Тремор

Глава 5

Холодный ветер задувал вдоль каналов. Каждый раз, когда она шла мимо них, то укутывалась в шарф еще сильнее.

Таня пришла в «Этажи», когда небо уже начало темнеть. Людей было куда меньше, чем в прошлый раз. Многие из них были в теплых шапках и пальто. Они стояли тесными кучками и грели руки стаканчиками с кофе.

Таня поспешно прошла мимо них и зашла в здание. Пробежав почти до самого конца лестницы, она двинулась вдоль ряда магазинчиков. У самого дальнего из них виднелась фигура Калеба.

Он ничего не сказал ей. Они молча прошли к прилавку, и Калеб кивком головы попросил ее выложить бижутерию.

− Их я делала еще год назад, − показала Таня на серьги из бисера. Вслед за ними она достала украшения из полимерной глины, эпоксидной смолы, колечки с полудрагоценными камнями и бусы.

Калеб внимательно оглядел их.

− Для кого ты делала их?

Он резко перевел на нее свои черные глаза. Таня улыбнулась.

− Просто для забавы. Иногда выкладывала в соцсети, иногда раздавала подругам. Мне нравится придумывать что−то в голове, а потом держать это в руках. Кажется, будто ты сам творец своей реальности.

− Так и есть, − глухо отозвался он.

Таня неуверенно кивнула. Калеб принялся перебирать украшения, откладывая их в разные стороны. Он долго не поднимал на нее взгляда.

− Я могу идти?

− Творец своей реальности только ты. Даже когда кажется обратное. В ней воплощается то, что у тебя в голове и на сердце.

Его глухой голос прозвучал так уверенно и бесстрастно, что пальцы сами сжались в кулаки.

− Не всегда, − вскинула на него глаза Таня.

Калеб медленно повернулся к ней.

− Когда рядом с тобой неожиданно умирают твои близкие, ты ничего не можешь с этим сделать.

Он долго смотрел на нее прежде, чем ответить. Складки ушли с его переносицы.

− Это их жизнь, а не твоя, но все взаимосвязано…

− Да нет же, − перебила его Таня.

Ее глаза намокли, дыхание стало прерывистым. Одно неосторожное слово — и она была готова разрыдаться.

Калеб медленно подошел к ней.

− Успокойся, − мягко сказал он.

− Пойдем, я налью тебе чаю.

Осторожно положив руку на плечо, он отвел ее в соседнюю комнату. Там они просидели весь вечер. Таня все рассказала Калебу.

Утром того дня Таня проснулась даже раньше, чем планировала. Открыв глаза, она вздрогнула. Не сразу вспомнила, что уснула вчера у незнакомого парня.

Сев на диване, Таня вслушалась в тишину. Из спальни доносилось ровное дыхание Кирилла. Стараясь не шуметь, она сняла с себя его майку. От нее пахло орехом и корицей. Таня аккуратно сложила ее и оставила на диване.

− Пока, − прошептала она, коснувшись его плеча. Кирилл тут же приподнялся с подушки.

− Ты что, уже уходишь?

− Ну да, не хочу шуметь на кухне.

Он сел на кровать, накрывшись одеялом. Сонливая улыбка на чуть припухшем лице превращала его в пятнадцатилетнего мальчика. Лишь широкие плечи и рельеф на торсе выдавали его возраст. Пальцы с силой убрали с глаз наэлектризованную челку. Таня и сама не знала, почему это так умилило ее.

− Там шуметь нечем, я редко ем дома. Сам не знаю почему, − проговорил он заспанным голосом.

− Можем позавтракать там же, где вчера. В этой кофейне вкусная выпечка.

Таня согласилась.

Она ждала, пока Кирилл приведет себя в порядок. Умоется, быстро уложив челку, наденет белую майку, джинсы и одну из десятка кожаных курток.

Было так сложно скрывать от него улыбку, что от напряжения стало сводить щеки. Когда он проходил мимо нее, Таня делала вид, что читает статью в телефоне. Прикрывая рот рукой, она опускала голову. Но вот они вышли из квартиры, и по взгляду Кирилла стало ясно, что ей не удалось обмануть его.

− Ну чего ты? — засмеялся он.

Таня пожала плечами, и он прижал ее к себе.

− Все в порядке, − услышала она свой голос, словно из−за стеклянной стены. Руки стали ватными, когда коснулись его. Их взгляды надолго слились и больше не пересекались весь путь до кофейни.

Таня прошла за тот же столик, что и вчера вечером. Кирилл сел напротив нее и тут же подозвал официанта. Скоро они уже ели сэндвичи с ветчиной и сыром. Американо и раф встали напротив друг друга.

− А где находится твой институт?

