Беседа была окончена, и министр собрался уходить. «Если бы только я смог на некоторое время удалить раджу из дворца Мурадеви! — размышлял Ракшас. — Тогда большая часть задачи была бы выполнена».
Министр очень надеялся на то, что, когда Мурадеви не будет рядом, ему удастся задержать Дханананда неотложными делами и восстановить раджу против Мурадеви настолько, чтобы тот не захотел больше к ней возвращаться.
Когда Ракшас ушел, Мурадеви сказала радже:
— Как странно: иному покажется, что это я не выпускаю вас отсюда. Неужели я мешаю вашим делам? Все думают, что это именно так, я слышала разговоры.
— А разве люди лгут? — улыбнулся Дханананд и потрепал Мурадеви по щеке.
Это проявление нежности обрадовало Мурадеви, но она нахмурила брови и притворилась рассерженной.
— Зачем вы-то так говорите? — недовольно спросила она. — Пусть так считают другие, в этом нет ничего странного. Разве я не пускаю вас в совет, мешаю заниматься делами государства? Бывало ли так когда-нибудь?
— И не один раз, — весело ответил раджа. — Если бы ты предостерегала меня единожды, я запомнил бы, когда именно это было. Но ты повторяла это много раз.
— Ну хорошо, предостерегала, — возбужденно сказала Мурадеви. — Я боялась отпускать вас, предчувствовала, что вам угрожает опасность. Мне будет страшно до тех пор, пока я не узнаю, отчего умерла моя белая кошечка. Я уверена, что министр ничего не замышляет против вас. Зато другие наверняка что-то затевают. И в такое время вам…
Тут Мурадеви всхлипнула и отвернулась.
— Как можно, госпожа! — воскликнула Суматика, стоявшая неподалеку. — Что вчера бабка говорила? Чтобы вы теперь не смели плакать, нельзя вам. И разве вы сегодня не хотели рассказать махарадже о своем счастье? То-то махараджа обрадуется!
— Суматика, кто тебе разрешил вмешиваться? Болтунья ты этакая! — сердито проговорила Мурадеви.
— Какая же тут болтовня, госпожа? — возразила Суматика. — Просто я вспомнила, что нужно рассказать радже о нашей радости. Пусть я болтаю, как вы говорите. Все равно махараджа не разгневается, а наградит меня.
— Разве я не велела тебе замолчать, Суматика? Доколе ты будешь испытывать мое терпение? — проговорила Мурадеви с притворным гневом и украдкой посмотрела на раджу.
— Я-то замолчу, — не унималась Суматика, — но разве ваша бледность и томный вид ничего не скажут махарадже?
— Подожди, сейчас оторву тебе болтливый язык! — с угрозой произнесла Мурадеви и поднялась.
— О чем ты говоришь, Суматика? — спросил раджа, удерживая Мурадеви. — Что она хочет скрыть от меня?
— Махараджа! — ответила Суматика. — Сколько бы мы ни скрывали, у госпожи все равно родится воин. А его от вас не спрячешь.
Слова Суматики удивили и обрадовали Дханананда.
— Неужели, Суматика? — проговорил он. — У госпожи родится… воин? Это большая радость для меня. Я должен тебя отблагодарить.
Тут раджа заметил, что глаза Мурадеви полны слез.
— Милая, — сказал он, — я так рад, что у нас будет сын. Почему же ты плачешь? Тебя это печалит?
Мурадеви ничего не ответила, только молча вытирала слезы концом покрывала. Она плакала все сильнее, и раджа, огорченный, стал ее утешать.
— Почему ты плачешь? Что с тобой? — ласково говорил он. — Скажи все без утайки. Ведь я счастлив узнать, что ты ждешь ребенка. Теперь наша любовь станет еще сильнее, а ты такая грустная. В твоих глазах слезы печали, а не радости. Мне очень тяжело, поверь, а ты молчишь. Зачем ты меня мучаешь? Ну говори же. Почему плачет твоя госпожа, Суматика?
— Причина-то одна, махараджа, — ответила служанка. — Госпожа думает, что как много лет назад, так и теперь…
— Замолчи! — крикнула Мурадеви. — Не болтай глупостей.
Суматика сразу умолкла.
— Что же это такое? — сказал раджа, повернувшись к Мурадеви. — Сама ничего не говоришь и другим не даешь. Продолжай, Суматика. Я тебе приказываю.
— Господин, — смущенно начала Суматика, — как мне быть? Махараджа приказывает одно, махарани — другое. Но вас я не могу ослушаться, господин. Госпоже, видите ли, кажется, что рождение ребенка ничего хорошего никому не сулит.
Но тут служанка замолчала: Мурадеви, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Махараджа нежно обнял ее.
— Как же так, милая? — тихо проговорил, он. — Мы ведь решили не вспоминать прошлого. Пусть оно канет в вечность. Зачем вновь предаваться мрачным мыслям? У тебя нет причин быть печальной.
— Нет, повелитель, это не так, — сквозь слезы ответила Мурадеви. — Теперь случится то же самое, что и тогда. Завтра вы уйдете отсюда. А я знаю коварство Ракшаса. Мне кажется, что он решил во что бы то ни стало разлучить нас на некоторое время, а потом помешать вам вернуться сюда. Пока я рядом с вами, он не может говорить обо мне все, что ему вздумается. А когда вы будете вдали от меня, дело другое. Помеха будет устранена, и он сумеет настроить вас против меня. Ах, я не знаю, как мне жить здесь, когда вы уйдете! Передо мной так и стоит то, что случилось шестнадцать лет тому назад. Господи, зачем я родилась! И почему из-за меня гибнут наши дети?!
Лицо Мурадеви выражало неподдельное горе, и раджа не знал, как утешить ее.
