Точно как на небесах

Глава 7

На следующий день Гонория вернулась в Лондон. Сезон начнется только через месяц, но ей нужно подготовиться. Если верить недавно вышедшей замуж кузине Мэриголд, которая посетила Гонорию, в моде ярко-розовый цвет, хотя у модистки следовало различать цикламеновый, фрезовый или бледно-рубиновый. Более того, просто необходимо обзавестись несколькими браслетами. Мэриголд уверила Гонорию – без них немыслимо появиться в свете.

Этим советы Мэриголд не исчерпывались, и Гонории требовалось время, чтобы «переварить» их. Посему она собиралась посетить модистку через неделю. Но прежде чем она успела выбрать любимый оттенок розового цвета, из Фензмора прибыло письмо.

Гонория предположила, что оно от Маркуса, и тут же открыла его. Удивительно, он нашел время написать ей. Но, раскрыв конверт, она увидела женский почерк.

Гонория озадаченно подняла бровь, села и прочитала письмо.

«Дорогая леди Гонория!

Простите мне мою прямоту и то, что пишу вам, но я не знаю, к кому еще обратиться. Лорд Чаттерис плохо себя чувствует. Последние три дня у него лихорадка, а прошлой ночью он бредил. Доктора вызывали каждый день, но он не дал никаких советов, кроме как ждать и наблюдать.

Как вы знаете, у графа нет семьи. Но мне показалось, что я должна кого-то уведомить, а он всегда высоко отзывался о вашей семье.

Ваша миссис Уэдерби,

домоправительница графа Чаттериса».

– О нет, – прошептала Гонория, глядя на письмо, пока у нее не заболели глаза. Как такое возможно? Когда она покидала Фензмор, Маркус ужасно сильно кашлял, но не было никаких признаков лихорадки. Ничто не предвещало, что его состояние может так резко ухудшиться.

Почему миссис Уэдерби послала ей письмо? Просто оповещала о состоянии Маркуса или тактично просила приехать в Фензмор? Если последнее, неужели Маркус чувствует себя так плохо?

– Мама! – позвала Гонория. Ее сердце тревожно билось, она быстро вышла из своей комнаты. Потом повторила громче: – Мама!

– Гонория? – Леди Уинстед появилась на верхнем пролете лестницы, обмахиваясь любимым шелковым китайским веером. – В чем дело? Какие-то сложности с модисткой? Я думала, ты собиралась отправиться с Мэриголд.

– Нет-нет, дело не в этом, – поспешно поднимаясь по лестнице, сказала Гонория, – дело в Маркусе.

– В Маркусе Холройде?

– Да. Я получила письмо от его домоправительницы.

– От домоправительницы? Почему она…

– Я виделась с ним в Кембридже. Я рассказывала тебе…

– О да, да, – улыбнулась ее мать, – какое замечательное стечение обстоятельств, что ты с ним встретилась. Миссис Ройл написала мне письмо. Думаю, она надеется составить партию для своей дочери.

– Мама, пожалуйста, прочитай. – Гонория протянула ей письмо миссис Уэдерби. – Он очень болен.

Леди Уинстед, сжав губы и нахмурившись, быстро прочитала короткую записку.

– О Боже. Какие ужасные новости.

Гонория взяла мать за руку, пытаясь обратить ее внимание на тяжесть ситуации.

– Мы должны отправиться в Фензмор. Немедленно.

Леди Уинстед удивленно подняла взгляд:

– Мы?

– У него больше никого нет.

– Не может быть.

– Это так, – твердо сказала Гонория, – разве ты не помнишь, как часто он приезжал к нам, когда учился с Дэниелом в Итоне? Ему просто больше некуда было ехать. Не думаю, что они с отцом ладили.

– Не знаю, мне эта мысль кажется весьма бесцеремонной. – Ее мать нахмурилась. – Мы не родственники.

– У него нет родственников!

Леди Уинстед закусила нижнюю губу.

– Он был таким милым мальчиком, но я не думаю… Гонория подбоченилась:

– Если ты не поедешь со мной, я отправлюсь одна.

