На следующее утро Баррет и Поль де Монтень в сопровождении слуг прошли через застывший сентябрьский сад и застали на веранде Салли. На ней был костюм цвета морской волны и темная шляпа. Она натягивала на руки пару темных перчаток и, казалось, старалась говорить с Мамой Рэйчел, Холлис, Фелисией, Мио и Тестутом одновременно.
— Поль, слава Богу, ты вернулся, — обратилась к нему Салли со вздохом облегчения. — Поль, Юджин Превест умерла.
— Юджин? О Господи!
Поль не мог признаться в большой любви к Юджин. Она настолько вжилась в образ человека со слабым здоровьем, что все знакомые относили ее к числу тех цепких больных людей, которые непременно доживут до своих девяноста лет.
— Очевидно, ее сердце просто не выдержало, — сказала Салли. — Никто не знал, что у нее больное сердце. Я пойду сейчас туда узнать, смогу ли я помочь чем-либо Роману. Я собираюсь забрать с собой и маму. Холлис, я хочу, чтобы ты и Фелисия остались здесь присмотреть за Эмилией.
Это было бы совершенно неуместным — взять с собой Фелисию, да и Холлис как-то странно смотрит на нее с утра, но в это Салли уже не хотела вдаваться.
— Тестут, мы должны будем разместить у себя людей, которые придут на похороны, так что тебе лучше подготовить все комнаты. Мио, ты упакуй все вещи, которые надо будет вынести, и отправь в «Алуетт».
Уилл подъехал, Салли и Мама Рэйчел сели в коляску.
— Что еще, — шепотом обратилась Салли к Полю. — Я думаю, ты зайдешь к Роману попозже. Бедняга, он должно быть в шоке.
Фелисия наблюдала за тем, как Мама Рэйчел похлопала Уилла по плечу и они тронулись. Можно ли убить человека одним желанием того, чтобы его не существовало на свете? Фелисия чувствовала себя ужасно неловко от того, что она ничего не могла с собой поделать, чтобы не испытать маленький всплеск счастья, когда ей сообщили, что Юджин мертва. Фелисию пугала мысль, что кто-либо сможет, глядя ей прямо в лицо, сказать о том, что она рада смерти жены Романа.
В отличие от своих сестер Холлис отнеслась к смерти Юджин как к дару, посланному ей судьбой. Она была занята составлением планов, в которых платье для второй свадьбы занимало слишком много места.
Адель смотрела в окно. Она оставалась в «Прекрасной Марии» достаточно долго для того, чтобы понять, что Превест и де Монтень были связаны узами, и узнать некоторые обстоятельства женитьбы Романа Превеста. Изменение положения монсеньора Превеста несомненно заинтересует и займет Холлис. Адель думала об этом с удовлетворением — у нее уже оформилось представление о том, какие отношения сложились у Холлис и Превеста. Но что особенно занимало Адель — это то, что Холлис и Фелисия будут отвлечены, у Салли дом будет полон гостей, и ни у кого, кроме самой Адели, не будет времени, чтобы посвятить его Полю де Монтеню. Поль должен попасть в зависимость от нее, пока она сама не предпримет дальнейших шагов.
Адель опустила шторы и вышла в холл напротив кабинета Поля. Она займется его корреспонденцией, и он будет очень благодарен ей за то, что она не забыла сделать этого в утренней суматохе.
Отец Фортье, весь в черном, стоял у гроба Юджин Превест. В церкви было очень душно и жарко, и черные наряды женщин еще более усугубляли это. Салли отметила про себя, что она не была так потрясена с тех пор, как похоронили Жюльена Торно. Она взглянула на Холлис — не возвращались ли к ней воспоминания о похоронах мужа. Но видя ее равнодушный профиль, она поняла, что Холлис думает о чем угодно, но только не о покойном муже.
«Deius, cui proprium est misereri semper et parcere… О Господи, мы отдали в Твою власть душу Юджин, сотворенную Твоими руками, которую Ты забрал из мира сего…»
Роман бормотал свои напутствия тихим голосом. Салли никогда раньше не замечала, как много на его голове седых волос.
Какими бы ни были его отношения с женой, ее неожиданная кончина потрясла его. Что же он будет делать, когда боль пройдет? Фелисия, белая как мел, казалось, старается быть совсем незаметной.
