Следующая неделя
Недавно проветренный музыкальный салон
Уинстед-Хаус, Лондон
– В этом году – Моцарт! – провозгласила Дейзи Смайт-Смит и, энергично тряхнув светлыми локонами, с энтузиазмом продемонстрировала свою новую скрипку. – Красавица, правда? Это Руджери [5]. Отец подарил мне ее на шестнадцатилетие.
– Великолепный инструмент, – согласилась Гонория, – но Моцарт был в прошлом году.
– У нас каждый год Моцарт, – откликнулась сидящая за фортепиано Сара, задумчиво растягивая слова.
– Я не играла в прошлом году, – сказала Дейзи и, глядя на Сару, ехидно добавила: – А ты выступаешь в квартете всего-навсего второй раз. И никак не можешь знать о том, что происходит каждый год.
– Пожалуй, до конца нынешнего сезона я тебя прикончу, – ответила Сара таким будничным тоном, словно говорила, что, пожалуй, выпьет лимонаду, а не чаю.
Дейзи показала ей язык.
– Айрис? – Гонория посмотрела на кузину-виолончелистку.
– Мне все равно, – мрачно произнесла Айрис.
Гонория вздохнула:
– Нельзя два года подряд играть одно и то же произведение.
– Почему бы и нет? – пожала плечами Сара. – Вряд ли кто-нибудь сможет опознать его в нашей интерпретации.
Айрис изменилась в лице.
– Но оно будет указано в программе концерта, – заметила Гонория.
– Ты полагаешь, кто-то хранит программы прошлых лет?
– Моя мама хранит, – заявила Дейзи.
– Моя тоже, – сказала Сара, – но она их просто складывает, а не изучает.
– Моя мама изучает, – упорствовала Дейзи.
– О Боже, – простонала Айрис.
– Можно подумать, что мистер Моцарт написал одно-единственное музыкальное сочинение, – напористо продолжила Дейзи. – У нас богатейший выбор. Взять хотя бы «Маленькую ночную серенаду». Я ее просто обожаю. Она такая легкая и веселая!
– Там нет партии фортепиано, – напомнила Гонория.
– Я не возражаю, – встрепенулась Сара, приподнимаясь из-за фортепиано.
– Нет уж, если я должна играть, то и ты должна, – прошипела Айрис.
Сара прямо-таки плюхнулась обратно на стул:
– Ох, Айрис, никогда не думала, что ты можешь так походить на ядовитую змею.
– Это потому, что у нее нет ресниц, – поведала Дейзи.
Айрис повернулась к ней и с ледяным спокойствием сообщила:
– Я тебя ненавижу.
– Дейзи, не надо говорить глупости, – нахмурилась Гонория.
У Айрис действительно была необыкновенно бледная кожа, рыжеватые светлые волосы и почти незаметные белесые брови и ресницы. Однако Гонория всегда считала ее изумительной, почти неземной красавицей.
– Если бы у нее не было ресниц, она бы давно умерла, – сказала Сара.
Гонория ушам своим не верила. Она просто не понимала, как можно с такой скоростью перейти от Моцарта к полному бреду. То есть нет, понимала, конечно (к сожалению!). Но категорически отказывалась с этим соглашаться.
– Ну да, умерла бы, – не унималась Сара. – Или в лучшем случае ослепла бы. Ресницы защищают глаза от грязи и пыли.
– Почему мы так далеко ушли от музыкальной темы, скажите на милость? – осведомилась Гонория.
Дейзи моментально откликнулась:
– Потому что Сара сказала, что Айрис похожа на ядовитую змею, и тогда я сказала, что это потому, что…
– Я помню, – перебила Гонория и, обнаружив, что Дейзи по-прежнему держит рот открытым и явно желает закончить начатую фразу, повторила: – Я помню. Вопрос был риторический.
– Тем не менее на него можно ответить вполне конкретно, – фыркнула Дейзи.
