Техасская страсть

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Сойер сидела перед Чесни Брайтон, стараясь употреблять в разговоре ничего не значащие слова. Это напоминало выбор поздравительной открытки бывшему любовнику, с которым собираешься поддерживать дружеские отношения.

— Завтра приезжают Рэнд и моя мать. Я организую встречу, остальное — за вами.

— Вам, наверное, пришлось нелегко, — мягко заметила Чесни.

Сойер не стала напрасно притворяться, что не понимает ее.

— Некоторое время мне действительно было очень больно. Но я смирилась с этим, и теперь моя жизнь полна удовольствий, я бы даже сказала — радости. Рэнд очень счастлив с Мэгги. И мне бы не хотелось разрушить их счастье.

— Оно не нарушится. Я всего лишь хочу встретиться со своим отцом После этого я уеду. Я не стану навязывать себя ни ему, ни вашей матери. Вероятно, вы просто не понимаете, зачем я все это делаю… У меня никогда не было семьи. Я не знаю, на что это похоже. Я не представляю, как можно запросто поднять трубку телефона и позвонить сестре или брату, или другому родственнику. У меня их нет. Я смирилась с этим. Все, чего я хочу, это увидеть своего отца. И только это. Он должен знать, что я существую. У него есть на это право, так же, как и у меня. И опять же, его жизнь может оказаться слишком насыщенной, и в ней не найдется для меня места, ни сейчас, ни потом. Я смогу смириться и с этим. Вы понимаете меня? — серые глаза с мольбой вглядывались в лицо Сойер.

— Конечно, понимаю. Возможно, даже лучше, чем вы ожидали.

— Я сама строила свою жизнь. У меня хорошая работа и замечательные друзья, своя собственная квартира. Мои дела идут совсем неплохо. Просто из моей жизни выпадал этот кусок, и теперь я нашла его. И очень вам благодарна.

— Рада была помочь.

— Какие они — ваша мать и мой отец?

— Они оба имеют мужество поступать согласно своим убеждениям. Они знали, чего хотели, и добились этого. И они созданы друг для друга.

— Это чудесно.

— Так оно и есть. Я очень люблю их обоих.

— Мне, кажется, пора. Если я хочу хорошо выглядеть завтра, то мне необходимо выспаться. Вечером я улетаю.

— Вы улетаете завтра? — изумилась Сойер.

Чесни улыбнулась.

— Я работаю, у меня есть определенные обязательства. И друзья, к которым я хочу вернуться. Неужели вы подумали, что я хочу остаться насовсем?

— Ну, в общем, нет, но… Я полагала… Они ведь прилетают, чтобы познакомиться с вами.

— И они познакомятся. После чего я вернусь домой, и следующий шаг, если он вообще будет сделан, должен исходить от моего отца. Позвольте мне заплатить за себя. Я настаиваю, мисс Колмен.

В конце концов Сойер согласилась.

— Я провожу вас до отеля, а затем поймаю такси, — предложила она. — Свежий воздух пойдет на пользу нам обеим. Вам следует прийти ко мне домой завтра в полдень. Рэнд и Мэгги к этому времени уже прилетят. Я буду на работе. Если получится, позвоните мне перед отлетом, а вернетесь в Японию, тоже звоните. Я оставлю вам свой номер телефона в Техасе, на случай, если ваши полеты приведут вас в Штаты.

— Спасибо. А если вы когда-нибудь окажетесь в Англии, то обещайте, что позвоните мне.

Сойер улыбнулась:

— В таком случае, не удивляйтесь, если я неожиданно возникну на пороге вашего дома.

Они стояли перед отелем, где остановилась Чесни, и смущенно смотрели друг на друга.

— У меня такое ощущение, что я уже давно вас знаю, как старинную подругу, — произнесла Чесни.

— Я… — Сойер замолкла, не вполне уверенная в своих чувствах и в том, что собиралась сказать. — Удачи вам завтра, что бы ни случилось. И помните, что эта встреча — сильное потрясение, и им обоим нужно…

— Я понимаю. До свидания, мисс Колмен.

— Зовите меня Сойер, хорошо?

— Спасибо за все, Сойер.

— Я рада, что смогла помочь. И помните, вы обещали мне позвонить.

По дороге домой Сойер поняла, что говорила с Чесни совершенно искренне. Она действительно рада, что смогла помочь дочери Рэнда, и ей бы хотелось снова увидеться с Чесни. Как давно уже поняла Сойер, друзей много не бывает.

Маленький японский ломик, казалось, светился в лучах полуденного солнца.

Рэнд, полностью погруженный в собственные мысли, мерил шагами тесную кухню. Впервые за все время их совместной жизни Мэгги не знала, о чем он думает. Чувствуя себя одинокой и растерянной, она бродила за мужем, время от времени сталкиваясь с ним. Но Рэнд, казалось, ничего не замечал.

— Это какое-то жульничество, — заговорил наконец Рэнд. — Чувства подсказали бы мне, если бы у меня была дочь. Как я могу иметь ребенка от женщины, лица которой даже не помню?! Говорю тебе, это мошенничество с целью вытянуть из меня побольше денег! Но я не куплюсь на это.

Мэгги постаралась говорить спокойной, но тщетно:

— В таком случае, для чего мы прилетели? Рэнд, Сойер не стала бы поднимать шум из-за пустяка. Она сказала, что верит этой девушке. Пожалуйста, ради твоего же блага, оставь предубеждения. Встреться с ней, хотя бы поговори. Ведь мы уже здесь. Я помогу тебе, чем смогу.

Похоже, Рэнд не услышал ни единого слова. Он продолжал метаться по кухне. Мэгги присела на один из деревянных стульев в стиле вестерн, именно так Сойер оформила свой дом в Японии. Все, что оставалось Мэгги, это ждать… и слушать.

