Техасская страсть

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

С тех пор как Кэри подарил Джулии автоответчик, она каждый день играла с собой в одну и ту же игру. Приходя домой с работы, Джулия не позволяла себе смотреть в сторону гостиной, где на столе был установлен автоответчик, чтобы не видеть, мигает или нет красная лампочка прибора. Она оттягивала этот момент, тщательно развешивая на плечиках пальто, просматривая почту, переодеваясь в домашнюю одежду. Затем, закрыв глаза, шла в кухню, ориентируясь по какому-то шестому чувству. Включалась кофеварка, отмеривалось необходимое количество кофе. Ровно на две чашки. Обычно Джулия вычисляла с точностью до секунды, когда кофе начнет закипать.

Сегодня она ошиблась, и несколько капель вылилось на раскаленный металл. Кофе готов. Джулия осторожно отнесла его в комнату и поставила на столик.

Теперь можно взглянуть на автоответчик. Крошечная красная лампочка приглашающе подмигивала. Джулия предчувствовала, что сегодня будет звонок. Кэри звонил каждый вторник и пятницу, всегда в середине дня, когда Джулии не было дома. Перед тем как закончить разговор, он всегда называл время. Возможно, он не решался говорить с ней напрямую или не мог звонить по вечерам из-за Амелии. Не в первый раз Джулия задавала себе вопрос, как Кэри отчитывается за присылаемые телефонные счета? А может, он звонит из телефонной будки?

В первый же вечер после того, как был подключен автоответчик, Джулия буквально застыла на месте, увидев мигавшую красную лампочку. В тот раз звонили из химчистки по поводу ковра и обещали связаться с ней в более удобное время. Однако до сих пор не позвонили.

Джулии нравилось прослушивать сообщения. Она ждала их. Да что там, она уже жила ради них. К трем часам дня ее охватывало волнующее предчувствие звонка. Джулия решила, что в свои тридцать девять лет она сошла с ума.

Сердце неистово билось в груди, когда она перематывала пленку автоответчика. Раздался голос Кэри, ясный и немного резкий, такой же, как и в остальных его сообщениях, которые Джулия переписала на маленький магнитофон. Магнитофон стоял возле кровати, и каждый вечер она прокручивала эту кассету. У нее уже собралась большая коллекция. Джулия слушала ее перед сном, и засыпала, счастливо улыбаясь.

«Это Кэри Ассанте из Остина, штат Техас. Теплые нотки в его голосе всегда заставляли Джулию улыбаться. — Я собирался прочитать тебе сегодня стихотворение, но позабыл его и теперь чувствую себя довольно глупо. Хотя это не мое стихотворение, я нашел его в газете «Вечерние новости Миранды». Они отвели специальную страницу, посвященную поэзии. Но, чтобы не разочаровывать тебя, я кое-что вспомню: «Розы — красные, фиалки — голубые. Догадайся, кто скучает по тебе?» Джулия, я по тебе скучаю. Я думаю о тебе гораздо чаще, чем должен. Наверное, это о чем-то говорит. Ты мне снишься. И это тоже о многом говорит. Временами мне хочется завернуть за угол и нечаянно столкнуться с тобой. Я бы поднял тебя на руки и закружил, повторяя голосом Кэри Гранта: «Джулия, Джулия, Джулия!» Мы бы взялись за руки и отправились в какой-нибудь полутемный погребок, где сидели бы, потягивая вино и разговаривая часами.

Амелия чувствует, что что-то происходит. Я ощущаю это по ее отношению ко мне. Я проигрываю в уме ситуацию о том, как скажу ей о своих чувствах к тебе. Мне кажется, она поймет — по крайней мере, постарается понять. Но, возможно, я ничего ей не скажу. Никогда не думал, что я — трус, но, кажется, так оно и есть. Сейчас пять часов сорок пять минут. Ты скоро придешь домой с работы. Я буду думать о тебе, когда ты станешь прослушивать это сообщение. Мне бы хотелось увидеться с тобой, Джулия. Я хочу этого больше всего на свете».

Автоответчик зашипел и остановился. Джулия выключила его. От внезапно наступившей тишины ей сделалось не по себе.

