Тремор

Глава 10

С полок взирают статуэтки Будды. Его золотистые, каменные фигурки расставлены по всей комнате, и у каждой благостный лик. На них отражается пламя от свеч — больших и маленьких баночек с воском. Их свет мягко задевает все вокруг, распадаясь мириадами звезд в заостренных кристаллах. Они стоят в ряд на плетеных ковриках и в металлических подставках в виде лотоса. В тени сзади них скрыты тюбики с маслами, вазы цветов и зажженные палочки благовоний. Их эфирный аромат уже давно поглотил собой комнату. Пропитал деревянные стены и ряд холстов, что висел на них. Шкаф с книгами, тусклый глянец их обложек, корешки старинных ветхих переплетов, что придавались тишине в этой комнате. Наблюдали, как девушка наносила на лицо макияж, попутно приглаживая волосы. После укладки они норовили обзавестись кудрями вновь, не оставив ничего от прямых прядей.

Таня уже привыкла к этому. Из зеркала на нее смотрели карие глаза в зеленоватой дымке. Острые стрелки были почти не видны из-за ресниц. Они веером опустились вниз, когда Таня потянулась за помадой к тумбочке. Очертив контур губ, она провела по ним насыщенно-бордовым цветом.

— Ну что, ты готова?

Крис вошла на каблуках, впустив в дом запах моря.

— Да, пойдем.

Волны сегодня шумели громче обычного. Они с шипением распыляли пену на песок, почти задевая каменистую тропинку, по которой шли Крис с Таней. Стук их каблуков, шелест зарослей и всплеск воды создавали собой ритм, в котором не было места другим звукам.

В темноте были видны лишь огни у горизонта. Зеленый свет маяка с колебанием проходил сквозь потоки воздуха. Вдоль него, у береговой линии, ряд фонарей слабо отбрасывал свет на проплывающие мимо корабли и подрагивающую воду. В последний раз Таня взглянула в их сторону.

Свернув вправо от берега, девушки зашагали по освещенной тропе вдоль диких зарослей. У дороги в конце нее стояла машина. Открыв двери, они сели на задние места. Водитель поприветствовал их на тайском языке и завел двигатель.

Машина понеслась вниз по трассе. Мимо тропических папоротников, зарослей бамбука и мелких хижин. По радио играла неспешная музыка. Она навевала на Таню странные чувства, но обдумывать их не было никакого желания. Все, что ей оставалось, это оглядывать знакомую дорогу, считая каждый поворот, содрогаясь все больше по истечению времени. Вот они проехали храм, двухэтажный барак и магазин — маленькую ветхую лачушку. Впереди показалась полуразрушенная каменная постройка. Машина остановилась около нее.

Еще раз осмотрев себя в зеркало, Крис открыла дверь и ступила на землю. Резко вздохнув, Таня пошла за ней следом.

В полутьме виднелось лишь свечение из окон. К зданию с разных сторон приближались люди, становясь заметными лишь у двери, когда заходили в него. Их силуэты показывались на миг и тут же исчезали.

Музыка раздавалась все отчетливее. Когда до места осталось совсем немного, свет погас, и в темноте зажглись свечи. Крис распахнула дверь, и они вошли внутрь.

Облака неторопливо двигались по небу, купаясь в его розовой палитре. Солнце поднималось с горизонта и добавляло к ней золотистые, лиловые и красные оттенки. Но вот те дошли до предела и слились в одно пятно. Небо затянулось однородным синеватым отсветом.

Голоса чаек стихли, и теперь шум моря раздавался еще отчетливее. Слышался каждый элемент его битвы. То, как оно штурмовало скалистые края бухты, вновь и вновь проигрывая им, как тихо скалилось и вновь копило силы для атаки — все не могло смириться с поражением. Ведь утихнуть, просто наполнять собой песчаное дно — как-то бессмысленно и просто. Хочется куда-то идти, стремиться хоть к чему-то. И вот, год за годом волны стачивают скалы, меняют их формы. Выносят на сушу свои дары, лишь бы хоть кто-то увидел их. Ракушки, камни, морские обитатели и точеное стекло лежат на берегу, ждут, когда море вновь унесет их в свои воды.