— Большинство девушек в труппе были беременны. Я понимаю, что это не делает чести ни мне, ни другим летчикам, но такое было время! Мы постоянно находились в глубине страны. Нас никогда не повышали в званиях. А напряжение, с которым ты пилотируешь вертолет, сбрасываешь боеприпасы, подбираешь раненых, высматриваешь засады… постоянно идешь на малой высоте, чтобы не попасть под радары… Мы возвращались в Сайгон, потому что это был нейтральный город и… и там встречались англичанки, американки и реже француженки. А затем этот прохвост, директор труппы, сбежал, прихватив паспорта и зарплату девушек. Они еще больше стали зависеть от нас. Я не оправдываюсь. Я делал, что хотел… брал то, что хотел. Как и все мы, а потом нас отправили совсем в другое место. Я знал, что больше не увижу ее. Я оставил ей все свои деньги. Помню, что испытывал жгучий стыд оттого, что ей придется выпутываться в одиночку. Я советовал ей обратиться в Красный Крест. Потом я мог бы ее отыскать. Но я не стал этого делать. Она говорила о возможной беременности, но я не поверил. Даю честное слово, Мэгги, я не вспоминал о ней до тех пор, пока нам не позвонила Сойер. Я полностью забыл ту женщину. — Рэнд замолчал, сделал нескольких вдохов и продолжил:

— Нас направили вглубь страны. По правде говоря, никакого фронта не было; враги находились повсюду. Парни дюжинами гибли от укусов змей, живших на деревьях. Они падали человеку прямо за шиворот, кусали, и через пять секунд бедолага умирал… Это было гораздо хуже, чем война, Мэгги. Нам запрещалось сбрасывать бомбы, отвечать огнем на огонь. Мы должны были защищать людей. Среди нас встречались парни похуже тех змей… Я старался забыть об этом. Девушки… они были так молоды… И думали, что находятся на гастролях. Мужчины использовали их. Большинству пришлось воспользоваться услугами местной акушерки, — слова повисли в воздухе. Мэгги молчала.

— А что касается денег на аборт… да, я дал Марион деньги, но слово «аборт» никогда не произносилось. Она не была уверена… я думал… Черт побери, я бы помнил! Эта девица — самозванка! — взорвался Рэнд.

— Прошло столько лет, Рэнд…

— Я поступил подло, Мэгги. Но я вновь оправдываюсь… пытаюсь оправдаться… я не уверен… или, наоборот, уверен, но не хочу взваливать на себя ответственность?

— Не знаю, дорогой. То была совсем другая жизнь, другие законы. Но, что бы ни случилось, я на твоей стороне. И я не намерена тебя осуждать.

— Спасибо, Мэгги. Нелегко тебе пришлось за последние несколько часов. Кстати, который час?

Мэгги взглянула на часы и вспомнила, что они показывают гавайское время. Она быстро подсчитала:

— Без двух минут двенадцать.

— Боже!

— Попроси, чтобы он помог тебе, — мягко сказала Мэгги.

Раздался звонок. У Рэнда дернулось веко; это случалось, когда он очень сильно волновался.

— Я открою, — спокойно сказала Мэгги. — Успокойся, дыши глубже, дорогой.

Идя по тропинке сада, Мэгги мысленно умоляла себя сохранять спокойствие, когда она откроет ворота. Будь вежлива. Не позорь Сойер и Рэнда. Или Билли с Тэдом, никого из членов семьи. Мэгги глубоко вздохнула и толкнула ворота.

Перед ней стояла молодая улыбающаяся женщина. Улыбка Рэнда. Глаза Рэнда. Рот Рэнда. Волосы Рэнда.

— Заходите, я — Мэгги Нельсон, жена Рэнда. Вы, конечно же, Чесни. Входите же, на улице холодно, — голос Мэгги звучал совершенно спокойно. Теперь она знала наверняка. Так же, как и Сойер.

— Дорогой, это Чесни, — с трудом произнесла Мэгги. По выражению лица Рэнда она поняла, что муж потрясен.

— Мистер Нельсон, я благодарна вам за то, что вы проделали столь долгий путь, чтобы встретиться со мной. Позвольте, я сяду. Я полагаю, что у вас могли возникнуть всякого рода вопросы, и я с удовольствием на них отвечу.

Манера поведения Рэнда. Тот же прямой взгляд, что и у него.

Рэнд указал девушке на стул.

— Почему бы вам просто не рассказать вашу историю?

Рэнд словно смотрел на свое отражение, только более молодое. Те же скулы. Если бы он переодел ее в свой старый летный комбинезон, получилась бы точная копия.

Чесни говорила спокойно и просто. Закончив рассказ, она поднялась.

— Я надеюсь, мистер Нельсон, что в будущем вы, возможно, захотите меня увидеть, и поэтому я взяла на себя смелость записать для вас свой адрес и номер телефона. Пожалуйста, не говорите сейчас ничего, о чем вы могли бы впоследствии пожалеть. Я возвращаюсь в Англию сегодня вечером. Даю вам слово, что не стану вмешиваться в вашу жизнь. Я даже не знаю, где вы живете. Как я уже сказала, я просто хотела увидеть вас. И полагаю, что заслужила это право так же, как и вы заслужили право узнать о своем ребенке. Мне было приятно встретиться с вами обоими. Особенно я благодарна вам за то, что вы не спросили меня, что же мне от вас нужно. Но если бы вы спросили, мой ответ был бы — ничего. Мне всего лишь хотелось, чтобы вы знали о моем существовании. До свидания. Я сама найду выход.

— Я… я провожу вас, — опомнилась Мэгги. Было совершенно ясно, что Рэнд не в состоянии как-либо отреагировать, он буквально пожирал девушку глазами.