Гонория вновь повернулась к Айрис. Им обеим было по двадцати одному году, но Айрис до сих пор не приходилось выступать в составе квартета. Ее старшая сестрица Мэриголд мертвой хваткой удерживала за собой партию виолончели, пока прошлой осенью не вышла замуж.
– Айрис, у тебя есть какие-нибудь предложения? – бодро спросила Гонория.
Айрис скрестила руки на груди и вжалась в кресло так, словно мечтала слиться с ним и сделаться невидимой.
– Что-нибудь, где нет виолончели, – пробормотала она.
– Нет уж, если я должна играть, то и ты должна, – усмехнулась Сара.
Айрис метнула в нее оскорбленный взгляд страдающей творческой натуры.
– Ты не понимаешь.
– О нет, понимаю, поверь, – с чувством ответила Сара. – Позволь тебе напомнить, что я играла в прошлом сезоне. У меня был целый год на то, чтобы понять.
– А я не понимаю. Откуда столько жалоб? – раздраженно спросила Дейзи. – У нас впереди захватывающее событие! Мы выйдем на сцену. Знаете ли вы, как долго я ждала этого дня?
– К несчастью, да, – сухо произнесла Сара.
– Столько же, сколько я его боялась, – проворчала Айрис.
– Просто поразительно, – сказала Сара, – что вы родные сестры.
– Я удивляюсь этому каждый божий день, – негромко ответила Айрис.
– Итак, нам нужен фортепианный квартет. – Гонория поторопилась вмешаться до того, как Дейзи сообразит, что ее оскорбляют. – К сожалению, у нас весьма ограниченный выбор.
Никто не счел нужным высказаться.
Гонория подавила вздох. Очевидно, ей придется взять бразды правления в свои руки, иначе в квартете воцарится хаос. Хотя, возможно, хаос – это большой шаг вперед по сравнению с обычным положением дел на музыкальных выступлениях Смайт-Смитов.
Печально…
– «Фортепианный квартет Моцарта № 1» или «Фортепианный квартет Моцарта № 2», – объявила она, поднимая обе партитуры. – Может быть, у кого-нибудь есть другие соображения?
– Тот, который не играли в прошлом году, – вздохнула Сара.
Она прижалась лбом к открытой крышке фортепиано, а потом и вовсе сползла на клавиши.
– Это прозвучало как неплохой аккорд, – удивилась Дейзи.
– Это прозвучало как рыбья икота, – проворчала Сара, не поднимая головы от фортепиано.
– Чарующая метафора, – заметила Гонория.
– Я думаю, рыбы не икают, – отозвалась Дейзи, – а если бы икали, то, наверное, совсем не с таким звуком, как…
– А почему бы нам не стать первым мятежным квартетом кузин? – Сара выпрямилась. – Разве мы не можем просто сказать «нет»?
– Нет! – взвыла Дейзи.
– Нет, – подтвердила Гонория.
– Да? – робко произнесла Айрис.
Сара повернулась к Гонории:
– Тебе хочется повторить прошлогодний опыт? Не верю.
– Мне не хочется нарушать традицию.
– Хороша традиция! Кошмар, от которого я оправлюсь не раньше, чем через полгода.
– А я никогда не оправлюсь, – пожаловалась Айрис.
Судя по выражению лица Дейзи, она готова была затопать ногами и, очевидно, осуществила бы свое намерение, если бы Гонория не утихомирила ее строгим взглядом.
А Гонория между тем думала о Маркусе и одновременно пыталась не думать о нем.
– Я не хочу нарушать традицию, – повторила она. – Нам очень повезло, что мы принадлежим к большой семье, где есть свои традиции.
– О чем ты говоришь? – спросила Сара, качая головой.
– У некоторых людей нет ничего подобного, – горячо откликнулась Гонория.
Сара смерила ее пристальным взглядом и повторила:
– Прости, о чем ты говоришь?
– Я… – Гонория слышала, что почти кричит от волнения, но не могла совладать с собой и перейти в другую тональность. – Да, мне не нравится выступать на музыкальных вечерах, но я люблю наши с вами репетиции.
