичная история. Но лично для меня страшная гибель Фенхеля гораздо большая потеря…

– Фенхеля?

– Фенхель был тем самым моим единственным другом, – погрустнел Натан, замирая. На его лицо будто тень набежала. – И мне так хочется его помнить.… И я буду помнить, конечно же…

Он снова вытащил бумажник и извлек из него фотографию собаки – приветливой черной дворняжки с белым ухом.

– Я вам сочувствую, – посмотрела я в его лицо.

Натан еле заставил себя оторвать взгляд от фото и бережно убрал его обратно в бумажник. Однако, это было странно. Он надеялся сохранить память о собаке, но так и не смог ее сохранить о человеке, которому однажды был дорог? Хотя, конечно же, все зависело от обстоятельств, при которых у него происходит обострение болезни. Его могли обокрасть, в конце концов.

– Я бы не хранила такие важные напоминания в бумажнике, – заметила я осторожно. – Лучше, может, в менее ценной вещи? В пиджаке без бумажника? Пиджак, по крайней мере, мало кто крадет в случае чего.

– Пожалуй, ты права, Феня, – напряженно кивнул Натан и нервно сцепил пальцы перед доской. – А я всё думаю, ну как же… Как же сохранить для себя всё, что так хочется помнить? Кстати, твой ход.

Я походила второй пешкой и надела несколько бусин на леску, снова не сдержав улыбки.

– У меня еще не получалось так продвинуться.

– Раньше плела, наверное, фенечки, да, Феня?

– Да.

– Твой ход.

– Фень, так а почему крест-то на себе поставила? – поинтересовался Натан и подлил мне ещё чаю.

– Я врач, и понимаю, что дело практически безнадежно. Мне бы хотя бы суметь обнять любимого мужчину…

– А какого рода ты врач?

– Хирург.

Стало странно. Я так спокойно рассказывала Натану об этом. И ни боли не колыхнулось в груди, ни страха будущего. Лишь солнечные пятна продолжали скакать по шахматной доске, да сладкий запах чая будоражил, рождая какую-то приторную полудрему в голове.

– А случилось с тобой что? – продолжал интересоваться Натан.

– Госпиталь. Военный. Ночь. Обстрел.

– Военный. Госпиталь. Обстрел, – повторил задумчиво Натан и походил ферзем. – Фень, моя фигура угрожает твоему коню…

Звучало как-то далеко. Будто эхо грома давно минувшей грозы сотрясает отдаленные уголки неба. А ведь уже светит солнце.

– А хорошего что-то произошло после этой твоей трагедии?

– Ну, у меня появился Сволочь.

– Ты бусинки-то не теряй. Под доску закатились, проказницы, – усмехнулся Натан мягко. – Сволочь?

– Да. У него фамилия созвучна, и его с детства так звали.

– Вы еще и давно знакомы.

– Давно. Он забрал меня из госпиталя к себе. И себе забрал совсем. Сказал, что нам надо было раньше остаться друг с другом, может, и не произошло бы ничего…

– Ну, здесь комбинаций много, как и в шахматной партии. Что-то ведь вам мешало…

– Мы хотели оставаться друзьями.

– Так бывает, – со знанием дела заметил он. – Но жизнь, говорят, коротка. Хотя я и не заметил… Я прожил кучу жизней. И ни одной не помню. Всё, что у меня было дорогого последнее время – это Фенхель. – Натан потер острый подбородок с короткой щетиной, разглядывая доску.

– Сожалею, – вздохнула я. – А что с ним случилось?

– Его загрызла бойцовская собака. Жила у одного… мужика тут. – Он прерывисто вздохнул. – Мужик, к слову, был очень нехороший человек. Выходил во двор, спускал своего пса, и тот кидался на детей, стариков… Фенхель защитить меня пытался. А тот… бросился и в один укус задушил.

– Это ужасно, – просипела я.

– Да-да.… – Руки у Натана затряслись, когда он попытался сделать ход. – Несправедливо…

– Вы не должны быть один.

Наши взгляды со стариком встретились. Он грустно улыбнулся и шмыгнул носом.

– Я вот с тобой.

Я улыбнулась в ответ:

– Ваш ход.

– О, да, точно!

Пока мы болтали с Натаном, фенечка потихоньку плелась. Я еще не подбирала бусины и вообще не задумывалась о рисунке, но пальцы действительно дрожали меньше. Пусть и узлы выходили расхлябанными.

– Так, береги зубы и не мухлюй, – усмехнулся Натан на мою попытку подтянуть узел зубами. – Отлично получается. Подаришь мне первую фенечку?

– Хорошо, – улыбалась я.

– Молодец, Фень, крест рано тебе еще ставить на себе. И я забираю твоего ферзя…

***

– Как это нам должно помочь? Ну, страдал он ревматоидным артритом, – шептал Дан, пока я изучал медицинскую карту из частной клиники.

