На следующее утро, проснувшись, Гонория чувствовала себя далеко не лучшим образом. Шея одеревенела, спина болела, а нога совершенно затекла. К тому же Гонория вспотела, а это было не только неудобно, но и жутко непривлекательно. И возможно, весьма ароматно. Причем аромат…
Боже, она прекрасно знает этот аромат – как и любой человек, который подойдет к ней ближе, чем на пять футов.
Она закрыла окно, когда Маркус задремал, и вот результат.
Рекомендации врача шли против всякого здравого смысла, но она не осмелилась нарушить их и оставить окно открытым.
Гонория пошевелила ступней, слегка вздрогнув, когда боль пронзила ногу крошечными иголочками. Господи, до чего же противно, когда ноги затекают.
Зевая и вздыхая, Гонория встала, стараясь не обращать внимания на зловещий хруст в суставах. Видимо, люди не зря стараются не спать в креслах. Следующей ночью, если она все еще будет здесь, она уляжется на полу. А сейчас нужно наконец выбраться из этого проклятого ложа.
Нетвердой, прихрамывающей походкой она подошла к окну. Ей не терпелось раздвинуть шторы и впустить в комнату хотя бы немного солнечного света. Маркус спал, и Гонории не хотелось будить его, но ей просто необходимо было его увидеть. Увидеть цвет его кожи, его ввалившиеся глаза. Она не знала, что будет делать потом. С тех пор как она вошла в его комнату прошлой ночью, она пребывала в полной прострации.
Гонория отодвинула одну из штор и зажмурилась. В комнату ворвался поток утреннего света. С восхода солнца прошло совсем немного времени; небо еще было полно розового и персикового оттенков, над лугом клубился утренний туман.
Снаружи царили тишь и прохлада. Гонория чуть-чуть приоткрыла окно и вдохнула свежий, чуть влажный воздух.
Отвернувшись от окна, она решила потрогать лоб Маркуса и определить, есть у него ли жар. Но не успела она сделать и двух шагов, как он повернулся во сне и…
Боже, разве прошлой ночью его лицо было таким красным?
Гонория поспешила к нему, не обращая внимания на свою еще не вполне отошедшую ногу. Он выглядел ужасно – красный и отекший; кожа его на ощупь оказалась сухой и сморщенной.
И горячей. Страшно горячей.
Гонория быстро направилась к кувшину с водой. Она не увидела рядом ни полотенца, ни платка, поэтому просто погрузила руки в кувшин, а потом прижала их к его щекам. Но этого, очевидно, было недостаточно. Она направилась к комоду и осмотрела содержимое его ящиков, пока не нашла то, что с первого взгляда приняла за платки. Только опустив один из них в воду, она поняла – это нечто совсем другое.
О Господи. Сейчас она положит Маркусу на лоб его нижнее белье.
Гонория почувствовала, как краснеет, отжала лишнюю воду и снова поспешила к нему. Бормоча извинения – хотя вряд ли он в таком состоянии услышит их и поймет, за что она извиняется, – прикоснулась к его лбу мокрой тряпкой.
Он тут же начал беспокойно поворачиваться с боку на бок, издавая странные, неприятные звуки, ворча какие-то обрывки слов, предложения без начала и конца. Она расслышала «Стой» и «Нет» и еще, кажется, «помогать», «морской черт» и «сходни».
А еще он совершенно четко сказал «Дэниел».
Сморгнув слезы, она встала и перенесла кувшин с водой поближе. Маркус успел скинуть с лица холодную ткань, а когда Гонория попыталась вернуть ее на место, начал сопротивляться.
– Маркус, – строго произнесла она, уверенная, что он не услышит ее, – позволь мне помочь тебе.
Но он все равно боролся с ней, кидаясь то в одну сторону, то в другую, и Гонории пришлось чуть ли не сесть на него, чтобы удержать на месте.
– Прекрати, – резко сказала она, когда Маркус попытался ее сбросить. – Ты. Не. Победишь. И имей в виду… – она прижала рукой его плечо, – если выиграю я, выиграешь и ты.
Маркус вдруг дернулся, и их головы столкнулись. Гонория охнула от боли, но не отпустила его.
– Э, нет, не выйдет. – Она наклонилась к его лицу. – А раз не выйдет, ты не умрешь.
Удерживая его на месте всем своим весом, она протянула руку к кувшину с водой, намереваясь снова намочить белье.
– Ты возненавидишь меня завтра, когда узнаешь, что я клала тебе на лицо, – произнесла Гонория, резко шлепнув ему на лоб импровизированный компресс. Она не хотела применять жесткие методы, но Маркус не оставлял ей иных вариантов.
– Успокойся, – медленно произнесла она, переместив ткань ему на шею. – Обещаю, если ты успокоишься, то сразу почувствуешь себя лучше. – Гонория снова смочила ткань. – Не говоря уже о том, насколько лучше почувствую себя я.