— Мне было очень приятно встретиться с вами, миссис Нельсон, — сказала Чесни, направляясь к воротам.

— И мне тоже, Чесни.

— Мистер Нельсон — хороший человек. Ваша дочь очень любит вас обоих.

— Да, я знаю, мы тоже любим ее.

— Может быть, однажды эта любовь распространится и на меня.

— Может быть, — единственное, что смогла выдавить из себя Мэгги.

Закрыв за Чесни ворота, Мэгги какое-то время постояла, прислушиваясь к удалявшемуся стуку высоких каблуков девушки. Она и в самом деле ушла. Плечи Мэгги опустились, но всего лишь на мгновение. У нее есть муж, о котором ей необходимо позаботиться.

— Послушай, не нужно мне ничего доказывать, — раздраженно бросил Рэнд. — Мэгги, неужели тебе не кажется странным, что за все эти годы я не почувствовал, что у меня есть ребенок? Дочь…

— Дорогой, только мать может почувствовать это. Этот врожденный дар присущ лишь женщинам. Не думаю, что мужчинам он тоже дан. Ты отрицаешь, что Чесни — твоя дочь?

— Ты чертовски права, я отрицаю. Она — мошенница, хотя это, может, слишком громко сказано.

— Тогда почему ты так расстроен?

— Я расстроен… потому что… она осмелилась явиться сюда и вмешаться в нашу жизнь… с фальшивыми претензиями.

Мэгги немного помолчала, затем ответила:

— Я не думаю, что причина кроется в этом. Мне кажется, ты поверил ей. Ты сам говорил, что подобные вещи случались там сплошь и рядом. А теперь ты считаешь, что это ужасно, и чувствуешь себя виноватым. А я рада, что мать Чесни не стала делать аборт. Я рада тому, что эта молодая женщина живет на свете. Каждый день я благодарю Бога, что он не позволил мне сделать аборт. Более того, — храбро продолжала Мэгги, — я ни на мгновение не усомнилась, что Чесни — та, за кого она себя выдает. И я не верю в то, что ей что-то от тебя нужно. Она даже не просила, чтобы ты признал отцовство!

— А я никогда не признаю!

Мэгги вздохнула.

— Рэнд, мы должны вместе принять решение, а не то эта проблема встанет между нами и разрушит нашу жизнь. Отрицание, дорогой, не заменит правды. Послушай, она рассказала, кто ее мать. Мы можем осторожно навести справки, даже встретиться с ней и поговорить, разумеется, уверив ту женщину, что не станем вмешиваться в ее жизнь. Мы также можем наведаться в приют. Можем проверить послужной список Чесни. Расспросить ее коллег, это всегда очень многое даст. Зайти в церковь, которую она посещает, встретиться с друзьями. Пожалуйста, Рэнд, не делай поспешных выводов, как бы не пришлось жалеть о них позже.

— Ты сейчас похожа на Мать Марию. Мать Мэгги.

— Да, Мать Мэгги. А что в этом плохого?

— Пойду пройдусь, — сказал Рэнд, нежно поцеловав жену. — Нужно проветрить голову. Дорогая, ты выглядишь уставшей. Прими теплую ванну и вздремни. Вечером поедем куда-нибудь поужинать вместе с Сойер.

— Звучит неплохо. Однако я бы предпочла, чтобы ты принял ванну вместе со мной. Хотя нет, она слишком тесная, ты не находишь? Оʼкей, иди на прогулку и разбуди меня, когда вернешься, если я засну. О, Рэнд, раз уж мы все равно здесь, давай заедем к мистеру Хасегаве.

— Прекрасно. Я скоро вернусь.

В любое другое время Рэнд любовался бы чудесными видами небольшого городка Камакура, расположенного на океанском побережье. Это ему принадлежала идея о переезде, и Сойер с радостью согласилась поселиться здесь на время своей работы в Японии. Она, правда, ворчала, что в хорошую погоду дорога в офис занимает у нее двадцать пять минут, а в плохую — два часа.

День выдался холодный, солнце не показывалось из-за туч. Легкая куртка и свитер не согревали Рэнда. Следовало бы надеть пальто. Мэгги обычно напоминала ему об этом, но сегодня она была расстроена так же сильно, как и Рэнд.

Он должен был твердо и жестко предупредить Мэгги по поводу ее отношения к этой девушке. Женщины всегда ратуют друг за друга. Даже Сойер. Двое против одного. Но Рэнд знал, что если он первым не заговорит о Чесни, то и жена с дочкой не станут касаться этой темы.

Теперь течение их чудесной, безмятежной жизни нарушено. Даже если он не станет ничего предпринимать, все равно грядут перемены. Начнутся укоры, ведь родственники Мэгги стоят за крепкую семью. Амелия вспомнит старое и скажет, что если бы она не усыновила его, то Бог знает, что бы теперь с ним, Рэндом, было.

А если он признает Чесни своей дочерью, что тогда? Его жизнь наполнится сплошными проблемами. Клан Колменов увеличится еще на одного человека. У него самого нет никакого отцовского опыта; он даже не представляет себя в этой роли. Он пропустил годы взросления дочери, время, когда отец связан со своим ребенком крепкими узами. Рэнд не мог запросто положить руку на плечо взрослой молодой женщине, которую прежде никогда не видел, и сказать: «Добро пожаловать домой, дочка». Она… Чесни уже не ребенок. У нее свои взгляды, вкусы, привычки. Черт побери, вот она и вмешалась в его жизнь! Его и Мэгги.

С кем он мог бы поговорить об этом? С Кэри? Добрый, благородный Кэри посоветует ему хватать девчонку и везти ее в семью. Амелия, конечно, поддержит его. Нет, это должно произойти постепенно, само собой.

