Тропою тайн

Глава 1

Нортфилд, Коннектикут, 1980 год

Бывали времена, когда ей удавалось обо всем забыть. Минуты. Часы. Иногда целые дни, когда вечером, чистя зубы, Кейт вдруг сознавала, что сегодня ее ни разу не посетила мучительная мысль, воспоминание о страшной тайне, коренящееся глубоко в ней, как стальные штыри в, сломанном левом бедре. Эта тайна тесно переплеталась со стыдом и, подобно боли в ноге и бедре, неизменно напоминала о себе во мраке ночи.

Сегодня был как раз один из удачных дней.

Стоя у ограды учебного манежа фермы Стоуни-Крик и наблюдая за восьмилетней Скайлер, которая верхом на гнедом пони уверенно перескакивала через вертикальные крестовины, заборы и высотные препятствия[5], Кейт Саттон испытывала не только гордость, но и блаженство.

«Моя дочь, — думала она. — Только моя!»

Она вспоминала, как двухлетняя Скайлер впервые в жизни сидела в седле; ее крохотные ножонки едва доставали до подтянутых вверх до упора стремян. С этого дня малышка полюбила верховую езду, словно сама судьба — «Кто бы сомневался? Ты только взгляни на нее!» — предопределила Скайлер стать дочерью Кейт, расти в Орчед-Хилле с его каменной конюшней вековой давности, целыми акрами зеленых лужаек и невысокими изгородями — идеальными барьерами для прыжков.

Кейт не уставала радоваться тому, что Стоуни-Крик, одна из лучших школ верховой езды в округе, расположена всего в нескольких милях от их дома, у северной оконечности луга, где Уиллоуби-роуд разветвлялась, убегая в сторону деревни. На территории школы Скайлер проводила летние каникулы и выходные во время учебного года. Как и для самой Кейт, инструктор Дункан Маккинни стал для Скайлер вторым отцом. Впрочем, об этом никто бы не догадался, слушая, как он покрикивает на ученицу:

— Сиди ровнее! Держи спину! Не виси у него на шее, черт побери!

Обладатель золотой олимпийской медали, рослый, поджарый, с гривой седеющих рыжих волос, с каждым десятилетием становящийся все внушительнее, Дункан стоял посреди манежа, прямой, как флагшток.

Сосредоточенно хмурясь, Скайлер свернула в сторону и потянула левый повод, направляя Сверчка через манеж по диагонали. С довольно рослым, норовистым пони было бы нелегко справиться и наезднику, вдвое превосходящему Скайлер ростом: Сверчок держался агрессивно и был упрям. Но Скайлер умела подчинять себе. Свободно сидя в седле, слегка ссутулив узкую спину, она посылала пони вперед такими легкими движениями рук и ног, что их не заметил бы зритель, не располагающий опытом Кейт.

Видя Скайлер в сапогах для верховой езды, в бриджах, с волосами, подобранными под шлем, Кейт всегда ласково улыбалась. Вместе с целой коллекцией выцветших лент и других призов Кейт хранила старую фотографию, запечатлевшую ее саму на первом пони. Тогда она почти не отличалась от Скайлер, была длинноногой и тонкой, как стебелек, держала голову высоко поднятой, словно обозревала далекие горизонты в предвкушении чудес, которые увидит там.

Но теперь, глядя в зеркало, Кейт в отличие от других тридцатишестилетних женщин не выискивала первые крохотные морщинки или седые волосы: она отмечала сочный каштановый цвет волос дочери, всматривалась в свои серовато-зеленые глаза на лице, точно выписанном кистью Джона Сингера Сарджента. Скайлер ничем не походила на нее.

«Мне казалось, я знаю, что меня ждет, но оказывается, даже не догадывалась об этом…»

— Для последнего прыжка ему не хватило половины шага, — разнесся в жарком августовском воздухе чистый высокий голос Скайлер. — Видимо, я поторопилась.

— Попробуй еще раз. Подведи его к барьеру рабочей рысью. — Дункан величественно взмахнул длинной рукой, отчего в воздух взвилось облако мелкой пыли. Кейт молча наблюдала за ними, стоя в тени бука. — Держись спокойнее, соберись. Ты опять висишь у него на шее, сиди свободнее.

— Я возьму вот этот барьер. — И Скайлер указала на восходящий оксер в дальнем конце манежа — высотно-широтное препятствие из двух параллельных элементов с третьим, расположенным между ними.

Кейт прикусила губу, прикинув на глаз, что верхняя из жердей оксера находится на расстоянии четырех-пяти футов от земли.

— Только через мой труп! — отрезал Дункан. Его вытянутое лицо, имевшее оттенок дубленой упряжной кожи, побагровело.

— Я справлюсь. — В словах Скайлер не было ничего вызывающего: она просто и деловито излагала свое мнение. — Все остальные барьеры я уже брала. А этот ненамного выше пирамиды[6].

— Этот прыжок ты совершишь, когда я увижу, что ты способна уверенно брать препятствия высотой не ниже моего колена! — рявкнул Дункан.

