Техасская страсть

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Когда Рэнд оказался в аэропорту Хитроу, он первым делом позвонил своему адвокату в Лондоне и сообщил, что направляется к нему в офис.

Артур Миттингтон выглядел как регбист. По подсчетам Рэнда, молодому адвокату было около сорока, и он находился в хорошей форме. Он вышел из-за стола навстречу Рэнду и протянул руку. Рэнду понравился его дорогой костюм в елочку.

Артур внимательно выслушал Рэнда и улыбнулся, когда тот поднял руки и сказал:

— Это все.

— Я понимаю, что вы чувствуете. И считаю, что вы правы, решив самостоятельно навести все справки. Могу я спросить вас о том, что вы намерены предпринять, если все подтвердится?

— Я не заходил так далеко в своих мыслях. Мне прежде не приходилось быть отцом.

Артур рассмеялся:

— Зато мне приходилось, и я бы посоветовал вам не поддаваться панике. И еще скажу вам, что за любого из четверых своих малышей я готов умереть. От одной только мысли о том, что по земле ходит твоя кровь и плоть, начинаешь иначе смотреть на жизнь. У вас, наверное, пока нет подобного чувства, но я уверен, что если мисс Брайтон окажется вашей дочерью, вы для нее будете готовы на все.

Такси, нанятое Рэндом на весь день, остановилось у приюта, в котором Чесни провела детство и юность. Здание из серого камня с узкими окнами выглядело унылым. Рэнд содрогнулся при мысли о том, какие чувства должен испытывать ребенок, помещенный в эту старую, заброшенную крепость.

Рэнду хотелось покинуть это тоскливое место, но он никак не мог заставить себя уйти. Неожиданно он очутился перед дверью с табличкой «Директор». Он постучал и одновременно открыл дверь.

— Чем могу помочь? — поинтересовался приятый голос.

— Я хотел бы получить сведения о Чесни Брайтон, — ответил Рэнд.

Худощавая женщина окинула его внимательным взглядом.

— Чесни нравилось возиться с малышами. Она рассказывала им смешные истории. Чесни всегда много улыбалась, но вот что странно, она никогда не смеялась. Не знаю, почему я вспомнила об этом. Она часто приезжает в приют. На Рождество Чесни привозит полные сумки подарков. Девочка наверняка тратит на них всю зарплату. Случай с Чесни довольно редкий. Большинство наших воспитанников никогда не возвращается в приют, и не могу сказать, что я осуждаю их за это, — женщина замолчала и взглянула на Рэнда. — Вы — отец Чесни?

— Я не знаю.

— Если все же отец, то вы немного опоздали. Девочка нуждалась в вас несколько лет тому назад. Теперь я не знаю, что вы могли бы сделать для Чесни, — с горечью сказала она.

— Полностью согласен с вами. Видите ли, я просто пытаюсь все выяснить. Конечно, это меня не извиняет, но если бы я знал…

— Вы все так говорите. Простите, если мои слова показались вам злыми. Понимаете, слишком много мужчин и женщин приходит сюда, не выдержав упреков совести.

— Спасибо за то, что поговорили со мной. Я не расслышал вашего имени.

— Ардет Уилкс.

— До свидания, миссис Уилкс.

— Мисс Уилкс. Я не замужем. Моя семья — все эти дети. До свидания.

Всю дорогу в Степни Грин Рэнд сидел в такси, закрыв глаза. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько плохо. Он хотел умереть.

— Приехали, шеф, — радостно сказал водитель. — Вы просили остановить на углу, вот вам угол. Я подожду здесь.

Район оказался довольно чистым. Дома были похожи друг на друга, отличаясь лишь цветом. Вдоль тротуаров росли деревья. Мэгги назвала бы это место приятным.

Рэнд глубоко вздохнул и постучал в дверь. У него слегка кружилась голова, и желудок сжался в комок.

…Когда-то она была хорошенькой. Сейчас — выглядела уставшей и постаревшей.