– Гонория! – Леди Уинстед в ужасе отшатнулась, и впервые за время разговора в ее глазах промелькнула искра жизни. – Ты этого не сделаешь. Твоя репутация будет испорчена навсегда.

– Он может умереть.

– Я уверена, все не настолько серьезно.

Гонория сцепила дрожащие руки.

– Я думаю, что домоправительница решилась бы написать мне только в крайнем случае.

– Ах, ну хорошо, – произнесла, вздохнув, леди Уинстед. – Мы выезжаем завтра.

Гонория покачала головой:

– Сегодня.

– Сегодня? Гонория, такие путешествия требуют подготовки. Я не могу…

– Сегодня, мама. Нельзя терять время. – Гонория поспешила вниз по лестнице, крикнув: – Я прослежу, чтобы подготовили карету. Будь готова через час!

Но леди Уинстед, продемонстрировав энергичность, которая отличала ее до отъезда единственного сына, управилась раньше. Уже через сорок пять минут она была совершенно готова и вместе со своей горничной ждала Гонорию в гостиной.

Через пять минут они отправились в путь.

Дорога до Северного Кембриджшира заняла целый день. Около полуночи карета Уинстедов подъехала к Фензмору. Леди Уинстед задремала, когда они миновали Саффрон-Уолден, а Гонория не сомкнула глаз. С того момента как они свернули на дорогу к Фензмору, она сидела, напряженно выпрямив спину, и вглядывалась в темноту. Карета наконец остановилась. Не дожидаясь, пока ей помогут выбраться, всего за несколько секунд Гонория открыла дверцу, спрыгнула со ступенек и поспешила к дому.

Внутри было тихо и темно. Не меньше пяти минут Гонория стучала в дверь, пока наконец не увидела в окне горящую свечу и не услышала торопливые приближающиеся шаги.

Дворецкий – Гонория не могла вспомнить его имя – открыл дверь, и, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, Гонория произнесла:

– Миссис Уэдерби написала мне о состоянии графа. Я должна немедленно видеть его.

Дворецкий, не менее гордый и аристократичный, чем его хозяин, немного отступил назад.

– Боюсь, это невозможно.

Гонория оперлась о косяк двери.

– Что вы имеете в виду? – прошептала она. Не мог же Маркус умереть за время, прошедшее с момента, когда миссис Уэдерби написала ей.

– Граф спит, – раздраженно ответил дворецкий. – Я не буду будить его ночью.

Гонория почувствовала невероятное облегчение.

– О, спасибо, – пылко поблагодарила она дворецкого и взяла его за руку. – Пожалуйста, разрешите мне его увидеть. Я обещаю, что не побеспокою его.

Дворецкого явно смутило ее прикосновение.

– Я не могу впустить вас. Позвольте напомнить вам, что вы до сих пор не назвали свое имя.

Гонория растерялась. Неужели в Фензмор так часто приезжают гости, что дворецкий не помнит ее визита неделю назад? Потом она поняла – слишком темно и он просто не узнал ее.

– Пожалуйста, примите мои извинения, – произнесла она как можно солиднее. – Я леди Гонория Смайт-Смит, со мной моя мать, графиня Уинстед, она ждет в карете со своей горничной. Наверное, кому-нибудь следует помочь ей.

Выражение морщинистого лица дворецкого мгновенно изменилось.

– Леди Гонория! – воскликнул он. – Прошу прощения. Я не узнал вас в темноте. Пожалуйста, пожалуйста, входите.

Он подал ей руку, помогая в темноте перешагнуть через порог. Немного помедлив у двери, Гонория сказала, оглянувшись на карету:

– Моя мать…

– Я немедленно пошлю к ней лакея, – уверил ее дворецкий. – К сожалению, мы не знали о вашем приезде и не приготовили вам комнаты. Но я сейчас же отдам распоряжения горничным.

– Пожалуйста, не поднимайте их ради меня, – попросила Гонория, хотя, судя по энергии, с которой он дернул шнур звонка, было уже поздно. – Мне хотелось бы увидеть миссис Уэдерби. Жаль, что придется разбудить ее, но при таких обстоятельствах мне необходимо поговорить с ней.