Неожиданно Джулии пришло в голову, что она может оставить на автоответчике сообщение для Кэри. Всего несколько слов. Но если она это сделает, значит, таким образом поддержит те отношения, которые между ними складываются. Она также может отключить автоответчик.

Джулия пожалела о том, что у нее нет подруги, которой она могла бы довериться. Которая выслушала бы ее, не осуждая и не упрекая.

Джулия в отчаянья стукнула кулаком диванную подушку. «Амелия добрая, умная, красивая женщина. Я обожаю тебя, Амелия, но мне кажется, что я влюбляюсь в твоего мужа». Джулия с новой силой принялась бить оранжевую подушку, пока, наконец, не устала. Однако она не почувствовала облегчения. Наоборот, стало еще хуже.

На обложке толстого журнала, лежавшего на коленях Джулии, была прикреплена записка с напоминанием о том, что нужно написать Амелии и Кэри. Джулия довольно долго откладывала это. Пора взяться за перо. Закончив, она прочитала письмо про себя. Затем прочла его вслух. Одобрительно хмыкнула. Кажется, подойдет.

Дорогие Амелия и Кэри, пожалуйста, простите меня за то, что пишу с опозданием.

Хочу сообщить, что мне очень понравился ваш браслет. Я ношу его каждый день и уже получила множество комплиментов. Я искренне благодарна вам за подарок.

Было очень любезно с твоей стороны, Амелия, заказать для меня торт в день рождения. Я давно уже не получала настоящего праздничного торта со свечами.

Надеюсь, что ни ты, ни Кэри не болеете гриппом, как большинство жителей Нью-Йорка. Мой офис буквально опустел за прошедшую неделю. Я держу пальцы скрещеными, чтобы меня миновала чаша сия.

Надеюсь увидеть вас обоих в Нью-Йорке.

С признательностью, Джулия.

А теперь нужно написать несколько слов Билли и Тэду. Или нет, лучше завтра, после работы, сесть на самолет и нанести неожиданный визит. Джулия знала, что ей будут рады. Она переночует у Билли и утром улетит в Нью-Йорк, вполне успевая на работу.

Ей просто необходимо поговорить с кем-нибудь, с женщиной. Кто может быть лучше, чем Билли? Билли поймет. Билли никогда ее не осуждала. «Так ты этого хочешь или ищешь оправдания?» — поинтересовался внутренний голос.

— И то, и другое, — прошептала Джулия.

Амелия вернулась домой немногим позже пяти. Она швырнула свою теплую шерстяную шапку в направлении вешалки. Пальто приземлилось на стул с высокой спинкой, стоявший в гостиной. Левый ботинок отправился в путешествие к камину, правый полетел в столовую. Перчатки, сумка и шарф опустились на кофейный столик.

В квартире что-то изменилось, и дело было не в живых цветах, стоявших в вазе на столе. Атмосфера показалась Амелии не такой гнетущей, как прежде.

— Дорогой, я дома! — крикнула она.

— Слышу, слышу, — отозвался Кэри из кухни. — Усаживайся, вытяни нога к огню, а твой муж подаст тебе чай.

Усталые глаза Амелии широко раскрылись. Она надеялась, что выглядит не слишком подозрительной, когда появился Кэри и принялся разливать чай.

— Два кусочка, — сказал он, опуская сахар в ее чашку. — Я подумал, почему бы нам не отправиться поужинать куда-нибудь сегодня вечером. Правду сказать, я уже зарезервировал столик у Андрэ на семь часов. Нам обоим стоит выйти из дому. Еще немного, и у меня начнется клаустрофобия.

— Ты назначаешь мне свидание?

Амелия не могла понять, отчего у ее мужа поднялось настроение, но, какова бы ни была причина, это настроение необходимо сохранить.

— Как прошел день? — спросил Кэри. Казалось, он действительно хотел знать. Амелия ответила. Он внимательно выслушал. Когда она закончила, он улыбнулся. — Я горжусь тобой, Амелия. Таких людей, как ты, очень мало. И я хотел бы помочь тебе чем-нибудь. Понимаю, ты предпочитаешь все делать сама, и я уважаю твое решение. Но я против того, чтобы ты перегружала себя и это отражалось на твоем здоровье. Должно же быть что-то, что я мог бы делать? Наклеивать марки, запечатывать конверты, относить их на почту в конце концов?

