Точно как на небесах

Глава 20

Звуки, наполнившие репетиционное помещение Смайт-Смитов, не поддавались описанию. В английском языке просто не было подходящих слов. Во всяком случае, Маркус таковых не знал. А если знал, то ни за что не решился бы употребить их в приличном обществе.

Поскольку слушать нечто, выдаваемое за музыкальное произведение, было сущей пыткой, Маркус решил сосредоточиться на созерцании исполнительниц.

Гувернантка лихорадочно вскидывала и опускала голову, разрываясь между партитурой и клавиатурой. Дейзи, стоя с закрытыми глазами, раскачивалась и наклонялась, будто завороженная… Чем? Ну, хорошо, скажем «мелодией». У Айрис было такое лицо, словно ей хотелось заплакать. Или, возможно, прикончить Дейзи.

А Гонория…

О, она была до того прекрасна, что ему самому хотелось заплакать. Или, возможно, разбить ее инструмент.

Она выглядела совсем не так, как на прошлогоднем концерте. Сияющая улыбка и восторженный взгляд уступили место стиснутым зубам и сосредоточенному прищуру. Она терзала свою скрипку с непреклонной решимостью и походила на полководца, ведущего армию в бой.

Этот нелепый квартет держался только на ней, и Маркус, сопереживая, любил ее еще сильнее.

Наверное, они собирались сыграть произведение целиком, тогда Маркусу пришлось бы туго. Однако к счастью, Айрис подняла глаза, заметила его и, громко ойкнув, остановилась сама и остановила других.

– Маркус! – обрадованно воскликнула Гонория. То есть ему показалось, что она обрадовалась, хотя в последнее время он постоянно ошибался в своих суждениях. – Почему ты здесь?

Он поднял кувшин.

– Леди Уинстед прислала вам лимонад.

Сначала на ее лице отразилось полнейшее недоумение, но мгновение спустя она расхохоталась. К ней присоединилась Айрис. Даже гувернантка не удержалась от улыбки, и только Дейзи озадаченно сдвинула брови.

– Что тут смешного? – спросила она.

– Ничего, – захлебываясь от смеха, выговорила Гонория. – Просто… целый день творится бог знает что… и вот теперь моя матушка поручает графу подать лимонад.

– Не вижу ничего смешного, – заявила Дейзи. – Лично я нахожу это совершенно неприемлемым.

– Не обращайте внимания, – сказала Айрис. – У нее нет чувства юмора.

– Неправда!

Маркус, застыв в неподвижности, взглянул на Гонорию, ожидая от нее какого-нибудь сигнала, чтобы понять, как вести себя дальше. Она слегка кивнула, очевидно, подтверждая слова кузины-виолончелистки.

– Скажите, милорд, что вы думаете о нашем исполнении? – с непередаваемой интонацией поинтересовалась Айрис.

Маркус ни в коем случае не собирался отвечать на этот вопрос.

– Я здесь исключительно для того, чтобы подать лимонад.

– Молодец, – тихо похвалила Гонория, подойдя к нему.

– Надеюсь, у вас есть стаканы? – осведомился он у нее. – Потому как на сей счет никаких указаний не поступало.

– Со стаканами у нас полный порядок, – заверила она. – Пожалуйста, начни с мисс Уинтер. Ей приходится тяжелее всего, ведь она только сегодня днем вошла в состав квартета.

Маркус согласно кивнул и направился к фортепиано.

– Э-э, будьте любезны, – несколько скованно пробурчал он.

А как иначе, скажите на милость? Его не учили разносить напитки.

– Спасибо, милорд, – поблагодарила пианистка, протягивая стакан.

Он налил ей лимонада и учтиво поклонился:

– Мы с вами где-то встречались?

Ее лицо показалось ему чертовски знакомым.

– Не думаю, – ответила она, торопливо поднося стакан к губам.

Маркус повернулся к Дейзи, все еще размышляя о мисс Уинтер. Конечно, ему ничего не стоило обознаться и принять одну девицу за другую, но только не в данном случае. Ее трудно с кем-либо спутать по одной простой причине – она ошеломительно красива. Странно, что она служит гувернанткой. Обычно матери семейств не нанимают прислугу такой внешности. Впрочем, леди Плейнсуорт могла не испытывать особых опасений – сыновей у нее не было, а лорд Плейнсуорт, кажется, и вовсе не покидал Дорсет.

