Едва закрыв за собой входную дверь, Клэрити бросилась на второй этаж, в комнату дочери, разделенную с ее спальней одной стенкой. И застыла на пороге. В глазах потемнело. Пришлось крепко ухватиться за косяк, чтобы удержать равновесие.
Комната была пуста. Исчезла фигурная кроватка Каролины, все ее игрушки. Вместо мягкого ковра из длинного песочного ворса Клэрити увидела дощатый пол, вместо постеров с мультяшными принцессами и небольшими картинами львов, пум и тигров — голые выбеленные стены.
Такой комната была до того, как Клэрити родила Каролину. Уже тогда они расстались с ее отцом, и Клэрити пришлось самой обустраивать комнату для дочери — перекрашивать стены в нежный лиловый цвет, вешать светлые шторы, собирать колыбельную. Верная Челси тогда — единственный человек, который с радостью пришел ей на помощь… а теперь она утверждала, что не знает, кто такая Каролина.
Она бродила по комнате дочери, чувствуя себя такой же пустой, заброшенной. Жизнь вдруг потеряла для нее всякий смысл. Клэрити знала — она — не сумасшедшая, но кажется весь окружающий мир вознамерился убедить ее в обратном. Она перерыла весь дом в поисках фото дочери, сделанных на старенький фотоаппарат. Перебирая глянцевые снимки, едва не плакала от бессилия — там, где прежде была пухлощекая румяная малышка, теперь была пустота. Точнее — ее пустой дом.
Если бы кто-то увидел эти фото, то наверняка задался бы вполне закономерным вопросом: зачем вдруг Клэрити понадобилось делать целую серию однообразных снимков своего дома, да еще таких… странных? Качая головой, она смотрела на фото, запечатлевшее потрепанный временем ковер гостиной, и хорошо помнила то, что было на этом фото «до». До этого страшного, поражающего своей ненормальностью дня. «До» на фото была изображена сидящая на полу Каролина: остренький подбородочек чуть вскинут, чудесное праздничное платье растеклось вокруг ее ног белой воздушной пеной, а золотистые, красиво завитые Клэрити локоны рассыпались по плечам.
Внешне они были очень похожи, но если свои русые волосы Клэрити красила, чтобы придать им пепельный оттенок, то роскошный бело-золотистый оттенок волос Каролины был дарован ей самой природой. Когда она подрастет, ее волосы чуть потемнеют, как это было и с Клэрити, но пока она со своими бирюзовыми глазами — у ее матери глаза были зелено-голубые — выглядела как настоящий маленький ангелок. Ее маленькая принцесса на том фото праздновала свой четвертый день рождения.
На другом кадре было запечатлено окно, выходящее на задний двор. И ее любимая малышка, гордо восседающей на подоконнике с Мистером Львом в руках, исчезла со снимка — словно кто-то стер ее ластиком.
Клэрити бросилась в спальню, вытащила из комода ворох документов, доказывающих существование Каролины. Но вместо них на колени ей посыпались белые листы.
Стало трудно дышать. Кто-то неведомый упорно пытался убедить ее, что Каролины никогда не существовало.
Скрепя сердце, она позвонила матери. Уговаривая себя — это для нее, для Каролины. Разговор дался нелегко. С годами пропасть между Клэрити и Тони Хаттон никуда не исчезла. Все та же холодность в голосе матери, все те же обвинения: "Ты совсем забыла о нас с отцом", все те же разговоры о будущем и прошлом. "Ты погубила свою карьеру. Могла бы стать такой же известной, как я, а вместо этого предпочла прожигать свою жизнь, плыть по течению…"
Ничего не менялось — даже отказ матери Клэрити принимать тот факт, что дни ее славы остались в далеком, далеком прошлом. Вот только Тони, которая обычно не упускала случая напомнить дочери, насколько она недовольна ее выбором жизненного пути, словно позабыла о причине, из-за которой Клэрити приняла решение уйти из танцев. А Тони Хаттон не забывала никогда и ничего — особенно того, чем можно попрекнуть собственную дочь.
Прервав поток обвинительной речи, Клэрити сказала:
— Мама, Каролина исчезла.
— Что? — недоуменно откликнулась Тони. — Кто это, твоя новая подружка? И как это связано с тем, что ты совсем перестала звонить собственной матери?
Клэрити не выдержала и разрыдалась. Этого не может быть, просто не может быть…
Недоуменная тишина в трубке сменилась тревожными расспросами Тони. Клэрити, шумно всхлипывая, пыталась выдавить из себя какие-то слова. Но что говорить? Кажется, она всерьез напугала мать. Чуть успокоившись, проговорила что-то про «разыгравшиеся нервы» и торопливо попрощалась.
Не желая сдаваться, не желая считать себя сумасшедшей, а дочку — лишь плодом собственного воображения, Клэрити непослушными пальцами набрала номер Кевина — отца Каролины. Она так нервничала, что слова плохо складывались в фразы, речь получалась сумбурной, сбивчивой. Закончив странный — для них обоих разговор — Клэрити обессиленно опустилась по стене на пол.
Кевин не знал никакой Каролины — наученная горьким опытом, Клэрити не говорила об их общей дочери, отделываясь лишь намеками, но ее фраза "Ты помнишь Каролину?" вызвала у Кевина разве что недоумение. Плохая актриса, Клэрити отчаянно пыталась играть роль бывшей, вдруг решившей вспомнить их прошлое. В реальности Клэрити — той, которую она помнила и в которую верила, вопреки творящемуся вокруг сумасшествию — Кевин бросил ее, как только узнал о беременности. Несколько лет спустя, вновь объявившись в городе, он навещал Каролину, безуспешно пытаясь изображать из себя любящего отца. Привозил подарки, играл, но на его лице при этом читалась такая скука, словно он играл не с собственной дочерью, а с бездушным роботом, уже порядком ему надоевшим.
Он так и не смог полюбить Каролину — а Клэрити так и не смогла его за это простить.
Но сейчас Кевин даже не смог сказать, из-за чего их отношения дали трещину. Что-то промямлил вроде: "Расстались и ладно — что прошлое ворошить", и окончательно потерял интерес к разговору. Клэрити ничего не оставалось делать, как повесить трубку.
Каролина исчезла из этого мира, из памяти близких и родных ей людей — словно кто-то жестокий и могущественный стер ее огромным ластиком с лица земли. Словно она вдруг стала лишним, ненужным элементом, для которого в этой реальности места больше не осталось.