Она улыбнулась, и Рэнд вспомнил.

— Я — Рэнд Нельсон, — сказал он.

— Я узнала. Проходи.

— Как ты могла узнать? — удивленно спросил Рэнд.

— Женщина всегда помнит первую любовь. В форме ты выглядел настоящим франтом. Я отдала снимок Чесни. Сама не понимаю, почему я его сохранила. Полагаю, романтический порыв.

— Ты, наверное, удивилась, когда она пришла к тебе.

— Я всегда знала, что это когда-нибудь произойдет. С того момента, когда прочла в газете о законе, позволяющем воспитанникам приютов разыскивать своих родителей. Я знала.

— Как ты почувствовала себя, когда ее увидела?

— Ужасно. Мне хотелось обнять ее, прижать к себе. Хотела сказать, что все наладится, что ей можно остаться жить с нами. Но я не могла этого сделать. Мой муж никогда бы не понял меня. Он бы бросил меня, а как одной воспитать пятерых детей? Поэтому я держалась холодно, сдержанно. У меня разрывалось сердце. Я до сих пор плачу, когда вспоминаю об этом.

— Ты должна была обнять ее, ты должна была хотя бы на этот раз повести себя, как мать! — взорвался Рэнд.

Женщина отшатнулась.

— Минутку. Кто ты такой, что приходишь сюда и указываешь мне, что я должна и чего не должна была делать? Где ты сам был все эти годы? Я тебе ничего не должна объяснять. Тебе еще повезло, что я стою тут. А следовало бы захлопнуть дверь перед твоим привередливым носом.

— Извини. У меня нет никакого права так говорить с тобой. Просто я побывал в приюте сегодня утром и покинул его совершенно разбитым.

— Я чувствовала себя точно так же после визита Чесни.

— Я дал тебе денег. Почему ты решила… не делать…

— Прежде всего, это — против Бога. К тому же мне не удалось найти врача, который смог бы сделать аборт. Я купила на эти деньги билет на черном рынке, потом Красный Крест помог мне вернуться в Англию. Кроме того, я тебя любила. И я любила нашего ребенка. Я делала для Чесни все, что могла себе позволить. Я посылала ей подарки на Рождество и в дни рождения.

— Я не знал, — внезапно охрипшим голосом произнес Рэнд.

— А если бы знал, то что?

Рэнд только пожал плечами.

— Мне почему-то кажется, ты не поверил в то, что Чесни — твоя дочь, — сказала женщина после небольшой паузы.

— Вначале не поверил. Я пытался вспомнить. Мне казалось, во мне жило бы какое-то чувство, что у меня есть ребенок.

— Может, я могу как-то доказать тебе… что ты был у меня единственным в тот период?

— Тебе не нужно ничего доказывать. Ты была девственницей. Я знал о твоей любви ко мне и знал также, что из этого ничего не выйдет. Я выбросил все из памяти. Когда родилась моя дочь?

— Девятого сентября.

Взгляд женщины потеплел.

— Ты мог бы давать мне знать время от времени о том, как идут деда? Можешь писать до востребования. Делай это, скажем, первого числа месяца, чтобы мне не бегать каждый день на почту.

Рэнд кивнул.

— Может, мы ей совсем не нужны, — сказал он. Она ни о чем не просила. Сказала только, что хотела, чтобы я знал о ее существовании. О том, что у меня есть дочь.

— Она и мне так сказала. И, если честно, я сама не знаю, нужны ли мы ей. Может быть, уже слишком поздно.

— Мне очень жаль, что все так вышло, — сказал Рэнд.

— Мне тоже. Постарайся исправить это, если сможешь. Прощай, Рэнд.

Вернувшись в отель, Рэнд едва ли не час просидел в кресле, опустив голову на руки. От раздумий разболелась голова.

