Болотная ведьма. Тайны портового города

Глава 11

(откровенно скотская глава, даже писать было неприятно, но надо)

Барон Августо Чендаре

Что делать, когда твоя жизнь неумолимо рассыпается на части? Когда рушится все, к чему ты шел долгие годы, к чему стремился и для чего работал круглосуточно без перерывов на сон и еду?

Барон Чендаре, да-да, все-таки барон, сидел и размышлял о превратностях судьбы. Как ни хотел отец передать титул младшему брату, родившемуся с искрой, ничего-то у него не вышло. Августо был умнее и сильнее. Малахольный братишка отправился изучать магию под приглядом Ковена, а старший сын по праву занял свое место.

Правда, та история в Нисмане с зарвавшейся колдовкой, похитившей виконтессу, чуть не стоила ему не только титула и карьеры, но и самой жизни. Но Августо умен, а потому подкопаться к нему было сложно. Пришлось, конечно, из столицы убраться и от кормушки временно оторваться. Оказалось, что так даже лучше. Это в Нисмане он был всего лишь главой небольшого отдела в заштатном районе Сыска, а в родном герцогстве стал главой расследователей Каралата. Просто портовый беспечатный город? Ну-ну, господа столичные жители. И продолжайте думать, что за пределами стен столицы жизнь заканчивается. Умный человек всегда найдет возможность жить и красиво, и благополучно.

Тем не менее неприятные воспоминания о своей отставке в столице барон сохранил. Не просто сохранил, а холил и лелеял. Вынашивал будущую месть для ублюдка морских кнёсов. Почему-то именно Табола дель Наварра стал для Чендаре главным виновником того унижения. Августо помнил с каким презрением и брезгливостью смотрел на него тот мальчишка с крысой на плече! Как холодны были антрацитовые глаза. Нет, не черные как положено нормальному магу, а именно темно-темно серые, ПОЧТИ черные. Словно Стальное море, которым правили его предки, наложило свой отпечаток на цвет глаз выродка. Августо с удовольствием выколол бы их, стер усмешку с тонких губ, заставил бы того орать от боли и просить оставить ему никчемную жизнь ползая на коленях…

Тогда, много лет назад, отправляясь в родовое поместье на суд отца, Августо и не думал, что судьба будет к нему так благосклонна. Но все же подготовился. Ему удалось убедить старика в своей невиновности, в злокозненности и предвзятости действий имперских сыскных. Удалось избавиться от брата, отослав того в Ковен, удалось и избавиться от отца, получив титул.

Августо наладил свою жизнь, стал одним из самых влиятельнейших и богатейших людей города, куда стекались все диковинки южных заморских стран. А все благодаря своему выдающемуся уму. Казалось, чего еще желать? Есть деньги, власть, уважение в обществе.

Августо Чендаре хотел еще только двух вещей в своей жизни: обладать искрой и убить дель Наварра.

Когда ему пришло приглашение в особняк барона Рималя на вечер-знакомство с новым членом высшего света города, он поначалу даже ехать не хотел. Но в Каралате не так много приличных людей, чтобы разбрасываться знакомствами. Только потом Чендаре понял, что эта встреча была решающей в его жизни. Это Сарагосса, увлеченный делами и «заигрывающий с чернью» (больницы он им строит, приюты обеспечивает, налог на вылов рыбешки до ста унций* упразднил), не видел дальше собственного носа, а Чендаре быстро оценил и нового барона, и несомненный интерес молодой жены градоначальника к последнему. И это был не просто любовный интерес скучающей женушки, что-то их еще связывало. Раскрыть суть Августо удалось чуть позже. Барон был магом (или ведьмаком, не важно). Тщательно скрывал свои способности и что-то «крутил-мутил», как говорят на городском дне. Да, и с этой стороной жизни Чендаре был знаком, должность обязывала. Тот же Щука и еще пара «держал» платили ему определенный «взнос за спокойствие». От своих информаторов у «главы портовых районов» начальник городского Сыска и узнал о необычном интересе новенького высокого к запрещенным зельям и кристаллам. Осталось лишь аккуратно пообщаться с Рималем.

*чуть меньше трех килограмм. Чисто семье в день покушать. Ранее за каждую выловленную рыбешку, полагался налог в казну города. Сарагосса это упразднил. Рыбаки платили только налог за рыбу на продажу.

