Тайна двух лун

26. Кувшинковое поле

Ветер бросился в парус, едва его прикрепили к мачте. Женщины племени сообща соткали прямоугольный кусок рогожи всего за несколько дней и просмолили его, пока Арэнк и остальные мужчины вносили изменения в конструкцию судна, следуя непонятно откуда взявшимся рисункам на песке. Кто-то говорил, что это прощальный подарок Мокруна, другие – что на помощь пришли Боги. Лишь одна Аламеда знала правду.

Пока работа на берегу кипела, на деревьях – в водной чаще и на холме – вовсю щебетали птицы. Зато в самих топях, там где раньше обитал Мокрун, уже обосновалась лупоглазая Вьельзевулла, а это означало, что скоро появятся гости и пострашнее, оживут мангровые деревья, подкрадутся хищные рыбы, и уж тогда людям будет не выбраться из ловушки. Арэнк сказал мастерить оружие, и те, кто не был занят в строительстве, принялись изготовлять из камня наконечники копий и стрел, гнуть луки и точить топоры. Сурум, муж Найры, особенно преуспевший в бочарном деле, строгал из поленьев клёпки и собирал из них бочки. Устанавливая их, Арэнк решил углубить дно судна и разделить его на два яруса. Так нижний служил бы местом ночлега и хранения провизии. Там же размещались скамьи гребцов. Утяжелённое дно хорошо осадило лодку в воду, а бочки с водой придали ей дополнительную устойчивость на волнах.

Работу закончили вовремя. В тот день, когда Великан выходил из водного леса, а мужчины рубили сплетённые между собой корни мангров, загораживавшие ему проход, некоторые из деревьев уже дёргали своими обрубками, а птицы оставляли насиженные гнёзда, чтобы переместиться на холм.

В вечер перед самым отправлением Аламеда сидела на берегу Голубой Чаши. Она пришла попрощаться с озером. Ей так нравилось плавать в нём по ночам. Крошечные рыбки сновали вокруг её ступней, вода тихонько плескалась у камня, на котором она сидела.

– Я знал, что застану тебя здесь, – вдруг прозвучал позади Его голос, и тут же мурашки пробежались по её спине. – Аламеда, я хотел сказать…

– Не говори ничего, ты не должен, – прервала она Арэнка, так и не обернувшись.

Он сел рядом и положил ей на колени Травник.

– Почему? – удивилась она, смотря на уже знакомый кинжал с раздвоенным, как язык змеи лезвием.

– Завтра мы отправляемся в плавание, оно полно опасностей, и я хочу, чтобы ты могла защитить себя, если меня не окажется рядом. Я дарю Травник тебе, теперь ты его хозяйка. Кинжал всегда вернётся в твою руку.

– А как же ты?

– Для меня одного три клинка – это слишком много.

– Рыбий Хребет ты подарил Муне? – спросила Аламеда, увидев, что из тройных ножен теперь выглядывает лишь рукоятка Большой Иглы, но в голосе девушки не прозвучало и тени упрёка.

– Да, – ответил Арэнк. – Это самое малое, чем я могу отблагодарить Муну за её любовь…

– А ты? Что сам к ней чувствуешь? – спросила Аламеда, осмелившись взглянуть на него.

– Не знаю… не могу определить…

Прошло несколько дней со дня отплытия. Великан гордо рассекал бескрайние воды Лакоса. Орнамент на его борту яркой полосой разрывал серо-синее месиво из волн и облачного неба. Резной чёрный дорей с распахнутыми крыльями возвышался на носу судна и словно вёл его за собой. Арэнк не знал, куда плыть, и просто следовал за ветром и течением, полагаясь на волю судьбы.