Кузины ошарашенно вытаращились на нее.
– Неужели вы не понимаете, какое это счастье? – воскликнула Гонория и, не получив ни малейшего отклика, объяснила: – Что мы есть друг у друга?
– А что нам мешает в том же составе собираться за карточным столом? – поинтересовалась Айрис.
– Мы – Смайт-Смиты и должны играть в квартете, – отрезала Гонория и, опередив возражения Сары, добавила: – Ты тоже. Да, у тебя другая фамилия, но твоя матушка – урожденная Смайт-Смит. Со всеми вытекающими последствиями.
Сара вздохнула – громко, протяжно и тоскливо.
– Мы возьмем в руки инструменты и сыграем Моцарта, – решительно заявила Гонория. – И на наших лицах будут улыбки.
– Я совершенно не понимаю, о чем речь, – сообщила Дейзи.
– Хорошо, я сыграю, – сказала Сара, – но улыбку не обещаю. – Она хмуро взглянула на фортепиано. – И брать в руки свой инструмент не собираюсь.
Айрис сначала хихикнула. Потом у нее загорелись глаза.
– Я могла бы помочь тебе.
– Взять в руки фортепиано?
В улыбке Айрис определенно появилось нечто дьявольское.
– Скорее, взяться за него. Окно не так уж далеко…
– Не зря я всегда любила тебя, – просияла Сара.
Пока Айрис и Сара замышляли уничтожить новое фортепиано леди Уинстед, Гонория вновь обратилась к выбору подходящего произведения.
– «Квартет № 2» мы исполняли в прошлом году, – сказала она, хотя никто, кроме Дейзи, ее не слушал, – а «Квартет № 1» вызывает у меня большие опасения.
– Почему? – спросила Дейзи.
– Он считается очень сложным.
– Почему? – не унималась Дейзи.
– Понятия не имею, – призналась Гонория. – Так говорят, и я склонна этому верить.
– А «Квартет № 3» есть?
– Боюсь, что нет.
– Значит, надо брать «№ 1», – храбро заявила Дейзи. – Кто не рискует, тот не выигрывает.
– Да, но мудрые люди здраво оценивают пределы своих возможностей.
– Кто это сказал? – поинтересовалась Дейзи.
– Я, – нетерпеливо отмахнулась Гонория, раскрывая партитуру «Квартета № 1». – Думаю, нам не удалось бы разучить его, даже если бы у нас было в три раза больше времени.
– Нет никакой необходимости разучивать его. Перед нами будут пюпитры с нотами.
Дело явно принимало дурной оборот.
– Надо брать «№ 1», я уверена, – с напором продолжила Дейзи. – Мы опозоримся, если два года подряд будем исполнять одно и то же.
Гонория не сомневалась, что они опозорятся в любом случае, однако у нее не хватило духу сообщить об этом Дейзи.
С другой стороны, если они все равно неминуемо изуродуют до неузнаваемости бедное произведение, тогда и спорить не стоит. Чем плохо сыгранный сложный квартет отличается от плохо сыгранного менее сложного?
– Действительно, почему бы и нет? – сдалась Гонория. – Сыграем «№ 1».
Она покачала головой. Сара придет в бешенство.
Партия фортепиано отличается особой сложностью.
Хотя раз Сара не соблаговолила принять участие в обсуждении репертуара, пускай пеняет на себя.
– Мудрое решение, – уверенно одобрила Дейзи. – Играем «Квартет № 1»! – бросила она через плечо.
Гонория посмотрела на Сару и Айрис, которым и в самом деле удалось на несколько футов передвинуть фортепиано.
– Что вы делаете? – возмутилась она.
– О, не беспокойся, – рассмеялась Сара. – Так уж и быть, мы не станем выкидывать его в окно.
Айрис рухнула на стул, захлебываясь от хохота.
– Не вижу ничего смешного, – сказала Гонория, хотя, конечно, видела.
