Только ты и я

Глава 40

Фергусу было неудобно сидеть на ярко-оранжевом больничном стуле. Вид бывшей жены, похудевшей и бледной, слабевшей с каждым днем, наполнял его смесью эмоций, в которой он не мог разобраться. Много лет назад он так сильно любил Стеллу, что даже женился на ней. Однако их отношения никогда не были такими же легкими и естественными, как с Эрин. Чрезмерное эго Стеллы, ее повышенная забота о собственных интересах и бесконечная критика в адрес окружающих убили эту любовь. Но сейчас, видя ее такой, он мысленно возвращался к былым дням. Его мучили угрызения совести и сожаление, ему было стыдно за себя и… ох, его опять мучили угрызения совести, потому что, если бы она не объясняла свои симптомы тем, что муж бросил ее, она, возможно, показалась бы врачу значительно раньше, тогда, когда распространение рака можно было бы приостановить…

— Давай-давай: по идее тебе следует вести светскую беседу. — Даже сейчас Стелла не утратила способности издеваться над ним.

И ведь это правда: он риелтор, продавец. Он должен быть мастером по убалтыванию людей, чтобы впаривать им все, что есть под этим солнцем. И ведь он им и является. Но здесь, в больнице, ничего не получается. Непонятно, как все это удается Эрин. Эрин, которой больше всего досталось от Стеллы. Невероятно, но она отбросила все это. Днями, часами она сидит в палате со Стеллой и обсуждает с ней больничный персонал, любимых врачей и сестер, других пациентов, наряды, телепередачи, школьные годы — в общем, все и вся.

— Ты похож на человека, у которого большие проблемы и который ждет своего банковского менеджера, — сказала Стелла.

Фергус попытался взбодриться. Однако он действительно чувствовал себя именно так. Посмотрев на часы на стене, он увидел, что уже почти три. Скоро, слава Богу, придет Эрин. И он поедет на работу. Глядя на Стеллу, он гадал, знает ли она, в глубине души, что умирает. А если знает, что она чувствует? У него к ней было множество вопросов, но он не находил в себе силы задать их. Боже, ну кто мог предположить, что такое случится?

Стелла съязвила:

— Мы могли бы сыграть в слова.

Снова угрызения совести. Не умеет он навещать больных.

— А ты хочешь?

Стелла закатила глаза:

— Нет.

— Скоро придет Эрин.

— Слава Богу. Ее общество намного приятнее, чем твое. Даже общество судна было бы приятнее.

— Извини.

— Мне нравится Эрин, знаешь ли. Она милая.

Фергус медленно кивнул. Наконец-то.

— Она тебе не говорила, что я приду на вашу свадьбу? — Стелла слабо улыбнулась. — Когда викарий будет спрашивать, известна ли кому-нибудь причина, мешающая тебе жениться, я встану и скажу: да, известна — в постели ты одеваешься в женское нижнее белье.

Теперь настала очередь Фергуса улыбнуться. Это было неправдой, однако он легко представил, как Стелла встает и говорит все это. Только вот шансов у нее на это нет. Потому что к тому времени она… О нет, лишь бы не плакать…

Фергуса без предупреждения накрыла мощная волна эмоций, и с громким звуком, похожим на гогот удивленного гуся, он спрятал лицо в ладонях и разрыдался. Он плакал и плакал, не в силах справиться с собой, и женщина, лежавшая на кровати, подвинула к нему коробку с бумажными платками.

Наконец Фергус успокоился. Он вытер лицо, громко высморкался и перевел взгляд на Стеллу, которая бесстрастно наблюдала за ним.

— Извини. — Фергус замотал головой, смущенный столь бурным проявлением чувств. — Даже не знаю, что на меня нашло.

Знает ли Стелла, что умирает? Или, если не знала раньше, теперь все поняла?

Она худой рукой дотянулась до него и сжала его пальцы. Ее кожа была сухой, похожей на пергамент, и теперь ее стало слишком много для истончившихся костей.

— Все в порядке. Я знаю, почему ты плачешь. — Растянув губы в некоем подобии улыбки, Стелла добавила: — Ты только что понял, что по горло сыт Эрин. И хочешь снова быть со мной.

Невозможно было понять, шутит Стелла или говорит серьезно. Но у Фергуса не было желания выяснять это. Он посмотрел на часы и сказал:

— Она будет здесь с минуты на минуту. Я пойду позову кого-нибудь на помощь, и мы пересадим тебя в кресло.

Вместе с сестрой они стали пересаживать Стеллу с кровати в кресло-каталку. Она морщилась и жмурилась от боли, но не жаловалась. Наконец, когда на кресле закрепили капельницу, Стелла была готова трогаться в путь.