«Anima ejus, et animol omnium fiolelium defunctorum per misericoroliam. Dei requiescant in pace. Может ли ее душа так же, как и души других умерших, по воле Бога покоиться в мире».
«Amen».
Поль, Дэнис и другие подняли гроб с Юджин. Ее должны были похоронить в фамильном склепе поместья «Алуетт», у церкви уже ждала карета, запряженная двумя черными лошадьми.
Лошади передвигались медленно. Кареты друзей, членов семьи и приглашенных, которые составляли, как показалось Салли, половину населения Нового Орлеана, следовали за ними. Луизианцы отдавали должное церемонии похорон. Роман и мужчины предадут гроб земле, пока женщины будут ждать их в доме. Как правило, женщины-креолки вообще не ходят на церемонию похорон.
— Мне, Салли, кофе подать сейчас? — На черном лице Якобса было неопределенное выражение.
— Да, спасибо, Якобс, я думаю, так будет лучше. И немного сэндвичей, пожалуйста. Остальную еду мы придержим до прихода мужчин.
— Да, мэм.
Якобс ушел и появился с кофейником в руках. За ним следовала Мама Рэйчел с сэндвичами, которые она расположила на длинной полке у стены. Кузины Романа попросили ее переложить их, и каждая предлагала сделать это по-своему. Мама Рэйчел сказала «да… м…», но положила их там, где сама считала нужным им находиться. Женщины заняли свои временные позиции. Фелисия расположилась у окна и смотрела на ряд черных экипажей.
— Моя бедная девочка, ты заболеешь, если будешь продолжать в таком духе. В чем дело, наконец?
— Мне страшно, — прошептала Фелисия. — Мама, это так ужасно. Я хотела, чтобы она умерла, и вот она мертва.
— Я понимаю. — Салли посмотрела в лицо своей дочери. — Ты действительно желала ее смерти или просто хотела, чтобы Роман не был женат?
— Чтобы Роман не был женат. — Фелисия повесила голову. — Но ведь это то же самое, не так ли? Другого способа стать неженатым у него не было.
— Ну, ладно. Я не думаю, что тебе надо так беспокоиться об этом. Мы не можем желать людям смерти, и слава Богу, иначе все могут умереть сразу. Возможно, это было желание владеть им вместо Юджин, а не желание ее смерти. Ты можешь спросить об этом отца Ортье, но я уверена, что он скажет тебе то же самое.
— Нет, если ты считаешь, что все в порядке, мама, мне будет гораздо лучше.
— Вот и хорошо, — быстро проговорила Салли. — Теперь я хочу, чтобы ты постаралась не выглядеть столь страдальчески. Мужчины возвращаются. Пойди и вырази свои соболезнования Роману.
— Я не могу!
— Тебе следовало бы. Он не поймет, если ты этого не сделаешь. И что более важно, каждая старуха в этой комнате будет выяснять: почему не сделала.
— Хорошо.
Когда Роман вошел в комнату, она протянула ему руку.
— Мне очень жаль, монсеньор Превест. — она пробормотала дежурные слова и быстро ушла, прежде чем он успел ответить.
Роман было последовал за ней.
— Мой бедный Роман. — Холлис взяла его за руку. Она говорила низким голосом. — Так неожиданно для тебя, такой шок. Но это облегчение для бедняги Юджин, ты так не думаешь? Я помню, мы только прошлым летом говорили о твоем удручающем положении.
Роман практически не спал последние два дня, но голос Холлис вывел его из летаргии. Это было несколько бестактно с ее стороны, их слышало много людей. Она рассчитывала, что теперь он женится на ней, и при первом же случае она хотела напомнить ему об этом, даже если этим случаем были похороны Юджин. Роман оглянулся, Фелисии нигде не было видно. Он угрюмо взглянул на Холлис.
— Ты очень добра, но я боюсь, что все еще слишком расстроен, чтобы думать о будущем.
Глаза Холлис сузились.
— Ну, конечно же, — сладостно проговорила она. — Мы поговорим в другой раз… Скоро. Я всегда знала, в каком бы положении ты ни находился, ты будешь вести себя подобающим образом.
— Конечно, — сказал Роман.
