Тремор

Глава 16

«Как же так вышло? Как? Может, я вообще не знал ее? Может, никогда и не была она такой… чистой, светлой? Может, влюбленность помутила мне взгляд, и даже ее любовь ко мне была лишь фантазией? Но даже если нет, как мне теперь смотреть на нее? Что сказать?»

Все эти мысли были близки к психозу. Сначала он вообще не мог ни о чем думать. Его лихорадило, он кусал себе пальцы. Всякий раз, когда перед ним проносились сцены из той записки, Кирилл зажимал себе рот рукой, чтобы не закричать слишком громко. Ногти до крови впивались в грудь. Весь его мир был подчинен боли.

Когда ему казалось, что слез уже не осталось, и глаза не в состоянии испустить из себя новые, они все равно лились. Лились и не кончались. Горло, грудь стало саднить. Он уже устал надрывать их, но остановиться смог только к вечеру. Тогда небо потемнело, и в окне стало отражаться его опухшее лицо. Голова болела так нестерпимо, что он прижался щекой к полу. Уже было плевать, что его увидит эта сволочь, плевать, чем закончится эта история. Он неподвижно лежал, чувствуя, как сквозь него идет время. Ждал, когда оно позволит встать ему.

Это случилось к глубокой ночи. Постепенно силы стали возвращаться. Прислушавшись, он понял, что дома до сих пор никого нет, и, медленно поднявшись, открыл окно. Морской воздух тут же взбодрил его. Кирилл спустился вниз и вышел к морю.

«Наконец-то дошел до тебя», — с грустной усмешкой подумал он.

От соли тут же защипало раны. Но ему было плевать, он входил в воду все дальше. Наконец она коснулась его волос. Лежа на спине, он увидел звезды. Пусть волны уносят его тело. Пусть делают все, что им вздумается, но ни на секунду он не отведет глаз от неба. Оно — все, что у него осталось. Смотреть было больше не на что.

Но ряд сильных волн все же вынес его на берег. Медленно погрузив руку в карман, Кирилл нащупал глянцевый слой бумаги. В лунном отсвете он рассмотрел на нем Таню. Такую, какой он всегда знал ее. Кудри до шеи, в них цветы, а на лице нежная улыбка. Глаза всепоглощающие, лучистые. В последний раз он взглянул в них и бросил волне снимок. Вода тут же поглотила его. Таня унеслась вдаль. С легкой улыбкой он проводил ее взглядом.

Когда утром он зашел в дом, Крис, как ни в чем не бывало, намазывала на тост шоколадную пасту. Коротко кивнув ей, он сел за стол.

— Доброе утро, — ответила она с улыбкой.

— Да уж, отличное.

— В холодильнике можешь найти что-нибудь к завтраку.

Кирилл усмехнулся.

— Лучше скажи мне точно, где сейчас Таня.

Она с удивлением подняла на него взгляд. Медленно отложив тост, Крис откинулась на стул. Сложила на груди руки.

— Ты правда хочешь найти ее?

Он кивнул.

— Интересно. И зачем же? Она ведь ушла, зная, что тебе будет плохо. Ушла и все. Ни звонка, ни ответа. Серьезно, мы почти не говорили о тебе. А на оргии она была довольно… раскрепощенной. Ну вот, ты поморщился. Тебе неприятно это. Тогда зачем же пытаться вернуть то, что давно утрачено? Что сегодня она сможет дать тебе? Не думай, что я против того, чтобы ты поехал к ней. Мне просто интересны твои мысли.

Кирилл закусил щеку так сильно, что скула стала пугающе острой. Крепко сцепив пальцы, он положил их на стол и глубоко вздохнул.

— Просто ты ошиблась, вот и все. Да, может, я многое о ней не знал, но я правда любил ее. Ее, а не образ. И буду любить, что бы она ни сделала.

Он улыбнулся, покачав головой в стороны.

— Это так просто, что и говорить не о чем. Я люблю ее.

— А она? Она тебя любит? — тихо спросила она.