Ветхая скамеечка на такой же допотопной дамбе вызывала опасения, но Рэнд храбро уселся на нее.

К скамейке, на которой сидел Рэнд, приблизился старый японец с двумя большими корзинами рыбы. Глубоко посаженные глаза старика смотрели печально, его лицо изрезали морщины. Беззубый рот обрамляли редкие грязные усы и борода желтоватого оттенка. Соломенная шляпа, неизменный атрибут деревенского жителя Японии, покрывала лысую голову. Старику, наверное, лет сто, подумал Рэнд. Интересно, как он сам будет выглядеть в сто лет? Хотя что толку беспокоиться об этом. Сигареты, алкоголь и напряженный ритм жизни уже берут свое.

— Я покупаю все.

Старики не должны зарабатывать себе на жизнь, таская тяжелые корзины. Японец, казалось, не понял. Рэнд взмахнул руками, описывая круг. Старик вежливо кивнул. Разложив газету, он вывернул на нее свою рыбу. Рэнд даже не потрудился сосчитать, сколько денег он дал старому японцу. Гораздо больше, чем стоила рыба, но Рэнду было все равно. Теперь старик может идти домой и сидеть у камина. Самое место для него.

Часом позже Рэнд все еще сидел на скамейке, погруженный в мучительные раздумья. У него едва не отвалилась челюсть, когда он увидел того же старика, направляющегося к нему. Корзины японца были вновь доверху наполнены рыбой. Каким одиноким выглядел этот старик! Рэнду казалось, что он понимает всю глубину его одиночества, хотя сам никогда не испытывал ничего подобного.

Чувство вины захлестнуло Рэнда. Он должен быть честным хотя бы наедине с собой. Во Вьетнаме он вел себя безответственно и беспечно. Молодой летчик, красавчик к тому же. Девушки так и вились вокруг него. Он выбирал самых симпатичных и получал массу удовольствия. Но была одна, с которой он встречался чаще, чем с другими. Та, которая сказала ему о возможной беременности. Он вывернул для нее свои карманы. Завалил ее шоколадом, сигаретами, нейлоновыми чулками, перед тем как уехать. Черт, в то время ему казалось, что он сделал для нее все, что мог. Хорошая сделка. Никаких обещаний, никаких обязательств. Игра без правил.

Но брошенный камень к тебе же и вернется, правда, Нельсон? И вот теперь эта девушка, его дочь, вошла в его жизнь, вернув то давнее время: никаких обещаний, никаких обязательств, никаких правил. Заявила о себе и ушла. Как она могла она так поступить?

— Так же, как поступил ты сам, сукин сын! — крикнул Рэнд ветру.

Куда исчезают все такси в начале вечера? Кэри злился, переминаясь с ноги на ногу на холоде в бесполезном ожидании. Ему бы следовало заказать такси. Кэри уже собрался махнуть рукой и отправиться пешком, когда к тротуару лихо подкатил желтый кэб.

Квартира на семьдесят девятой улице казалась такой же ухоженой, как и ее привлекательная обитательница. В прихожей стояла ваза, полная живых тюльпанов.

— Этот день рождения — мой подарок себе. Я люблю цветы, а вы? — смеясь спросила Джулия.

— Думаю, люблю, если они растут в естественных условиях. Я много раз дарил цветы, но никогда не думал об этом. Цветы оживляют комнату. Но мне не нравится рвать их. И я бы никогда не смог убить животное, — добавил он. — Когда птица летит через дорогу слишком низко, я всегда торможу.

Джулия серьезно смотрела на Кэри, в ее глазах не осталось ни капли веселости. Когда она заговорила, Кэри пришлось напрячь слух.

— Спасибо за то, что поделились со мной этим чувством. Выпьете что-нибудь? — Кэри отрицательно помотал головой. — Что ж, тогда почему бы нам не прогуляться до ресторана. Это недалеко, и я получу свою порцию свежего воздуха на сегодняшний день. Я только оденусь потеплее.

Кэри подал Джулии пальто От нее исходил чудесный запах, теплый и немного пряный, так пахнет в кухне снежным морозным днем. Он поддерживал воротник, пока Джулия завязывала длинный разноцветный шарф. Закончив с этим, она повернулась к Кэри и улыбнулась. Они стояли совсем близко друг к другу. «С днем рождения», — шепнул Кэри. Он наклонился к ней, чтобы нежным поцелуем в щеку скрепить поздравление, как учила Амелия, но Джулия слегка повернула голову и их губы соприкоснулись. Затем она отступила на один шаг Кэри заметил смущение и печаль в ее теплых глазах.

— Это ничего не значит, Джулия. Это не должно… Люди всегда…

— Все в порядке. Я просто немного нервничаю сегодня. Это из-за дня рождения, — совершенно необязательно говорить ему, что все ее тело словно пронзил электрический разряд.

— Я тоже волнуюсь в день рождения, — ответил Кэри. Напряжение спало. Однако теперь перед ним встала другая проблема: вручить ли ей подарок теперь, в ресторане или по возвращении домой? В ресторане слишком многолюдно, а Кэри не хотел смущать Джулию. И сто шансов против одного, что Джулия распрощается с ним в подъезде дома, не пригласив подняться в квартиру. Значит, теперь. Кэри достал из кармана яркую коробочку.

— Это вам от Амелии и от меня. Я сохранил чек, так что, если вам не понравится…

— Иногда вы слишком много говорите, — перебила его Джулия. — Вам не следовало этого делать. Я всегда произношу эту фразу, когда мне дарят подарки. Полагаю, это от того, что я не знаю, как себя вести в таких случаях. Делать подарки гораздо проще и безопаснее.