В саду стояла каменная скамейка, и Холлис позволила трем джентльменам уговорить себя сесть с ними. Она не собиралась оставаться в тени подобно настенному цветку, пока Роман устраивал большое представление, оплакивая свою жену.
Баррет, стоявший в углу с тарелкой куриных сэндвичей и большим стаканом виски, решил, что он сполна выполнил свой общественный долг. У «Алуетт» он почтил похороненную Юджин и искренне помолился за ее душу. Он шагнул в открытое окно и запряг лошадь, на которой прискакал от «Прекрасной Марии». День был прекраснее на улице, нежели в доме, к полудню он будет в Новом Орлеане.
Баррет остановился у желтого домика с металлическими балконами на улице Тулуз, у дома тетушки Клели. Он предъявил карточку у входа и позволил высокому худому слуге осмотреть его.
— Я узнаю, примут ли леди, — объявил он, проводив Баррета в величественную прихожую. Через некоторое время он вернулся и провел Баррета в гостиную.
Тетушка Клели сидела за карточным столом. Клодин, вся в розовом и желтом, посмотрела на него, когда он вошел. Сердце Баррета екнуло, когда карие глаза Клодин встретились с его глазами и когда ее лицо расплылось в улыбке. Она протянула к нему обе руки. Баррет поцеловал их, а затем из обязанности поцеловал и тетушку.
— Вы пунктуальны, монсеньор Форбс, — отметила Клели. — Умоляю, садитесь.
— Спасибо. — Баррет глубоко вздохнул. — Я пришел, мадам, уверить вас в серьезности своих намерений в том случае, если мадемуазель Беллок согласна.
— Мадемуазель Беллок согласна, — промурлыкала Клодин.
— Но я не знаю, как я смогу справиться с этим. Если бы вы могли довериться мне до тех пор, пока я придумаю что-либо.
Тетушка Клели посмотрела на него задумчиво.
— Определенное время подождать можно. У вас репутация человека, сдерживающего свое слово. Но всего лишь на определенный срок, — продолжала она. Она встала. — Я разрешу вам остаться наедине с Клодин на полчаса. Более этого было бы неуважительно. Кроме того, Клодин самой хотелось бы поговорить с вами.
— Когда ты сказала, что согласна, ты имела в виду именно это, — прошептал он Клодин, когда они остались одни. — Я не хочу давить на тебя.
— Нет, это лишь значит, что есть кое-что такое, что я должна тебе рассказать.
— Что ты такого натворила? — прошептал он ей. — Убила кого-нибудь?
— Не будь глупым, — сказала Клодин грубовато. — Это не имеет к тебе никакого отношения. Нет, это гораздо хуже. Поль де Монтень — мой отец.
Баррет чуть не взорвался смехом, узнав, что для нее возмутительное родство хуже убийства.
Он поцеловал ее в макушку.
— Мне совершенно все равно, кто твой отец. Это проблема Поля.
— Это станет твоей проблемой, если кто-нибудь поднимет скандал по этому поводу. Тетушка Клели захотела рассказать тебе, но я решила, что должна сделать это сама. Я пойму тебя, если ты передумаешь.
— Нет, не передумаю, — ответил Баррет решительно. — Клодин, дорогая, я не знаю, что мне предпринять насчет тебя и Поля — это последняя из моих тревог, но я собираюсь придумать что-нибудь. Он усадил ее и заглянул в ее обеспокоенное лицо. Его серые глаза были честными, а эмоции делали лицо Баррета более молодым.
— Ты у меня в мыслях каждую минуту с тех пор, как я впервые встретил тебя. Если ты считаешь, что сможешь терпеть мое общество, то дело ни за чем другим не станет.
Она обвила его шею руками.
— Нас учили говорить ложь. Но я не хочу иметь мужа, которому буду лгать год за годом. Я скажу тебе откровенно, что ты мне очень нравишься. Я буду любить тебя очень нежно, Баррет, если только ты будешь любить меня.
Он взял ее за руки и расцеловал их.
— Я уже люблю, — сказал он ей. Это были новые для него эмоции, острые, бьющие и незнакомые. — Я что-нибудь придумаю, — сказал он снова.
Должен быть какой-то выход, должен. Клодин хотела его, и она получит его. Она достаточно мирилась с другими потерями в своей жизни.
Фелисия облокотилась о плечо Салли.