— Не знаю. Но я все равно поеду к ней. Надо покончить с этим. Допить вино до последней капли. Только тогда я пойму, как жить дальше.

Она отвела взгляд. Какое-то время они молчали.

— Поспеши, потому что скоро она будет в Барселоне, — сказала Крис, написав ее адрес.

Кирилл молча кивнул ей.

Вечером он вылетел в Мадрид самым быстрым рейсом.

Рано утром Таня вызвала такси. Она еще ни разу не видела Мадрид в такое время суток. Красноватая полоска у горизонта быстро разрасталась, освещая небо. Его оттенки менялись со стремительной скоростью. За темно-синими тонами последовали фиолетовые. Когда они окрасили собой облака, те стали похожи на густую воздушную вату. Лучи солнца ложились на их поверхность, и в их очертаниях угадывались силуэты животных, людей и их лиц во всей палитре эмоций. Они быстро неслись по небу, передвигая свои расплывчатые границы. Когда за ними проглядывали звезды, что-то в Таниной груди было готово вырваться и улететь к ним. Их холодное мерцание удивительно сочеталось с золотистым солнцем на горизонте.

Она открыла окно, и свежий ветер тут же донес песни птиц. Слышно было только их и мирное покачивание деревьев. Аккуратным рядом они выстроились вдоль гор, задевая лучи солнца верхними кронами.

Когда машина въехала на скалистую дорогу, внизу открылся вид на море. Тяжело передвигая волны, оно с силой ударялось об каменистые выступы и с шумом разлеталось на капли. Солнце ловило этот момент и радугой отсвечивало в них, пока они вновь не сливались воедино. На пару секунд наступала тишина. Слышалось лишь шипение воды, которая вновь готовилась разбиться об камни.

Таня помнила, как три года назад проезжала тут. Природа все та же, а она нет. Может поэтому пальцы так крепко впиваются в локоть. С каждым километром ей становилось все сложнее думать о предстоящей встрече. Она то и дело замедляла дыхание, чтобы унять дрожь. Если бы каменистые выступы и деревья располагались подальше от дороги, Таня бы высунула голову из окна и отдала всю тревогу ветру. Она стала бы совсем легкой и просто наслаждалась природой — местом, в которое однажды привела ее судьба.

Когда на возвышенности показались ворота и двухэтажные здания, Таня глубоко вздохнула. Она и сама не понимала, почему так волнуется из-за встречи с Хуаном. Может, боялась того, что он скажет ей, а может, своего импульсивного решения написать ему.

Они договорились встретиться у ворот, и, подъезжая, Таня уже начала высматривать его. Возле них никого не было. Лишь когда она вышла из машины, то увидела Хуана на скамейке с внутренней стороны от входа. Он сидел в чуть помятой сероватой рубашке, испачканной краской у низа рукавов. Его темная борода казалась еще гуще, чем когда Таня впервые увидела его. Она направилась к нему. Хуан тут же встал и обнял ее. Загорелое лицо осветилось искренней улыбкой.

— Я рад тебя видеть. Я ведь слышал, что у тебя сейчас выставка, но не думал, что ты и сама приехала в Мадрид. Пойдем, все расскажешь мне.

Они двинулись по тропинке в сторону мастерской. Пока они говорили, Таня осматривала территорию. На ней по-прежнему было много скамеек. Они стояли с равным интервалом друг от друга в тени извилистых деревьев. Иногда с их ветвей тянулись канаты или самодельные качели. Таня улыбнулась, вспомнив, как они с Крис качались на них. На постриженном газоне по-прежнему были разложены красные ковры. На них сидели нынешние ученики Хуана. Кто-то из них медитировал, кто-то делал зарисовки в скетчбуке. Все молчали, стараясь не мешать друг другу. Когда Таня с Хуаном дошли до корпусов, она окончательно убедилась в том, что лагерь совсем не изменился за эти три года.

Они зашли в просторную студию. Таня с улыбкой взглянула на ряд мольбертов вдоль окон. Она до сих пор помнила те два, за которыми сидели они с Крис.