Тот отпираться не стал. За бокалом красного эльгатского он честно рассказал о своем «небольшом деле» и экспериментах с искрой. Намекнув, что «два умных человека всегда смогут договориться». Дураком Чендаре себя не считал и они договорились. Августо изо всех сил старался не показать насколько его воодушевила идея, нет не идея, а настоящая возможность обрести искру! С этого момента Рималь мог получить любой «материал» в этом городе.

И вот, эксперименты завершены. Августо сам видел демонстрацию искры графини Сарагосса. Девушка стала еще краше, смеялась и с легкостью зажигала свечи на расстоянии. Барон Рималь готов был провести обряд для Чендаре примерно через несколько седмиц, как только будет подходящий донор и лунные сутки.

В этот момент в городе и появилась имперская гончая. Сначала то, глава Сыска и внимания не обратил на пришлого мажонка. Ищет он печать и пусть ищет. А затем увидел те самые антрацитовые глаза. Табола не заметил, но Августо узнал его. Даже под личиной, даже увидев мельком и один раз встретившись взглядом. Дель Наварра и не знал насколько «запал в душу» давнему знакомому, не догадывался, что стал для Чендаре символом унижения и неудач. Потому барон и поспешил убраться из города, и не торопился, когда Таби стал наводить порядки в его ведомстве. Чендаре ждал обретения искры, чтобы поговорить с давним врагом на равных.

Именно из-за появления в городе своего врага, коим он искренне считал Таболу, Августо сейчас сидел и размышлял о несправедливости жизни, крахе надежд и так далее.

— Ну, ничего, Наварра. Скоро мы с тобой встретимся и посмотрим кто здесь достоин, а кто жалок, — произнес барон, глядя сквозь языки пламени, что играли в камине.

Маркиз Казимеж Вышевский

— Блохастый выродок, выкормыш ягхра и блудивой девки! — пан Казик, как звали его (за глаза, конечно) ближники и свитники, он же маркиз Казимеж Вышевский25-ти лет от роду, младший брат герцога СтанИслава Вышевского, метался по своему роскошному номеру и то прикладывал к разбитому носу лед, завернутый в полотенца, то прикладывался к кувшину с вином.

Адресатом всех злословий был, конечно же, Тларг. Перевертыш сначала отказался очистить для него и его свиты свой клоповник, потом и вовсе выдворил его вместе с ближниками за его пределы. Убив пару его человек и разбив нос ему, ЕМУ! Брату герцога! Так как сам и физически пан Казик сделать беловолосому потомку оборотней ничего не смог, то решил показать свою власть другим способом. Уже сейчас этот волчишка томился в темнице, а его трактир и вовсе был закрыт. Завтра еще маркиз познакомится с градоправителем и тогда точно полюбуется этим белым уродом на плахе. Казимеж сам лично поднимет его отрубленную голову за волосы и плюнет оборотню в мертвую морду. И пусть все знают, что отказывать брату герцога нельзя! Вот!

— Ясновельможный пан, — обратился нему один из его людей. Этот, как его, Богдан, кажется. — Вы бы прилегли. Хотите я вам девушку пришлю? Она вас и успокоит немного. Завтра уж отплатите как хотите выродку…

— Ты мне еще советовать будешь, смерд! — грозно, как ему казалось, рявкнул пан Казик.

— Нет-нет, нижайше прошу простить, — поклонился старый воин.

— Ладно. Выметайтесь, да пришлите девку!

— Будет исполнено, ваше сиятельство, — опять поклонился человек.

Все его люди покинули покои, а через полнара пришла пригожая девушка. Явно чистенькая, работающая только по богатым клиентам. Длинные светлые волосы, заплетенные в аккуратную простую косу, ясные голубые глаза, округлые формы, нарочито скромное платье.

Казимеж поманил ее к себе, сидя в глубоком кресле.

— Сядь-ка ко мне на колени, красавица, и покажи, чем тебя наградила природа.

Девушка сделала несколько шагов, расстегивая на ходу высокий ворот платья. Нежно улыбнулась и плавно села на колени к господину. Казимеж погладил ее по волосам, а затем намотал косу на свой кулак и резко дернул вниз. Так, что из уст девушки раздался стон боли, а голова откинулась назад почти до хруста в шее.