Скайлер рассмеялась, и по спине Кейт пробежали мурашки. Кейт знала, что это вовсе не надменный и не оскорбительный смешок, как считали школьные учителя девочки. Просто такой была манера поведения Скайлер, когда она пыталась переубедить кого-нибудь из взрослых, желающих ей добра, но заблуждающихся насчет ее способностей.

Однако Скайлер слишком часто переоценивала свои возможности. Перед мысленным взором Кейт мгновенно вспыхнуло страшное видение: Скайлер несется через манхэттенскую улицу в час пик, уворачиваясь от машин, чтобы спасти раненого голубя, и слышать не хочет испуганных криков бегущей за ней матери.

И вот теперь Скайлер, не обращая внимания на запреты Дункана, готовилась к прыжку. Она держала голову высоко поднятой, точно рассчитывала шаги пони, вовремя подхлестывала его, и делала это настолько умело, что было бы несправедливо остановить ее. Даже когда с губ самой Кейт сорвался возглас «Не смей!», она ощутила знакомое покалывание во всем теле — признак выброса адреналина, неизменно сопровождающего подготовку к прыжку.

Но вместе со знакомым возбуждением к Кейт вернулся давний ужас, пронзивший сердце ледяной стрелой. «Четыре с половиной фута», — напомнила она себе. Месяц назад, на показательных выступлениях членов Пони-клуба моложе двенадцати лет, Скайлер взяла вертикальный барьер высотой четыре с половиной фута. И не только взяла, но и добавила красную ленту к синей, завоеванной в стипль-чезе.

Взгляд Кейт устремился на трость, прислоненную к столбику ограды. Вырезанная из красного дерева, она была крепкой и простой, не привлекала внимания к физическим недостаткам хозяйки, а просто напоминала о несчастном случае, крутом повороте судьбы, в результате которого Кейт пришлось удочерить Скайлер. Трость она считала своего рода талисманом.

«Но никакой талисман не защитит меня сейчас», — думала Кейт, беспомощно и с ужасом наблюдая, как дочь направляет пони к оксеру. Сердце Кейт колотилось, когда она смотрела, как Скайлер легко посылает животное вперед, одной рукой ухватившись за гриву, а другой придерживая поводья.

Однако упрямый пони не успел сосредоточиться. Сбившись с махового галопа, он вдруг прибавил скорость, рванулся вперед, а потом заартачился в нескольких дюймах от первой жерди и резко свернул влево.

Кейт с ужасом увидела, как ее восьмилетняя дочь пулей вылетела из седла и врезалась головой в боковую опору барьера.

Прошло жуткое, томительное мгновение, а Скайлер не шевелилась. И вдруг быстрым движением, похожим на судорогу, она села. С ее головы упал шлем. Должно быть, от сильного удара порвался ремешок под подбородком.

Замершее сердце Кейт забилось сильнее, чем прежде.

— Не двигайся! — закричала она.

Но Скайлер уже поднялась, слегка пошатываясь, постояла, сделала два шага и упала. Ее стройное тельце осело на землю, грациозно, как платье, соскользнувшее с вешалки.

Подергав засов непослушными пальцами, Кейт распахнула ворота и выбежала на манеж. Не обращая внимания на боль в левой ноге, она устремилась к дочери, не веря, что способна передвигаться с такой скоростью — быстрее, чем Дункан, который тоже бросился к ученице.

Приблизившись к Скайлер, лежащей без чувств почти в центре манежа, Кейт ощутила жгучую боль в левой ноге.

Скайлер, упавшая навзничь, была бледной как мел, а ее губы приобрели пепельный оттенок. На лбу девочки набухала зловещая багровая шишка размером с дикое яблоко. Потрясенная Кейт беспомощно качалась из стороны в сторону, прижав ладони к груди.

«О Господи! Только бы все обошлось!»

Краем глаза она видела, как Дункан опустился на колени рядом с ней. Кейт приглаживала волосы Скайлер, выбившиеся из хвоста на затылке, отводила с висков тонкие, как нити, пряди.

— Скай, детка, слушай меня: все будет хорошо. Ты скоро поправишься.

Взгляд Кейт был прикован к личику дочери. Она изнывала от желания увидеть, как губы Скайлер дрогнут в улыбке, которая всегда выдавала ее, когда она притворялась спящей.

— Дайте-ка мне взглянуть…

Услышав слова Дункана, Кейт перевела взгляд на его долговязую фигуру. Он уверенно провел ладонью по обмякшей руке, по рукаву форменной сине-желтой тенниски Скайлер.

— Все кости целы. — Сипловатый голос с шотландским акцентом ничем не выдавал тревоги, охватившей инструктора.

Теми же движениями, которыми он часто ощупывал ноги лошадей, проверяя, не распухло ли колено или щетка, не разгорячено ли копыто — первый признак грозящей хромоты, — Дункан легко коснулся грудной клетки и ног Скайлер. Плавные жесты узловатой загорелой ладони тренера немного успокоили Кейт.