– Конечно-конечно, – ответил дворецкий, проводя ее внутрь дома.

– И моя мать… – нервно оглянувшись назад, произнесла Гонория.

Несмотря на первоначальные возражения, леди Уинстед прекрасно вела себя всю дорогу. Гонория не хотела оставить ее на ночь в карете. Кучер и грумы обязательно присмотрят за ней и, конечно, горничная рядом, но все равно это было бы неправильно.

– Я приглашу ее в дом, как только отведу вас к миссис Уэдерби, – сказал дворецкий.

– Спасибо, э… – К стыду своему, Гонория не знала его имени.

– Спрингпис, миледи. – Он взял ее руку и сжал. Глаза его слезились, хватка была некрепкой, но в ней чувствовалась благодарность. Он встретился взглядом с Гонорией. – Позвольте сказать, миледи, я чрезвычайно рад вашему приезду.

Десять минут спустя миссис Уэдерби стояла вместе с Гонорией у двери в спальню Маркуса.

– Я не знаю, понравится ли графу, что вы увидите его в таком виде, – произнесла домоправительница, – но вы приехали издалека…

– Я не побеспокою его, – уверила ее Гонория. – Я только хочу убедиться, что с ним все хорошо.

Миссис Уэдерби сглотнула и откровенно взглянула на нее:

– Ему плохо, мисс. Вы должны быть к этому готовы.

– Я… я не имела в виду «хорошо», – запинаясь, поправилась Гонория, – я имела в виду… сама не знаю, просто…

Домоправительница мягко пожала ей руку.

– Я понимаю. Ему чуть-чуть лучше, чем вчера, когда я вам писала.

Гонория кивнула, но движение показалось ей самой смущенным и неловким. Кажется, домоправительница пытается сказать ей – Маркус уже не стоит на пороге смерти, но это значит – он был на пороге смерти. А если так, нет никаких причин думать, что он не окажется там снова.

Миссис Уэдерби приложила палец к губам, показывая Гонории, что нужно вести себя тихо. Потом медленно повернула дверную ручку.

– Он спит, – прошептала миссис Уэдерби.

Гонория кивнула и вошла внутрь, моргая от слабого света. В комнате было жарко и душно.

– Почему здесь так жарко? – прошептала Гонория. Даже ей трудно было дышать в этой духоте, а Маркус к тому же был еще накрыт грудой одеял.

– Так велел доктор, – ответила миссис Уэдерби. – Ни при каких обстоятельствах не позволять ему простудиться.

Гонория поправила воротник платья, который, к сожалению, никак не возможно было ослабить. Боже мой, если даже ей душно, то каково же Маркусу, у которого и без того тяжелая лихорадка. Такая жара никому не может быть полезной.

Но по крайней мере он спал. Его дыхание было спокойным, или, может быть, так казалось Гонории. Она не имела ни малейшего понятия, к чему следует прислушиваться у постели больного; наверное, к чему-то необычному. Она подошла ближе и наклонилась. Разумеется, Маркус вспотел. Об этом свидетельствовал не только его влажный лоб, но и весьма специфический запах, витавший над постелью.

– Не думаю, что ему необходимо столько одеял, – прошептала Гонория.

Миссис Уэдерби бессильно пожала плечами:

– Доктор выразился очень определенно.

Гонория подошла ближе к кровати.

– Непохоже, чтобы Маркусу было удобно.

– Пожалуй, – согласилась миссис Уэдерби. Гонория осторожно взялась за кончик покрывала, намереваясь отодвинуть его на дюйм или два. Она почти незаметно потянула, и…

– Аааа!

Гонория вскрикнула и попятилась назад, вцепившись в руку миссис Уэдерби. Маркус резко сел и безумным взглядом оглядел комнату.

На нем не было одежды. Во всяком случае, выше пояса.

– Все в порядке, все в порядке, – неуверенно сказала Гонория.

На самом деле не было никакого порядка, она пробормотала первые утешительные слова, которые пришли в голову.