— Что? Не ожидала? Ничего, потерпишь.

Казик отпустил волосы девушки, спихнул ее с колен и приказал раздеться. Она было метнулась к двери. Ну его подальше такого клиента! Никаких денег не надо. Потом на лечение больше уйдет. Но маркиз успел схватить ее и ладонью наотмашь дать сильную пощечину. Такую, что голова закружилась, а в глазах на склянку потемнело.

— Не будешь слушаться, в следующий раз получишь не ладонью, а чем потяжелее. Раздевайся, я сказал! — услышала она визгливый голос.

Это только маркиз думал, что он повелительно рявкает, а остальные-то слышали истеричный и визгливый голос забалованного маменькой дитяти.

Девушка дрожащими пальцами продолжила расстегивать платье. Маркиз, не выдержав, дал ей еще одну пощечину, разорвал лиф и пихнул в сторону кровати. Она упала на пол рядом, больно стукнувшись о стоящий тут же пуф.

— Расторопнее будь, куррва!

Испуганная, она попыталась отползти от разъяренного господина, но получила пинок по ребрам.

— Встать, я сказал!

Она попыталась встать, но была опять схвачена за косу. Пан потащил ее в сторону кровати. Там она кое-как поднялась. Попробуй не поднимись, когда у тебя вот-вот все волосы выдерут. Следующая пощечина отправила девушку на мягкие перины…

Спустя несколько часов избитую, изуродованную, изнасилованную, но все еще живую девушку вынесли из комнаты маркиза и на лекарской пролетке отправили в городскую лечебницу. Богдан сунул ей кошель с монетами. В мешочке было достаточно денег, чтобы купить небольшой домик в ремесленном районе и завести, например, свою лавку с… да с чем угодно. Работать как раньше она точно уже не сможет. Не с таким лицом…

Утром маркиз Вышевский был уже более доволен жизнью. Ее отравляли только два расплывшихся под глазами синяка и затекшие веки. Ну, ничего. Сейчас он посмотрит на казнь того белобрысого выродка и даже простит ему все обиды, как просит матушка-богиня Зоряна. Куда делась вчерашняя забава и что там с ней? Он об этом даже и не вспомнил. Мало ли их таких бывало.

— Ко скольким там в приглашении градоправителя написано быть? — спросил он личного помощника Ромински.

— Так, не было еще приглашения, — ответил тот, подобострастно поклонившись. — Градоправитель изволят недомогать, поэтому его заместитель ответствовал. Как только его светлость Сарагосса поправится, то ждет вас на званый ужин и для приватного разговора. Пока слал вам свое почтение и пожелание хорошо провести время в его городе.

Последнее Ромински откровенно сочинил, потому как от градоправителя вообще не получил никаких писем и даже отписок. Лишь узнал у его заместителя о болезни.

— Ну, ладно тогда! Узнай у Стражи, когда казнь перевертыша. Не хочу пропустить развлечение!

— Будет исполнено, господин. Изволите завтрак?

— Изволю. Пусть сюда подадут. Да пошли кого в дом барона Рималя, там для меня конверт быть должен.

Помощник кланяясь и пятясь вышел из комнаты. Закрывая дверь в господские покои он тут же получил пинок под зад и был вздернут за шкирку Богданом.

Богдан Вишневецкий

— Что? Щегол твой доволен? — сказал как плюнул.

— Да как ты смеешь? — просипел Ромински.

— И смею, и чего доброго, много еще посмею! Рассказывай, какие поручения были?

Ромински, который боялся Богдана до жути, даже больше чем потерять свое место в свите маркиза, рассказал все.

— Значит так. Я счас сам в Стражу, а ты пока за конвертом. И чтоб сначала мне показал! Ясно? — вот как раз рявкать старый воин умел.

— Я-аасно, — кивнул Ромински.

Богдан разжал кулак, выпустив одежду личного помощника маркиза вместе с куском шкуры, который случайно прихватил, видимо, не заметив, что делает человеку больно. На самом деле, воин все заметил, и даже сделал так специально. Потому как считал Ромински такой же падалью как и самого пана Казика.

Высокий и сухощавый Богдан с седой шевелюрой и длинными вислыми усами, как принято у потомственных воинов в Вышевском герцогстве, проводил улепетывающего «помощника» тяжелым взглядом. Десятником охраны в свиту маркиза его назначил герцог Станислав, которого Богдан сам учил держать меч и стрелять из лука.