– Благодарю вас, милорд, – сказала Дейзи, получив свою порцию лимонада. – С вашей стороны необычайно демократично, что вы взяли на себя такой труд.

Понятия не имея, что на это ответить, Маркус молча кивнул и направился к Айрис, которая закатила глаза, откровенно высмеивая свою сестрицу. Маркус наполнил третий стакан, получил в благодарность улыбку Айрис и – наконец! – дошел до Гонории.

– Спасибо, – сказала она, отпив немного лимонада.

– Что ты собираешься делать?

– С чем? – удивилась она.

– С концертом, – ответил Маркус, хотя ему казалось, что это достаточно очевидно.

– Странный вопрос. Я собираюсь играть. Что же еще?

Он указал глазами на гувернантку:

– По-моему, превосходный повод отменить представление.

– Я не могу так поступить, – возразила Гонория, хотя в ее голосе отчетливо слышалось горькое сожаление.

– Ты не должна жертвовать собой ради семьи, – тихо отозвался он.

– Я не жертвую собой. Это что-то другое… – Она улыбнулась, робко и немного печально, подняв на него огромные лучистые глаза. – Не знаю что, но не жертва. Я просто не могу иначе.

– Я… – Он замялся.

– Да?

Ему хотелось сказать, что он не знает более отважного и самоотверженного человека, чем она. Ему хотелось сказать, что он готов слушать выступления квартета Смайт-Смитов тысячу раз ради того, чтобы быть с ней рядом.

Ему хотелось сказать, что он любит ее. Но они были не одни, поэтому он сказал:

– Ничего существенного… кроме того, что я восхищаюсь тобой.

Она негромко рассмеялась:

– Боюсь, сегодня вечером ты изменишь свое мнение.

– Я бы не смог поступить так, как ты, – тихо произнес он.

Ее явно изумила серьезность его тона.

– Что ты имеешь в виду?

Ему было трудно подобрать нужные слова, и объяснение вышло весьма неуклюжим:

– Я не люблю находиться в центре внимания.

Склонив голову набок, она окинула его долгим задумчивым взглядом:

– Да. Не любишь. – И добавила: – Ты всегда был деревом.

– Прости?

Теперь ее взгляд стал мечтательным.

– В наших жутких рождественских спектаклях, помнишь? Ты всегда был деревом.

– Я предпочитал роли без текста.

– И всегда стоял где-нибудь сзади.

Он почувствовал, как его губы сами собой растянулись в кривоватой, но очень сентиментальной усмешке.

– Мне страшно нравилось быть деревом.

– Ты был замечательным деревом.

Она просияла чудесной лучезарной улыбкой: «Побольше бы таких деревьев».

К моменту окончания ежегодного выступления квартета у Гонории от непрерывных улыбок болело лицо.

Она широко улыбалась во время первой части, сияла во время второй, а в третьей ее оскал порадовал бы любого дантиста.

Концерт превзошел все ожидания. По всей видимости, это было самое ужасное музыкальное представление в истории квартета барышень Смайт-Смит, что само по себе говорит о многом.

Анна вполне прилично играла на фортепиано и, очевидно, успешно справилась бы со своей партией, если бы ей дали чуть больше времени на подготовку. Но она репетировала только шесть часов, а потому на сцене исправно отставала от квартета на полтакта.

Которые ничуть не компенсировались тем, что Дейзи неслась впереди на добрых полтора.

Айрис играла превосходно, точнее, могла бы играть превосходно. На репетициях она несколько раз исполняла свою партию соло, и это было настолько изумительно, что Гонория нисколько не удивилась бы, если бы Айрис вдруг встала и объявила, что она приемыш в своем семействе. Однако предчувствие неминуемого позора привело к тому, что, поднявшись на импровизированные подмостки, она растеряла всякое вдохновение. Во время концерта с ее лица не сходила страдальческая гримаса, и Гонория всерьез опасалась, как бы Айрис не пронзила себя смычком на глазах у изумленной публики.