Лишь Таня могла наблюдать их в такое раннее время. Раньше она внимательно всматривалась в песок, ища редкие виды кораллов и морских звезд, а теперь почти не смотрела под ноги. Часто закрывала глаза и позволяла ветру взметнуть на ней порео и растрепать волосы. В его теплом потоке ощущался запах ила и мокрых камней. Песок под ними еще был прохладным, но Таня не замечала этого. Иногда она останавливалась и смотрела на темно-синюю границу моря. Хотела вновь ощутить те чувства, что и раньше, но теперь ей с трудом удавалось даже любоваться резким разделением цветов на горизонте. Постояв так пару минут, она шла дальше. Смотрела перед собой, нехотя подставляя лицо солнцу.

Наконец, впереди показался двухэтажный бамбуковый домик. Поднявшись по лестнице на балкон, Таня села на плетеный стул и открыла ящик с красками. Набросок занял у нее пару минут, после чего она достала из корзины набор кистей. Холст быстро заполонили очертания гор и образ здешней природы. Шум волн и песок приглушили посторонние шаги.

— Не надоело вставать так рано?

Крис села на край балкона рядом с ней и просунула в перекладины ноги.

— У меня срочный заказ, а еще ничего не готово. К тому же скоро выставка в Мадриде.

— Ах, да. А я уже и забыла. Ну что, планируешь увидеться с Хуаном?

— Возможно, — пожала плечами Таня.

— Если бы не он, я бы точно не нашла свой стиль.

— И мы бы не встретились, а ты бы не нашла себя. Подумать только, твоя жизнь могла сложиться совершенно иначе.

Крис спустила на глаза авиаторы и легла, подставляя ноги и живот солнцу. У ее мольберта стояли готовые работы.

— Как, например?

— Ты бы погрязла в тоске и унынии. Ничего не могла делать, страдала. Хотя такой ты сюда и приехала, помнишь? Не знала, как жить и стоит ли жить вовсе. Но все изменилось. Ты научилась ни к чему не привязываться и быть счастливой, несмотря ни на что. А ведь если бы мы не встретились, ты бы не ушла от Кирилла.

Таня не среагировала.

— Столько новостей о нем. Похоже, слава не пошла ему на пользу.

— И зачем ты читаешь их? — со вздохом спросила она.

— Глаза сами пробегают. А что еще делать, если он заполонил собой всю ленту? Везде посты о том, что у него проблемы с наркотиками. Как думаешь, это из-за тебя?

— Перестань.

Крис успокаивающе погладила ее по ноге.

— Извини, хотела тебя проверить. Похоже, ты хорошо усвоила мои уроки, — с улыбкой произнесла она.

За обедом они не произнесли ни слова. Просто сидели на плетеных ковриках, напротив друг друга, держа в руках миски с киноа и овощами. Из приоткрытой двери доносился неугомонный всплеск волн и шум теплого, равнодушного ко всему, ветра.

— В последнее время ты какая-то напряженная, — сказала, наконец, Крис, отчаявшись получить встречный взгляд в свою сторону.

Таня пожала плечами. Глаза так и остались таиться под веками.

— Даже не знаю. Есть ощущение, что все зашло в тупик. По утрам мы медитируем, потом ходим в храм, рисуем, плаваем, гуляем, а потом чередуем крайности.

— Только не говори, что тебе это наскучило, — усмехнулась Крис, относя миски в раковину. Опершись об гарнитур, она стала ждать ее ответа. Проблесков правды за отстраненным, ушедшим в себя взглядом.

Казалось, Таня не слышала ее. Словно в ту минуту в ней бились совсем другие, несвязанные с их разговором, мысли. Ее ответ прозвучал как дождь после особо убийственного зноя.

— Не наскучило. Просто не могу понять, что дальше.

— Офигенная жизнь, гонорары за картины и выставки. Крутые эмоции. А что тебе еще нужно? — тут же спросила Крис, придавая беседе не естественно быстрый ритм.

Таня подошла к окну и села на бордовый флоковый диван. Облокотившись об подоконник, она разглядывала пену волн и мокрый песок у края прибоя. Казалось, ее глаза нашли общий язык с ними. Доверили им свою грусть, все неясные стремления, задумчивость.

Крис села рядом, терпеливо выжидая ее ответа. Таня медленно перевела на нее взгляд. Точнее на ее серебряный топик. На месте него вчера был бежевый балахон как в арабских странах, а два дня назад простая футболка самого обычного кроя.