Рэнд позвонил Артуру Миттингтону. Они обменялись приветствиями. Затем Рэнд распорядился:

— До тех пор, пока я не прикажу тебе прекратить, первого числа каждого месяца высылай на имя матери Чесни чек на пятьсот фунтов. На почтамт, до востребования. Не знаю, правильно ли я поступаю. Просто хочу это сделать.

— Значит, правильно. Нужно прилагать сопроводительное письмо?

— Только первое время. Потом просто отсылай чек.

Сойер сидела в теплой, залитой светом кухне вместе с бабушкой. Молодая женщина прилетала в Нью-Йорк на ежегодную консультацию к нейрохирургу. Со здоровьем у нее все в порядке, вынес вердикт старый профессор. Конечно, Сойер не могла не заехать к Тэду и Билли в Вашингтон. Как чудесно сидеть у бабушки и знать, что ты совершенно здорова! Если бы только не пришлось везти из Японии плохие известия. Сойер больше не могла тянуть с ними.

— Это замечательно, что ты решила к нам заехать. Ты надолго?

— Я должна уехать завтра. Мне необходимо доставить эти документы лично. Это, — Сойер показала на портфель, — отражает положение дел в «Колмен Энтерпрайзиз».

— Почему меня не покидает чувство, что дела не так уж хороши?

— Ты права. Это касается денег, — ворчливо ответила Сойер. — Просто у нас кончились деньги. Можно кое-что заложить, но это не принесет нам необходимой суммы. Санбридж, конечно, никто не посмеет тронуть. Он останется на самый крайний случай, — Сойер махнула рукой. — Мы — на волосок от банкротства.

— У меня отложены деньги моей фирмы, «Билли Инкорпорэйтид». Они твои.

Сойер горько рассмеялась:

— Это можно расценить как дерзость, но я уже включила в расчеты твою долю. И долю Мэгги. Даже заем у Рэнда. Я хотела попросить тебя позвонить Кэри и Амелии. У них все вложено в ценные бумаги, так что я не рассчитываю на большую сумму. Мы почти достигли дна.

— Мы там бывали и прежде, Сойер.

— Да, но с проектом нового, конкурентоспособного самолета. А теперь у нас этого нет. Когда будут исчерпаны займы и настанет время платить, мы не сможем этого сделать.

— Нам нужно найти выход.

— Бабушка, неужели ты думаешь, что я не пыталась? Ни один банк в Техасе не даст нам денег. Более того, ни один банк в мире не сделает этого.

— Но мальчики… Я полагал, что все наладится.

— Нельзя винить во всем Райли, так же, как Коула или меня. Нашей вины здесь нет. Это же так просто. До вчерашнего дня я и сама не знала, насколько все плохо, пока не просмотрела отчеты наших компаний. Мы существуем лишь на кредитах, бабушка.

— Мистер Хасегава. Я уверена, что он поможет, — в отчаянии воскликнула Билли.

— Бабушка, мы все еще должны ему за самолет. К тому же он уже вложил немало средств в проект Райли. Больше, чем намеревался.

— Ты хочешь сказать, что он не поможет нам?

— Я хочу сказать, что мистер Хасегава — старый человек. Он близок к смерти. Наша семья никогда не просила денег у умирающего. Я не стану этого делать.

— Райли, — с последней надеждой произнесла Билли.

— Как ты полагаешь, Райли сможет просить денег у деда, когда сам намерен остаться в Америке, с Колменами? Этого не будет.

— Его необходимо переубедить, — воскликнула Билли. — Я понимаю, о чем ты говоришь, Сойер. Райли не ребенок, а самостоятельный и умный молодой человек. Он сам принимает решения.

— Именно.

— У тебя есть какие-нибудь предложения?

— Нет. Райли и Коул должны сами решить, продолжать ли нам пробивать сделку об аренде нефтяных скважин в Южной Америке.

— Райли и Коул настроены на риск, не так ли? — спросила Билли спокойно.

— Да, но они ошибаются.

— Риск лучше, чем ничего.

— В данном случае это все равно, что выбрасывать деньги на ветер. Я уже склоняюсь к мысли, что нам следует отказаться от аренды и уносить оттуда ноги.