− Недалеко от Звенигородской. Там совсем близко, − бегло сказала она, смотря себе в тарелку.

− Я сегодня не занят, так что могу довезти тебя.

Таня задумчиво надкусила краешек тоста. После вчерашнего ей было неловко отвечать на его пристальные взгляды. Словно прочитав ее мысли, он первый заговорил об этом.

− Мы вчера… Так говорили с тобой. Я редко открываю людям душу. Теперь ты обо мне все знаешь, а вот я о тебе как−то маловато.

Сложив на столе руки, Кирилл слегка наклонился к ней. Подняв голову, Таня больше не опускала ее.

− А что ты хочешь узнать? — спросила она, аккуратно отложив сэндвич.

Его глаза засветились искорками. Он плавно скрестил у лица пальцы.

− Честно? Мне интересно, как смотреть на мир, чтобы иметь твою улыбку.

Губы сами растянулись в стороны. Она посмотрела в окно, на еще темное небо, на остатки фонарей вдоль улиц. Этот момент показался ей почти мистическим. Вот миновал странный день, и вот, еще не настал следующий. Они с едва знакомым ей парнем сидят тут, в кофейне, где все началось, и приятное покалывание мурашками проходит по сердцу.

− Помнить, что погоня бессмысленна. Сегодня — самый прекрасный день. И таких «сегодня» много. В них вся жизнь.

Повернувшись к нему, она застала новый взгляд. В нем восхищение, нежность и трепет. Так смотрят на цветок. Любуются расположением лепестков, их цветом, тем, как плавно они колыхаются на ветру.

Но странно, она совсем не смутилась от этого. И дальше говорила о том, как ей нравится осень. То, что деревья рыжеют всеми возможными оттенками, и каждый лист на них словно чудо. Все разные. Она могла бы вечно рассматривать их.

Таня говорила, что любит тепло кофеен после холодной прогулки. Любит прятать в рукавах пальцы. Ощущать сквозь свитер горячую кружку и смотреть в окно. Наблюдать, как близится закат, и в листьях проявляются новые оттенки. Они еще больше искрятся золотом. Бывает, какой−то листочек случайно срывается с ветки и падает вниз. Сердце замирает, когда из всей тьмы луч солнца выделяет именно его.

− Это восхитительный момент. В нем вся красота мира сливается в возвышенную симфонию, − говорила она, подперев кулачками щеки.

Мечтательный взгляд гулял по синим стенам. Наверняка они стали под ним аллеей тополей с золотистыми кронами.

Кирилл лишь изредка кивал головой. Обычные, фоновые для него вещи становились почти волшебством с ее видением.

Листья? Ну да, валяются под ногами, утопая грязноватым месивом в трещинах асфальта. Изредка прилипают к его ботфортам, цепляются за окна. Уют кофейни? Он ходил в нее не по этой причине. Просто все его мысли, все смятение его души становилось развернутой картой, когда Кирилл слушал джаз в ее стенах. Как ни странно, только в «Sky&Roses» он ощущал себя целостным.

− Интересно. Получится ли у меня смотреть на осень как ты? − добавил он, наклонившись к ней.

Их губы оказались совсем близко. Они замерли, ощутив возможность второй раз слиться ими.

Кирилл искал в ее взгляде согласие. В этих детских глазах, что, не моргая, смотрели то на его губы, то в душу. Они показались ему слишком чистыми. Шли секунды, и вот он плавно отдалился от Тани.

− Что ты сегодня делаешь? — тут же последовал вопрос.

− У меня учеба до шести, а потом мне надо занести в «Этажи» украшения, − ответила Таня, поправив прядь за ухо.

− Ого, ты там работаешь?

Она кивнула.

− Окей, а когда у тебя свободный день, чтобы мы встретились? Ты же не против? — добавил он, видя как она кусает губы.

− Нет, я просто волнуюсь, − сказав это, Таня обхватила колени пальцами и поддалась вперед. В этот момент Кириллу нестерпимо захотелось обнять ее. Это показалось ему очень странным.

Она стала собираться.

Кирилл вышел вслед за ней и проводил ее к машине. Черный Мерседес стоял во внутреннем дворе у самой калитки. Таня села вперед и, когда они выехали, стала смотреть на город. Иногда она ловила взгляд Кирилла в зеркале. Он упорно не отводил его. В очередной раз ей пришлось отвести глаза первой.

− Может, съездим на природу? В Монрепо, например.

Кирилл удивленно взглянул на нее.

− Давай. Это город?

− Нет, парк в Ленинградской области. Я не была там, но говорят, он красивый.

Они свернули к Достоевской и вскоре подъехали к институту. Таня отстегнула ремень и повернулась к Кириллу.

