Точно как на небесах

Глава 16

Мир перевернулся. Гонория нисколько не сомневалась в этом.

Не было другого объяснения головокружительному, опьяняющему ощущению, охватившему ее. Все осталось на прежних местах – она находилась в той же комнате, рядом – поднос с остатками ужина и украденным пирогом… Ничего не изменилось.

Но она стала другой.

Гонория непроизвольно склонила голову набок, как будто в другом положении она лучше разглядит Маркуса. И она действительно стала лучше видеть его, более четко. Как странно…

Она словно впервые смотрела на него и, глядя в его глаза – карие, с янтарными искорками, необыкновенно глубокие, – не могла оторваться от них и утопала в глубине.

«Я люблю его», – пронеслось у нее в голове.

И снова: «Я люблю его».

Нет ничего более ошеломляющего и в то же время простого и верного. Гонория чувствовала себя так, как будто все эти годы ей чего-то не хватало, а эти восемь простых слов: «Я смотрел не на Сару, а на тебя», все поставили на место.

Она любит его. Она всегда будет его любить. Кого же еще она может любить, если не Маркуса Холройда?

– Я смотрел на тебя, – произнес он так тихо, что Гонория даже не была уверена, слышит ли его. – Я смотрел только на тебя.

Она опустила глаза. Ее ладонь лежала в его руке. Как она там оказалась, Гонория не помнила.

– Маркус? – прошептала она, сама не зная, о чем спрашивает. Но она не могла заставить себя сказать что-либо еще.

– Гонория, – прошептал он, и потом…

– Милорд! Милорд!

Гонория откинулась назад, чуть не упав с кресла. Из коридора раздался шум, а потом звук торопливо приближающихся шагов. Она быстро встала и отошла за кресло.

Секунду спустя мать Гонории и миссис Уэдерби ворвались в комнату.

– Пришло письмо, – сбивчиво начала леди Уинстед. – От Дэниела.

Гонория покачнулась и оперлась на спинку кресла. От брата больше года не было вестей. Возможно, Маркусу он и писал, но не ей и ее матери.

– Что там? – спросила леди Уинстед, хотя Маркус еще даже не сломал печать.

– Позволь ему хотя бы открыть конверт, – осадила мать Гонория. У нее на языке вертелось замечание, что им всем следовало бы покинуть комнату и позволить Маркусу прочитать письмо в одиночестве. Но она не могла заставить себя это сделать. Дэниел – ее единственный брат, и она страшно по нему скучала. Месяцы проходили без единой весточки от него, и Гонория убеждала себя, что это случайность. Наверняка его письмо просто потерялось; международная почта на редкость ненадежна.

Сейчас ее не волновало, почему он так долго ей не писал. Она просто хотела узнать содержание его письма Маркусу.

И они все, затаив дыхание, продолжали смотреть на Маркуса. Более чем невежливо, но никто не сдвинулся с места.

– С ним все хорошо? – наконец отважилась спросить леди Уинстед, когда Маркус дочитал первую страницу.

– Да, – пробормотал он, моргнув, как будто не мог поверить прочитанному. – Да. Более того, он едет домой.

– Что? – Леди Уинстед побледнела, и Гонория поспешила к ней, чтобы поддержать.

Маркус откашлялся.

– Он пишет, что получил сообщение от Хью Прентиса. Рамсгейт наконец согласился оставить обиду в прошлом.

«Долго же он собирался», – невольно подумала Гонория. Когда она последний раз встретила маркиза Рамсгейта, того чуть не хватил апоплексический удар при виде ее. Это было год назад, но все же.

– Может быть, лорд Хью притворяется? – предположила Гонория. – Может быть, это ловушка?

– Не думаю, – произнес Маркус, читая вторую страницу письма. – Он не из тех, кто способен на такую подлость.

– Не из тех? – высоким от возмущения голосом повторила за ним леди Уинстед. – Он погубил жизнь моего сына.

– Это-то как раз и странно, – сказал Маркус. Он все еще читал письмо. – Хью Прентис всегда был хорошим человеком. Эксцентричным, но не бесчестным.

– Пишет ли Дэниел, когда вернется? – спросила Гонория.

Маркус покачал головой:

– Ничего конкретного. Он упоминает о нескольких делах в Италии, которые ему необходимо закончить, прежде чем отправиться домой.