В следующий раз ей удалось положить влажный компресс ему на грудь, обнаженность которой Гонорию уже не заботила. Но Маркусу ее действия не понравились; он сильно оттолкнул ее, и Гонория с громким стуком упала на ковер у противоположного конца кровати.
– Ну нет, – пробормотала она, готовясь снова перейти в наступление. Но прежде чем она успела обойти кровать и добраться до кувшина, он ударил ее ногой в живот.
Она покачнулась, размахивая руками в тщетной попытке удержать равновесие и не упасть, и ухватилась за первое, что попалось под руку.
Маркус закричал.
Сердце Гонории забилось с утроенной скоростью, и она отпустила его ногу, упав на пол и больно ударившись правым локтем.
– Ай! – Они закричали одновременно. Но звук, который издал Маркус… был похож на совершенно нечеловеческий крик.
Он все еще стонал, когда Гонория подошла к кровати, и тяжело дышал – так быстро и неглубоко дышат люди, пытаясь отогнать боль.
– Что случилось? – прошептала она. Жар здесь ни при чем. Дело в другом.
Его нога. Гонория схватилась за его ногу и только тут поняла – ее рука вся в чем-то липком.
Еще придерживая свой локоть, она повернула свободную руку ладонью вверх.
Кровь.
– О Господи.
С тяжелым чувством Гонория шагнула к Маркусу.
Ей не хотелось пугать его; он уже два раза сбил ее с ног. Но кровь… Это была не ее кровь.
Он снова спрятал ногу, поэтому Гонории пришлось аккуратно поднимать одеяло, пока нога не обнажилась до колена.
– О Господи!
Длинная воспалившаяся рана прорезала его икру, исходя кровью и чем-то еще – она не хотела думать чем. Нога страшно опухла, и цвет кожи изменился: возле раны она стала красной и пугающе блестящей. Все это выглядело ужасно, как будто что-то гнило, и Гонория с ужасом подумала – не гниет ли он в самом деле?
С трудом сдерживая тошноту, она уронила одеяло на кровать.
– О Господи, – повторила она, не в силах произнести еще хоть что-то, не в силах собраться с мыслями.
Вот в чем причина жара. Он никак не связан с простудой и кашлем.
Гонория погрузилась в размышления. У него воспалившаяся рана. Вероятно, она образовалась, когда разрезали сапог. Но Маркус не говорил, что поранился. Почему он не упомянул об этом? Он должен был кому-то сказать! Он должен был сказать ей!
Кто-то осторожно постучал, и миссис Уэдерби просунула голову в дверь:
– Все в порядке? Я слышала страшный удар.
– Нет, – ответила Гонория тонким, дрожащим голосом. Она пыталась удержать нарастающий ужас. Необходимо держать себя в руках, иначе никакой помощи от нее не будет. – Его нога. Вы знали о его ноге?
– О чем вы говорите? – спросила миссис Уэдерби, быстро подходя к ней.
– Его нога. Она страшно воспалилась. Я уверена, причина жара именно в этом.
– Доктор сказал, все дело в кашле. Он… о! – Миссис Уэдерби вздрогнула, когда Гонория приподняла одеяло, чтобы показать ногу Маркуса. – О Боже! – Она отступила на шаг, прикрыв рот рукой. Кажется, ей стало плохо. – Я не знала. Никто не знал. Как мы могли не заметить?…
Гонорию мучил тот же вопрос, но сейчас было не время выяснять, кто виноват. Они должны вместе помочь Маркусу.
– Нужно срочно вызвать доктора, – сказала она миссис Уэдерби. – Думаю, рану надо почистить.
Домоправительница кивнула:
– Я пошлю за ним.
– Как долго он будет сюда добираться?
– Зависит от того, не занят ли он с другими пациентами. Если он дома, лакей доставит его меньше, чем через два часа.
– Два часа! – Гонория закусила губу, приглушив крик. Она никогда не видела ничего подобного, но не раз слышала. Такая зараза убивала людей. Быстро. – Мы не можем ждать два часа. Ему срочно нужна медицинская помощь.
Миссис Уэдерби испуганно повернулась к ней:
– Вы знаете, как очищать рану?
– Конечно, нет. А вы?
– Нет, – ответила побледневшая миссис Уэдерби, глядя на ногу Маркуса.
– Как бы вы позаботились о меньшей? – спросила Гонория. – Ране, я имею в виду.
Миссис Уэдерби сцепила руки, переводя полный паники взгляд с Гонории на Маркуса и обратно.
– Не знаю, наложила бы компресс, наверное… Чтобы удалить яд.