Крис чередовала крайности. По ее словам, так было легче идти средним путем, как и наставлял Будда. Не вешать на себя ярлыки, ни к чему не привязываться, видеть правду, смотря на все беспристрастным взором.

— Я не знаю, что мне нужно, — выдохнула Таня.

— Если тут тебе надоело, я поговорю с Томом, и мы поедем в новое место. На Бали плохих мыслей точно не возникнет.

— Хорошо.

— Послушай, плохие эмоции в нашем пути — это ключ к росту. Ты выходишь на новый уровень, и это круто. Так что не загоняйся. Скоро тебе в Мадрид. Как раз развеешься там.

— Надеюсь.

Когда солнце перешло за зенит, девушки постелили на берегу коврики. Сев в позу лотоса, они смотрели на движение волн, отслеживая мысли и путь солоноватого воздуха в легких. То, как его потоки насыщают кислородом кровь и с выдохом вновь встречаются с морем. После часовой медитации прозвучал голос Крис.

— Я свободна. Ничто на свете не может изменить этого. Все не постоянно, все меняется, и я принимаю это. Я знаю, что мои желания однажды заведут меня в тупик. Деньги — соленая вода, пить хочется лишь больше. Страстная любовь заканчивается ненавистью. Дружба — завистью. Желания и привязанность к ним — это страдание, и я выхожу из этой цепочки. Мой ум чист и бесстрастен. Я спокойно смотрю, как море плещет свои волны, в безоблачном небе парят чайки, а листья деревьев колеблются на ветру. Я — часть всего этого. Как капля воды в океане.

Они сидели так пару часов. Белая узорчатая ткань порео колыхалась на коже, но Таня не обращала внимания на это. Она сосредоточилась лишь на том, что ощущала — пустотность внутри и в то же время целостность. Связь со Вселенной, всем миром и отчуждение от них. В последнее время к ним примешалось еще одно чувство. Оно все отчетливее зрело в ней.

Вечером приехали Алекс, Диана и Ник. Вместе с ними приехал и Том. Все сели вокруг костра, у задней части дома. На глинистой почве они расстелили холщевые ковры и подушки.

Разговор метало в разные стороны. Словно извилистая змея все мотала головой, не в силах найти свою дорогу. Во многом так случалось из-за Тома и Крис. Их игры возникали как-то сами собой и смешили ребят, отвлекая даже от самых интересных тем. Когда он кусал ее за ухо, она шутливо отстранялась от него в сторону. Все смеялись, когда Крис пыталась вырваться из цепких объятий, норовя повалить его на землю. Но вот, их порывы утихли. Стало темнеть. Разговоры пошли все серьезнее.

Крис рассказала о Танином состоянии. Ребята сразу запротестовали, чтобы она уезжала с острова.

— Ты уверена, что оставшись одна, не ощутишь ту же боль, что и раньше? — наклонился Ник к Тане.

Она кивнула, но в его глазах продолжала читаться тревога. Он стал объяснять, что состояние, которое они удерживают здесь, может измениться в городской шумихе. Мирские заботы заставляют уйти от себя, начать вновь беспокоиться о прошлом. Для Тани это может быть опасным. Алекс с Дианой поддержали его.

— Я все равно не могу пропустить свою выставку. Фериа де Мадрид — один из лучших комплексов в Европе. Думаю, там я вдохновлюсь на новые планы, сменю обстановку. Вряд ли я вообще буду думать о прошлом.

— Может, тебе тоже полететь в Мадрид? — наклонился Том к Крис.

Она покачала головой.

— С ней все будет в порядке. Каждый из нас должен уметь быть один.

Порассудив, все решили, что это и вправду, не такая уж плохая мысль. Ведь, увидев простых людей, их бессмысленные страдания, Таня перейдет на новый уровень. Найдет новый смысл в их пути и сможет окончательно избавиться от боли. Пожелав ей удачи, они подняли бокалы санг сома за это.

Залпом выпив пиво, Ник вынес из дома тьякхе и передал его Диане. Она умела играть на гитаре, поэтому быстро приноровилась к ее тайскому подобию. Все подпевали ей, качаясь из стороны в сторону. Положив руки на плечи друг друга, они с улыбкой предвкушали новый день. Новые крайности, что принесут им эмоции.