– Это значит, что у него в крови нашли знахарское зелье от артрита. Что подтверждает, что наша почившая ведьма-стихийница не при чём…

– Люди меня удивляют. Куча грамотных врачей, протоколов лечения и современных препаратов. Не в средние же века живем… Нет, они ходят к знахарям, – ворчал Дан, поглядывая на комнату.

Мать погибшего долгой беседы не выдержала и удалилась в ванную привести себя в порядок. Шум воды еще не прекратился, а отчетливые всхлипы говорили, что ей не до нашей беседы с коллегой.

– Ну так есть же ведьмы, которые действительно лечат, – рассеянно парировал я и снова выглянул в окно. – Правда тех, кто под них косит, гораздо больше…

Феня уже полчаса сидела с каким-то стариком за столом под березами, распивала чай и играла в шахматы. А еще улыбалась. И плела, кажется, фенечку. Судя по её улыбке, у неё, видимо, получалось. И компания старика ей нравилась.

– Что, уводят у тебя девчонку среди бела дня? – улыбнулся Дан, проследив мой взгляд.

– Ну, если я настолько неконкурентоспособен, то и поделом, – я нехотя отвернулся от окна. – Думаю, делать тут ничего больше.

– Не бросить же.… – растерянно заметил Дан, кивая в сторону коридора.

Я поднялся, отложил карту и направился в ванную. На мой стук вода перестала шуршать, а вскоре показалась заплаканная женщина.

– Мы пойдем, – смущенно сообщил я. – Карту я оставил на кухонном столе.

– Вы найдете того, кто это сделал? – шмыгнула носом хозяйка, глядя на меня как-то слишком выжидательно.

– Сделаем все возможное, – уклончиво отозвался я. – Всего доброго.

Женщина вздохнула, взгляд ее снова расфокусировался, и она огляделась. Я не стал ждать. Кивнул Дану, и вместе мы покинули квартиру.

– Может, ведьма была «пришлым гастролером»? – размышлял Дан, пока мы спускались по лестнице. – Попыталась вылечить покойного, а семья ее видела, поэтому она всех и порешила?

– А ведьму-стихийницу за что?

– Что та, к примеру, раскрыла ее преступление?

– Это бы всё объяснило. Но никто из близких и соседей не говорил о незнакомцах в последнее время. Женщин убитый тоже не водил к себе эти дни, правда это со слов соседей.

– Ведьмы на то и ведьмы, чтобы их иногда никто не видел…

– Ты намекаешь на тупик?

– Что-то я устал, да?

Мы вышли из подъезда, и синхронно наполнили грудные клетки воздухом.

– Я поеду в участок, напишу отчет, – хмуро констатировал Дан. – Тебя указывать?

– Не надо.

Мы попрощались, и я направился к Фене. Вся тяжесть эмоций развеивалась с каждым шагом в ее сторону. Я смотрел, как она улыбается, а ветер треплет ее волосы, и забывалось все, что только что пришлось пережить. Странно, но ведь именно пережить, не иначе. Каким бы прожженным оперативником я ни был, мне было не все равно, что испытывают люди, потерявшие кого-то. Я боялся испытать то же самое. И с радостью окунался в свою, отличную от их, реальность. В моей светило солнце и улыбалась Фенечка.

– Привет, – выдохнул я, подходя тихо к парочке за столом.

Феня обернулась и просияала:

– Натан, а это Сергей, – защебетала, явно забывшись, потому что протянула мне ладонь. Я не подал вида, осторожно обхватывая ее запястье.

– Здравствуйте, – кивнул старику и протянул ему руку. – Сергей.

– Натан Эдмундович, – представился тот. – Я позволил себе занять вашу барышню партией в шахматы и предложить ей чаю.

– Сволочь, смотри, – и Феня продемонстрировала мне фрагмент фенечки. – Мы пока с Натаном болтали, я и шахматы подвигала и бусинки нанизала.

– Вы определенно провели время лучше меня, – улыбнулся я, усаживаясь рядом с Феней.

– Чаю, Сергей?

– Да, с удовольствием.

– Мы не спешим? – встревожилась Феня.

– Нет, – пожал я плечами. – Я закончил с делами.

– Феня сказала, что вы ведете дело о погибшем собаководе, – вежливо уточнил Натан, протягивая мне чашку.

– Да.

– А у Натана загрызли собаку Фенхеля, – вдруг сообщила Феня, и я взглянул на старика пристальней.

– Так это была ваша собака…

– Да, – вздохнул Натан. – Его загрызла эта бойцовская псина…

Я нервно сглотнул. На первый взгляд, старик ведьмаком не был, но мозг уже стягивал углами разрозненные факты.