Поднявшись по деревянным ступенькам, Хуан галантно открыл перед Таней дверь. Его мастерская выглядела совсем не так, как раньше. Вместо плетеных кресел с узорчатой обивкой стояли высокие стулья из белого дерева. На месте витражных светильников была модерновая лампа, крепленная к столу. Шторы были перевязаны тюлевой лентой такого же небесного цвета, как и они сами. Лишь мольберт стоял на прежнем месте. Толстые слои краски, как и раньше, покрывали его до самых ножек. Рядом с ним стоял этюдник и множество кистей в подставке.

— Угощайся, — сказал Хуан, поставив перед Таней чашку с имбирным чаем и вазу. На ней лежало песочное печенье самой разной формы. Поблагодарив его, она взяла за краешек сердечко. Хуан сел возле нее за стол и тоже налил себе чаю.

— Я видел твои работы в «Ифеме».

Таня с улыбкой взглянула на него.

— Ты уже совсем не та, что раньше. Работы гораздо профессиональнее.

Она мелко закивала ему, тут же потупив взгляд. Словно заранее знала, о чем Хуан спросит ее.

— Ты выросла, становишься известной. Твои картины напечатаны в художественных журналах и обсуждаются лучшими критиками Испании. Но в твоих глазах я не вижу радости. Скажи, ты ведь еще общаешься с Кристиной?

Она кивнула.

— Понятно. Тогда вот, что я скажу тебе. Крис — неплохой человек, но ее взгляды на жизнь подойдут далеко не многим. Я помню, ты пыталась перенять их еще тогда, когда вы были здесь. И, судя по твоим работам, тебе во многом удалось это.

Таня глубоко вздохнула. Темные глаза смотрели на нее с добротой, но она с трудом решилась взглянуть в них. Руки становились все холоднее. Тепло керамической чашки все больше прожигало их.

— На это были причины. Когда мне было пятнадцать лет, умер мой папа, два года назад — мама. Я долго не могла понять, почему так вышло, пока Крис не сказала мне. Я пошла за ней, потому что иначе, сошла бы с ума от боли. Крис — неплохой человек, но…

— Вы с ней совсем разные, да. Я сожалею о твоей утрате. Для человека смерть родителей, да еще и в таком раннем возрасте, — испытание, которое дает стойкость и опыт, но, к сожалению, забирает взамен веру в лучшее.

Таня закусила губу. Именно это и произошло с ней.

— Крис была в Мадриде много раз. Помню, еще ребенком она очень любила церкви. Могла подолгу стоять у икон, не говоря при этом ни единого слова. Ее знали все местные пасторы. Может, им польстил ее интерес к христианству, а может, они видели в ней заблудшую душу и хотели помочь ей. Она часто говорила с ними. Ей нравилось что-то спрашивать о Библии, слушать их проповеди. Всего я, конечно, не знаю, но могу сказать точно, что у вас с ней разные дороги. Грусть в твоих глазах от того, что ты боишься признать это.

— Но, а как иначе? — не выдержала Таня.

— Я прежняя — это человек зависимый. Когда от меня уходили люди, «мои» люди, я словно умирала. Теряла веру в божественное и вообще всякий интерес к жизни. А случалось это часто, — сказала она на издыхании и тут же замолкла.

Хуан накрыл ее руку своей и слегка сжал ее.

— Послушай, милая, тебе нельзя полностью отстраняться от людей. Любая крайность всегда ведет душу к погибели. Научись внутренне не зависеть от них, ничего не меняя внешне. Научись.

Таня закивала головой. Слезы понемногу впитались в глаза, и она улыбнулась.

— Обещаю, — прошептала Таня.

— Вот и молодец, — похлопал ее по плечу Хуан.

— Заводи друзей, люби, как и прежде, но будь готова, что они уйдут. Ведь не вечны даже мы сами.

— Да, да…

— Во всем инь-ян. Вы с Крис обменялись тем, что вам не хватало, но становиться друг другом не нужно. Ты — это ты, она — это она. Какие у тебя планы на будущее?