Кэри занимался любовью с Амелией нежно и в то же время страстно, и все было бы замечательно, если бы в этот момент он находился с ней не только физически, но и мысленно.

Вот уже несколько недель Амелия чувствовала себя оскорбленной и раздраженной. Она понимала, что этот гнев может все разрушить, если ей не удастся немедленно взять свои эмоции под контроль. Ей придется научиться жить с этой болью, потому что она любит Кэри. Всю ночь напролет она смотрела в потолок. Когда наступило утро, ей стало легче. Ей захотелось позвонить Билли, чтобы сообщить о своем визите в Вашингтон. Она сделает это сегодня утром.

Билли рассказала Амелии о разговоре с Сойер.

— Я знала, что дела обстоят не лучшим образом и мы идем ко дну, но все же надеялась, что мальчики как-нибудь выкрутятся. Поговори с Кэри, и если у вас есть хоть какая-нибудь свободная наличность, позвони мне.

— Конечно, Билли. Есть новости от Рэнда и Мэгги? Рэнд наверняка сможет помочь.

— Я собиралась позвонить Мэгги. Я уверена, нам удастся выпутаться, мы ведь и прежде бывали в таких переделках, — с напускной бодростью сказала Билли. — Сегодня все словно сговорились созвониться со мной. Рано утром позвонила Джулия. Ей понадобился адрес Мэгги и Рэнда, она хочет навестить их.

— Она отправляется на Гавайи? — удивленно воскликнула Амелия.

— Первого марта, если не ошибаюсь. Она в восторге от этого. Мэгги ведет немного замкнутый образ жизни на островах, и визит Джулии окажется приятным сюрпризом. К тому же она — член семьи в некотором роде.

— Больше, чем ты думаешь, — прошептала про себя Амелия.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что это чудесная новость. А ты готовься встретить меня.

— Что ж, я жду тебя, дорогая, — тепло попрощалась Билли.

Амелия повесила трубку и вздохнула. Теперь ясно, почему взгляд Кэри принял странное выражение, когда она упомянула о поездке в Вашингтон первого марта. Джулия собирается в отпуск, и он знал об этом.

Амелия подошла к столу, взяла лист бумаги и ручку.

Дорогой Кэри, эта ночь была такой же восхитительной, как десерт у Андрэ. Я тут подумала, дорогой, и решила, что тебе нет необходимости ехать со мной в Вашингтон. С тобой я буду нервничать. Ты не станешь возражать, если я отправлюсь одна? Мне кажется, это лучший вариант. Я проведу несколько дней с Билли и вернусь домой. А в конце апреля мы могли бы отправиться попутешествовать, если ты согласишься. Пожалуйста, пойми меня правильно.

Люблю, Амелия.

В одиннадцать утра Кэри поднялся с кровати. Сделал несколько наклонов и приседаний, затем принял душ, побрился и, прихватив записку, оставленную Амелией, направился на кухню сварить себе кофе.

Он несколько раз перечитал записку. Амелия не хотела, чтобы он летел с ней в Вашингтон, что означало несколько дней полной свободы. Первое марта, первое марта, первое марта, напевал под нос Кэри, отмеривая кофе для кофеварки.

Куда, черт побери, он положил письмо Рэнда, в котором тот спрашивает, не хотел бы Кэри вложить деньги в плантацию сахарного тростника в Хило? Немного подумав, Кэри решил, что ему стоит заняться сахаром. Около часу дня он позвонит на Гавайи, чтобы объявить Рэнду о своем согласии.

Трубку подняла Мэгги.

— Кэри! Как хорошо, что ты позвонил. Надеюсь, у вас все в порядке?

— Конечно. Я подумал о предложении, которое мне сделал Рэнд насчет плантации сахарного тростника.