– Вы часто играете тут? – постарался задать вопрос как можно непринужденней.

– Мне больше и делать особо теперь нечего, – пожал старик плечами. – Без Фенхеля я совсем забросил прогулки…

– А мы можем навестить Натана еще? – внезапно поинтересовалась Феня.

– Конечно, – не подал я вида, что в голове в этот момент слишком громко щелкнули пазлы своими краями.

Нет, конечно, это еще ничего не значило. Но старик вполне мог оказаться ведьмаком. А то, что его маг-остаток не читается в отчете, объясняет то, что он не идентифицируется ведьмаком вот так вот слету. Обычно оборотни чувствуют ведьм. Но не всех. А то, что его пса убили, создает этому ведьмаку мотив…

Я вздохнул и сделал глоток чая.

– Очень вкусный, Натан. И я сочувствую вашей утрате…

– Спасибо, Сергей, – учтиво поблагодарил он. – Так, Феня, ты правда хочешь еще приехать?

– До вас у меня еще не получалось ни одной бусины нанизать на леску. – Феня продемонстрировала леску с бусинами. – Понятно, что это ненаучно, но вы на меня благотворно влияете.

Натан рассмеялся:

– Очень рад влиять на тебя положительно.

– Ну и я же вам первую фенечку обещала…

– И то верно. Я к полудню всегда выхожу на улицу, если не дождь, конечно. Приезжай, Феня. Буду очень рад.

Мы распрощались с Натаном и неспешно направились к машине.

– Что у тебя, расскажешь? – поинтересовалась Феня.

Странное чувство, но она будто немного потухла, когда рассталась со стариком. И это наводило на мысль, что дар у этого ведьмака все же был, пусть и весьма неявный. Фенечку же она смогла начать плести, и фигуры двигать, пусть те и были деревянными и не тяжелыми.

– Нечего рассказывать особенно. Как сказал Дан, мы в тупике.

– Он всегда так говорит?

– Как правило, по-делу.

– А часто вы бываете в тупике?

– Нечасто. Но и дело непростое.

Я подумал, стоит ли ей рассказывать все. Ведь о том, что у меня тут не только ведьма сгорела, а еще и два трупа в мусорном баке нашлось, Феня не знает. С одной стороны, зачем ей? Будет переживать. С другой, кто-то может проболтаться. Тот же Натан. Хотя, он же не сказал ей сегодня. Может, тоже не хотел сообщать такие пугающие подробности? Молодец, если так. По мне – ведьмы вполне достаточно. Ну и Фенхеля теперь за глаза.

– Думаешь, на этом закроете дело?

– Быть может. А ты говорила Натану, кто я?

– Да, – смущенно кивнула она. – Не стоило? Я не подумала…

– Ты зря переживаешь, меня тут уже половина двора знает точно. Просто я его не видел….

– Думаешь, он избегал встречи со следователями?

– Мало приятного во встрече со следователями. Кроме того, у него горе.

– Это да. Он так и сказал, что смерть Фенхеля его расстроила гораздо сильнее.

Мы уселись в машину, и я не спеша выехал со двора. Почти неизвестные мне ранее планы, типа посетить супермаркет и накупить продуктов на вечер с девушкой, перенесли в какой-то параллельный мир. Приятная рутина не одинокого волка радовала каждой минутой. Я наслаждался звучанием человеческого мира, его запахами и предвкушением ночи с Феней.

Когда мы добрались до дома, на душе было снова легко как никогда прежде. В квартире нас ждало оживление. Крысы приветствовали нас со стола, суетливо бегая и вставая на задние лапки. Феня принялась им что-то щебетать, а я – готовить ужин. Морда уже болела от улыбки, но я не мог перестать наслаждаться вечером. Крысы сочно хрустели свежими огурчиками, жужжала кофемашина, шипел на сковороде лук в масле. И сосредоточенно сопела Феня, пытаясь продолжать работу с браслетом.

– Блин, не получается, – расстроилась она, откладывая заготовку. – С Натаном получалось, а тут снова руки дрожат…

– Может, замерзли? Или устала? Все же это для тебя нагрузка. – Я подхватил чашку кофе и направился к ней. – Там ты чай пила. Кстати, и чашку получалось брать?

– Колпачок от термоса очень легкий, если не наливать его полным. – Она вздохнула. – Наверное, это что-то психологическое…

Я сел рядом и взял её руку в свою, нежно сжимая.

– Всё получится, – заглянул Фене в глаза. – То, что должно – всё у тебя получится. Дай себе время. Ты не привыкла бездействовать, и это сложно. Но иногда нужно принять то, что тебе стоит сделать эту паузу.

– А у тебя было такое?

– Было. Я валялся пару раз в пулевыми. Один раз вообще думали, что я не смогу ходить.