Таня рассказала, что уезжает в Барселону. Что там будет выставка, а сейчас у нее много работ на заказ. Рассказала о Дмитрии, о том, что возможно она нашла своего человека в нем. Хуан был рад за нее. Взглянув на часы, он предложил ей пойти позавтракать. Она согласилась.

Обходя подносы с фруктами, кашами и выпечкой, Таня прокручивала в голове слова Хуана. В ее сердце становилось все легче, когда она вдумывалась в них. Сев на балконе, она принялась за еду, наблюдая, как море медленно перекатывает свои волны. Пыталась вспомнить себя прошлую, которая так же сидела здесь когда-то давно, у которой было так много сил радоваться чему-то.

Позавтракав, она направилась к берегу. Вода еще была прохладной, поэтому Таня лишь слегка помочила в ней ноги. Мимо нее проходили парни и девушки, что-то обсуждая на незнакомом ей языке. Они смеялись, и Тане хотелось смеяться вместе с ними. Хотелось жить и радоваться, жить так, как велит сердце.

Она попрощалась с Хуаном. Он долго смотрел вслед уезжающей машине, а потом пошел обратно в студию. Их встреча поселила в ней что-то новое. Что-то, от чего глядя на скалы, попадаешь мыслями в детство. В воздухе появляются ароматы, которые витали рядом когда-то давно, когда ты был маленьким. Тогда на сердце становится спокойно и, налюбовавшись на прошлое, ты с улыбкой смотришь в будущее.

Именно это Таня чувствовала на обратном пути. Каждый камень, цветок, облако казались отдельным миром. Их можно было рассматривать вечно и приближаться к Богу. Приближаться к себе, понимая, что не так уж важны все волнения, заботы. Она подставила руку встречному ветру, и он мягко защекотал ей пальцы. Сердце готовилось налиться счастьем.

В Мадриде оно разгорелось в ней еще больше, когда они с Дмитрием поехали в музей Прадо. Он сразу заметил перемену в ней. В глазах не было ни грусти, ни тоски, ни раздумий. Она расцвела, и от этого ему лишь сильнее хотелось поцеловать ее. Быть с ней всегда, делить жизнь и эмоции.

Они проходили мимо картин, которые он видел уже сотни раз, но Таня так говорила о них, так подмечала детали и потаенные смыслы, что они вызывали в нем новые чувства. Казалось, он видел мир ее взглядом. Этими восторженными, ясными глазами. Она то беззаботно ходила вдоль рядов, то останавливалась и замирала у какой-то картины. Ни чем, на первый взгляд, не примечательной. Тогда Дмитрий смотрел на нее. На то, как два огонька в глазах сменяются серьезностью, и лоб очерчивается легкими складками, а потом лицо излучает собой нежность. Когда их пальцы смыкались, Таня слегка улыбалась уголками губ. Тогда он переставал рассказывать ей о художниках, их творчестве, и начинала говорить она. Тихим, но твердым голосом. На смену ребенку в ней приходил кто-то очень взрослый, и Дмитрий с удивлением понимал, как мало знает ее.

— Ты уже собрала вещи? — спросил он.

— Мы вылетаем завтра вечером. Отель я уже забронировал.

Она аккуратно прильнула головой к его плечу. На мгновение Таня опустила взгляд, и с лица сошла улыбка. Это был всего миг. Дмитрий даже не заметил этого.

— Еще нет. Как-то жалко уезжать отсюда.

— Мы можем потом вернуться, — сказал он, тут же смутившись своей поспешности.

Она кивнула. Дмитрий принялся говорить о Лиссабоне, Париже, Милане. О том, что они объездят всю Европу с ее работами. Они побывают в старинных соборах, лучших музеях, он сводит ее в рестораны со звездой Мишлен и к необычным побережьям. Там можно снять виллу, арендовать катер и наслаждаться закатами. Таня улыбалась все чаще, представляя это.