— Я ведь не управляю офисом, Кэри. Поверь, если бы ты мог оказаться полезным, я приковала бы тебя к себе наручниками. Но я не перегружаю себя, просто на данный момент работа лучше чем безделье. Ты поедешь со мной в Вашингтон получать окончательное разрешение?

— Дорогая, я поеду с тобой на край света. Готов поспорить, тебя покажут в новостях. Когда утверждение?

— Первого марта.

Если бы Амелия не смотрела на мужа влюбленным взглядом, она пропустила бы едва заметное изменение в выражении его лица.

— Что ж, мы могли бы полететь за день до этого, чтобы быть свежими и полными сил, и улететь первым же рейсом после заседания.

— Но, Кэри, я планировала поездку несколько по-иному. Наступило время, когда я могу уехать из Остина. Я думала, что мы пробудем в Вашингтоне по крайней мере неделю, у Тэда и Билли. Вместе.

— Вот как? Неделя, я согласен.

— Ты уверен в этом? У тебя нет других планов?

— Если бы и были, я отменил бы их, ведь это гораздо важнее, — ответил Кэри с вынужденной сердечностью.

Потребовалось две недели, чтобы Коул вернулся в нормальное состояние. На следующее утро после драки Адам настоял на том, чтобы отвезти его в больницу, где Коулу наложили швы на разбитое лицо и вправили нос.

Он не показывался в Санбридже. Но сегодня вечером собрался заехать за своими вещами. Всю прошедшую неделю Коул старался избегать Райли на деловых встречах и в офисе.

Теперь Коул допивал третий стакан виски, набираясь храбрости для объяснения с братом. За две недели можно успокоиться, полагал Коул. По крайней мере, он сам вполне успокоился.

Около полуночи Коул ворвался в комнату Райли. Три бурбона придали ему достаточно решимости.

— Что бы ты не делал, отложи это! Я хочу поговорить с тобой, Райли. Как мужчина с мужчиной.

Райли отложил письмо, которое писал дедушке.

— Мы все сказали друг другу. Не заставляй меня вводить за правило запирать на замок двери.

— Ты никогда еще не казался мне таким тупым. Ладно, я ошибся. Боже, да она сама влезла ко мне в постель в середине ночи. Твоя ненависть несправедлива! Я собирался рассказать тебе об этом, со временем. Она не любила тебя! Лейси использовала тебя!

— Убирайся к черту, Коул. Мне не нужны твои объяснения. Мне ничего от тебя не нужно.

— А я ничего тебе не даю. Я даже ничего не предлагаю. Я всего лишь пытаюсь объяснить. Что, между нами все то же старое соперничество?

— Убирайся вон, пока я тебя не вышвырнул.

— Это отражается на наших деловых отношениях. Я хожу, как по лезвию ножа, стараясь не сказать чего-нибудь, от чего ты взорвешься. Забудем об этом, Райли. Это все детские обиды.

— Детские обиды? Какого черта ты лгал в письмах дедушке за моей спиной? Кто дал тебе право писать ему, лезть в его жизнь? Отвечай, сукин сын! Старик только и пишет о том, какой ты прекрасный человек и как мне повезло, что ты — мой брат! А, ты думал, я не узнаю! Но я все знаю. Ты не только вор, но еще и змея. И больше я никогда не стану говорить с тобой.

— Я лгал твоему деду лишь для того, чтобы смягчить боль, которую причинял ему ты. Я говорил ему, что ты работаешь днями и ночами и у тебя нет свободной минуты, чтобы написать ему. Я делал это ради тебя, идиот. Старик не заслужил такого отношения. Или он тебе больше не нужен?

— Заткнись, Коул. Оставь в покое мою семью.

— Какую семью, Райли? Колменов или ту, от которой ты отвернулся? Японскую семью? Ты ублюдок, а не внук.

— Пошел ты… — крикнул Райли.

Коул обернулся в дверях:

— Я не вернусь. Уезжаю завтра утром. Санбридж — твой, приятель. Покупай, продавай, разменивай. Когда моя мать перевела его на нас, я был против. И теперь против. Так что с завтрашнего дня он — твой.

— Мне ничего от тебя не нужно, — прорычал Райли.