— Ах, вот как. Но, Кэри, Рэнд сейчас в Англии. Я не знаю, когда он вернется на Гавайи. Он, кажется, с головой погрузился в свое небольшое расследование. Это касается его дочери. На некоторое время Рэнд потерял интерес ко всем делам, кроме этого. Он остановился в «Дорчестере», в Лондоне. Позвони ему.

— Я собирался приехать к вам и осмотреться на месте в первых числах марта.

— Это было бы замечательно. Ты, конечно же, остановишься у нас.

— Ты знаешь, из меня плохой гость. Иногда брожу по ночам, не сплю. Я лучше остановлюсь в гостинице.

— И слышать не хочу. Мы будем рады тебя видеть.

— Хорошо, я свяжусь с тобой позже.

— Прекрасно, но отказа я не приму. Рэнд огорчится, если ему не удастся сыграть роль хозяина в своем райском уголке. А мне не терпится показать Амелии наш дом. Ей наверняка здесь понравится.

Молчание на другом конце провода насторожило Мэгги.

— Кэри, ты слышишь меня?

— Да. Да, слышу. Видишь ли, вряд ли Амелия приедет вместе со мной. Наверное, ты еще не знаешь о том, что она делает доклад перед Конгрессом в первую неделю марта. Вначале она хотела, чтобы я полетел в Вашингтон вместе с ней, но затем передумала.

— Ты мог бы подождать и приехать вместе с ней. Или Амелия может присоединиться к тебе позже. Как угодно, — растерянно произнесла Мэгги.

Мэгги в растерянности стояла у телефона. Ее не покидало ощущение какой-то опасности. Кэри едет сюда, а Амелия — в Вашингтон? Само по себе это не означает ничего плохого, но… ее насторожил голос Кэри и то, что он так быстро повесил трубку. На него это совсем не похоже.

— Боже, Кэри, это ты? Что случилось? — сразу же потребовал ответа Рэнд.

— Все в порядке, — сказал Кэри. — Я звоню потому, что разбирал свою почту и перечитал еще раз твое предложение насчет сахарной плантации. Я участвую, если оно все еще в силе.

— Я не занимался им несколько последних недель, Кэри, и не отвечал на звонки. Я не консультировался у адвокатов, как намеревался. Наверное, я запустил эту сделку и мало чем могу помочь из Англии. Позвони Мэгги и попроси ее найти на моем столе голубой пакет. Пусть она пошлет тебе его по «Эйр Экспресс». Сделай пару звонков, проясни ситуацию. Скажи, что ты мой партнер, извинись за недолгое отсутствие и мое молчание.

— А как твои дела, Рэнд? — спросил Кэри. — Должно быть, теперь ты чувствуешь себя довольно странно, когда узнал наверняка?

— Чесни — моя дочь, в этом нет никаких сомнений. Проблема в том, что она уехала в отпуск на три недели. Я мог бы вернуться на Гавайи, но здесь остались кое-какие дела. Я подумывал, не попросить ли мне Мэгги прилететь в Лондон.

— Тем не менее я возьмусь за твою сделку. Хочу прилететь на Гавайи первого марта, чтобы разобраться самому. Мэгги предложила мне остановиться у вас.

— Я тоже присоединяюсь к ее приглашению. Даже если мы будем в Англии, ты все равно можешь жить у нас в доме. Надеюсь, Амелия присоединится к тебе после того, как сделает доклад в Вашингтоне.

— Но ты так и не ответил, каково это — ощущать себя отцом, иметь дочь и все такое? Или ты не хочешь говорить об этом?

— Это очень странно, Кэри. Кроме чувства вины у меня нет других ощущений. Моя дочь выросла в унылом, тоскливом месте без любви и заботы. Всю жизнь я буду казнить себя за это.

Прошло три дня, прежде чем Кэри решился заговорить с Амелией о голубом конверте, лежащем в верхнем ящике его стола. Он сделал девять телефонных звонков и убедился, что сделка, начатая Рэндом, еще не потеряна. Являясь новичком в этой игре, Кэри не слишком удивился, узнав, что цена плантации выросла до ста тысяч долларов.