Выполнять такие обязанности воину хоть и было не в первой, но сюда он ехал не охранником и даже не нянькой, а, скорее, соглядатаем. Не любил герцог младшего брата и было отчего. Впрочем, не только герцог его не любил. Казимеж был ему братом лишь по отцу. Матушка герцога умерла молодой и при странных обстоятельствах, когда тому только-только стукнуло восемь лет. Богдан тогда был молодым воином. Он командовал десятком разведки. В герцогстве было неспокойно. Уж пару сотен лет как они вошли в состав Империи, а все некоторые успокоится не могли. За давностью, видать, забыли как гнули спину перед набегами западников или кочевых племен, как не могли ни сеять, ни рыбалить, ни урожаи собирать. Все начисто сжигали или вывозили захожие гости. Императорская армия навсегда выгнала любителей дармовщинки. Империя выбрала герцога, да из старого Вышеского рода, дала подъемные на все угодья и все былые княжества, чтобы дети не голодали, да стариков к зиме не убивали оттого, что невозможно их прокормить. Но… находились смутьяны.

Да не о том Богдан думал сейчас. Думал оно матушке молодого герцога. Ясноокой Аксинье, что внезапно умерла. Сказали от сердца, но Богдан знал. Яд то был. Молодой воин был влюблен в герцогиню, за богиню ее почитал, от одного ее взгляда таял как снежинка на полуденном солнышке. Она и не знала его, едва ли замечала среди остальных воинов, а все одно краше нее для Богдана не было никого. Только вот умерла она на его руках.

В то ранее утро Богдан с отрядом только вернулся из вылазки и ждал герцога рядом с покоями. Требовалось доложить о происходящем и срочно. Однако, будить было не велено. Вот и маялся воин, стараясь прогнать дремоту, дождаться, когда властитель земель проснется. Чу, прошелестело что-то в коридоре замка, он было кинулся на звук, но внезапно отворилась дверь герцогских покоев и буквально на руки ему упала молодая герцогиня. Богдан подхватил женщину, к которой и прикоснуться никогда не чаял. Он понял. Все понял по одному только взгляду отчаянно зеленых глаз. Аксинья умирала. То, что она дошла до дверей покоев и отворила их, было последним усилием воли женщины.

— Меня убили. Позаботься о моем сыне воин! Возьми.

Холодные ладони ткнули что-то ему в грудь. Глаза Аксиньи стекленели, из них уходила жизнь. Он не знал сколько он держал ее на своих руках. Богдан замер, сердце его словно замерло. Трепыхнулось в груди и затянулось черной пеленой. Навсегда. Это уже потом он посмотрел на ее руки, которые протягивали что-то, потом он вынул из них ладанку и убрал подальше, потом заорал дико на весь замок, пробуждая всех в нем.

Лекарь сказал, мол, сердце зашлось. Бывает. Герцог вскоре женился, да не на ровне. Аксинья то была Ровернская, чистой высокой «искрящейся» крови. А второй женой старый герцог взял дочку воеводы Белобороцкого. Через пару лет у них и народился Казик.

Богдан перевелся в стражу замка. Герцог ценил опытного и верного воина, приставил его к старшему сыну учителем воинских искусств, да и забыл про обоих. Юная жена и маленький сын стали занимать все его время. Белобороцкие взялись командовать в герцогстве. Правда, недолго. И пяти зим не прошло, как умер герцог, а место его занял старший, одаренный сын. Воспитанный Богданом. Уж как они с пятнадцатилетним мальчишкой отстаивали его права, а потом усмиряли воевод и князьков — отдельная песня. Да не одна. Но, вот усмирили, не без поддержки Императора и, главное, магической искры, что нес в себе наследник Герцогства. Печать слушалась только его.

Казик затаил злобу. Его воспитывали не отец и мать, а клан Белобороцких, прочивший ему герцогскую корону. А то и нашептывающий, что надо отделяться, мол, станешь не каким-то там герцогом Империи, а крулем королевства Вышевского и все мы тебе присягнем. Вот только Казика воспитывали не как воина и герцога, который по праву рождения или праву силы может сам взять свое, а как избалованное дитятко, марионетку в руках дедов-дядьев. Таким он и вырос. Крулем быть хотел, но силушки не то что у брата забрать, а и даже попытаться забрать не было. В конце концов, даже Белобороцкие на него плюнули и принялись плести другие интриги. Маркиз Казимеж почему-то решил, что все его беды от отсутствия искры. Мол, был бы магом, то он бы Станислава-то ууух, победил и правил.