Они вышли из музея, держась за руки. Она то и дело посматривала на то, как переплетались их пальцы. От чего-то ей было сложно поверить в происходящее. В то, что представительный мужчина так робеет от нее, говорит наперебой, что им предстоит делать завтра. Уже завтра… Самолет приземлится в Барселоне, и они поедут в отель. В две раздельные комнаты с большими кроватями. Они будут гулять по городу и есть мороженое. Обещают солнечную погоду, так что она наденет легкое голубое платье. С ним будет играться ветер, а она будет просто жить. Просто дышать воздухом.

Таня представляла это, пока Дмитрий говорил о предстоящей выставке. О том, что он познакомит ее с важными людьми в мире искусства, и ее карьера станет развиваться еще стремительнее.

— Так через год уже сможем выставляться в Америке, — сказал он, когда они зашли в кафе.

Таня кивнула, отпив раф из вытянутого стеклянного бокала.

— Это здорово, — сказала она, слегка приложив к губам салфетку. На ней остался красный след от помады. Когда Таня подняла взгляд, то увидела, что Дмитрий вплотную приблизился к ней. Со спокойствием смотрит на нее, пока она рассматривает его глаза. Ярко-карие, так похожие на ее собственные. Только она подумала об этом, как он прижал к себе ее голову. Губы заскользили по ее губам с теплым придыханием. Медленно, не спеша, все больше увлажняя их порывистыми ласками. Она не вырывалась. В голове все переплелось, смешалось и растворилось в неясных чувствах. Плавный джаз смешался с голосами людей, в них утонул звон стекла и металла. Она не принадлежала себе и не хотела прерывать это. Наконец-то все решено за нее. Теперь что бы ни случилось, она будет счастлива.

— Ты знаешь, я просто без ума от тебя. Если ты готова…

— Готова, — сказала она и вновь поцеловала его. Кончики пальцев заскользили в ее волосах. Она ощущала мурашки под джинсами. Как электрический ток они пробегали по одним частям тела, исчезая в других.

— Хорошо, — прошептал Дмитрий.

Они вышли из кафе, когда небо уже стало розоветь, а воздух налился вечерней прохладой. Держась за руки, они молча шли вдоль улиц. На них выходило все больше людей. В основном студентов, молодых парочек и шумных компаний. Их голоса иногда заглушались песнями музыкантов. Вокруг них стояло много людей. Они танцевали или снимали их на камеру, а потом наполняли купюрами чехлы гитар и шли дальше. Но Таня с Дмитрием ни разу не остановились около них. Они молча шли, взявшись за руки, пока перед ними не оказалось высокое здание с колоннами.

— Ты любишь классику? — спросил он, укрыв ее ладонь обеими руками.

— Люблю, — улыбнулась Таня.

Они зашли внутрь. Людей у касс почти не было. На мраморных стенах висели черно-белые фотографии. Таня рассматривала их, пока они шли в зал. Их шагов почти не было слышно. Они утопали в мягком бархатном покрытии. С верхнего этажа раздавалась неспешная мелодия. Скрипка растворялась эхом в пространстве. За ней с той же грустью вторил контрабас, а затем тромбон завершил их партию пронзительными нотами. Раздались аплодисменты. Было слышно, как люди стали выходить из зала. Их голоса отчетливо слышались на другом конце лестнице.

— Тебе холодно? — обеспокоенно взглянул на Таню Дмитрий.

— Нет, — убрала она с плеч руки.

— Пойдем, займем место.

Тяжелые двери разомкнулись, и перед ними показался просторный зал. Кресла были обиты красной бархатной тканью. На них разрозненно сидели редкие зрители. Их взгляд был устремлен к небольшой сцене, где располагался оркестр. Все настраивали инструменты, листали партитуру и посматривали на время.

Таня шла за Дмитрием. Их места были в центре первого ряда. Почти сразу как они заняли их, объявили начало концерта.