Меж тем Аламеда свою судьбу уже определила. Там, в хижине на дереве, Арэнк сделал свой выбор и тем самым помог ей решиться на свой. Всё горячеющий амулет на груди только подкреплял её решение. Скоро он раскалится добела, прожигая кожу и ткани, сливаясь с ними, и позволит её душе войти в него и выйти уже в другом мире, чтобы объединиться с отколовшимся осколком в теле Лиз. А Доктор… Ему придётся справиться со своей потерей. Аламеде было жаль его, но она давно спрятала это чувство в самых потаённых уголках сердца. Главное выжить. Существуют Водные Врата или нет, из этого мира или из другого, но она вернётся и отомстит за Роутэга. Потому что должна. Ради его памяти. Потому что так нужно.

Аламеда стояла на верхнем ярусе и вдыхала солёный ветер, который своими шероховатыми прикосновениями ласкал ей кожу и трепал платье. Волны с шумным вздохом расступались перед величием огромной лодки. Аламеда не смотрела в сторону рулевого весла, которым управлял Арэнк, что-то говоря стоявшей рядом с ним Муне, но краем глаза видела, как взлетают и сплетаются на ветру их чёрные волосы. Нет, Аламеда не глядела на них – она следила, как далеко-далеко горизонт чертит свою безупречную линию, смешанную из красок тёмно-синей воды и серого неба. А в ушах меж тем, перемешиваясь с плеском воды и свистом ветра, тихо звучала песня мести.

– Аламеда, гляди, что мне Арэнк подарил! – похвастался неожиданно подбежавший Лони и тут же дунул в деревянную свистульку, болтавшуюся на его щуплой груди. Сладкозвучная мелодия огласила тишину пасмурного утра, просыпающегося над Большой Водой.

– Что это такое? – спросила Аламеда и взяла в руки верёвку, украшенную чёрными перьями и цветными бусинами. Кажется, она уже видела этот свисток… Да, точно… Он был среди остальных предметов в свёртке Арэнка, когда Муна раскрыла его, в первую ночь на холме.

– На эту мелодию прилетал чёрный дорей, – объяснил Лони, – но их всё равно больше нет в Лакосе – вот Арэнк и отдал мне. Здорово, да?

– Да, только не свисти так громко, некоторые ещё спят.

Аламеда была рада, что Лони быстро простил её после тех слов у костра. Но он и не сердился слишком долго, как, впрочем, и Нита. Хватило одной сказки и соломенной птицы, чтобы мальчуган забыл о ссоре. Аламеде было очень важно получить его прощение теперь, когда она всё окончательно решила.

Много дней уже плыл Великан, то уходя от преследования летающих рыб, то разрезая косяки горбунов. Его крепкая, просмолённая соком ядовитых трав древесина держала подальше уже хорошо знакомых племени клацающих многоножек, а также плоских стержненосых рыб, которые были способны пробуравить в корпусе лодки глубокие дыры, обрекая судно на затопление. На вёслах сидели по очереди все: и женщины, и мужчины, и дети из тех кто постарше. Чтобы не сбавлять ход, чтобы плыть как можно быстрее навстречу общей мечте. Даже старик Яс взялся бы грести, будь у него рука. Незаметно для себя он сам проникся мыслью о Водных Вратах – так заразительна была вера Арэнка и его сила убеждения.

Накануне на Большой Воде неистовствовала буря, но Великан выстоял, ловко удерживаясь на строптивых волнах. Теперь гладь была ровная и спокойная, как в озере, ни одна рыбёшка не нарушала её плавного течения. Даже уши закладывало от отсутствия привычного шума волн, разбивающихся о борт судна. И только протяжная мелодичная трель деревянной свистульки да удары вёсел о воду нарушали плотную тишину.

Аламеда сидела на носу лодки и опять смотрела вдаль. Слои неба и воды проникали друг в друга, мешались краски волн и облаков. Попутный ветер хватал её под руки, словно намереваясь поднять и унести за собой к горизонту. Внезапно вдалеке мелькнуло что-то красное, какое-то одинокое пятно на воде. Аламеда присмотрелась, стараясь угадать, что бы это могло быть. Затем увидела чуть подальше ещё одно, такое же. Чем ближе подплывал Великан, тем этих пятен становилось больше, они росли, словно цветы, распускающиеся на воде. И только когда судно поравнялось с ними, Аламеда поняла, что не ошиблась, это и были цветы, по размерам и внешнему виду походившие на большие кувшинки, которые на её родине распускались раз в год, на реках со слабым течением. Только эти отличались чересчур ярким окрасом и полным отсутствием зелёных листьев.

