Снег пушистыми хлопьями сыпался со старых яблонь и слив, тяжёлыми комьями срывался вниз с кустов смородины и малины, мягкой ватой оседал на обледенелой земле, неровными клочьями неторопливо кружился в вечернем воздухе. Казалось, от этих белых сгустков исходит какое-то звучание на неслышной уху частоте, торжественное, похожее на органную музыку, но ощутимое только лишь беззвучными вибрациями. И запах… Тот самый, снежный, настоящей смолистой ёлки, которую мы с Аришкой, как герои Простоквашино, замучились наряжать во дворе, и горьковатого дыма печной трубы…
Я оглянулась на украшенный уличной гирляндой дачный дом, в окнах обоих этажей которого горел яркий жёлтый свет, а из жестяного дымохода валил серый дым — Женька камин наконец растопил, углём пахнет… Уже год, как мы живём вместе, а я до сих пор не могу надышаться этим ароматом…
— Мам, я замёрзла, — дочь капризно скривила губы, пряча ладони в рукава пуховика, специально раздражая меня противным скрипучим голосом. — Может, хватит уже?..
Я вытащила из большой коробки с ёлочными игрушками деревянный домик, явно самодельный, выточенный на примитивном деревообрабатывающем станке и завершённый при помощи мелких заржавевших гвоздиков, раскрашенный когда-то нетвёрдой детской рукой. Из крыши этой самоделки тянулась шерстяная оранжевая нитка, приклеенная на коричневый прозрачный клей.
— Возьми лопату и расчисти дорожку до дома, — я аккуратно положила домик на место и подняла лежавшую сверху стеклянную полупрозрачную шишку. — Сразу согреешься…
Женя сказал, что эти игрушки и украшения ещё со времён его детства хранились на чердаке…
— Ну мам! — Арина сердито надула губы. — Я лучше домой пойду…
Я бережно опустила шишку обратно в коробку.
— Иди, — обречённо махнула рукой, поворачиваясь обратно к наполовину наряженной раскидистой ёлке, самой маленькой из трёх. — Чаю мне сделай только…
— Без проблем! — Арина заговорила гораздо бодрее, с видимым облегчением спеша покинуть вытоптанную площадку и скрыться за спасительной застеклённой дверью прихожей.
А я вот не замёрзла, несмотря на достаточно тонкую распахнутую куртку и отсутствие варежек. Совсем. Даже наоборот, жарковато как-то… Наверное, потому что шевелюсь много, не в пример дочери, которой изначально хотелось сбежать в тёплый дом.
Я придвинула стремянку поближе к дереву, пытаясь понадёжнее установить её в рыхлом снегу. Подцепила пальцем из коробки огромный синий шар и полезла наверх. Осталось-то всего ничего — макушку украсить, нацепить звезду и протянуть шнур для гирлянды…
Воздух звенел и потрескивал мягким сухим морозом. Огромная яркая луна, совсем непохожая на городскую, зависла над лесом, возвышающимся чёрной громадиной за дачным посёлком. Отсюда, с высоты стремянки, над забором просматривалась улица и ещё несколько домов, украшенных к новому году и сияющих всеми цветами радуги разноцветными огнями. Чёрт, на будущий год надо будет тоже накупить побольше украшений, а то наша дача на их фоне выглядит совсем скромно… Впрочем, мне нравится в любом случае.
Через пять минут сосредоточенного сопения и старательного спуска-подъёма по ступенькам стремянки я заметила краем глаза, как дверь в дом распахнулась и тут же закрылась снова. За спиной послышался приближающийся скрип шагов по снегу. Женька вышел…
— Эй, ты не замёрзла, снегурка? — чуть обиженный родной голос вызвал непроизвольную улыбку. — Слазь давай, пошли домой. Скоро метель будет. Холодно…
— Мне не холодно, — я привстала на носочки, поправляя большую диодную звезду, венчавшую ёлку.
— Полин, слезай, — Женя остановился в паре метров от меня. — Я сам завтра фонари повешу. Упадёшь сейчас с этой лестницы…
Как в воду глядел. Или это я при нём такая неуклюжая становлюсь…
Неловкий шаг в сторону, и лестницу неожиданно повело в снегу. Я, не успев перераспределить вес и поймать равновесие, с тихим "ох" осела в сугроб, а стремянка с лязганьем рухнула куда-то в бок… Хорошо, что падать пришлось невысоко — всего четыре ступеньки. И приземлилась я в рыхлую снежную дюну…
— Тьфу, Полин! — Женька кинулся ко мне. — Ну так и знал… Вставай! — он потянул меня за руку. — Что за манера постоянно в снегу валяться…
Улыбнулась этому якобы сердитому ворчанию. Дернула крепкую мужскую ладонь обратно на себя, и Женька, явно не ожидавший от меня такой подставы, попытался удержаться на ногах…
Вот же зануда!