В десять часов ребята сели на мопеды. Их дома находились на другом конце побережья, но остаться на ночь никто не захотел. Таня с Крис долго провожали их взглядом, а потом зашагали по тропе обратно к пляжу.

Утром Таня достала чемодан. Странное чувство. Впервые за два года она куда-то уезжала с ним.

Крис проснулась раньше обычного. Скрип шкафа и шуршание пакетов слышались так отчетливо, словно Таня собирала вещи у нее в комнате. Потянувшись, она села на кровати.

Ветер с силой колыхал пальму перед их домом. Сквозь окно было видно, как ее листья тяжело бились друг об друга, иногда вздымаясь к сероватому небу. Крис, не моргая, подняла глаза вверх, к его тяжелому омуту. Границы облаков плотно сомкнулись над морем, не пропуская собой лучи солнца. Птиц нигде не было видно.

Медленно встав, она накинула на плечи атласный халат. Возня внизу не прекращалась, и Крис решила выйти к Тане. Первое, что бросилось ей в глаза — это отутюженная белая рубашка и стильный крой темно-синих джинсов.

— Вау, никогда не видела их на тебе, — сказала Крис, прислонившись к стенке у лестницы.

— Давно лежат. Решила, пришло время надеть их.

Она придвинула чемодан к двери. Оставалось собрать пару сумок.

— Ты узнавала, твои картины уже доставили в комплекс?

Таня кивнула. Ее менеджер еще неделю назад подтвердил это. Работы развесили в двух павильонах, и теперь тысячи людей ждали, чтобы увидеть их вживую. Таня до сих пор не могла поверить в это. До сих пор не знала, что говорить и как вести себя на публике.

Крис в очередной раз успокоила ее.

— Это твоя первая выставка. Конечно, ты волнуешься. Но, подумай, по сути, нам плевать на нее. Чужое мнение важно для нас лишь потому, что это старый инстинкт для выживания. У древних людей от него зависело, останешься ли ты в племени или умрешь в изгнании. Сегодня это атавизм. Мнение людей тебя не убьет. А если бы оно и могло убить, нам было бы плевать на это. Мы не привязаны ни к чему, даже к самой жизни.

— Я не боюсь, что обо мне подумают. Я просто не знаю, что говорить людям. О чем они обычно спрашивают?

Крис задумчиво подняла глаза к потолку. Она вспоминала свои выставки. Во Франции, в Италии, Америке ей чаще всего задавали один и тот же вопрос: сама ли она создавала свои картины? Он никогда не обижал ее. Она знала, что большинство людей не видит ничего дальше образа. Какое впечатление может произвести на рядового человека блондинка с кукольным личиком? Неужели в его посредственном, стереотипном мышлении мелькнет хотя бы искорка сомнения в том, что она может задумываться о чем-то большем, чем популярность в Инстаграме, маникюр и новые шмотки?

Крис рано поняла это. Ей нравилось ставить в тупик людей, появляясь в гламурно-откровенном виде на фоне своих картин и объяснять их концепцию. Она знала, — лучшие в своем деле либо идеально соответствуют образу своих коллег, либо не имеют с ним ничего общего.

Она посмотрела на Таню. Типичная художница. Задумчивая поволока в глазах, мягкие черты лица и таинственная улыбка скажут все за нее людям. Она всех очарует, и Крис знала это.

— Просто расскажи, как создавала картины. Немного о себе, своих взглядах, жизни. Поверь, тебе не нужно притворяться кем-то другим. Что на уме, то и говори. Мы, художники, иначе не можем. Без правды наше дело теряет всякий смысл.

Кивнув, Таня в последний раз осмотрела комнату. В последний раз проводила взглядом волну и поднялась наверх собирать сумки.

Такси остановилось у края дороги. До аэропорта предстояло ехать час, но время прошло так быстро, словно перемена мест произошла по телепорту. Именно такие мысли навевал контраст между тропическим лесом и двухэтажным стеклянным зданием. Людей рядом с ним почти не было.

Девушки быстро прошли осмотр и отправились на регистрацию. Почти все время они молчали. Таня катила чемодан, а Крис шла рядом с ней, сверля равнодушным взглядом все объекты нынешней локации. Куда более равнодушным, чем обычно. Такой Таня еще не видела ее.