Кэри охватило теплое чувство. Он и сам думал точно так же. Вот Амелии всегда больше нравилось получать подарки. Она охала и ахала, не скрывая восхищения и восторга.

— Спасибо, что вы разделяете со мной это чувство, — сказал он.

«Я бы разделила с тобой свою жизнь, если бы это было возможно», — подумала Джулия.

— Какой чудесный браслет, Кэри! Не следовало дарить мне такую… особенную вещь. Подошла бы и коробка конфет.

— Приказ Амелии, — шутливо ответил Кэри и в ту же секунду увидел, как улыбка исчезла с лица Джулии. Но через мгновение она уже вновь улыбалась. — Позвольте, я помогу застегнуть. У этого браслета такой замочек, что вы никогда его не потеряете.

Амелия немедленно подсчитала бы стоимость подарка по каталогу магазина, где он был куплен, прежде чем охать и ахать от восхищения. Как же он жесток к своей жене! Амелия имеет полное право ожидать от него дорогих, изумительных подарков. Кэри давно понял, что ее не прельщают сладости и безделушки. А вот безделушки с дорогими ярлыками — совсем другое дело.

Джулия сделала вид, что не заметила легкого подрагивания рук Кэри, застегивавших браслет. Возможно, это дрожала ее собственная рука. Джулия нервничала. И уж, наверное, Кэри услышал вырвавшийся у нее вздох, когда он наконец защелкнул замочек браслета. Кэри мгновенно отдернул руки и засунул их в карманы.

Он стоял совсем близко. В этот вечер он воспользовался другим одеколоном. Джулии захотелось поглубже вдохнуть новый аромат. Она словно слегка запьянела. Подобного чувства она не испытывала уже несколько лет.

На улице, очутившись в холодном вечернем воздухе, Джулия машинально взяла Кэри под руку. Он притянул ее поближе, и они пошли навстречу резкому ветру. Приятное ощущение, решил Кэри.

— Джулия, вы действительно хотите пойти пешком?

Она хихикнула и ответила, что у них в роду у всех крепкое здоровье.

— Насчет своего рода я не уверен, — усмехнулся в ответ Кэри. — Иногда я хотел бы побольше знать своих предках. Иногда мне все равно. Я такой, какой есть.

— У меня похожее чувство. Либо люди принимают меня такой, какая я есть, либо нет.

— Это правильное отношение к жизни. Не меняйте его, Джулия.

— Я постараюсь. К сожалению, не так уж много людей стучится в мою дверь, стремясь узнать меня получше, — Джулия рассмеялась, но смех получился грустным.

Джулия заказала скотч со льдом. Брови Кэри изумленно приподнялись. Скотч — традиционно мужской напиток. Джулия усмехнулась.

— Ненавижу скотч. Но я могу целый вечер потягивать его, не боясь опьянеть. И очень редко повторяю заказ.

Кэри тоже заказал себе скотч и принялся наблюдать за Джулией, устраивавшейся за столиком поудобней. Приглушенный свет горящих свечей мягко оттенял черты ее лица. В это мгновение Джулия показалась Кэри самой красивой женщиной на свете.

— Как вам нравится ресторан? Амелия обожает бывать здесь.

Амелия обожает. Джулия моргнула, затем улыбнулась:

— Здесь очень мило. Вы не знаете, как они получают отражение этой скалы? — Джулия указала на огромное окно из зеркального стекла в конце зала.

— Это же Нью-Йорк. Вы еще не поняли, что в этом городе возможно все? Я задал тот же вопрос, когда впервые попал сюда. Одно могу вам сказать, наверняка, скала — настоящая.

— Интересно, а подвыпившие посетители не пытаются покорить вершину? В молодости я бы не преминула взять ее штурмом, — хихикнула Джулия.

— Я сказал то же самое Амелии, — весело расхохотался Кэри. — Правда, это было давно.

— Звучит так, словно вы считаете время своим врагом, Кэри.

Он сделал большой глоток из стакана.

— Пожалуй, так оно и есть. Временами я чувствую это. В данный момент своей жизни я нахожусь не у дел. Все чем-то заняты, а я просто убиваю время. Мне не нравится это ощущение. Я привык к тому, что всегда занят по горло.

— Но вы только что завершили грандиозный проект. Не хотите ли немного отдохнуть?

— И позволить кому-нибудь обскакать себя? — в притворном ужасе воскликнул Кэри.

— Это окажется для вас таким большим ударом? — полюбопытствовала Джулия.

— Мне бы хотелось куда-нибудь поехать, но Амелия очень занята. Я никогда не отдыхал в одиночку, поэтому вряд ли мне это понравится. А вы?

— Обычно я провожу отпуск одна и отдыхаю гораздо лучше, чем вместе с кем-то. Иногда еду куда-нибудь с подругой, в общепринятые места: Арубу, Пуэрто Рико, Флориду. Когда практически всю свою жизнь провел в Вермонте, то даже Флорида кажется раем. В этом году мой отпуск начинается рано. Две недели на Гавайях. Четыре дня в Мауи, а затем — тур по островам. Билеты доставят уже завтра.

— Гавайи восхитительны. Вам понравится. Я завидую Мэгги и Рэнду и их жизни на островах. Вы будете останавливаться на острове Оаху?

— Да, в Вайкики. Кажется, в отеле «Вайкики Бич Тауэр». Мой туристический агент все еще выбирает для меня гостиницы.

— Вы обязательно должны побывать у Мэгги и Рэнда. Они живут на северном побережье. Если вы верно сдадите карты, то Рэнд, может быть, возьмет вас с собой поплавать в океане на доске.

— Серфинг пугает меня. Я вообще-то предпочитаю бассейн.

Кэри откинул голову и засмеялся.

— Я тоже. Однако мне нравится бродить по пляжу утром и на закате.