– Яд? – переспросила Гонория. Великий Боже, что за Средневековье. – Вызовите доктора, – приказала она, стараясь говорить уверенно. – Сейчас же. А потом возвращайтесь. С горячей водой. И полотенцами. И всем, что может быть полезно.
– Позвать вашу матушку?
– Мою матушку? – Гонория удивленно раскрыла рот. Не было ничего плохого в присутствии ее матери в комнате больного, но почему миссис Уэдерби вспомнила о ней именно сейчас? – Не знаю. Как считаете нужным. Но поторопитесь.
Миссис Уэдерби кивнула и выбежала из комнаты.
Гонория вновь повернулась к Маркусу. Его нога так и лежала на виду, рана выглядела не просто страшно, а совершенно зловеще.
– О, Маркус, – прошептала Гонория. – Как такое могло случиться?
Она взяла его за руку, и на этот раз он не стал вырываться. Он немного успокоился; его дыхание стало более равномерным, и кожа казалась менее красной.
Или она так отчаянно жаждет увидеть хоть какие-то признаки улучшения, что принимает желаемое за действительное?
– Возможно, – громко произнесла Гонория. – Но я рада каждому обнадеживающему признаку.
Гонория заставила себя пристальнее осмотреть ногу. Она с трудом сдерживала тошноту. Необходимо очистить рану. Одному Богу известно, когда придет врач, и это не повод сидеть сложа руки.
Маркус отшвырнул мокрое белье, которым Гонория сбивала температуру, поэтому она достала из шкафа еще одну пару интимных принадлежностей, стараясь думать только о том, что они изготовлены из мягкого льна.
Гонория скрутила жгут и погрузила один конец в воду.
– Извини, Маркус, – прошептала она, потом осторожно коснулась раны мокрой тканью.
Он не шевельнулся.
Гонория вздохнула и посмотрела на ткань. Там были красные пятна крови и желтые – гноя.
Почувствовав уверенность в своих медицинских способностях, Гонория прижала чистый участок ткани к ране, нажав чуть посильнее, чем в прошлый раз. Кажется, Маркус ничего не чувствовал, и она повторила процедуру, а потом еще раз, пока чистой ткани не осталось совсем.
Гонория обеспокоенно оглянулась на дверь. Где миссис Уэдерби? Наверняка с горячей водой получится гораздо лучше. Но она все равно не остановится, пока Маркус ведет себя относительно спокойно.
Гонория подошла к комоду за следующей парой белья.
– Не знаю, что ты будешь носить, когда все это кончится, – пробурчала Гонория. – Снова в воду, – промочила она ткань, – и снова на тебя. – Она нажала сильнее, чем раньше. Необходимо нажимать на рану, чтобы остановить кровотечение, это она знала. Он, правда, в данный момент не истекал кровью, но лишняя осторожность не повредит.
– Не повредит, – обратилась она к Маркусу, все так же лежавшему без сознания. – Но сейчас тебе, конечно, будет больно.
Она снова намочила ткань, найдя чистый участок, потом переместилась к той части раны, которой до сих пор избегала. В верхней части припухлость была гораздо желтее и объемнее.
Гонория легко прикоснулась, стараясь не причинить боли, а потом, когда он только забормотал во сне, нажала чуть-чуть сильнее.
– Шаг за шагом, – прошептала она, – шаг за шагом.
Она может это сделать. Она может помочь ему. Нет, она может вылечить его. Как будто вся жизнь вела ее к этому моменту.
– Вот почему в прошлом году я не вышла замуж, – сказала она ему. – Я бы не смогла быть здесь и ухаживать за тобой. – Она немного подумала. – Конечно, можно сказать, что тогда ты и не оказался бы в такой ситуации. Но я не буду задерживаться на этой мысли.
Она продолжила свою работу, осторожно очищая рану, потом сделала перерыв и помассировала себе шею.
Гонория опустила взгляд на ткань в руках. Все так же отвратительно, но ее это уже не заботило.
– Вот видишь, – обратилась она к нему, – значит, я уже приобретаю навык.
Она и сама так думала. Гонория пыталась вести себя, словно все так и должно быть, но вдруг, как раз после того, как она сделала это смелое заявление, он страшно закашлялся. Наполовину охнул, наполовину захрипел, и ее вдруг охватила паника.
Маркус может умереть. Реальность этого внезапно поразила ее. Он может умереть, и тогда Гонория останется совершенно одна. Не то чтобы в последние годы они часто видели друг друга, за исключением, конечно, последних нескольких недель.
Но она всегда знала, что он где-то есть. Мир, в котором где-то там есть он, просто был лучше.
А теперь он может умереть. Ей будет плохо без него. Как она не понимала этого раньше?
– Гонория!
Гонория повернулась. Ее мать ворвалась в комнату.
– Я пришла, как только узнала, – произнесла леди Уинстед, поспешно подходя к кровати. Потом она увидела ногу Маркуса. – О Боже.