Эта еще одна из идей Эрин была главным событием каждого дня Стеллы. Фергус выкатил кресло из палаты, и они подлинному коридору добрались до выхода. У крыльца на солнышке собрались курильщики. А на скамейке напротив дверей, под каштаном, их ждала Эрин.

На этот раз слезами наполнились глаза Стеллы. Фергус подкатил кресло к скамейке, и Эрин открыла переднюю часть переноски, стоявшей рядом с ней. Из сумки осторожно выглянул Бинг, что-то нетерпеливо проорал и перешел на покрытые пледом худые колени Стеллы.

— Ах, Бинг, детка моя.

Стелла нежно гладила его, а Бинг смотрел на нее с обычным злобным выражением и мирился с ее поцелуями. Он терпел внимание к себе, как агрессивный подросток, которого заставляют навещать несдержанную в эмоциональных проявлениях бабушку.

Во всяком случае, он не вырывался и не пытался сбежать. Эрин наблюдала, как Стелла ласкает своего кота и шепчет ему на ухо всякие нежности. Встречи с Бингом очень сильно воодушевляли Стеллу и наполняли каждый ее день предвкушением, хотя убедить Бинга зайти в переноску и выдержать его возмущенные мяукающие комментарии и вопли во время переезда в машине было не так-то просто. Это превратилось в самое настоящее испытание на терпение.

— Все в порядке, малыш. Мама скоро будет дома. — Стелла целовала его передние лапы. — А ты скучаешь по мне?

— Вчера он съел целую банку лосося. — «Съел» — это было сильно сказано. Когда Эрин поставила миску на пол, Бинг окинул ее надменнейшим взглядом, достойным самого Гордона Рамзи, которому какой-то дилетант подает отвратительную еду, и удалился. Однако к утру большая часть еды исчезла.

— Он предпочитает копченый лосось, порезанный на кусочки дюйм на дюйм. Солнышко мое, неужели они заставили тебя есть противную рыбу из старой банки? Бедняжка моя, какие же они жадные, им жаль для тебя вкусненького.

Эрин не обиделась — слишком опрометчиво было бы рассчитывать на благодарность. Она откинулась на спинку скамейки и праздно наблюдала за людьми, входившими в больницу и выходившими оттуда, а потом сосредоточила свое внимание на мальчике на костылях, который с трудом продвигался к воротам.

Постойте-ка! А кто это там, позади него?

Неужели это?..

Забавно, ошибки нет.

— Стелла.

— Смотрите, какие у него усы: они такие шелковистые.

— Стелла. — Эрин легонько подвигали из стороны в сторону кресло. — Смотри, к тебе посетитель.

— Что?

— Кое-кто пришел тебя навестить.

Наконец-то. Лучше поздно, чем никогда. Радуясь за Стеллу, Эрин указала на посетителя. К ним направлялась Эми, одетая в желтый, как желток, топ с угловым вырезом, кремовые джинсы и босоножки на высоких каблуках.

Стелла улыбнулась, явно довольная, что подруга наконец-то навестила ее.

Эми приблизилась. Узнав сначала Эрин, потом Фергуса, она кивнула им.

И пошла дальше.

Ошарашенные, они смотрели, как она процокала мимо них и подошла к стеклянным вращающимся дверям главного входа.

— Эми, — окликнул ее Фергус, и она остановилась. Когда она повернулась, он многозначительно произнес: — Мы здесь!

Озадаченная, Эми посмотрела сначала на него, потом на Эрин. Наконец ее взгляд переместила на Стеллу в кресле-каталке, и выражение ее лица изменилось. По мере узнавания на нем все явственнее проступал ужас. Эрин запоздало сообразила, что Эми ни разу не навещала Стеллу; мысль о том, что сегодня они могут столкнуться, не пришла ей в голову.

— Стелла? Как ты? — Стоя у дверей, Эми помахала ей с таким видом, будто приветствовала случайную знакомую на Дамском дне[27] в Эскоте. — Как я рада тебя видеть! Ты выглядишь… гм…

— Потрясающе, — сухо договорила за нее Стелла. — Я знаю.

— Боже, я бы с радостью поболтала тут с вами, но опаздываю на прием! У меня первое УЗИ. — Эми лучилась от восторга.

— Эрин говорила, что ты беременна, — сказала Стелла. И помолчала. — Мои поздравления.

— Спасибо! Ладно, я побегу; не хочу, чтобы врач меня ждал. Пожелайте мне удачи. — Ее тон был бодрым и жизнерадостным. — До встречи!

Все молча смотрели, как Эми исчезла за вращающимися дверьми.

Стелла продолжала гладить Бинга. Наконец она заговорила:

— Бедняжка. Даже не знает, кто отец. Как вы думаете, УЗИ покажет, чьи у него уши, Руперта или кого-нибудь другого?