− До встречи, − мягко сказал он.

Улыбнувшись, Таня вышла из машины. Их взгляды долго цеплялись друг за друга, и лишь подойдя к переходу, она посмотрела перед собой.

Красная помада тут же выделила знакомое лицо. Прямо у дверей стояла Даша. Та тут же увидела ее.

Кирилл долго смотрел ей вслед. Когда она скрылась в дверях института, за ней тут же вошла компания студентов. Все они были с цветными волосами, кто−то из них в темной мантии, кто−то в винтажной замшевой куртке. Последней зашла девушка в грубом мужском костюме. Он явно был велик ей, но смотрелся оригинально.

Усмехнувшись, Кирилл стал плавно выезжать с парковки. Почти у дома его руки резко повернули руль в сторону. Он смотрел перед собой, ловко маневрируя на поворотах. Перед ним проскальзывала кинопленка последнего вечера. Странное чувство, что тогда накрыло его. Похожее испытываешь, когда резко ощущаешь нотки весны в зимнем воздухе. Думаешь, странно, ведь эти ароматы трав, эфиров уже ушли, а прийти вновь должны еще не скоро. Ты стоишь у окна и жадно вдыхаешь их.

Кирилл доехал до Финского залива. Небо только начало светлеть, Лахта−центр еще озарял его своими огнями. Идя вдоль набережной, он наблюдал за игрой чаек в воздухе. Это помогало разделять пробелами мысли.

Зачем он позвал к себе эту девочку? Зачем она подошла к нему? Его трясло, когда он пытался обдумать это. Его мысли, квартира, вся жизнь тут же открылись ей. Он рассказал ей все, но зачем? Конечно, тоскливая безнадежность уже давно жгла ему душу, но выливать ее на незнакомого человека? Нет, это было для него слишком.

Странно, но Кирилл даже не мог полностью воспроизвести их разговор в памяти. Лишь настроение, главную суть. Вот они сели на диван, зажав в руках чашки. Напольный светильник, перевязанный скотчем на изгибе, неловко нависал над ящиком с тетрадями. Тогда лишь он освещал полупустую комнату. Таня спросила, что в них. С детским интересом и непосредственностью. Он усмехнулся, а потом слова сами нашли себя в воздухе. Так красноречиво и связно, словно Кирилл говорил их каждому встречному.

Вспомнилось все. Годы препираний с отцом, как всю жизнь тот контролировал его. Веди себя так и так, убери эти выходки, держи себя в руках, помни, из какой ты семьи. Не проходило ни дня, чтобы тот не зачитывал ему монолог: «Дети моих коллег заканчивают престижные вузы. Делают карьеру, знакомятся с нужными людьми и следят за манерами. А ты, сын генерального директора Газпрома, играешь на центральных улицах Петербурга. Заставляешь меня краснеть каждый раз, когда коллеги рассказывают, что видели тебя с твоим обдолбанным дружком. Что тебе кидают мелочь прохожие. Такой жизни ты хотел? Когда ты был ребенком, я еще терпел это, но что сейчас? Даже никому неизвестный институт ты не смог закончить без моей помощи. И только попробуй сказать, что он был тебе не нужен. Ты все больше разочаровываешь меня. С каждым годом».

Но почему Кирилл должен становится таким, как он? Только потому, что случайно родился в огромном доме с бассейном, спортзалом и прислугой? Теперь ему тоже нужно иметь ее?

Он хотел такую жизнь, безусловно. Но добиться ее планировал совсем другим способом.

С детства он мечтал о славе. О том, чтобы его альбомы стали бессмертной классикой и играли на самых разных уголках земли. А недвижимости и машин, всего этого добра, было даже больше, чем у отца. Гораздо больше.

Конечно, если бы он пошел за ним, это с легкостью далось бы ему само. Росчерк в наследстве и все, Кирилл Санкаров — значимый человек в обществе. Нужно было просто отдать свою жизнь в его властные руки. Делать все по прописанной инструкции, законсервировать себя, все эмоции. Только так можно пройти не свой путь. Тот, что не предназначен тебе.

Но для Кирилла это было почти невозможно. Его пыл никогда не помещался в серые рамки официоза, и в институте он окончательно убедился в этом. Все лекции образ пистолетного жерла сам всплывал в его голове. Казалось, он чувствует у виска холод его металла. «Застрелите меня, если моя жизнь будет связана с этой хренью. Тогда она просто не нужна мне».

Его удивили Танины слова. Часто заморгав, она задумчиво взглянула на ящик с тетрадями.