Маркус тяжело дышал и был страшно возбужден, его глаза не останавливались на ней. Похоже, он даже не понимал, что Гонория здесь. Он огляделся, потом начал трясти головой и повторять тихо, не сердито, но огорченно:

– Нет, нет.

– Он не проснулся, – мягко произнесла миссис Уэдерби.

Гонория медленно кивнула, внезапно осознав всю серьезность положения, в котором оказалась. Она ничего не знает о болезнях и уж совершенно точно не знает, как заботиться о больных лихорадкой.

За этим ли она сюда приехала? Ухаживать за ним?

Прочитав письмо миссис Уэдерби, она так встревожилась, что могла думать только о том, что нужно немедленно поехать в Фензмор и увидеть Маркуса. О дальнейшем она не думала.

Как же глупо она поступила. Что она собиралась делать потом? Повернуться и уехать домой?

Гонории придется ухаживать за Маркусом. Она здесь, и любое другое поведение немыслимо. А что, если она ошибется? Если ему из-за нее станет хуже?

У нее нет выбора. Он нуждается в ней. У Маркуса никого нет, и Гонория не без стыда удивилась, как она не понимала этого раньше.

– Я посижу с ним, – сказала она миссис Уэдерби.

– О нет, мисс, вам нельзя. Это будет не…

– Кто-то должен быть с ним, – твердо произнесла Гонория. – Его нельзя оставлять одного. – Она взяла домоправительницу за руку и отвела в дальний угол комнаты. Невозможно было вести разговор рядом с Маркусом – он снова лег, но метался и поворачивался в кровати с такой силой, что Гонория вздрагивала.

– Я останусь, – сказала миссис Уэдерби.

Голос ее звучал неуверенно.

– По-моему, вы и так уже много часов провели у его постели, – заметила Гонория. – Вам нужно отдохнуть.

Миссис Уэдерби благодарно кивнула и, направляясь к двери, сказала:

– Никаких разговоров. О том, что вы были в комнате. Обещаю вам, ни одна душа в Фензморе ничего не скажет.

Гонория улыбнулась – как она надеялась, успокаивающе:

– Здесь моя мать. Не в комнате, но в Фензморе. Этого хватит, чтобы не дать распространиться слухам.

Кивнув, миссис Уэдерби неслышно выскользнула из комнаты.

– О, Маркус, – тихо произнесла Гонория, снова подойдя к нему. – Что с тобой случилось?

Она протянула руку, намереваясь дотронуться до него, но передумала. Это неприлично и, кроме того, лишний раз нарушит его покой.

Он выбросил руку из-под покрывала и повернулся на другой бок. Она и не подозревала, что у него такие мускулы. Конечно, Гонория знала – он сильный. Это очевидно. Он…

Гонория задумалась. На самом деле это не было так уж очевидно. Она не могла припомнить, когда Маркусу при ней приходилось поднимать что-то тяжелое. Но он казался сильным. Он выглядел сильным. Не все мужчины так выглядят. Скорее наоборот – большинство выглядит не так, по крайней мере среди знакомых Гонории.

И все же она не подозревала, что мускулы на руках у мужчины могут быть настолько рельефными.

Любопытно.

Гонория еще немного наклонилась вперед и поднесла свечу поближе. Как называется эта мышца на плече? У него она выглядит замечательно…

Пораженная направлением своих мыслей, Гонория резко отшатнулась. Она здесь не затем, чтобы пожирать глазами полуобнаженного мужчину. Тем более больного, тем более Маркуса Холройда.

В нескольких шагах от нее стоял стул. Гонория придвинула его поближе к кровати, но не вплотную, на тот случай, если Маркус снова начнет размахивать руками.

Она села и вновь посмотрела на больного.

Он выглядел исхудавшим. Лицо его было изможденным, и даже при тусклом свете свечи были видны круги под глазами.

Несколько минут Гонория сидела в тишине, чувствуя себя очень глупо. Ей страшно хотелось заняться каким-нибудь делом. Конечно, присматривать за Маркусом – тоже дело… Но ей было этого мало.

Маркус стал спокойнее; время от времени он ворочался под покрывалами, но большую часть времени спал.