Ей очень хотелось присоединиться к дурачествам кузин, но кто-то должен контролировать ситуацию и принимать серьезные решения. Если она проявит легкомыслие, тогда за дело возьмется Дейзи.
Не приведи Господи.
– Мы выбрали «Фортепианный квартет Моцарта № 1», – повторила Дейзи.
Айрис моментально побледнела, приобретя пугающее сходство с призраком.
– Вы шутите.
– Нет, – не без злорадства ответила Гонория. – Если у тебя имелись возражения, тебе следовало поучаствовать в беседе.
– Разве ты не знаешь, что он сложен для исполнения?
– Именно поэтому мы и решили взяться за него! – похвасталась Дейзи.
Айрис посмотрела на сестру, затем вновь вернулась к Гонории, очевидно, сочтя ее более разумной.
– Гонория, мы не сможем сыграть «Квартет № 1». Просто не справимся. Ты когда-нибудь слышала его?
– Один раз, – призналась Гонория. – И не очень хорошо его помню.
– Это невозможно! – воскликнула Айрис. – Он не предназначен для любительского исполнения.
Гонория не была настолько прекраснодушной, чтобы не испытывать некоторого удовольствия от расстройства кузины. Айрис целый день капризничала и получила по заслугам.
– Послушайте, – сказала Айрис. – Если мы выступим с этим квартетом, то будем раздавлены.
– Кем? – поинтересовалась Дейзи.
– Музыкой, – отозвалась Сара.
– О, значит, ты наконец решила присоединиться к обсуждению? – прокомментировала Гонория.
– Оставь свой сарказм, – огрызнулась Сара.
– Где были вы обе, когда я выбирала подходящее сочинение?
– Они двигали фортепиано.
– Дейзи! – хором возопили три кузины.
– Что я такого сказала? – оскорбилась Дейзи.
– Попробуй не воспринимать все так буквально, – ответила Айрис.
Дейзи фыркнула и принялась перелистывать ноты.
– Я все утро пыталась поднять вам настроение. – Подбоченившись, Гонория повернулась к Саре и Айрис. – Раз нам придется выступать, надо репетировать, и ваши возражения ничего не изменят. Поэтому прекратите осложнять мне жизнь и делайте, что вам говорят.
Сара и Айрис молча вытаращили глаза.
– Э-э, будьте любезны, – добавила Гонория.
– По-моему, нам не помешает небольшой перерыв, – предложила Сара.
Гонория нахмурилась:
– Мы даже не начинали.
– Я знаю. Но нам нужен перерыв.
Гонория на секунду задумалась. Все это до невозможности изнурительно. Сара права. Им нужно отдохнуть. Пусть от полнейшего ничегонеделания, но все-таки отдохнуть.
– Кроме того, – Сара лукаво посмотрела на нее, – меня мучает жажда.
Гонория приподняла брови:
– Очевидно, у тебя пересохло в горле от бесконечных споров?
– Вот именно, – усмехнулась Сара. – Найдется ли в вашем доме лимонад, дражайшая кузина?
– Не знаю, – вздохнула Гонория, – но, пожалуй, стоит выяснить.
А ведь и правда, приятно выпить лимонаду. И, положа руку на сердце, не репетировать тоже приятно. Она встала, чтобы позвонить прислуге, и едва успела снова опуститься в кресло, как Пул, «вечный дворецкий» Уинстед-Хауса, возник в дверном проеме.
– Впечатляющая скорость, – заметила Сара.
– Леди Гонория, к вам посетитель, – доложил Пул.
Неужели Маркус?
Сначала у Гонории бешено заколотилось сердце, и только потом она осознала, что это может быть кто угодно, только не Маркус. Доктор Уинтерс настойчиво рекомендовал ему оставаться в Фензморе.
Пул подошел ближе и протянул ей поднос с визитной карточкой.