− Но почему? Жизнь ведь так многогранна, увлекательна. Можно, например, каждый вечер встречать рассвет, и всегда в душе всплывают разные чувства. Разные краски разбросаны по небу, смешиваются и становятся другим цветом. Это же так красиво. Кажется, будто ты самый важный человек на свете и в то же время тебя нет. Ты — неотъемлемая часть этого мира. Такая гармоничная и сама с собой разумеющаяся. А что такое провожать закат, сидеть у озера в безлюдном лесу, ощущая запах трав и нагретых камней в воздухе? В этом целое чудо, нужно лишь прислушаться к себе.

Кирилл смотрел на нее как на инопланетянку из другого мира. Казалось, маленький рот с пухлыми губками, глаза с каймой длинных ресниц принадлежат девочке лет двенадцати. Она все не сводила с него взгляда. Словно хотела, чтобы он разглядел в них правду.

И он смотрел в них. В блеск карих глаз с заволакивающим оттенком. Слушал о простых вещах, которые отражались в ее зрачках целым миром.

Странно. Ему всегда казалось, что так он будет ощущать жизнь, когда всего добьется в ней. Когда его имя будет олицетворять эпоху, перестанет быть кодовым словом для одного из многочисленных, ничего не значащих винтиков общества. Кирилл представлял, что это произойдет, и его душа улетала далеко−далеко. К самым звездам. Вот тогда он, великий рок−музыкант, будет ощущать гармонию в каждом своем вздохе. Вся его суть воссоединится с чем−то очень важным, и счастье накроет его. Потому что его жизнь станет очень важной — она будет обсуждаться людьми как нечто интересное и значимое. Все будут восхищаться им, его талантом, и на концертах будут десятки тысяч зрителей. Это будет настоящее безумие. Но только тогда в нем все успокоится. Тогда начнется настоящая жизнь.

Зачем, зачем он вылил ей это? Даже Лео не знал, что стоит за его вечной борьбой с Деном. Думает, это личная неприязнь из−за одной давней ссоры, но нет…

Даже это он сказал ей! Как ангелу, мессии, случайно зашедшему в его дом. Что−то новое колыхалось в его душе. Но что? Он пока не знал этого.

− Кто это? Кто это?

Даша все не унималась. Она шла за ней до гардероба, до аудитории, по лестнице, по коридору, а Таня просто прибавляла ход. Она уже понимала, что не сможет скрыть то, что произошло вчера, но до последнего не хотела делиться этим.

− Да подожди ты! — воскликнула Даша.

Таня медленно повернулась к ней.

− Ты что боишься сказать мне?

− Боюсь сглазить. Все было слишком хорошо.

− Но он тебе нравится? Офигеть, ты нашла красавчика уже во вторую неделю учебы!

− Да тише ты.

− Ну, хоть скажи, кто он?

«Запутавшийся мальчик», − с улыбкой подумала Таня.

− Рок−музыкант.

− Офигеть!!! Да не волнуйся ты, я никому не скажу. Покажешь его соцсети?

Подумав, Таня открыла его страничку. Даша взяла телефон у нее из рук. Ее брови тут же поползли вверх.

− Да он тот еще Дориан Грей. Ох, подруга, надеюсь, ты не совершила ошибку.

− Какую?

Она еще не заходила не в его Инстаграм, не во Вконтакте. Тонкие иголочки опасливо кольнули ей сердце.

− Грандиознейшую, Тань.

Даша показала его ленту. Фотографии в неоновом отсвете кальянных, клубов и вечеринок в самых разных местах.

На них он совсем другой. Режущий взгляд прожигает душу до дна, где обитают твои пороки. Эти янтарные глаза словно разоблачают тебя в них. Лишь изредка огромные зрачки смотрят не в объектив, а на сидящих девушек рядом.

Те игриво прижимались к Кириллу. Их вид — наполовину оголенная грудь и ноги, что выглядывают из−под платья больше дозволенного. Его руки властно возлегали на них.

− Ну, ты даешь. И как такой парень мог вскружить тебе голову?

Она выхватила телефон из рук Даши. Та примирительно показала ладони.

Началась пара, но Таня была в своих мыслях. Пролистывала его ленту, все больше вонзаясь ногтями в пальцы.

На всех фотографиях с ним был ореол пафоса, понтов и осязаемой кожей опасности. Даже на тех, где он был один, где рядом не было алкоголя, красных лучей и вызывающих надписей. Нет, вчера Кирилл был совсем другим человеком.

Преподаватель говорил про теорию рисунка, все что−то записывали, а перед ней проносились те картинки. Их поцелуй. Его нежный голос. Отчаяние в глазах, когда он говорил о своей семье. О том, что ему никогда не прийти к цели. «Она — одна из далеких звезд на небосводе. Как и ты». Таня сжалась так же, как когда он произносил это.