— Да, это прекрасное начало дня. Особенно если за ним следует обильный завтрак. Полный кофейник кофе, два больших стакана апельсинового сока, горячие булочки и два яйца.

— Я всегда именно это заказываю. В меню обычно такой завтрак идет под номером три. Амелия говорит, что я обжора.

— Я, наверное, тоже. Но я так много ем только в отпуске.

— И я, — рассмеялся Кэри. Количество совпадающих качеств принимало угрожающие размеры. Он не придал этому значения.

— Когда вы уезжаете из Нью-Йорка? — внезапно это показалось ему очень важным.

— Первого марта. Хотите, я пришлю вам открытку? Вот такую: «Я на Гавайях, завидуйте!»

— Жестоко и бесчеловечно.

— Ладно. Тогда: «Чудесно провожу время. Жаль, что вы не со мной», — в тот же момент Джулия пожалела о сорвавшихся словах.

Их взгляды встретились.

— Я бы не хотел, чтобы вы писали это лишь из вежливости, — спокойно сказал Кэри.

— Что ж, я… Я, наверное, не стану отправлять открытки. Они, как правило, доходят до адресата, когда я уже возвращаюсь домой. Но, в любом случае, вам с Амелией я пошлю открытку. И вообще я всегда… всегда говорю то, что думаю. Я имела в виду… Вы… — Джулия растерялась, а Кэри вовсе не собирался приходить ей на помощь. Черт. — Я пришлю вам ананасы!

— Я бы предпочел открытку.

Черт возьми, откуда в его голосе эти упрямые нотки?! Кэри не отрывал глаз от лица Джулии.

— Я все-таки настаиваю на открытке, — повторил он.

— Значит, вы ее получите. А вот и наш ужин! Я просто умираю от голода.

Через час Кэри откинулся на спинку стула.

— Думаю, пора приступать к десерту.

Джулия обернулась и увидела официанта, несущего торт с одной зажженной свечкой. Она вспыхнула, заметив улыбки окружающих.

— Сама не знаю, что со мной, — нервно пробормотала она.

— Я здесь ни при чем, Джулия. Это моя жена заказала торт. Пожалуйста, не смущайтесь.

— Я чувствую себя неловко, вот и все. Люди глазеют.

— Да, глазеют, но с восхищением и завистью. Праздники делают нас детьми. Они восхищаются вами и завидуют мне, потому что я нахожусь в обществе красивой молодой женщины. Ешьте свой торт, а потом мы попросим официанта завернуть оставшийся кусок, чтобы вы могли взять его домой. Разве вы не собираетесь положить его под подушку и загадать желание?

— Но ведь так поступают подружки невесты?

— Я не очень в этом разбираюсь, — сказал Кэри, — но попробуйте. Скажете мне о своем желании? — поддразнил он.

— Ну да, тогда оно не исполнится. Ни за что!

— А если исполнится, то скажете?

— Если исполнится, то я прилечу в Остин ближайшим самолетом и расскажу вам лично.

— Договорились, — Кэри протянул через стол руку, чтобы скрепить сделку. Джулия подала свою, намереваясь пожать, но вместо этого почувствовала, что ее ладонь безвольно лежит в руке Кэри. Он накрыл ее руку сверху своей ладонью, и так они сидели до тех пор, пока им не принесли кофе.

Амелия стояла на балконе, кутаясь в теплый шерстяной халат, и ждала звонка Кэри. Огни Миранды, казалось, смешались со сверкающими звездами ночного неба Амелия поплотнее запахнула полы халата, сделав это скорее по привычке, потому что теплый воздух из комнаты, из раскрытой балконной двери, прогонял ночную прохладу. Этот чудесный вечер Амелии очень хотелось разделить с Кэри.

В двадцать пять минут десятого по техасскому времени раздался звонок. Амелии показалось, что телефон дрожит под ее рукой. Она сняла трубку на пятом звонке:

— Дорогой.

— Я уж подумал, что ты спишь. Даже собрался повесить трубку.

— И лишить меня удовольствия выслушать твой рассказ о сегодняшнем вечере? Я ждала этого с… — она едва не сказала «с рассвета», но нашла лучший вариант — с одиннадцати утра.

— Я заглянул в бар и пропустил стаканчик. Там показывали скачки, так что я немного посмотрел. Ты хорошо провела день?

Его голос звучит слишком ровно, решила Амелия. Но не подала виду, что заметила это.

— У меня был обычный, напряженный, скучный день. Я рада, что он закончился. А теперь расскажи мне про ваш с Джулией вечер. Ей понравился браслет?

— Она сказала, что понравился.

— Кэри, что конкретно она сказала? Я хочу знать.

— Она призналась, что не привыкла получать подарки и лучше себя чувствует, когда сама дарит их. Что-то вроде этого.

Амелия широко раскрыла глаза:

— Как мило с ее стороны признаться в таком. У вас с Джулией есть что-то общее в этом отношении.

— Ужин прошел неплохо, и ей понравилась скала. И праздничный торт тоже. Она взяла с собой кусочек.

Амелии еще не приходилось слышать такого безжизненного голоса.

— Наверное, чтобы положить под подушку и загадать желание, — радостно заметила она. — Надеюсь, оно сбудется.

— Я тоже. Джулия — замечательный человек. Она обожает тебя, Амелия.

«Дорогой, не стоит говорить со мной так вызывающе», — хотелось сказать Амелии, но вместо этого она ответила:

— И я ее люблю. Я уверена, что вы провели чудесный вечер Что ты заказал на ужин?

— Я взял бифштекс под виноградным соусом, а Джулия предпочла телячью печень с луком.

— Есть лук с ее стороны было очень смело, — хихикнула Амелия.