– О Боже милосердный, – произнесла леди Уинстед, опускаясь в кресло. – Я никогда не знала, что доживу до этого дня. Я даже запрещала себе надеяться. И только об этом и думала.

Гонория посмотрела на мать. Три года она даже не упоминала имя Дэниела. А теперь говорит, что только о нем она и думала?

Гонория покачала головой. Нет никакого смысла сердиться. Как бы леди Уинстед ни вела себя все эти годы, ей все можно простить за то, что она сделала в последние несколько дней. Гонория не сомневалась – Маркус умер бы, если бы не мужество леди Уинстед.

– Как долго ему добираться из Италии в Англию? – спросила Гонория, ведь это определенно важный вопрос.

Маркус поднял глаза:

– Не имею ни малейшего понятия. Я даже не знаю, в какой области Италии он находится.

Гонория кивнула. Ее брат всегда был мастером рассказывать занимательнейшие истории и не упоминать самые важные детали.

– Поразительно, – сказала миссис Уэдерби. – Я знаю, вы все очень по нему скучали.

В комнате на мгновение повисла тишина. Это была одна из тех очевидных фраз, с которой можно только согласиться.

Наконец леди Уинстед произнесла:

– Хорошо, что завтра мы уезжаем в Лондон. Я хотела бы быть дома, когда он приедет. – Она посмотрела на Маркуса и сказала: – Мы уедем вечером. Я уверена, что вам нужно отдохнуть. Пойдем, Гонория. Нам предстоит многое обсудить.

Как выяснилось, леди Уинстед хотела обсудить, как им лучше отпраздновать возвращение Дэниела. Но обсуждение зашло недалеко; Гонория заметила, что они не могут ничего спланировать, пока он не сообщит дату своего приезда. Целых десять минут ее мать отказывалась обращать на это внимание, рассуждая о преимуществах маленьких и больших собраний и о том, следует ли приглашать лорда Рамсгейта и лорда Хью, и если да, то как удостовериться, что они откажутся? Любой разумный человек поступил бы так, но с лордом Рамсгейтом ничего нельзя сказать наверняка.

– Мама, – повторила Гонория, – мы ничего не можем сделать, пока не приедет Дэниел. Возможно, он даже не захочет праздновать.

– Глупости. Конечно, захочет. Он…

– …Покинул страну в бесчестье, – перебила Гонория. Она не хотела быть такой грубой, но больше ей ничего не оставалось.

– Да, но это было несправедливо.

– Не важно. Возможно, он не захочет никому напоминать об этом.

Леди Уинстед, кажется, это не убедило, но она замолчала, и они отправились спать.

На следующее утро Гонория встала с рассветом. Им следует отправиться как можно раньше; тогда они доберутся до Лондона, не останавливаясь нигде на ночлег. Быстро позавтракав, она зашла в комнату Маркуса попрощаться.

И возможно, не только.

Но когда она зашла, его в кровати не было. Только служанка снимала простыни с матрасов.

– Вы не знаете, где лорд Чаттерис? – спросила Гонория, надеясь, что ничего не случилось.

– Он в соседней комнате, – ответила служанка, слегка покраснев. – С камердинером.

Гонория сглотнула и тоже немного покраснела – это значит, Маркус принимает ванну. Служанка с бельем ушла, и Гонория осталась одна в комнате. Вероятно, ей стоит оставить записку. Не может же она ждать его здесь; это неправильно.

Есть правила приличия, на которые можно не обращать внимания, когда человек смертельно болен, но сейчас Маркус уже выздоровел и, похоже, раздет. Она не может оставаться в комнате.

И кроме того, мать торопится.

Гонория огляделась в поисках бумаги и пера. У окна стоял маленький стол, а на столике возле кровати она увидела…

Письмо от Дэниела.

Оно лежало там, где оставил его Маркус прошлым вечером: две помятые страницы, заполненные мелким почерком, которым пишут люди, стремящиеся сэкономить на почтовых расходах. Маркус не рассказал ничего, кроме того, что Дэниел собирается домой. Конечно, это самое важное, но Гонория жаждала подробностей. Она слишком давно не получала никаких известий о брате. И даже если он пишет только о своем завтраке… Это же все равно завтрак в Италии. Чем он занимается? Скучает ли? Говорит ли по-итальянски?