Я быстро схватилась за воротник его расстёгнутой куртки и всеми силами потянула вниз, таки вынуждая сопротивляющегося серьёзного Евгения Александровича позорно рухнуть в снег прямо на меня.
— Полинка! Ну ёперный театр… — Женя всё-таки рассмеялся, пытаясь приподняться. Но руки без перчаток постоянно проваливались, и он вынужден был затихнуть, опёшись на локти и глядя на меня сверху вниз. — Не стыдно? Взрослая солидная женщина… — он прищурился, привычно подкалывая меня моим же рассказом о нашем знакомстве, случившемся год назад. Всего год, а кажется — целую вечность…
— Не-а, — я мотнула головой и, с улыбкой прикрыв глаза, потянулась за поцелуем, чувствуя, как остывает спина под тонкой курткой, как снежинки проникают под воротник и тают на шее…
Женька торопливо чмокнул меня в губы.
— Вставай, правда, Полин. Заболеешь ещё… Снег же холодный…
Не открывая глаз, закинула руки на родные плечи, требуя от этого вечно норовящего сбежать от меня мужика нормальный полноценный поцелуй.
— Неправда, Жень…
— Что неправда? — Женя на секунду оторвался от моих губ.
— Что снег холодный… — я недовольно поморщилась, снова притягивая его к себе. — Вполне нормальный тёплый снег, если не спать в нём, конечно… Я просто помню, как бывает холодно, Жень. И это точно не про снег…
— Помнит она… — снова слишком торопливый поцелуй и попытка подняться. — Сейчас за шиворот тебе этого снега натолкаю — быстро вспомнишь, что такое нормальный холод, а не все эти твои воспоминания…
- Зануда! — я со смехом потянула его за собой, и мы кубарем скатились с сугроба на дорожку. — Ну давай хоть фонари сегодня повесим, Жень… Тут осталось-то дел минут на двадцать…
— А потом сразу домой? — Женька уточнил на всякий случай, поднимаясь на ноги и отряхивая штаны.
— Обязательно! — я невинно хлопнула глазами, мысленно соображая, хватит ли мне этого времени, чтобы уговорить его покататься по посёлку на лыжах, которые я случайно обнаружила в сарае. Полупластиковые, хорошо скользящие по колее, как раньше говорили…
Наверное, и на лыжах я последний раз стояла как раз в школе как раз в те времена, когда это говорили. Но сейчас хочется почему-то…
— Жень, — я тоже отряхнула снег с одежды и вытрясла шапку, начиная разговор издалека. — А ты на лыжах кататься умеешь?
— Сегодня не умею, — он уже рылся в коробке с проводами, сидя на корточках.
Я вздохнула.
— А если я хорошо попрошу… Ну что нам дома делать?! Ну Жееень…
— А кто-то год назад мне заливал, что любит дома сидеть, из квартиры вообще не выходит, только в магазин и на работу… — он поднял на меня смеющиеся глаза. — Ладно, но далеко не поедем, только по нашей улице, договорились? Раз уж даже снег у тебя сегодня тёплый, видите ли…
— Он всегда тёплый, когда ты рядом, — я закусила губу, пряча хохот. — Это я тебе как взрослая солидная женщина говорю…
Женька, хитро ухмыляясь, поднялся на ноги, забросив нужный провод обратно к остальным.
— С этого и надо было начинать, солидная женщина. Пошли, пока метель обещанная не началась, фонари потом повешу…
Я протянула руку, и он крепко сжал горячей ладонью мои пальцы.
Оглянулась на оставленные коробки с игрушками, на полностью наряженную ёлку, на так и валяющуюся в сугробе стремянку…
Всё это уже заметал снег. Белый, вечный, равнодушный…
Я покрепче вцепилась в Женьку, пробираясь за ним к сараю. Провела ладонью по снежному заносу на низком подоконнике, скомкала в кулаке тающий снежок, пока Женя доставал из-под крыши ключ и отпирал дверь…
Нет, всё-таки это только кажется, что снег холодный. Тёплый, если сам тает от тепла…