— Согласен, — теперь, когда Кэри подумал об этом, он решил, что Джулия наверняка хотела дать ему понять, что для нее это был просто ужин, не более того. — Я устал, Амелия. Слишком много выпил за ужином, да и в баре тоже. Если ты не против, то я отправлюсь спать Спокойной ночи. Я прилетаю завтра, около двух. Ты будешь дома к этому времени?

— Постараюсь, дорогой. Приятных тебе снов.

Амелия проснулась, задыхаясь, тело было мокрым от пота. Сердце, готовое выпрыгнуть из груди, бешенно колотилось. Приказав себе успокоиться, она сделала несколько глубоких вдохов.

О сне не могло быть и речи, и Амелия решила встать. Никто не занимается важными делами в три часа утра, сказала она себе и включила телевизор. Наверняка на каком-нибудь канале показывают сериал, который вгонит ее в сон.

Амелия прошла на кухню. Звук, нужен какой-нибудь звук. Она включила радио и небольшой телевизор, стоявший на кухонной стойке. Не обращая внимания на шум, Амелия принялась заваривать чай.

Вернувшись в комнату, Амелия, подобрав ноги, устроилась на диване и принялась с наслаждением прихлебывать черносмородинный чай. Мысли ее смешались так же, как звуки, доносившиеся из кухни. Теперь несколько дней ее не оставят мысли о матери, об отце, о своем детстве. На прошедшей неделе мать снилась ей три раза. Всякий раз, когда Амелия просыпалась, как сегодня, у нее оставалось чувство, что Джессика пыталась ей что-то сказать. А затем появлялся разъяренный отец. Он изрыгал проклятья и говорил то, что Амелия слышала от него сотни раз в течение многих лет: «Тебя следовало бы утопить, когда ты родилась!» В своих снах Амелия хотела подойти к матери, но каждый раз, когда она делала шаг, Сэт отбрасывал ее назад тяжелой пощечиной.

Боже, как же сильно Амелия ненавидела старого ублюдка! Даже сейчас, на закате жизни, ненависть жила и клокотала в ней. Старый Сэт вот уже семнадцать лет как мертв, но ненависть к нему Амелия донесет до самой могилы.

Почему она не смягчилась и не простила отца? «Потому что, — ответила себе Амелия сквозь стиснутые зубы, — он превратил в ад мою жизнь и жизнь моей матери и не заслуживает прошения». Мысли Амелии перенеслись на несколько лет назад. Она припомнила все обиды, оскорбления, боль и ненависть и сконцентрировалась на том, как она купила дом, в котором прошло детство ее матери. Уже после смерти Джессики Амелия восстановила и обновила его только для того, чтобы сжечь дотла, изгоняя духов. «Боже, почему я думаю об этом в середине ночи?» Амелия устало вздохнула и понесла чашку на кухню.

Вернувшись в комнату, Амелия подошла к камину, на котором расположились семейные фотокарточки. Вот мама в саду с букетом маргариток. Ее брат Мосс вместе с Билли. Мэгги, Сьюзан и Райли, дети Мосса и Билли. Два племянника, Коул и Райли. Билли и Рэнд, а за их спинами — сверкающий голубой океан. Последним стояло свадебное фото самой Амелии и Кэри. Фотографии отца не было. Она не хотела вспоминать о старом Сэте.

Амелия легонько шлепнула себя по лбу. Воспоминания… память. Конечно же! В квартире, возможно, не найдется ни одного портрета Сэта, но в спальне, той, что в конце коридора, на полке хранятся все его деловые бумаги и записи. Амелия не могла теперь вспомнить, как они попали в ее распоряжение. Она думала, что они с Кэри покончили с этим хламом.

Амелия понеслась по коридору к дальней спальне с пылающим от ярости лицом.

Она рассерженно пинала и тащила к себе тяжелые ящики до тех пор, пока они не свалились с полки. Папки, блокноты, большие и маленькие, рассыпались по жемчужно-серому ковру.

Опустившись на колени, Амелия принялась раздраженно запихивать бумаги обратно в ящики. Последним оказался пакет с письмами, перетянутый резинкой. Когда Амелия подобрала его, резинка лопнула и письма разлетелись по ковру. Увидев обратный адрес на конвертах, Амелия моргнула. Правительство Соединенных Штатов Америки, Вашингтон. Нетерпеливо вскрыв конверт, Амелия вытащила два листа бумаги и поморщилась. Заказ на поставку говядины. Тонны говядины. К заказу прикреплен фирменный бланк оплаты Колменов. В правом нижнем углу рукой ее отца сделана надпись «Не оплачено.» Надпись обведена красным. Из любопытства Амелия вскрыла оставшиеся конверты. В них находились такие же заказы правительства на говядину, самолеты, электронное оборудование, лошадей. И к каждому прикреплен счет корпорации Колменов со словами «не оплачено», обведенными красным кружком.

Амелия села на пол. Что все это значит? Правительство не оплатило эти счета? Большинство бизнесменов готовы убить друг друга за правительственный заказ, потому что это то же самое, что гарантированные деньги в банке. Деньги в банке… Ее отец становился сущей барракудой, если это касалось бизнеса. Он никогда бы не допустил подобной ситуации, если бы, если бы это не было ему выгодно.

Руки Амелии дрожали, когда она вывалила на пол содержимое ящика, в который недавно запихнула высыпавшиеся бумаги. На нее смотрели пачки писем с обратным адресом правительства Соединенных Штатов. Но пачки различались между собой. Это были все те же заказы на поставки с прикрепленными к ним счетами, иногда с четырьмя — шестью копиями счетов. Единственное отличие некоторых из них заключалось в обведенной черным надписи «Полностью оплачено». Пол усеяли пачки писем, наверное, около ста. Амелия тщательно просмотрела каждую. Когда она вложила последнее письмо обратно в конверт, на ее лице сияла улыбка. «Ах ты старый сукин сын!»