«Граф Чаттерис»
Силы небесные! Действительно Маркус. Какого дьявола он делает в Лондоне? Она моментально позабыла про обиды и, минуя все промежуточные стадии негодования, впала в полноценное бешенство. Как он смеет рисковать своим здоровьем? Она надрывалась у его постели, сражаясь с лихорадкой, кровью и беспамятством! Для чего? Чтобы теперь он отдал Богу душу только потому, что у него не хватило ума остаться дома, как предписано врачом и здравым смыслом?
– Принять его немедленно, – выпалила она, должно быть, чрезмерно свирепо, потому как три кузины воззрились на нее в немалом изумлении.
Она обвела их хмурым взглядом. Дейзи предусмотрительно отступила назад.
– Он не мог так быстро выздороветь, – проворчала Гонория.
– Лорд Чаттерис, – уверенно произнесла Сара.
– Оставайтесь здесь, – распорядилась Гонория. – Я скоро вернусь.
– Надо ли нам репетировать в твое отсутствие? – осведомилась Айрис.
Гонория фыркнула и не удостоила ее ответом.
– Его светлость ожидает в гостиной, – сообщил Пул.
Разумеется. Ни один дворецкий не осмелится просить графа оставить визитную карточку на серебряном подносе и отправиться восвояси.
– Я сейчас вернусь, – сказала Гонория кузинам.
– Мы это уже слышали, – ответила Сара.
– Ждите меня здесь.
– Это ты тоже говорила, – заметила Сара. – Ну, или что-то очень похожее.
Гонория напоследок еще раз сдвинула брови и вышла из музыкального салона. Вернувшись из Фензмора, она не стала посвящать Сару в подробности и ограничилась коротким рассказом о том, что Маркус заболел, а они с матерью помогали за ним ухаживать. Но Сара знала Гонорию, как никто другой. У нее неизбежно возникнут подозрения, особенно теперь, когда Гонория при виде визитной карточки Маркуса потеряла всяческое самообладание.
Она маршировала по комнатам, и с каждым шагом ее ярость нарастала. О чем он только думает, интересно знать? Доктор Уинтерс выразился более чем определенно. Маркусу надлежало неделю соблюдать строгий постельный режим, а затем по меньшей мере еще неделю, а то и две, оставаться дома. Простейшие арифметические подсчеты недвусмысленно указывали на то, что в данный момент он никак не должен находиться в Лондоне.
– Скажи на милость, о чем… – Она влетела в гостиную и резко остановилась. Он стоял у камина и прямо-таки излучал здоровье. – Маркус?
Боже! Стоило ему улыбнуться, как ее жалкое сердце предательски растаяло.
– Гонория! Приятно снова видеть тебя.
– Ты выглядишь… – Она запнулась и растерянно моргнула, все еще не веря своим глазам. От его землистой бледности и осунувшегося лица не осталось и следа, а потерянный за время болезни вес, похоже, восстановился. -…хорошо, – наконец с нескрываемым удивлением закончила она.
– Доктор Уинтерс позволил мне отправиться в Лондон, – объяснил Маркус. – По его словам, он в жизни не видывал, чтобы кто-нибудь так быстро оправился от тяжелой лихорадки.
– Должно быть, помог пирог с патокой.
Его взгляд потеплел.
– Не иначе.
– Что привело тебя в Лондон? – спросила она.
И едва не добавила: «Ведь теперь ты свободен от обязательств и не должен следить за тем, чтобы я не вышла замуж за кретина».
Вероятно, она все же испытывала некоторую горечь.
Но не гнев. Сердиться на него было решительно не для чего, да и не за что. Он всего-навсего исполнял просьбу Дэниела и, в сущности, действовал весьма тактично и даже правильно. Джентльмены, которых он отвадил, отнюдь не приводили в восторг саму Гонорию. Если бы кто-нибудь из них сделал ей предложение, она скорее всего ответила бы отказом.
И все-таки результат оказался плачевным. Почему никто не сказал ей, что Маркус вмешивается в ее дела? Вероятно, она предъявила бы ему претензии – то есть наверняка предъявила бы, – однако на том бы дело и кончилось. Зато если бы она все знала, то не стала бы превратно истолковывать его поступки. И не подумала бы, что он чуточку влюблен в нее.