— Я никуда не пойду. Ты довольна? — сказал он наконец. — Не будешь больше плакать? Я соберу совет здесь, ты согласна?
— Нет, нет. Это ни к чему, — проговорила Мурадеви, вытирая глаза. — Идите в совет, как решили. Но помните: вы должны вернуться сюда, несмотря ни на что. Министр готов на все, чтобы помешать вам это сделать.
— Помешать мне?! — воскликнул со смехом раджа. — О чем ты говоришь!
— Да, да. Он сможет помешать вам, — тихо продолжала Мурадеви. — И я очень боюсь того, что случится со мной после вашего ухода. Тогда убили моего ребенка, а меня бросили в тюрьму. Если теперь повторится то же самое, пусть и меня убьют. Это моя единственная просьба.
Мурадеви склонилась к ногам раджи и громко зарыдала. Дханананд был в полном замешательстве.
— Раз ты так говоришь, я не пойду, — твердо сказал он.
— Нет, нет, — возразила Мурадеви, поднимая голову. — Не делайте этого. Если вы не исполните своего обещания министру, винить будут меня. Когда Ракшас узнает, что вы остались, он назовет меня коварной лгуньей. Ведь в его присутствии я не возражала против вашего ухода. До этого дело доводить нельзя. Раз вы обещали, нужно сдержать слово. Если вы еще любите меня… О себе я не беспокоюсь, я тревожусь за вас.
В порыве нежности раджа крепко обнял Мурадеви.
— Не беспокойся, — проговорил он. — Я пойду, раз ты меня просишь. Но пробуду там недолго и скоро вернусь.
Теперь, узнав, что у Мурадеви будет ребенок, Дханананд был счастлив. Он любил Мурадеви еще сильнее. Он говорил ей о своей любви и о том, что немедленно исполнит любое ее желание.
— Я вижу, что вы по-прежнему любите меня, — ответила Мурадеви. — У меня под сердцем ваш сын — и мне больше ничего не нужно, у меня есть всё.
Было далеко заполночь, когда раджа Дханананд погрузился в глубокий, непробудный сон, какой наступает от колдовского зелья. Как только он уснул, Мурадеви и Суматика посмотрели друг на друга и улыбнулись — так два заговорщика радуются своей удаче.
— Суматика, — сказала Мурадеви, — если бы не ты, все мои планы давно бы рухнули. Вриндамала по глупости своей не одобряет моих действий. Но она преданный человек и нигде никогда не проговорится. Вриндамала очень сочувствует буддистам, и я слышала, что она собирается принять буддийскую веру. Ну хорошо. Скажи, когда же придет брахман?
Тут вошла рабыня и сказала, что Чанакья просит принять его. При этих словах Мурадеви радостно оживилась.
Чанакья теперь был главным советником Мурадеви. Оба они поддерживали связь через Суматику, которая стала верной почитательницей брахмана. Любое приказание Чанакьи было для нее законом. Она никогда не спрашивала, почему нужно делать так, а не иначе.
— Мы ждали вас, благородный брахман, — сказала Мурадеви, как только Чанакья вошел. — Сюда снова приходил Ракшас и настойчиво просил раджу отправиться завтра в государственный совет. Дханананд сначала колебался, но я вмешалась и заставила его дать обещание Ракшасу. И вот послала за вами. Скажите мне, приготовления все еще продолжаются?
— Да, конечно. Впрочем, что значит «продолжаются»? Я уже все подготовил. Друг Ракшаса Чандандас живет рядом с дворцом. От его дома к дворцовым воротам прорыт подземный ход. А рядом с воротами поставлена арка. Все это я поручил соорудить одному человеку, мастеру на все руки, по имени Дарукарма. Он знает свое дело. Под этой самой аркой тоже уже все приготовлено. Помех быть не может, успех обеспечен. Не беспокойся.
— Я знаю, что вы опытны и мудры, учитель. Отсутствие трудностей в самом начале — половина успеха. Но они могут неожиданно возникнуть впоследствии и погубить нас. Я спрашиваю потому, что это пугает меня.
— Дочь моя Мурадеви, — проговорил брахман, — запомни: заговор Чанакьи никогда не будет раскрыт. Мы победим. Дарукарма — человек ловкий, сообразительный, он сделает все как надо. Ну а Чандандас, любимец Ракшаса, ничего не знает, да так и не узнает, что собирается сделать Дарукарма у дворцовых ворот. С этой стороны опасность не угрожает. Это просто невозможно. А я хочу нанести оттуда два удара. И если точно рассчитать, род Нандов погибнет. Один или вместе с семьей, но Дханананд умрет. В этом можешь не сомневаться.
— Хорошо, — сказала с волнением Мурадеви. — Но почему нельзя уничтожить остальных, не убивая раджи? Если умрет не этот негодяй Сумалья, а махараджа, то к власти придет Ракшас. А уж он узнает, кто хотел смерти махараджи, и нам тогда не поздоровится.
Чанакья только рассмеялся в ответ.
— Я считал тебя более дальновидной, — сказал он. — Но оказывается, ум у тебя такой же, как и у других женщин. Я уже позаботился о том, чтобы в случае гибели раджи в убийстве заподозрили министра, а Дарукарму считали исполнителем его воли. Все будут говорить, что виновник несчастья — Ракшас, которого обуяло властолюбие: это он вызвал раджу в совет, устроил подкоп из дома своего друга. А потом я посажу на трон твоего племянника Чандрагупту. Зачем тревожиться понапрасну?
Слова Чанакьи почти совсем успокоили Мурадеви, она испытывала радость при мысли, что ее желание скоро осуществится.
Было уже совсем поздно, когда Мурадеви простилась с Чанакьей.