— Мама, я так устала. Ничего, если я пойду лягу?
Холлис бросила взгляд на свою сестру, как только мать прошла в свою комнату.
— Почему ты просто не падаешь в обморок? — поинтересовалась она. — Тогда все будут приходить и нежничать с тобой, и тебе не надо будет разыгрывать сцену для Романа Превеста.
Такая несправедливость не могла не вывести Фелисию из равновесия.
— Почему бы тебе не заострять свое внимание только на том, что касается непосредственно тебя? Каждый мальчик на похоронах приносил и уносил тебе кофе, как на вечеринке. Какое тебе дело до Романа Превеста?
Холлис улыбнулась и приняла вызывающую позу.
— О, никакого.
— Вот и хорошо. — Фелисия открыла дверь в свою комнату.
— По крайней мере ничего того, что необходимо знать тебе. — Холлис засмеялась.
Фелисия остановилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Я сказала, ничего такого, что маленькой сестре нужно знать. Теперь, когда Юджин мертва, Роман вряд ли заинтересуется такой девчонкой, как ты.
— Ты не знаешь желаний Романа, — вырвалось у Фелисии. — Я знаю это лучше тебя! Ты не понимаешь, что вообще мужчина может хотеть. И я предполагаю, что это потому, что ты шесть месяцев была замужем за человеком, который большую часть своего времени проводил в приготовлениях к смерти.
— Я знаю, чего хочет Роман, — сказала Холлис четко.
— Я точно знаю, чего он хочет.
— Я не верю тебе.
Холлис усмехнулась.
— Фелисия, дорогая, если ты рассчитываешь выйти замуж за Романа, я не стану пока заказывать своего свадебного платья.
— Но как можно? Он только похоронил свою жену.
— Юджин уже несколько лет как мертва, он просто ждал ее смерти.
— Это неправда! Роман достойный мужчина.
— Достоинство не так уж развлекает в постели.
— Холлис Торно! Я просто-напросто не верю тебе. Роман не сделает ничего подобного.
Холлис усмехнулась. Роман не делал «ничего подобного» только последнее время, но насколько Холлис была осведомлена, это ничего не меняло.
— Тебе лучше поверить мне, — сказала она, — потому что ты права в одном — Роман достойный мужчина, хорошо. Только порядочные мужчины не заваливают женщину, а потом не женятся на ней.
Фелисия побелела.
— Если кто-то кого-то обесчестил, — проговорила она скрипя зубами. — Я знаю, кто это начал. Мне просто стыдно, что сестрой, за которую я отдала бы жизнь, являешься ты.
— Какая жалость, — сказала Холлис. — И потом, я не думаю, чтобы ты захотела стать подружкой невесты.
Она нырнула в свою комнату прежде, чем Фелисия успела ответить. Фелисия была страшно напугана тем, что рассказ Холлис мог быть правдой. И если это так, что же Роман собирался делать? Как порядочный мужчина, он должен жениться на Холлис. Сестра Холлис должна также желать брака с ним, в честь семьи. Она решила, что не отдаст и десяти центов ради чести семьи, если это будет означать, что Роман должен жениться на Холлис.
Салли бросила свою шляпу на кровать и застыла в раздумьях. Ей было очень интересно, что же собирается предпринять Роман сейчас, и сможет ли она как-либо тактично спросить его об этом.
Салли с неудовольствием посмотрела на постель. Она взяла полотно, свернула его в рулон и прошла в гостиную, которая служила ей студией. Царство мольбертов, красок и полотен — Салли ушла в свой личный, обособленный от всех мирок. Она откинула кусок материи, который скрывал новую картину.
На полотне, почти завершенном, были изображены ровные долины под низким небом, покрытым дождевыми облаками. Трое черных работали на переднем плане. Салли бесстрастно посмотрела на полотно, и постепенно картина полностью заняла ее мысли, оставив позади Фелисию и Романа и тысячи других проблем.
— Моя дорогая, я думаю, что тебе уже следовало лежать в постели. Мм?..
Салли подняла голову. Глаза Поля были прикованы к картине.
— Оказывается, я еще не устала, — быстро сказала Салли.
— Я думал, что ты заснешь, — продолжил Поль, — после того, что тебе пришлось сделать за последние несколько дней. Конечно же, тебе лучше отдохнуть, нежели играть здесь с этими красками.