Ну а сама Гонория… Что ж, она играла ужасно. Кажется, даже хуже, чем обычно, поскольку целиком сосредоточилась на растягивании губ в восторженной улыбке и частенько забывала вовремя перевернуть страницы нот.

Однако ее усилия не пропали даром. В первом ряду зрителей сидели представительницы семейства. Мать, тетушки, родные сестры, множество кузин… И все они восторженно сияли ей в ответ, гордые и счастливые своей принадлежностью к семейной традиции.

А если остальные слушатели выглядели немного больными, что ж, они должны были понимать, на что идут. В конце концов, квартет Смайт-Смитов выступает восемнадцатый год подряд и завоевал вполне определенную репутацию, поэтому слабонервные свободно могли остаться дома.

Тем не менее публика наградила исполнительниц бурными аплодисментами – очевидно, радуясь, что концерт наконец закончился. А когда овации стихли, Гонория продолжала улыбаться, приветствуя гостей, набравшихся мужества приблизиться к сцене и лично выразить музыкантам свою признательность.

Гонория усердно притворялась, что верит тем, кто притворяется, что получил удовольствие от концерта. Но вот их поток иссяк. Она приготовилась вздохнуть, и тут явился последний благодарный слушатель.

Нет, не Маркус. Он был слишком занят беседой с Фелисити, считавшейся самой миловидной из четырех сестер Федерингтон.

Тогда как Гонории снова пришлось растянуть онемевшие губы в улыбке, чтобы поприветствовать…

Леди Данбери. О Боже! Гонория не на шутку перепугалась.

Пару раз ударив тростью об пол, пожилая дама произнесла:

– Вы уже не новенькая, не так ли?

– Прошу прощения, мадам? – озадаченно переспросила Гонория.

Леди Данбери подалась вперед и прищурилась так, что ее глаза почти скрылись в складках морщинистого лица.

– Вы играли в прошлом году. Я могла бы свериться с программами, но я их не храню. Слишком много лишних бумаг.

– О, понимаю, – ответила Гонория. – Нет, мадам, то есть да, я не новенькая.

Она не пришла в восторг от собственной запутанной фразы, но, во-первых, леди Данбери как-нибудь разберется; а во-вторых – Гонорию куда больше занимал Маркус, все еще беседующий с Фелисити Федерингтон. Которая, надо отдать ей должное, этим вечером выглядела особенно мило. На ней, видите ли, было цикламеновое платье того самого оттенка, на котором некогда остановила свой выбор Гонория. Вот только заказать себе такое платье она не успела, потому что отправилась в Фензмор ухаживать за Маркусом.

И вот результат.

Между тем леди Данбери наклонилась и посмотрела на скрипку, которую Гонория по-прежнему держала в руках:

– Скрипка?

– Э, да, мадам.

Престарелая графиня подняла глаза и пронзила ее острым взглядом: – Сдается мне, вы хотели добавить, что это не фортепиано.

– Нет, мадам, – отозвалась Гонория, после чего осмелилась отпустить замечание, на какое вряд ли решилась бы в какой-нибудь другой, не такой безумный день. – Я собиралась добавить, что это не виолончель.

Леди Данбери хохотнула так громко, что мать Гонории издали бросила на нее встревоженный взгляд.

– Я вечно путаю скрипку с альтом, – сообщила леди Данбери. – А вы?

– Я – нет, – еще больше осмелела Гонория. – Вероятно, потому что сама играю именно на скрипке.

Она тут же подумала, что слово «играю» в ее устах звучит несколько самонадеянно, но не стала говорить этого вслух.

Леди Данбери снова ударила тростью об пол.

– Я не узнала барышню, которая играла на фортепиано.

– Это мисс Уинтер, гувернантка младших дочерей леди Плейнсуорт. Моя кузина Сара заболела, и ей потребовалась замена. – Гонория нахмурилась. – Я думала, что перед концертом об этом объявили.

– Вполне возможно. Должно быть, я не услышала.

Гонория едва не выразила надежду на то, что леди Данбери не слышала и всего остального, однако вовремя спохватилась. Сегодня она обязана излучать радость… Черт бы побрал Маркуса, а заодно и Фелисити Федерингтон! Они совершенно выбивали ее из колеи.

– На кого вы смотрите? – поинтересовалась леди Данбери.