Она посмотрела на два листа бумаги. Так ли уж ужасно, если она заглянет в письмо?

Нет. Нельзя. Она нарушит доверие Маркуса, ворвется в его личную жизнь. И в личную жизнь Дэниела.

Но с другой стороны, есть ли в их жизнях что-то, не касающееся ее?

Гонория повернулась, взглянула на дверь. Оттуда не доносилось ни звука. Если бы Маркус уже закончил принимать ванну, она бы услышала, как он идет. Она снова взглянула на письмо.

Она очень быстро читает.

В конце концов Гонория приняла решение прочитать письмо. Она нарушила собственные правила и сделала то, что разгневало бы ее саму – если бы кто-то прочитал ее письмо, лежащее на столе.

Она быстро, как будто скорость сделала бы грех меньше, схватила два листка бумаги. «Дорогой Маркус»… Дэниел писал, какие комнаты он снял, детально описывал все окрестные магазины, но не упоминал названия города. Потом он распространялся о еде, утверждая, что она лучше английской. Потом Дэниел коротко изложил планы возвращения домой.

Улыбаясь, Гонория взглянула на второй лист. Дэниел писал так же, как говорил. Ей казалось, что она слышит его голос.

Затем Дэниел попросил Маркуса предупредить леди Уинстед о его приезде, и Гонория улыбнулась еще шире. Дэниел наверняка не мог предположить, что когда придет письмо, они все будут в одной комнате.

А потом, в самом конце, Гонория обнаружила собственное имя.

«Я не слышал никаких новостей о браке Гонории, а потому полагаю, что она еще не вышла замуж. Еще раз благодарю тебя: ты правильно отпугнул Фодерингема в прошлом году. Он мерзавец, и меня приводит в бешенство уже само то, что он ухаживал за ней».

Это еще что? Гонория удивленно моргнула. Маркус имел какое-то отношение к внезапному отказу лорда Фодерингема от своих планов?

Ей и самой не нравился лорд Фодерингем, но все же…

«Трэверс также был бы плохой парой. Надеюсь, тебе не пришлось ему заплатить, но если пришлось, я возмещу убытки».

Что? Людям платили за… за что? За то, чтобы они за ней не ухаживали? Какая-то бессмыслица.

«Спасибо за заботу о сестре. Понимаю, что осложнил тебе жизнь, взяв с тебя обещание присматривать за Гонорией. Я не оставил тебе выбора, попросив об этом в последний момент перед отъездом. Когда вернусь, то возьму на себя ответственность за сестру, и ты сможешь покинуть ненавидимый тобою Лондон».

Так Дэниел завершал свое письмо. Освобождая Маркуса от непосильной ноши, которой, похоже, была она.

Гонория положила листочки на место так же, как они лежали раньше.

Дэниел просил Маркуса за ней приглядывать? Почему Маркус ничего ей не сказал? И как она сама не догадалась? Все совершенно прозрачно. Все эти светские мероприятия, на которых Маркус неодобрительно смотрел на нее, – он не осуждал ее поведение. Он просто был в плохом настроении. Ведь ему приходилось оставаться в Лондоне и ждать, пока ей сделают достойное предложение. Неудивительно, что он выглядел таким мрачным.

Все внезапно терявшие к ней интерес кавалеры – это его рук дело. Он считал, что Дэниел не одобрит их, и отпугивал одного за другим.

Она должна гневаться.

Нет. Она гневалась. Но не поэтому.

Она думала только об одном – о фразе, которую услышала прошлым вечером.

«Я смотрел не на Сару».

Конечно, он смотрел не на Сару. Он смотрел на Гонорию, потому что должен был на нее смотреть. Он смотрел на нее, потому что дал обещание лучшему другу.

Маркус был верен данному слову.

А она его любит.

Гонория истерически рассмеялась. Ей нужно немедленно уйти из комнаты. Не хватает еще, чтобы Маркус застал ее за чтением письма.

Но она не может уехать, не оставив записки. Тогда он точно поймет – что-то не так.

Гонория положила перед собой лист бумаги, взяла перо, обмакнула его в чернила и написала совершенно обыкновенную, вежливую, скучную записку…

И уехала.