– Что? – выдохнула она в ужасе. – Когда?

Зря я это сказал.

– Я только выпустился из Академии и сразу подставился на первом же задании, – постарался ответить спокойно, но мне стало не по себе.

– И мне не сказал.

– Нет…

– И сколько ты был обездвижен?

Я втянул воздух в легкие, размышляя, что, может, лучше промолчать вовсе? Но с Феней так нельзя.

– Два месяца, – признался смущенно. – И еще четыре – реабилитировался.

– Кошмар, Сволочь! – воскликнула Феня. – Как же так?! Мы тогда что, были с тобой меньшими друзьями?

– Нет. Но я же мужчина.

– Да при чём тут это?

– Не знаю, Фень. У меня это на подкорке. Я – мужик. Я должен быть сильным, успешным, конкурентоспособным самцом. Иначе я никто.

Почему-то вспомнились слова Инны, что я не смогу без своей работы. И я совсем растерялся.

– Кажется, ты уже достаточно вымотался, пытаясь достигнуть это все, – неодобрительно покачала головой Феня. – Но ты ошибаешься. Я люблю тебя не за то, что ты сильный, успешный и конкурентоспособный, Сволочь!

– За что же? – поймал ее на столь неожиданном и приятном слове.

– Ты – добрый, отзывчивый, умный и сочувствующий. И тебе стоило мне сказать, что ты нуждался в помощи. Я же тебе сказала, и ты примчался посреди ночи. Я бы тоже примчалась…

– Я знаю.

Феня смущенно сглотнула и заправила прядь за ухо.

– Так…. врачи говорили, что не будешь ходить? – поинтересовалась хрипло.

– Была такая опасность. Поэтому я и не начал ходить.

– А что?

– Я сразу побежал.

Феня прыснула:

– Дурак… – Положила мне ладонь на щеку. – Ну как же ты так, Сволочь?

– Это было давно. Я очень испугался. А звери всегда заползают в нору, когда ранены.

– Знаю.

– Давай ужинать?

– Давай.

Феня попробовала поесть палочками, потом отложила их и принялась есть руками. Я улыбнулся. Почему нет?

– Натан сказал бы сейчас, что я мухлюю…

– Он тебе понравился, да?

– Да, – закивала она. – Он вроде бы и беззащитный такой, но очень сильный духом. У него болезнь Альцгеймера, представляешь? В периоды обострения он теряет память полностью и не помнит тех, кто дорог. И это так жутко. Я сразу подумала, а если бы я забыла тебя? Ужасно…

Я нахмурился, раздумывая о старике. Хотелось его задержать, посадить в камеру и исследовать его феномен вдоль и поперек. Двое ведьмаков на одной территории уживаются плохо. Я этих дел перевидал достаточно. Ведьмы не жалуют друг друга, когда зависят от места обитания. Знахарка продавала снадобья. Что они могли не поделить с этим стариком, ведь он не знахарь?

Я снова кинул взгляд на руки Фенька. А, может, всё же…

– Он фото собаки своей хранит. Фенхеля, – продолжала Феня. – Чтобы не забыть. Но разве он не пытался сохранить что-то раньше? А где это все делось? Странно очень. Может, навести о нем справки?

– Хорошая идея, Фень. Если он лежал в больнице…

– Да, неврологический госпиталь на Натановской, – вспомнила она. – Ему там и дали новое имя.

И так её глаза в этот момент засветились, что я не смог ее расстроить. Нет, я думал не о родственниках в данный момент. Я полагал, что узнать о Натане побольше не помешает. Потому что просто так такие «зацепки» не обнаруживаются, я это слишком хорошо знал. В любом деле всегда есть какая-то шероховатость, которую нужно только подцепить, и за ней потянется много интересного. Сначала я был уверен, что этот жасминовый куст, найденный в лесу, приведет к ответом. Но я ошибался.

– Серег? – позвала Феня, и я очнулся от привычного профессионального транса.

– Прости, – выдал смущенно. – Как тебе картошка? А салата еще подложить?

Только этой моей готовности порадовались лишь крысы. Феня замерла на мне настороженным взглядом.

– Ты не хочешь сидеть сейчас дома и подносить мне картошку, – улыбнулась она. – Может, проедемся в больницу прямо сейчас?

Я напряженно вздохнул.

– Я хочу романтический вечер с тобой, – возразил упрямо. – Тем более, найти сейчас кого-то, кто бы выдал нам информацию в больнице, невозможно. Все ключевые персоны там – люди. А им не свойственно работать по ночам.

– Ладно, – вздохнула Фенечка и опустила взгляд на плетение поверх коробки. – Тогда завтра?

– Думаю, да.

– Давай еще салата.

– И вина?

– И вина. – И она накрыла металлической крышкой коробку.