Салли повернулась к нему со стиснутыми зубами.
— Я не играю.
— Я бы хотел узнать, чем еще ты можешь это назвать, — сказал Поль, взглянув на картину.
— Мне кажется, это не слишком подобающее для леди занятие.
— Я устала до смерти от подобающих занятий. И если ты считаешь, что все эти старые женщины будут шокированы тем, что я у себя наверху рисую сейчас негров, ты можешь сказать им, что я сошла с ума и ты вынужден запереть меня здесь.
Они были женаты двадцать три года, и у них родилось пятеро детей. Когда наступал кризис — смерть Юджин, например, или лунатическое желание Дэниса жениться на Мишле, — Поль и Салли объединялись и выстаивали вместе.
— Глупо и по-ребячески… — Поль остановился. — Ты же не собираешься спускаться к обеду в таком виде.
— Я не собираюсь спуститься к обеду вообще. Мое рисование, это мое дело, Поль. Оно не должно тревожить тебя только потому, что ты женат на мне. Я хочу иметь что-то свое, личное. Черт! — Она посмотрела на него в ожидании, что он возразит.
— Я никогда не знаю, что ты собираешься делать. Твои поступки неразумны даже для женщины.
— Мистер де Монтень, я только что организовала похороны, устроила встречу всех этих гостей, убедилась в том, что они все хорошо разместились, проследила за тем, чтобы никто не остался без внимания, и пока я это делала, я поступала довольно разумно. Я совершила хороший поступок, потому что Роман был не в состоянии этого сделать.
— Подобные занятия — женские обязанности, — сказал Поль. — Никто и не ожидал, что Роман будет знать, что нужно делать в таких случаях. Но какое это имеет отношение к рисованию.
— Нет, но все ожидали от меня таких знаний.
— Естественно, и ты проделала блестяще эту работу, — сказал он.
— Но ты не уверен, что я знаю, как вести себя за обедом. — Голос Салли дрожал.
— Я не имел этого в виду буквально. Я только хотел сказать что, что… — Поль начинал терять контроль над собой, — что это чертово рисование не очень подходит твоему положению! — закричал он.
Салли положила кисть, вытерла руки.
— Уходи, Поль, просто уйди, пока я не сошла с ума.
— Очень хорошо. Спустишься тогда, когда возьмешь себя в руки.
Дверь за ним захлопнулась.
Поль и Салли спустились к обеду через несколько часов, и никто из гостей ничего, похоже, не заметил. Они были женаты достаточно долгое время, чтобы научиться залечивать боль автоматически.
На следующее утро хозяину и хозяйке было довольно легко разойтись каждому по своим делам, так как в доме по-прежнему царила всеобщая суматоха гостеприимства. Некоторые из гостей собирались уже покинуть дом, другие намеревались остаться до конца месяца. Гостеприимство в большом поместье было безграничным — все оставались на столько, на сколько пожелали сами. Гости собрались и расположились за чашкой кофе, и никто не заметил отсутствия Люсьена, Дэниса и «Маленькой Марии»…
Люсьен хлопнул Сэма по плечу.
— Прекрасный день.
— Да, мистер Люсьен. — Сэм посмотрел в безоблачное небо. — Прекрасный день.
Высокие клубы дыма от «Маленькой Марии» и «Ариэли» поднялись в воздух. На берегу уже собралась толпа джентльменов, которые поставили на суда, соревнующиеся в речной гонке.
— Где моя лошадь, де Монтень? — закричал Майкл Озо с палубы «Ариэли».
Сэм столкнул «Маленькую Марию» в реку. Большие паромы и пассажирские суда проходили где-то между четырьмя и пятью часами. Поскольку было еще только два часа, то канал принадлежал им. Поль и Сэм тренировались у опытного пилота в Миссисипи, а Сэм знал реку так же, как кто-либо другой знает дорогу к себе домой. Когда «Маленькая Мария» была никому не нужна, Сэм выплывал на ней каждые два-три дня посмотреть на реку.
Они плыли вниз по реке, воспользовавшись преимуществами быстрого течения. Капитан время от времени выкрикивал глубину:
— Отметь три! На четверть меньше!
«Ариэль» следовала непосредственно за «Маленькой Марией». Оба соревнующихся судна вышли на середину реки, «Маленькая Мария» прибавила скорости.