Цветы, размером в обхват рук, спокойно колыхались на водной ряби в такт дыханию Большой Воды. Чем дальше плыло судно, тем кувшинок становилось всё больше. Они окружали Великана и приставали к его бортам. Аламеда вдруг вспомнила, как в её племени люди пускали лесные цветы по реке в честь свадеб, рождений и смертей. Наверняка и в день, когда умерла она с Роутэгом, тёплая Вьюнка наполнилась десятками красочных бутонов.

«Неужели цветы дотянулись до поверхности с самого дна океана, ведь здесь довольно глубоко», – подивилась Аламеда, пытаясь уловить их аромат, но не слышала его. Меж тем её соплеменники тоже любовались на чудо, перевешиваясь с борта лодки, чтобы поближе рассмотреть прекрасные лепестки.

Никто не успел понять, что произошло. Внезапно один из бутонов с молниеносной быстротой выскочил из воды. Мелькнул плоский стебель неожиданного ярко-жёлтого цвета, и в следующий миг кто-то из сгрудившихся возле борта людей полетел в воду, зажатый в длинных, словно ремни, щупальцах, выросших на месте тычинок. Тут же над кораблём взметнул другой цветок, изогнулся на стебле, как на тонкой шее, и стремительно бросился на людей. Но в это же время воздух рассекла металлическая искра, и бутон распался на две точные половины, заливая лодку коричневой жижей, что сочилась из сердцевины. Вновь мелькнул холодный проблеск, прочертив в воздухе обратную линию вплоть до вытянутой вверх руки Арэнка.

– Все прочь от борта! Это не цветы, а океанские черви! К оружию! – закричал он, метнув Большую Иглу в третий бутон. Кинжал рассёк его на лету и вновь вернулся в руку Арэнка.

Люди хватали всё, что попадалось на глаза: топоры, гарпуны и копья. Другие натягивали луки. Кто-то уже рубил стебли, но их отрезанный конец отрастал в мгновение ока, не давая цветку упасть в воду.

– Бутон! Бейте в сам бутон, – кричал Арэнк.

Аламеда уже поняла, что нужно метить туда, куда указала Большая Игла, отыскав слабое место чудовища. Прекрасное обличие оказалось только личиной, под которой скрывался длинный червь с плоским жёлтым телом и головой в форме цветка. Аламеда молниеносно запустила свой Травник в едва показавшуюся за бортом яркую морду подводного монстра. Раздвоенный кинжал вонзился в неё коротким рывком и тут же вернулся в руку хозяйки. Сам червь свалился прямо в лодку, обездвиженный ядовитым лезвием. Подскочившая Нита подхватила обмякшее тело гарпуном и скинула в воду, а затем пронзила сердцевину очередного набросившегося на неё цветка.

Муна меж тем, стоя на корме Великана, отточенными движениями метала Рыбий Хребет. Семизубый клинок, закручиваясь по спирали, вонзался в головы-бутоны и разрывал их на множество частей, орошая лодку отвратительными коричневыми брызгами. Затем Муна вновь ловила вернувшийся кинжал и опять метала его в атакующих хищников.

Остальные кололи червяков копьями, пронзали стрелами и после добивали топорами упавших в лодку раненых чудовищ. Гребцы гребли что было мочи, чтобы быстрее покинуть проклятое кувшинковое поле.

Аламеда продолжала метать свой жалящий кинжал в выскакивающие то здесь, то там бутоны и вдруг заметила, что один несётся прямо на Лони, который в это время целился из лука в противоположную сторону. И вместо того, чтобы запустить Травник в метнувшийся на неё цветок, она бросила его в тот, что атаковал мальчишку. Бутон рухнул в лодку, но в ту же секунду с другой стороны длинные щупальца стянули её плечи тугими ремнями и одним рывком сбросили за борт.