Господи, как же в комнате жарко. Гонория все еще оставалась в дневном платье, одном из тех, которые она вряд ли смогла бы надеть – и которые вряд ли смогла бы снять – без посторонней помощи.

Она улыбнулась. Прямо как сапог Маркуса. Приятно знать, что мужчины иногда не менее женщин подвержены глупостям моды.

Платье это явно не подходило для ухода за больным. Гонория с трудом расстегнула несколько верхних пуговиц на спине и глубоко вздохнула.

– Не может быть. Такая обстановка не может быть здоровой, – громко произнесла она, пытаясь ослабить воротник и проветрить вспотевшую шею.

Она взглянула на Маркуса. Кажется, ее голос его не побеспокоил.

Гонория скинула туфли и – ведь она все равно уже была чрезмерно раздета – стянула чулки.

– Ух. – Она с отвращением взглянула на свои ноги.

Чулки промокли насквозь.

Гонория повесила их на спинку стула, но потом передумала и, свернув их, засунула в туфли.

Невыносимо. Что бы доктор ни говорил, такая жара совершенно невыносима. Гонория снова подошла к постели Маркуса и взглянула на него.

Осторожно протянув руку, она почувствовала – воздух около его кожи гораздо теплее, чем в остальной комнате.

Возможно, это только показалось, но возможно, так оно и есть.

Гонория оглядела комнату в поисках чего-нибудь, чем можно было бы обмахивать Маркуса. Как бы ей пригодился один из шелковых китайских вееров мамы. В последнее время леди Уинстед постоянно пользовалась веером. В багаже у нее всегда было как минимум три веера. И не зря – она везде их забывала.

Но сейчас ничего подходящего не было, и Гонория, наклонившись, начала дуть на Маркуса. Он не пошевелился. Набравшись уверенности после такого успеха (если это, конечно, был успех), она подула еще раз, сильнее. Маркус чуть вздрогнул.

Гонория замерла, не зная, хорошо это или плохо. Если он весь так сильно вспотел, как казалось, она рискует его простудить.

Гонория снова села, потом встала, потом снова села, беспокойно похлопывая по боку. Ей пришлось прижать руку к телу, чтобы остановиться.

Глупо. Она вскочила на ноги и снова подошла к больному. Маркус опять ворочался, хотя сил, чтобы скинуть покрывала, ему не хватало.

Она должна коснуться его. Должна. Только так можно определить, насколько ему жарко. Гонория не знала, что будет делать дальше, но это не важно. Если уж она его нянька, она должна следить за его состоянием.

Она легонько коснулась пальцами его плеча. Кожа была не такой горячей, как она ожидала, но, возможно, дело просто в том, что сама Гонория уже перегрелась. Однако в любом случае Маркус вспотел и его покрывала насквозь промокли.

Может, следует снять их с него? У него еще останутся одеяла. Она осторожно потянула за уголок, но вся куча съехала прямо на нее, обнажив ногу Маркуса.

Гонория открыла рот. Нога у него тоже весьма мускулистая…

Нет. Нет, нет, нет. Она не смотрит на Маркуса. Не смотрит. Совершенно не смотрит на Маркуса. Тем более надо срочно снова накрыть его. Ведь нет никакой уверенности, что на нем есть нижнее белье. Руки его обнажены, ноги тоже, значит, вполне возможно, и…

Гонория невольно взглянула на то место, что еще скрывалось под покрывалами. Он, конечно, еще укрыт, но если вдруг раскроется…

Она схватила покрывало и начала его укутывать. Кому-то другому придется сменить ему одеяла. Боже мой, как жарко. Наверное, ей надо выйти. Или приоткрыть окно.

Она обмахнула лицо рукой. Необходимо сесть. Рядом прекрасный, замечательный стул, она может провести на нем всю оставшуюся ночь, спокойно сложив руки на коленях. Она только еще раз взглянет на Маркуса и убедится, что все в порядке.

Она подняла свечу и поднесла к его лицу.

Его глаза были открыты.

Гонория отступила назад. Он и раньше открывал глаза. Это не значит, что он проснулся.

– Гонория? Что ты здесь делаешь?

А вот это определенно что-то значит.