— У-эй, мистер Люсьен. Не беспокойся. Эта «Ариэль» не знает реку так хорошо, как я, кроме того, ее масса не даст ей выйти вперед.
Люсьен стоял в молчании, наблюдал за «Ариэлью» и поглядывал на часы.
Оба капитана направили свои суда к небольшому островку, что позволило бы им сократить дистанцию. Сэм стоял носом позади «Ариэли» и им было слышно, как Майкл Озо ругался. Вода в реке поднималась, и глубина была бы достаточной, чтобы «Маленькая Мария» могла проскочить, но все же это было рискованно. Возврата не было. Сэм осторожно прокрутил колесо, маневрируя между участками суши, видимыми лишь ему.
— На четверть меньше нормы. Восемь с половиной футов. Восемь футов. Семь с половиной.
— Остановись, — сказал Сэм в рупор стоящему внизу инженеру.
— Семь футов! Шесть с половиной! Шесть!
— Сейчас! — закричал Сэм в рупор. Колокола свирепо звонили «Дайте ей пройти».
«Маленькая Мария» на секунду повисла на рифе и снова вышла в чистую воду.
— Ну, я же говорил вам, мистер Люсьен, чтобы вы положились на меня. Нам повезло — «Ариэль» застряла и будет сидеть там, пока Господь не пошлет ей побольше воды.
Люсьен разволновался. «Ариэль» стояла, тем временем «Маленькая Мария» набирала скорость. Люсьен приблизился к рулю, чуть оттолкнув Сэма в сторону.
— Я сам поведу. Я лично хочу раздавить этого ублюдка.
Сэм был в недоумении, но он был рабом, что выбивало у него крепкую почву из-под ног.
— Но, мистер Люсьен, в этом месте река трудно управляема, даже если выглядит довольно спокойной.
— Вода тихая на протяжении следующих пяти миль.
— Да, сэр, но река тоже может ускорить свой ход, если ей вздумается.
— Ну, ладно, я узнаю мель, если попадется, и смогу обойти Сахарный Бугор не хуже тебя самого.
Он усмехнулся, посмотрел в сторону «Ариэли» и ударил по колокольчику. Сэм покачал головой и сел на скамейку: он знал, что лучше не вызывать ярости хозяина. Негр сидел, скрестив руки, и наблюдал за Люсьеном. Тот крутил руль с усердием, затем напевая стал поворачивать «Маленькую Марию» в сторону Сахарного Бугра.
На поверхности воды виднелись бугорки, это были маленькие рифы. Люсьен знал об этом. Он все еще напевал, но напряжение возрастало. Сэм сжал зубы. «Если мистер Люсьен не прекратит выставлять себя напоказ, мы окажемся всаженными в песок». Люсьен тоже знал об этом. Но «Ариэль» с успехом выбралась из западни и сейчас плыла прямо вслед за ними. Люсьен не мог допустить того, чтобы Майкл увидел, как он передает руль Сэму. Если он слишком широко обойдет риф, «Ариэль» может проскочить вперед и выйти в лидеры. «Маленькая Мария» прошла барьер, который Люсьен принял за последний риф Сахарного Бугра. Скорость повысилась… и они застряли на мели.
— Назад, черт, назад! — закричал Люсьен.
Сэм уже стоял у руля, но было слишком поздно. «Маленькая Мария» застряла и осталась стоять на месте. Люсьен приходил в ярость больше от того, что все получилось по его вине. Он ругался на «Ариэль».
Так как Люсьен считал, что это не по его части — выталкивать в воду судно, то Сэм справился с этим один.
«Маленькая Мария» стала набирать скорость, постепенно нагоняя «Ариэль».
— Ну, давай, давай, черт. — Люсьен почти танцевал от нетерпения. — Если мы не нагоним их сейчас, мы не сможет догнать их вообще.
Ситуация в котельной тем временем накалялась, от излишнего перегрева все могло полететь к черту.
— Я не собираюсь ждать, пока счастье улыбнется мне!
Люсьен вытащил флягу из кармана пальто и когда в очередной раз поднес ее ко рту, она была уже почти пуста.
Он снова взял рупор и закричал:
— Давайте побольше жару, вы слышите, а не то я надеру ваши ленивые задницы.