По мнению Богдана, ума там не было, а была нечеловеческая жестокость (никак в родне ягхр затесался), самодурство и избалованность (это от маменьки) и хитрожопость (это личное Казиково. Белобороцкие, те-то просто хитро без жопости). Впрочем, Станислав брата тоже не любил, но при этом общался с ним и видел насквозь. Оттого и приставил Богдана присматривать, когда эта истеричка подался вдруг в Асом. Дескать, старинного приятеля повидать. Откуда у этого недоразумения, что и был-то только пару раз в столице, «старинные приятели»? Все его приятели — выводки вышевских захудалых родов, что используют его как кормушку: выпить, да погулять. Прихвостни казиковы, как называл их молодой герцог, от которых проблем больше, чем пользы. Нет бы собственному герцогству послужить, они весь пыл на баб, да драки расходуют. Хорошо хоть, что естественную убыль, то есть пьяные смерти в трактирных и бордельных драках, никто не отменял.

— Богдан, ты мне ближе отца стал за эти годы. Прошу тебя, поезжай с Казиком. Присмотри, чтобы не натворил чего, да не срамил Герцогство. Отвечать-то мне, ежели что. Справишься?

— Ваше сиятельство… — начал было воин.

— Оставь свои сиятельства для посторонних! — внезапно вскипел Станислав. — Мне ль не помнить как ты мне уши драл, да хворостиной за шалости охаживал? Не ты ли мне воинскую науку, да человеческое понимание вколачивал? Люблю я тебя, Богдан, как отца. Даже пуще отца, потому что только ты мне им и был.

На глазах старого воина показались слезы. Не смог сдержать. Герцог подошел и обнял его.

— Ну буде, буде, — похлопал по спине. — Я же маг, Богдан. Я чую, что Казик что-то замышляет. Ввек бы тебя не отпустил, но справишься только ты. Подбери, вроде как в охрану, своих. Казиковы пусть останутся, но выбей их как можно скорее. Лучше по пути. Грядет недоброе, Богдан. И только ты сможешь повлиять на это. А, главное, запомни вот, что…

Герцог был «видящим». Не сильным, но иногда сами приходили ему картины, касающиеся судьбы его земель… Это-то и пересказал он отцу. Да, отцу!

— Все сделаю, сынок, — дал слабину воин, впервые так назвав взрослого мужчину, которого уже давно почитал за сына. И испугался. Это он не мальчишку, а герцога так назвал. Но потом увидел в глазах Станислава радость, ощутил еще оно крепкое молчаливое объятье.

На том и попрощались.

Теперь Богдан был уверен, что Казик что-то замышляет. Утром проклинал себя за то, что оставил девочку и ушел спать, а его дурни не догадались зайти и вытащить ее оттуда, услышав крики. Воину до слез было жалко девчонку. Старый дурак, ругал он себя, знал же, что добром не кончится. Слышал он от свитских маркиза, что любил тот издеваться над девками. Платил, дескать, потом хорошо. Все выживали. Но сам не видел никогда. А сейчас вот думал: какая жизнь потом у этих несчастных? Будет ли она вообще? Смогут ли когда матерями стать, после такого-то…А сегодня утром сам, САМ, сунул девочке в руки деньги. И чувствовал себя последней мразью. Мразью, которая причастна к такому вот…

Воин решил, что ни один шаг, ни одно слово пана Казика больше пройдут мимо него. Первым получил свое Ромински. Верный прихвостень из захудалого рода, считающий что служит великому господину. Посмотрим сначала сами на этот конверт. Его ребята не пропустят. Да-да, его, Богдана, ребята. Последних свитских ясновельможного пана намертво уложил тот перевертыш в трактире (от остальных десяток Богдана избавился еще по дороге). Сейчас о нем и стоит позаботиться. Поэтому Богдан и направился в Крепость Стражи, переговорить с главным и даже может дать монет, чтобы трактирщика не трогали.