Неспешное повествование скрипки открыло сонату Моцарта. Таня много раз слышала ее. Она неподвижно смотрела в одну точку, пока музыка все больше брала власть над ее сознанием. Казалось, ее рука, которую с таким усердием пытался согреть Дмитрий, не принадлежит ей. Словно Таня больше не сидит среди мраморных колонн, и нет над ней расписного потолка и громоздкой люстры. Здесь осталось лишь ее тело. Сама она ушла куда-то далеко.

Заиграли Лакримозу. На сцену вышел хор. Звонкие голоса и низкие ноты инструментов слились в звучании, щемящем душу. Таня воспарила, прониклась болью и очистилась. Казалось, что и тело, вслед за ней, тоже стало невесомым.

Дмитрий наклонился к ней, и она вздрогнула.

— Я сейчас вернусь, — прошептал он.

Его фигура в черном пальто неспешно поднялась и твердыми шагами направилась к выходу. Таня посмотрела ему вслед. Согнутые локти не спеша рассекали воздух в такт стенаниям скрипки. Когда высокий силуэт скрылся за дверью, она вновь повернулась к сцене. Четырехголосный хор драматично вытягивал верхние ноты. Начался третий акт, самый пронзительный. Таня сидела, не шевелясь. Дыхание замерло.

Весь концерт перед ее взором проносились воспоминания. Бесчисленные закаты и рассветы, что проводили грань между днями. Облака, плывущие по небу, то, как мелькает на воде рябь, как вера в лучшее когда-то сотрясала ее сердце. Красота врывалась в него, и она жила. Душа взмывала высоко в космос.

Когда раздались аплодисменты, она с удивлением посмотрела на время. Прошло два часа, а она не заметила этого.

— Ну, как тебе? — спросил Дмитрий, вставая с места.

— Невероятно. Совсем не почувствовала время, — отрывисто произнесла она, идя за ним.

Она вышла первая. Он придержал ей дверь. Город светился огнями. Небо поросло темно-синим отсветом. Они дошли до машины и поехали к дому. Оба молчали, потому что мыслей не было. Музыка еще плотно владела сознанием, и не было даже желания обсуждать ее.

Таня посмотрела на себя в боковое зеркало. По ее лицу проносятся то оранжевый, то серебристый свет фонарей. Они отражаются в ее глазах. Из-за подводки они кажутся больше, чем обычно. В них что-то замерло, окаменело, и чем больше приближались они к дому, тем больше это проглядывало в них.

Они договорились встретиться завтра в полдень. Напоследок, Дмитрий нежно обнял ее за плечи. На шее остался теплый след от его губ. Таня открыла дверь. Прохладный ветер подул ей в лицо, и она поспешила к подъезду.

Пока поднимался лифт, в ее голове с самого начала крутился сегодняшний день. Волнение, когда она смотрела на скалы из окна такси, неистовые порывы волн, добрые глаза Хуана, теплый взгляд Дмитрия. Она вспоминала поцелуй, холод в руках и то, как душа раскололась на части и собралась вновь в том зале.

Она закрыла глаза. Уже завтра все будет по-новому. Ее встретят улицы, которые не видели ее грустных раздумий, не видели ее слез и того, как она искала себя. Все сначала. Все по-новому. Уже завтра.

Улыбнувшись, она вышла из лифта. На этаже, как всегда, было тихо. Она сама не знала, от чего так быстры стали ее шаги, от чего сердце то и дело сотрясала радость, и какой-то восторг гнал ее вперед. Она проходила повороты, шла мимо дверей, будто не замечая их. Тело на автомате вело ее. Шаги ритмично стучали по полу, но она не слышала даже их. Казалось, она сейчас взлетит, потеряет сцепление с землей и направится туда, где больше не будет поисков, разочарований, нет. Она все отпустила, все оставила и вот уже со всей скоростью мчится в новый день, новый город, любовь…

Миг.

Мысли как по щелчку слетели с сознания. Кто-то обнял ее и прижал к стенке. Прерывистое дыхание заскользило над ухом. Сердце в груди остановилось, а потом стало биться с удвоенной скоростью. Ноги ослабели, перестали держать ее. Она чуть не упала на пол.