— Ты какая-то грустная.

Крис удивленно посмотрела на нее. Не сговариваясь, они остановились у табло. Усмешка, затем веселая непринужденность и, наконец, все же грусть ступила на ее лицо мягким следом.

— Кажется, я успела привязаться к тебе. Давно не испытывала этого. Впрочем, а как иначе, если живешь с человеком два года?

— Так, предложи Тому пожить с тобой.

Крис покачала головой.

— Этого я никогда не сделаю. Он — моя главная уязвимость. Я привяжусь к нему в два счета и даже не замечу этого. Так что буду снова учиться жить одна. Мы слишком долго были с тобой вместе.

Сказав это, она обняла Таню. Всего на пару секунд, и пошла к выходу. С высоко поднятыми плечами, широким шагом и очаровательной нескладностью в теле. Она долго шла через весь аэропорт, мелькая загорелыми ногами, и, наконец, скрылась из виду.

Таня долго смотрела ей вслед. Развернувшись, она пошла своей дорогой.

Никто не знал, что Кирилл делает в Питере. Об этом не прекращали гадать заголовки новостей, нещадно разжигая интерес публики. Он понятия не имел, как до американской прессы доходили его фотографии с питерских улиц. Но это мало волновало Кирилла. Несмотря на разгар зимы, в душе была оттепель. Он перестал пить перед сном и лишь раз сорвался на кокаин за неделю. Разум становился яснее, навязчивые мысли бились в нем все менее отчетливо.

Он списался с Дашей. Без единой надежды на ответ, тот, однако, пришел ему почти тут же. Странно, три года назад у него даже не возникла мысль, выйти на связь с Таниной подругой. Словно само существование Тани было подставлено под сомнение его мозгом.

У Даши были пары допоздна, но она согласилась встретиться после них в кофейне у института.

Волнительно. Даже очень. Зачем-то он вышел раньше из дома. Шаги в быстром темпе рассекали Невский, а затем Владимирский проспект. Прохладный день сменился холодным вечером, и теперь снег с силой бил по лицу, но он не замечал этого. Щеки и уши горели огнем — сердце нещадно заливало кровь в них.

На часах 20:21. Он вышел слишком рано и теперь стоял у дверей «Кита», на пару минут забыв, что они договорились встретиться в кофейне.

Эти две параллельные, близко расположенные друг к другу улицы. На одной из них институт, а на другой ряд старинных домов с парой кофеен. Он любил это место. Тогда, в те осенние будни, Кирилл стоял прямо здесь и искал в выходящей толпе свою девочку. Сканировал беретики, клетчатые пальто и цветные волосы, все ожидая увидеть в их нескончаемом потоке нежность. С грустной улыбкой он проводил взглядом похожих ребят. Настоящей уникальности среди них больше не было.

Кирилл направился к кофейне. Взял себе кофе и сел за стойку у панорамных окон. Вид из них выходил на институт. Теперь в толпе ребят он стал искать Дашу.

На часах сорок пять минут, а значит, скоро она должна появиться в дверях. Он стал высматривать ее светлое каре, утонченный вид и резвую походку, одновременно думая о том, что сказать ей.

Минуты шли, и, не моргая, Кирилл сверлил взглядом дверь. Стаканчик кофе в его руке все больше покрывался паутиной складок.

За стойку рядом с ним села девушка. Ее силуэт отразился в окне, но Кирилл даже не повернул головы в ее сторону.

— Привет, — раздался знакомый мелодичный голос.

Он с удивлением взглянул на нее.

Темные волосы, проколотый нос, розовые тени на глазах и черное худи. Лишь улыбка осталась прежней. Почему-то Кириллу вспомнились спектакли, где актеры играют без реквизита, особых костюмов, забирая от персонажей лишь душу. Казалось, и эта незнакомка создала на Дашу такой же лаконичный образ.

— Офигеть, — только и сказал Кирилл.

Даша пожала плечами, забавляясь его реакцией.

— А я высматривал светловолосую девушку в пальто.

— Ну, за три года от нее мало, что осталось.