Пропустили седоусого воина практически сразу. Доложили по цепочке и капитан принял его у себя в кабинете. Велико же было удивление подданного Вышевского герцога, когда в этом самом кабинете он застал того самого трактирщика спокойно пьющего взвар и дружески беседующего с господином Лудимом, начальником Стражи города.

— Проходите, господин Вишневецкий, рад вас видеть, — протянул ему руку капитан стражи, поднимаясь из-за стола. — Не побрезгуйте, позавтракайте с нами.

Богдан машинально пожал ладонь, а потом чуть не сел мимо кресла. Благо трактирщик вскочил и чуть поддержал воина, направив седалище на сиденье. Хе-хе. Потом беловолосый протянул кружку с напитком и воин вдохнул непередаваемый аромат кавы. На востоке не очень любили этот напиток. Видимо, ждали именно Богдана. Готовились. Он сделал пару глотков обжигающе горькой черной кавы, даже помотал головой от удовольствия, и пришел в себя.

— Так-то лучше, а то аж побледнели, — произнес капитан Лудим. — Позавтракайте, действительно, с нами. А там уж и о делах поговорим.

— Откуда вы меня знаете? — Богдан был воином, а не интриганом. Но мудрость, полученная опытом длинной жизни, не уступает навыкам полученным при специальном обучении. Делать выводы на основе наблюдений он мог.

— Мы и не знаем, рассказали. Впрочем, давайте познакомимся для начала. Я — капитан Лудим, глава Стражи Каралата, как вы поняли. Тларга, трактирщика, где вчера бесчинствовал ваш подопечный, вы, думаю, узнали.

— Богдан, — представился тот и протянул руку Тларгу. Пожал ее и поспешил извинится. — Прошу прощения за дебош. Я бы не остановил его. А так хоть он никого не убил, зато вы ему нос расквасили. Спасибо. Уважаю.

— А то, что я двоих ваших порешил? Виру будете просить или что? — не без ехидства спросил оборотень.

— Да вы что! Награду готов выдать! — усмехнулся воин, видя к чему идет разговор.

— То есть пан Казик не в претензии? — вмешался капитан, показав свою осведомленность о «домашнем» имени маркиза.

— Пану Казику до пескаря! — щегольнул знанием местных идиом Богдан. — Так вы расскажете откуда так осведомлены и что хотите от скромного подневольного воина?

— Конечно, — ответил Лудим. — Но сначала я поем, чего и вам советую. День у нас будет зело насыщенный.

Мужчины согласились. Богдан, который думал, что ему кусок в горло не полезет, смел несколько удивительно вкусных лепешек с мясной начинкой, в которых стражники Каралата легко бы опознали «ссобойки» Рины, сам и не заметив. Затем выпил еще чашку кавы и был готов хоть душу как перед жрецом Свива открыть.

— Это у вас в Каралате такой местный завтрак? — спросил он, побывавший во многих городах и герцогствах и знавший, что везде есть свои традиции завтраков-обедов-ужинов. — Никогда такого не пробовал. Вроде и бутерброд, и нет. И так сочно и сытно!

— Да нет! Это наши «ссобойки» для патрулей «звезд». Вчерашние. Мы подогрели немного, чтобы вкуснее было.

— Поясните?

— Конечно. У нас, почти как у вас, дежурят по городу отрядами. Патрули стражников называются «звездами», потому что состоят из пяти человек, которые сработаны для действий в команде. Так как мужикам по двенадцать наров бегать, то к середине ночи или дня от ужина-завтрака в желудках ничего не остается, а до утра-вечера «умри, но держись». Вот у Тларга в трактире и придумали такие лепешки со всякой всячиной. Готовят ребятам, заворачивают в промасленную бумагу и тряпицу, чтобы дольше горячим было, во флягу клюквенный взвар свежий наливают. «Звезды» его района заходят перед дежурством и забирают с собой, поэтому и «ссобойка». Такое покушать можно и на ходу, и во время затишья смены. В общем, до утра или вечера все сыты и активны. Да и я не переживаю, что заглянут куда или какой гадости сожрут. Выделил денежку из бюджета на питание «звезд» и уверен, что ребята всегда сыты и в строю.

Богдан даже хекнул. Ему бы такое для караулов в замке и городе придумать. Ведь просто же. Да и стоимость должна быть невелика.

— Спасибо за науку, капитан. А действительно для всех стражников так? Или для каких-то особых «звезд»?