Гонория стремительно ответила:

– Ни на кого.

– Тогда кого вы высматриваете?

О небо, это не женщина, а клещ.

– Абсолютно никого, мадам, – со всей возможной безмятежностью отозвалась Гонория.

– Хмм. Кстати, он мой племянник.

Гонория постаралась сохранить невозмутимый вид:

– Простите, мадам?

– Чаттерис. Он мой правнучатый племянник, хотя это «пра» меня раздражает. Сразу чувствуешь себя древней развалиной.

Гонория посмотрела на Маркуса, затем снова перевела взгляд на леди Данбери:

– Мар… То есть лорд Чаттерис ваш племянник?

– Да, только он навещает меня реже, чем следовало бы.

– Просто он ненавидит Лондон, – не подумав, пробормотала Гонория.

Леди Данбери усмехнулась:

– Вот как? Вы и это знаете?

Гонория с ужасом почувствовала, что краснеет.

– Я знакома с ним практически всю жизнь.

– Да-да, – задумчиво пробурчала леди Данбери. – Мне говорили. Я… – с пугающим блеском в глазах она резко подалась вперед, – я намерена оказать вам неоценимую услугу.

– О, пожалуйста, не беспокойтесь, – слабо запротестовала Гонория, потому что выражение лица пожилой графини явно не предвещало ничего хорошего.

– Пфф. Предоставьте это мне. Такого рода вещи мне удаются всегда. – Она помолчала. – Ну, строго говоря, пока через раз, пятьдесят на пятьдесят, но я смотрю в будущее с оптимизмом.

– Простите, я… – в недоумении начала Гонория.

Леди Данбери проигнорировала ее.

– Мистер Бриджертон! – громко позвала она.

И взмахнула рукой. К несчастью, именно к этой конечности прилагалась трость, и Гонории пришлось резко наклониться вправо и пригнуться, дабы не лишиться уха.

Восстановив равновесие, Гонория выпрямилась и обнаружила, что к ним присоединился красавец с искрящимися весельем зелеными глазами. Еще до того как он представился, она догадалась, что это Колин Бриджертон, один из старших братьев Грегори Бриджертона. Гонория никогда не видела его, зато слышала о нем предостаточно. Ее старшие сестры (до замужества, разумеется) были от него без ума. И не только они. Его сногсшибательное обаяние упоминалось в светских сплетнях почти так же часто, как его потрясающая улыбка.

В данный момент эта улыбка предназначалась Гонории и, откровенно говоря, произвела на нее большое, очень-очень большое впечатление. Если бы она не была отчаянно влюблена в Маркуса (чья улыбка была куда менее заметной и оттого куда более многозначительной), то ей грозила бы большая, очень-очень большая опасность.

– Меня долго не было в Англии, – приятным голосом произнес мистер Бриджертон, поцеловав Гонории руку. – Очевидно, поэтому я до сих пор не имел счастья быть вам представленным.

Гонория кивнула и собиралась произнести какую-нибудь общепринятую пустую любезность, но тут увидела, что у него забинтована рука.

– Надеюсь, ваша рана не причиняет вам серьезного беспокойства?

– Ах, это? – Он поднял руку. Пальцы не были забинтованы, но все остальное сильно походило на белую рукавицу. – Пустяки, небольшая неприятность с ножом для открывания писем.

– Пожалуйста, следите за тем, чтобы не было воспаления, – сказала Гонория чуть настойчивее, чем требовал этикет. – Если заметите покраснение, припухлость или еще того хуже – желтизну, немедленно обратитесь к доктору.

– Как насчет зеленого?

– Простите?

– Вы перечислили так много цветов, которых мне надо опасаться.

Что за легкомыслие? Воспаленные раны – не повод для шуток.

– Леди Гонория? – произнес он.

Она решила пропустить его неуместные комментарии мимо ушей.

– Главное, следите, не отходят ли от раны красноватые полосы. Это самый плохой признак.

Он моргнул и с интересом посмотрел на свою руку.

– Насколько красные?

– Прошу простить?

– Насколько красными должны быть полосы, чтобы считаться плохим признаком?

– Откуда у вас такие познания в медицине? – вмешалась леди Данбери.