Кирилл со вздохом кивнул, отпивая из смятого стаканчика кофе. Возникла пауза, но Даша быстро развеяла скованность. Спустя пару минут он понял, что, в сущности, она осталось такой же, как прежде. Так же беззаботно смеялась над шутками и часто улыбалась. Она сказала, что и он не изменился. Подумать только, у него всемирная слава, гараж с первоклассными тачками, состояние в сотни миллионов долларов, а он все так же играется со шнурками от худи. Так же смеется, глядя в сторону, и все та же складка появляется над переносицей, выдавая его задумчивость.

Они вспоминали 2016 год. Время, полное надежд и самых ярких будней. Конечно, они говорили о Тане. Вспоминали, как вместе с ней ходили на лекции в библиотеку Маяковского, показ фильмов в «Ките» и эстетичные кофейни.

Тогда Таня с искрами в глазах брала их за руки. Казалось, она хотела обойти весь Питер, увидеть все выставки, насладиться каждым мгновением в местах с ее «вайбом». Сначала они сопротивлялись ей, но потом и сами заражались ее страстью. Мир вокруг наполнялся вдохновением, и привычные здания, занятия, улицы казались совсем не такими, как обычно. Все они окрашивались яркими цветами Таниного свитера, шарфа, оранжевого пальто и ботинок. Вспоминая то время, Даша то заливалась смехом, то со вздохом отворачивалась в сторону. Кирилл видел в стекле ее лицо. Зеленые глаза становились еще больше, а губы, наоборот, смыкались в тонкую линию.

— Вы виделись с ней, когда я улетел в штаты? Что было после этого? — наконец, спросил он.

Не поднимая глаз, Даша повернулась к нему.

— Нет. Я узнала о смерти ее мамы лишь через неделю. Она написала мне об этом, и больше мы не общались. Секунду, кажется, я не удаляла то сообщение.

Черные ногти застучали по экрану. Лента переписки побежала вниз. Год, второй, третий. Неужели, прошло столько времени…

— Вот, держи.

Сердце дрогнуло.

"Привет, прости, что так долго не писала тебе. Мой мир рухнул. Снова. Неделю назад умерла мама, и всю неделю казалось, что я тоже ушла вслед за ней к небу. Жаль, что это не так. Приходится думать о том, как жить дальше. Я поняла, что больше не хочу общаться ни с кем, кого знаю. Больше я не хочу привязываться к людям, страдать из-за них, умирать каждый раз, когда они уходят из моей жизни. Мне предстоит научиться этому, а пока я ставлю точку в нашем общении. Прости. Пожалуйста. Больше я не напишу, и ты тоже постарайся забыть меня. Боюсь, только это может спасти меня от безумия. Спасибо за все и прощай. Не ищи меня".

И ни слова о нем. Не единого. — Калеб сказал, что она написала ему тоже самое.

Руки в остервенении сжали лицо. Только он ничего не знал. Только он.

— А тебе она что сказала? — словно прочитала его мысли Даша.

Он усмехнулся. Хотелось биться головой об стол.

— Ничего. Серьезно. Она убежала сразу после того, как ей позвонили из больницы. Прямо перед тем, как мы собирались ехать в аэропорт. Я бежал за ней, но из-за метели быстро потерял ее из виду. А когда вернулся домой, ее вещей там уже не было. Я звонил ей, писал, но она ничего не отвечала мне. А потом заблокировала. Везде, где только можно. Все эти три года я даже не знал, жива ли она.

Поколебавшись, Даша с грустным вздохом протянула к нему руки. Кирилл прислонился носом к ее худи. Мягкой, теплой ткани, что пропиталась лимонными нотками ее духов. Они сидели так пару минут, обнявшись, не говоря ни слова друг другу. Казалось, их дыхание отделилось от всех звуков в кофейне. Звон посуды, скрип стульев, голоса людей, словно были в стороне от них, от их маленького мирка общей утраты.

— Она ужасно поступила с тобой, — прошептала Даша, наконец, отпустив его.

Кирилл пожал плечами. Теперь он ничего не понимал. Ведь до этого момента ему казалось, что человек, потеряв близких, чувствует шок, отгораживающую от мира боль, умирает изнутри сам. По-настоящему он никогда не злился на Таню. Думал, что ее решение — вынужденное, что она просто не смогла поступить иначе. Теперь же он был в замешательстве. Ведь у нее хватило сил написать всем, кроме него. Словно причинить ему боль, оставить без малейшей информации, было ее вполне осознанным решением.