Мужчины рассмеялись.

— У нас все «звезды» и даже я, кушаем одинаково. Можно сказать — из одних рук.

— Вы, видимо, отличный кухарь, а не только хозяин, Тларг, — переключился он на трактирщика. Но тот только кивнул, усмехнувшись в бороду, не поддерживая разговор.

— Что ж, теперь к делу! — уже другим тоном обратился к нему Лудим. — Господин Богдан Вишневецкий, капитан, если я не ошибаюсь, начальник личной охраны Герцога Станислава Вышевского и герцогской семьи. Родной, я прошу заметить, то есть жены и сына, а не сводного брата. Воин разведки с большим опытом, руководитель гарнизона замка и города Вышея, то есть столицы. Имеющий незапятнанную репутацию и ни разу не уронивший своей чести. Что вы делаете в нашем городе вместе с маркизом?

— Приказ герцога. Быть рядом и не допустить урона чести герцогства, — честно сказал Богдан, а потом увидел какими глазами на него смотрели оба потомка перевертышей. Казалось, что они вот-вот готовы обернуться!

Лудим до белых костяшек сжимал кулаки и молчал. Это Богдан видел. А вот Тларг не выдержал. Его слова резали рычанием, словно кое-как проталкиваясь через глотку зверя, а не человеческое горло.

— А изуродовать ни в чем не повинную девчонку — это не урон чести герцога? Ты же мужчина и воин, как ты мог слышать ее крики и не прийти на помощь? Сейчас с ней работают лучшие лекари и маг этого города, чтобы просто спасти ей жизнь и рассудок!

Богдан опустил лицо в ладони и зарыдал. Да, это он был виноват. Он ушел спать. Он не проследил и не дал приказа своим людям. Он… Да он просто откупился от девчонки.

— Если б я знал, если б я был там… — все, что мог он произносить.

— Волки, вы не перегнули? — послышался за его спиной теплый женский голос. Узкие холодные ладони опустились ему на затылок и потрепали седые волосы. — Не печалься воин. У девочки все будет хорошо.

Богдан поднял голову и посмотрел на ту, что утешала его. Перед ним стояла… девчонка, почти такая же, как та, которую изуродовал Казик. Только вот с девичьего лица на него смотрели глаза взрослой и много повидавшей женщины.

— Ведьма?

— Она самая, — девушка нагло уселась на колени к трактирщику (кресел и стульев-то больше не было) и начала раскуривать трубку, — В общем, так. Жить будет, рассудок не потеряет, лицо мы ей восстановили, но вот как будет с деторождением пока не знаю. Это в женские дни смотреть надо. Но устала я до одури. Еле сюда дошла.

— Герцог сказал, чтобы я вас нашел, — выдал Богдан.

— Даже так?

— Да, он видит будущее. Это особенность его дара. Он сказал, что, если я вас найду, то герцогство будет жить.

— Какой интересный у вас герцог. Надо с ним познакомиться… — загадочно улыбнулась ведьма.

— Он женат! — возмутился было Богдан, а затем увидел в глазах девушки-ведьмы веселые огоньки и внутренне выдохнул.

— Успокойтесь! Я не буду посягать на честь вашего герцога, — не сдержала улыбки она. И тут же, — Лудим, у тебя не будет какой-нибудь уютной камеры, где я могу выспаться и меня никто не побеспокоит? Ну, пожаааалуйста.

— Не-не-не! Дуй высыпаться под крылышко в Таболе! Я не готов жертвовать своими ребятами, когда они попробуют его задержать и не пустить к тебе!

— Таболе? — спросил Богдан. — Табола дель Наварра, потомок морских кнёсов, императорская гончая, подданный Герцогства Вышевское, вы о нем говорите? Он здесь?

— Ого, сколько эпитетов. Да, это я. И я здесь. Здравствуй, дядько Богдан, рад видеть.

Богдан обернулся уже не веря самому себе от радости. Затем встал, сначала было по привычке вытянулся, а потом просто подал графу руку. Тот пожал ее, потянул ошарашенного воина на себя и порывисто обнял.

— Я тоже рад тебя видеть, мальчик, — проговорил Богдан, крепко обнимая племянника.

Отвисшую челюсть, обернувшийся к остальным воин, отметил даже у ведьмы.