И не позволила бы себе влюбиться в него.
Если она была в чем-то твердо уверена, так это в том, что он не должен ничего заподозрить. Пусть думает, что она по-прежнему пребывает в неведении относительно его тайных происков.
Гонория изобразила безмятежную улыбку и с выражением живейшего интереса приготовилась выслушать ответ на свой вопрос.
– Мне никак не хотелось пропустить музыкальный вечер, – сказал Маркус.
– Придумай что-нибудь получше.
– Помилуй, я говорю правду, – заверил он. – Сейчас, когда мне понятны твои мотивы, я буду воспринимать это мероприятие совершенно по-иному.
Она хмыкнула:
– Ради Бога. Понимание того, что теперь ты смеешься не надо мной, а вместе со мной, не избавит тебя от полнейшей какофонии.
– Я заткну уши ватой.
– Если моя матушка разоблачит твои ухищрения, она будет ранена в самое сердце. А ведь именно ей ты обязан своим спасением.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Она до сих пор считает тебя талантливой музыкантшей?
– Не только меня, – поправила Гонория. – Подозреваю, она грустит о том, что у нее больше нет дочерей, которые смогли бы играть в квартете. Но факел не угаснет. Мы скоро передадим его новому поколению. У меня полным-полно племянниц, и они уже разрабатывают свои маленькие пальчики на крошечных скрипочках.
– Неужели на крошечных?
– Нет. Но по-моему, получилось красиво. И образно.
Он коротко рассмеялся и замолчал. Они оба молчали и просто стояли посреди гостиной – непривычно смущенные и тихие.
Это было странно. И совсем непохоже на то, как они вели себя обычно.
– Ты не хочешь прогуляться? – неожиданно спросил он. – Сегодня прекрасная погода.
– Нет, – ответила она, возможно, чуть резче, чем следовало. – Спасибо.
На его лицо набежала легкая тень и тотчас исчезла. А может быть, ее и вовсе не было и Гонории только почудилось.
– Не стоит благодарности, – сухо произнес он.
– Я не могу. – Она не хотела обидеть его. Или хотела. А теперь почувствовала угрызения совести. – Меня ждут кузины. Мы собираемся репетировать.
В его глазах промелькнула тревога.
– Я бы посоветовала тебе временно покинуть Мейфэр и найти себе занятие в каком-нибудь другом районе Лондона. Дейзи еще не освоила пианиссимо, – предупредила она и, заметив его недоумение, пояснила: – Она очень громко играет.
– А остальные нет?
– Остроумно. Но нет. Во всяком случае, не так громко.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что на музыкальном вечере мне лучше занять место в последнем ряду?
– Хорошо бы в соседней комнате. Если получится.
– Вот как? – Он необычайно, просто до смешного, воодушевился. – В соседней комнате тоже будут места для публики?
– Нет. – Она снова хмыкнула. – Но последний ряд тебя не спасет. По крайней мере от Дейзи.
Он вздохнул.
– Тебе следовало подумать об этом, прежде чем так стремительно выздоравливать.
– Да, похоже, я поторопился.
– Что ж, – произнесла она, пытаясь придать себе вид чрезвычайно занятой юной леди, у которой множество дел и которая, по счастливому стечению обстоятельств, нисколько не увлечена им. Ни в малейшей степени. – Мне действительно пора идти.
– Да, конечно, – учтиво кивнул он.
– До свидания, – вымолвила она, не трогаясь с места.
– До свидания.
– Искренне рада, что ты навестил меня.
– Я тоже, – ответил он. – Пожалуйста, передай от меня поклон леди Уинстед.
– С удовольствием. Она будет счастлива услышать, что ты поправился.
Он снова кивнул. И еще немного постоял. А потом сказал:
– Ну, всего хорошего.
– Да. Я должна идти, до свидания, – деловито повторила она.
И на сей раз действительно вышла из гостиной. Причем даже не оглянулась!
Грандиозное достижение, если вдуматься.