Сказав это, Кирилл скрыл лицо пальцами. Даша задумчиво опустила глаза.

— Может, если бы она написала тебе, то уже не смогла бы уйти? — наконец, произнесла она.

— Ведь отказаться от тебя ей было сложнее всего.

Кирилл так резко ударил по столу, что Даша отшатнулась. На висках проступили вены. Он покраснел. Закрыл глаза, усиленно вдыхая воздух. Сквозь ярость замелькали отрывки. Моменты из прошлого, когда Кирилл часами лежал на полу в первые месяцы после случившегося. Так выглядят психбольные после дозы нейролептиков. Смотрят невидящим взглядом в пол, пока слюна стекает из уголка губ. Да. Он помнил это. Из окна доносились сирены машин, какой-то шум, непрерывное движение жизни. А он словно в вакууме. Полностью провалился в вопросы. Вопросы, вопросы донимали его перед сном, и утром, и даже на сцене. Сколько усилий, чтобы не думать о них…

— Странно, — усмехнулся Кирилл,

— Что после этого я и сам не последовал ее примеру. Не поставил себе цель, ничего не чувствовать к людям.

Даша кивнула головой.

— Я читала, что у тебя депрессия. Так и подумала, что ты не смог забыть ее.

— Не смог, но пытался. Я охренеть, как пытался, но стало лишь хуже. Думаю, даже если бы я продолжил ходить к психологу, это вряд ли бы излечило меня полностью. Сначала я пил, чтобы не видеть ее во снах, выкинул все ее вещи, а потом понял, что не могу без нее. Так что это я оставил себе.

Он протянул Даше палетку, и она медленно открыла ее. Глаза тут же округлились, стали оглядываться в стороны. Закрыв ее, она провела пальцем по лакированной крышке. На ней остался белый след.

— А я до последнего не верила слухам.

— Почему же? — усмехнулся он.

— Просто не хотела, чтобы это было правдой. Тебе нужна помощь? — спросила она после короткой паузы.

Кирилл покачал головой.

— Я уже не так обречен как раньше. Теперь у меня есть время, чтобы найти ее.

Сказав это, он повернулся к окну. На улице никого не было. Зажглись фонари, и в их свете казалось, что снег метет еще неистовее. Вокруг как-то тихо. Посмотрев в отражение, он понял, что в кофейне остались лишь они с Дашей. Сзади них поднимали стулья. В руках так и остался стаканчик с кофе.

— С чего ты взял, что она захочет говорить с тобой? Найти — не значит вернуть.

"Найти — не значит вернуть". Конечно, он знал это. Говорил себе сотни раз, но ему было плевать на это.

— Я должен сделать то, что в моих силах. Тот минимум, что от меня зависит, понимаешь?

— Молодые люди, мы закрываемся, — прервал его звонкий настойчивый голос.

Быстро собравшись, они вышли на улицу. До Звенигородской было совсем близко.

— Спроси Калеба, может он что-то знает. Мне он ничего не сказал, но может, ты убедишь его.

— С чего ты взяла, что он что-то знает? — насторожился Кирилл.

— Таня всегда доверяла ему больше, чем мне. Он сказал, что получил то же сообщение, но… Мне кажется, он что-то скрывает.

— Ну, по нему так всегда кажется, — усмехнулся он.

Они дошли до метро и, лишь прощаясь, Кирилл понял, что так тепло, как сегодня, ему было в первый раз за эти три года. Словно в их разговоре он ощутил частичку Тани и теперь не хотел расставаться с ней.

Даша прервала его мысли.

— Знаешь, ты прав. Любовь всегда стоит того, чтобы попытаться вернуть ее. Мы же люди, все ошибаемся. Я вот ошиблась, и теперь залечиваю раны на сердце. Но свой минимум я сделала. Ты тоже сделай его. Напиши Калебу.

Сказав это, она обняла его. Всего на мгновение. А потом развернулась и быстро скрылась в дверях. Какое-то время Кирилл смотрел ей вслед. Снежинки таяли на его лице, застилали глаза, но идти никуда не хотелось. Наконец, отчаявшись, ноги, сами повели его к дому.

Калеб… Внутри все сжалось от нехорошего предчувствия.