Ночь уступила место тусклому рассвету, когда Амелия отправилась на кухню приготовить кофе. Моя руки в кухонной раковине, она продолжала ликующе улыбаться. Даже запела вместе с радио какую-то песенку. Подождав, пока не закончилась песня, выключила радио. Затем телевизор. Кухня погрузилась в тишину. Амелия продолжала улыбаться.

Сжимая в руке кружку с кофе, она вернулась в дальнюю спальню. Устроилась в кресле, поставив рядом кофе и положив на колени первую пачку писем. Просматривая письма, на обратной стороне последнего конверта Амелия наткнулась на надпись, сделанную отцом. Записка предназначалась Агнес, матери Билли, которая выполняла секретарскую работу после того, как переехала с дочерью в Санбридж. Запись была простой и многое объясняющей:

«Агги, отправляй по одному счету, не больше. Посылай их, предварительно зарегистрировав, и бери квитанцию об отправке. В случае чего это прикроет наши задницы. Это должно остаться между нами, так что держи рот на замке».

И заглавная «С» вместо подписи.

Амелия словно наяву услышала, как старый Сэт поучал Агнес Эймс: «Первое правило в бизнесе, Агги, это прикрыть задницу. Все знают, что в Вашингтоне полно ослов, так почему бы нам этим не воспользоваться? Я уже давно имею дело с правительством, Агги, и знаю, что оно никогда не оплачивает долгов по первому требованию. Если мы не пошлем повторный запрос, то наши счета затеряются в лавине бумаг. А чем дольше они остаются неоплаченными, тем большую ценность приобретают. Человек не может предугадать, когда для него наступят тяжелые времена. Это — наш главный козырь, Агги. Я сейчас наверху и собираюсь там оставаться. Те самые ослы, о которых я говорил раньше, пусть себе думают, что могут ездить на старом недалеком техассце, который сена от соломы не отличит. Но я надеру им задницы, а они будут думать, что никто, кроме них, не умеет проворачивать дела!»

Амелия слышала эти слова от отца много раз. Теперь — десятилетия спустя — его слова показались ей правдивыми и понятными. Она наконец поняла, что они означали.

Амелия откинула голову и разразилась смехом сквозь слезы. «Что ж, папочка, вот ты и прикрыл мою задницу. Как сказал бы Клинт Иствуд, ты сотворил мой день».

В семь тридцать Амелия уже звонила своей золовке в Вашингтон. Ее голос звучал спокойно и ровно в течение получасового разговора.

Билли хохотала.

— Я полностью за это! Сэт был твоим отцом, и я не вижу никаких проблем.

— А как насчет остальных? «Колмен Ойл» в тяжелой ситуации…

— И остальные согласятся! Но если ты хочешь, я позвоню им, а потом свяжусь с тобой. «Колмен Ойл» — не твоя забота. Действуй, Амелия! Подожди, позвони Валентине Митчелл и обсуди с ней все как можно скорее. И со стариком Дадли тоже. Думаю, тебе понадобятся акулы вроде него. Боже, умираю от желании рассказать все Тэду! Удачи, Амелия. Перезвоню позже, но я уверена, что новости будут самыми хорошими.

— Билли, мне всю неделю снилась мама. Сны были неясными, и отец все время вмешивался, но меня не покидало чувство, что она пытается мне что-то сказать… Наверное, об этом… Ты веришь в такие вещи? А помнишь, когда Сойер оперировали, Мэгги слышала пение ангелов?

— Конечно, верю, — спокойно ответила Билли. — Ты должна была найти эти бумаги. Ты ведь говорила, что Бог дал тебе отсрочку после операции для выполнения какого-то важного дела. Я бы сказала, что тебя направляла Его рука.

Амелия облегченно вздохнула.

— Я тоже так считаю. Спасибо, Билли, мне очень нужны были эти слова. Позвони мне, — счастливым голосом сказала Амелия и повесила трубку.

Прижимая к груди пачку писем, словно библию своей матери, Амелия подняла взгляд вверх: «Это совсем не означает, что наши счеты сведены, но на данный момент достаточно. Ты слышишь меня, отец?»

Валентина Митчелл, юрист семьи Колменов, выглядела так же великолепно и внушительно, как и много лет тому назад, когда она впервые перешагнула порог Санбриджа, чтобы спасти Коула и Райли от сфабрикованного против них обвинения в изнасиловании.

Валентина улыбнулась Амелии.

— Вы добьетесь своего, Амелия. Я возьму бумаги и покажу их Дадли и остальным Мы проработаем их и вернемся к вам завтра Позволю себе заметить, это прекрасный поворот событий!

— Как сказал бы мой отец, мы загнали этих ослов в угол и можем праздновать победу.

Валентина рассмеялась:

— Как насчет вечеринки по этому поводу?

— Почему бы нет? — усмехнулась Амелия.

Направляясь в ванную, Амелия взяла с каминной полки фотографию матери. «Есть такие вещи, мама, о которых ты никогда никому не рассказываешь, потому что люди сочтут тебя сумасшедшей. А Билли понимает. Я знаю теперь, что ты пыталась мне сказать в этих снах Я нашла эти бумаги. И, мама, я расскажу тебе, что я собираюсь с ними делать. Только одно мне непонятно, как ты узнала о них? Папа говорил, что в курсе были только он и Агги. Но, наверное, там, где ты сейчас, вы все обо всем знаете. Если случайно отец где-то поблизости, скажи ему за меня спасибо» Амелия послала воздушный поцелуй фотографии и встала под душ. Она совсем не чувствовала себя глупо. Жизнь полна чудесных, необъяснимых вещей.