Гонория почувствовала, что из ее горла готов вырваться хрип. Она однажды видела такое выражение на лице матери. Гонории было двенадцать лет, и она упала с лошади. Ей самой казалось, что все нормально. Она пришла домой вся в синяках, на лице кровоточила ссадина.
А потом она увидела мать и выражение ее лица и начала кричать.
Сейчас Гонория чувствовала себя так же. Ей хотелось кричать. Боже, ей хотелось только отвернуться и рыдать, рыдать, рыдать.
Но она не могла позволить себе этого. Маркус нуждается в ней. Она должна сохранять спокойствие.
– Миссис Уэдерби пошла за горячей водой, – сказала она матери. – Она скоро вернется.
– Хорошо. Нам понадобится много горячей воды. И бренди. И нож.
Гонория удивленно посмотрела на мать. Леди Уинстед говорила так, как будто знает, что делает. Ее мать.
– Доктор захочет отнять ему ногу, – мрачно произнесла леди Уинстед.
– Что? – Гонория даже не думала о таком варианте.
– И будет прав.
Сердце Гонории остановилось. Леди Уинстед продолжила:
– Но еще не все потеряно.
Гонория смотрела на мать. Она не могла вспомнить, когда в последний раз слышала, чтобы мать говорила так решительно. Когда Дэниел сбежал из страны, он забрал с собой частичку матери. Она не могла посвятить себя ничему и никому, даже дочери. Она больше не могла принимать решений, ведь это значило бы принять жизнь, как она есть – без сына, уехавшего, возможно, навсегда.
Но наверное, ей просто нужна была причина проснуться. Критический момент.
Возможно, ей нужно было, чтобы в ней нуждались.
– Отойди, – произнесла леди Уинстед, засучивая рукава.
Гонория отошла, пытаясь затушить проснувшийся огонек зависти. Разве ей самой не нужна была помощь матери?
– Гонория?
Она подняла глаза на мать, выжидающе смотревшую на нее.
– Прости, – пробормотала Гонория, протягивая ей ткань. – Тебе нужно?…
– Чистую, пожалуйста.
– Конечно. – Гонория поспешила выполнить поручение, продолжив опустошение маркусова запаса белья.
Мать с сомнением взяла ткань:
– Это же…
– Все, что я смогла найти, – объяснила Гонория. – Я подумала, что нельзя терять время.
– Нельзя, – подтвердила мать. Она подняла глаза, полные отчаянной решимости. – Я видела такое прежде, – сказала она. Только дрожащее дыхание выдавало, как она нервничает. – Твой отец. Его плечо. Это случилось до твоего рождения.
– Что случилось?
Мать, прищурившись, снова посмотрела на ногу Маркуса.
– Посмотри, нельзя ли лучше осветить рану. – И пока Гонория раздвигала занавески, продолжила: – Я даже не знаю, как он порезался. Но порез страшно воспалился. – Она тихо добавила: – Как и этот.
– Но с отцом все кончилось хорошо, – сказала Гонория, вернувшись к матери. Чем все кончилось, она знала. У ее отца до самой смерти было две совершенно здоровые руки.
– Нам очень повезло. Первый доктор хотел провести ампутацию. И я… – Она затихла, затем продолжила: – Я собиралась позволить ему это. Я так боялась за жизнь твоего отца. – Она приложила ткань к ноге Маркуса, пытаясь лучше рассмотреть рану. Потом очень тихо произнесла: – Я сделала бы все, что мне сказали.
– Почему они не отняли ему руку? – шепотом спросила Гонория.
Ее мать коротко вздохнула, как будто желая избавиться от неприятного воспоминания.
– Твой отец потребовал другого врача. Он сказал мне – если второй согласится с первым, он сделает, как они настаивают. Но он не позволит отрезать себе руку только потому, что так предписал один человек.
– Второй решил, что отнимать руку не надо?
Леди Уинстед мрачно усмехнулась:
– Нет, он сказал, что почти наверняка руку придется отнять. Но вначале можно попробовать прочистить рану. Хорошенько прочистить.
– Именно это я и пыталась сделать, – быстро заговорила Гонория. – Думаю, я извлекла немало…
– Хорошее начало, – произнесла мать. – Но… – Она сглотнула.
– Но что?
Мать пристально смотрела на рану Маркуса, слегка прижимая ее тканью. Она так и не взглянула на Гонорию, когда заговорила:
– Доктор сказал, если твой отец не будет кричать, значит, мы недостаточно хорошо чистим.
– Ты помнишь, что он делал? – прошептала Гонория.
Леди Уинстед кивнула.
– Да, – тихо произнесла она.
Гонория ждала. И боялась того, чего ждала. Мать подняла глаза:
– Нам придется связать его.