Нос и уши заполнило водой, голова утонула в мягких лепестках, в центре которых Аламеда различила зубастую пасть. Кругом была вода, и десятки длинных жёлтых хвостов тянулись из глубины к поверхности. Аламеда пыталась вырваться, но хватка чудовища оказалась воистину железной. Девушка была безоружна. Травник не успел вернуться хозяйке в руку и, наверняка, упал где-то в лодке. Длинный шнур неумолимо утягивал её всё глубже, но рядом внезапно бултыхнулось что-то ещё. Вдруг прямо возле её уха мелькнула металлическая искра, и в тот же миг крепкие тиски отпустило, а вместо них сильные руки обняли её и потащили наверх.

Она вынырнула, хватая ртом воздух, а державший её Арэнк уже всаживал Большую Иглу в нападающую на них пасть.

– Аламеда, лови! – прокричала Нита с замедлившей ход лодки и кинула ей Травник. Аламеда поймала его вытянутой рукой и туж же вколола клинок в летящий к ней алый бутон.

Старый Яс, прикрываемый соплеменниками, скинул Аламеде и Арэнку привязанный на верёвке тростниковый плот и, едва те взобрались, принялся одной рукой подтягивать их к лодке, краснея и тужась от чрезмерных для него усилий. На помощь ему подоспел Лони, закручивая рукоятку тугой катушки. Меж тем Аламеда и Арэнк, балансируя на плоту, отбивались от всё атакующих монстров. Но к счастью, судно уже подплывало к оконечности кувшинкового поля.

Остались позади цветы-чудовища, улеглись волны, поднявшиеся от быстрого хода лодки. Аламеда и Арэнк без сил повалились на плот, боясь выпустить из рук свои кинжалы.

– Спасибо, что нырнул за мной, – выдохнула Аламеда, откинувшись на спину, чтобы отдышаться и унять биение сердца. – Тебе не стоило так рисковать из-за меня, ты нужен племени.

– Стоило, – сказал он, лёжа рядом, и повернул к ней голову. Зелёные крапинки во взгляде манили за собой.

Следом Аламеда почувствовала, как раскрытой ладони коснулись его пальцы, будто сотни бабочек пролетели, задевая крыльями внутреннюю поверхность её руки.

– Аламеда, одно твоё слово, и я… – быстро проговорил Арэнк, но она прервала его.

– Муна любит тебя.

– Знаю, но она не может помочь мне забыть тебя, Аламеда.

Мгновение спустя плот ударился о борт судна.

– Впусти в своё сердце эту любовь, если сможешь. Перед тобой нет тех преград, которые стоят передо мной, чтобы впустить в моё сердце – твою, – сказала Аламеда, начиная взбираться по ступенчатым выступам на корпусе Великана.

Арэнк поспешил вслед за ней.

– Если единственная преграда – твой погибший от наводнения жених, то я…

– Нет, – Аламеда обернулась и посмотрела в пытливые глаза Арэнка. – Он погиб от рук убийцы в другом, неизвестном тебе мире. От тех же рук, что погибла и настоящая Аламеда. А та, что ты видишь перед собой – всего лишь чужой призрак. Мне остались одни только глаза, в которых ты сумел разглядеть истинную меня. Я скоро уйду, Арэнк. Не беги за призраком. И прости, что не рассказала тебе этого раньше. В какой-то миг я сама поверила, будто смогу начать всё сначала, вновь любить, отдавая всю себя без остатка, но слишком поздно поняла, что мне начертан другой путь. Прости… – ещё раз повторила Аламеда, едва заметно проскользила пальцами по его скулам, и взобралась на борт, оставив Арэнка в безмолвном оцепенении.

А зайдя в лодку, она встретилась с полным тревоги взглядом Муны. Сбивчиво дыша, та смотрела на неё, словно пытаясь что-то угадать по глазам соперницы, но Аламеда лишь мирно опустила веки и обняла подбежавшего к ней Лони…