– Я не знаю, насколько красными они должны быть, – ответила Гонория мистеру Бриджертону. – Думаю, их не должно быть вовсе. Любой намек на что-либо, похожее на полосу, нужно воспринимать как сигнал тревоги. – Она повернулась к леди Данбери: – Я недавно помогала ухаживать за… сильно воспаленной раной.

– Рука? – рявкнула леди Данбери.

Гонория молча вытаращила глаза.

– Что болело у вашей страдалицы? Рука, нога, плечо? Вся соль в подробностях, девочка. – Она приподняла трость и решительно опустила ее вниз, чудом миновав ногу мистера Бриджертона. – Иначе рассказ получается скучным.

– Извините, э… Нога, – сказала Гонория, не считая нужным уточнять, что речь шла не о «страдалице», а о «страдальце».

Леди Данбери на мгновение задумалась, потом удовлетворенно хохотнула (Гонория понятия не имела почему) и, сообщив, что желает побеседовать со второй скрипачкой, удалилась. Оставив Гонорию наедине – ну, насколько это возможно в зале, где полным-полно людей, – с мистером Бриджертоном.

Гонория посмотрела вслед пожилой графине и увидела, что та действительно подошла к Дейзи.

– Не беспокойтесь, она вполне безобидная, – заметил мистер Бриджертон.

– Моя кузина Дейзи? – изумилась Гонория.

– Нет, – после секундного замешательства ответил он. – Леди Данбери.

Гонория вновь посмотрела мимо него на Дейзи и леди Данбери.

– Разве она глухая?

– Ваша кузина Дейзи?

– Нет, леди Данбери.

– Вовсе нет.

– О, – поморщилась Гонория. – Плохо дело. Значит, сейчас она оглохнет. Дейзи об этом позаботится.

Мистер Бриджертон с любопытством оглянулся и смог собственными глазами увидеть или, точнее, собственными ушами услышать, как Дейзи, медленно выговаривая каждое слово, громогласно беседует с графиней.

Он тоже поморщился:

– Это добром не кончится.

Гонория покачала головой:

– Нет, не кончится.

– Ваша кузина дорожит пальцами на своих ногах?

Гонория озадаченно моргнула:

– Думаю, да.

– В таком случае я бы посоветовал ей внимательно следить за тростью.

Гонория снова перевела взгляд на Дейзи, которая как раз в этот момент взвизгнула и попыталась отпрыгнуть в сторону. Безуспешно. Трость леди Данбери попала точно в цель.

– Я слышал, что вы недавно гостили в Кембридже, – сказал мистер Бриджертон.

– Да, – ответила Гонория. – Там я имела удовольствие обедать с вашим братом.

– С Грегори? Неужели? Вы расцениваете это как удовольствие? – весело улыбнулся он.

– Он был очень любезен.

– Можно ли открыть вам тайну? – вкрадчиво спросил мистер Бриджертон, и Гонория окончательно уверилась в том, что в данном случае светские сплетни соответствовали действительности – он был настоящим обольстителем.

– Должна ли я хранить ее? – осведомилась она, чуть подаваясь вперед.

– Отнюдь нет.

Она радостно улыбнулась:

– Тогда откройте, пожалуйста.

Мистер Бриджертон тоже чуть подался вперед.

– Грегори был замечен в том, что за столом стрелял из катапульты горошинами.

Гонория чрезвычайно серьезно кивнула.

– Занимался ли он этим в последнее время?

– Нет, в последнее время – нет.

Она сжала губы, подавляя улыбку. Очевидно, в семействе Бриджертонов царила чудесная атмосфера добродушного поддразнивания и взаимной любви. Как раньше в семействе Гонории. Правда, она по большей части только наблюдала за другими, потому что они были гораздо старше и как-то забывали над ней подшучивать.

– У меня к вам только один вопрос, мистер Бриджертон.

Он выжидательно склонил голову набок.

– Каково было устройство катапульты?

Он улыбнулся:

– Это была ложка, леди Гонория. Обыкновенная ложка. Но в умелых руках Грегори она превращалась в страшное оружие.

Гонория рассмеялась, и тут рядом с ней неожиданно возникла чья-то фигура.

Это был Маркус. И он казался взбешенным.