— С ней все обойдется. Непременно. — В голосе Кейт звучало отчаянное желание убедить себя в этом.

Дункан устремил на нее невозмутимый взгляд.

— Скайлер — упрямая девчонка, — со сдержанным одобрением проговорил он. — Вся в мать. Ей ничто не угрожает.

Это обещание утешало Кейт, пока машина «скорой помощи» с воющей сиреной везла их по Хикори-лейн, под тенистыми вековыми дубами, мимо пейзажей в стиле Констебла, лошадей и коров, пасущихся на залитых солнцем полях.

«Боже, только не отнимай ее у меня!» — молилась Кейт, а машина мчалась по извилистой, местами невымощенной дороге.

Вглядываясь в бледное лицо дочери, притянутой ремнями к носилкам, Кейт задохнулась от страшных воспоминаний о том, как восемь лет назад однажды утром, еще ни о чем не подозревая, зашла в магазин «Остановись и купи» за пакетом молока, а вышла оттуда, понимая, что обречена на вечные муки. Уже покидая магазин, она мельком посмотрела на газеты, приколотые к доске объявлений, и сразу наткнулась на пугающий заголовок: «Прошу вас, не обижайте мою малышку!»

Пробежав глазами статью об обезумевшей от горя молодой матери, дочь которой похитили неделю назад, Кейт ощутила такое головокружение, что одной из кассирш, Луизе Майерс, пришлось провожать ее домой. Но, даже сидя в удобном кресле и прижимая ко лбу салфетку, смоченную холодной водой, Кейт продолжала чувствовать головокружение. Она отказывалась смириться с тем, что уже осознала: ребенок, принесенный ею и Уиллом домой несколько дней назад, белокурый, голубоглазый ангелочек, которого они сразу полюбили всей душой, вовсе не принадлежит им. Их адвокат утверждал, что девочку нашли в одном из домов Нижнего Ист-Сайда, при ней не оказалось ни свидетельства о рождении, ни каких-либо других документов, позволяющих разыскать ее родителей. Но на самом деле малышка оказалась дочерью женщины, всеми силами стремившейся вернуть ее.

Рассматривая нечеткий снимок матери и ребенка, опубликованный в газете, Кейт утвердилась в своих подозрениях.

Как легко обманули ее и Уилла! Ошеломленные неожиданной удачей, они забыли обо всем, кроме очаровательной малышки, закутанной в розовое одеяльце. Они не отважились задавать вопросы, боясь услышать пугающие ответы. С другой стороны, у них не было причин сомневаться в честности своего адвоката. Грейди Синглтон был вовсе не из прислужников адской кухни: клиентов он принимал в офисе на Уолл-стрит, его высоко ценил отец Кейт. И документ, предъявленный Кейт и Уиллу, не вызывал сомнений и был подписан судьей.

Но Кейт не решилась прочесть бумагу. Судорожно прижимая к груди розовый сверток, она твердила себе: «Эта крошка создана для нас». Четыре года назад, упав с лошади при попытке взять вертикальное препятствие в ходе Хэмптонских состязаний по классическому конкуру, она не только сломала ногу, но и лишилась будущего ребенка. Узнав после операции, что больше никогда не сможет иметь детей, Кейт впала в глубокую депрессию и целыми днями не поднималась с постели. Тогда она не поверила бы, что когда-нибудь вновь будет блаженно счастлива.

Девочку назвали Скайлер, в честь бабушки Кейт — Люсинды-Скайлер Доусон.

Машина резко вильнула в сторону, и Кейт, не удержав равновесия, больно ударилась плечом о стенку. Выпрямившись, она выглянула в окно. Они проезжали через пригород с причудливыми магазинами в викторианском стиле и закусочными, быстро приближаясь к южной части города, где среди парка, словно оазис, высилась Нортфилдская государственная больница.

У выкрашенного в красный цвет бордюра возле приемного покоя «Скорой помощи» машина затормозила. Санитары поправили ремни носилок, переложили девочку на каталку. Один из них поддержал Кейт под локоть. Неподвижную Скайлер повезли по коридору, освещенному флуоресцентными лампами.

Едва дочь исчезла из виду, Кейт замерла.

Потом, тяжело опираясь на трость, чтобы приглушить боль в бедре, она заставила себя сдвинуться с места и побрела мимо полудюжины пациентов, мающихся возле стола в приемной. За столом полная женщина в голубом халате помогала какому-то старику заполнять бланк, и это продолжалось бесконечно. Кейт чуть не расплакалась.

К счастью, от постыдных слез ее спасло появление второй медсестры — кудрявой девушки со щербатыми передними зубами. Едва Кейт назвала свою фамилию, медсестра вскинула брови и закивала: «А, Саттон!» — после чего торопливо повела Кейт по коридору. В молодости подобострастие жителей деревни смущало Кейт, но с возрастом она привыкла к нему. Сейчас же Кейт преисполнилась благодарности к прадеду Уилла, Леланду Саттону, который завещал городу три сотни миллионов долларов, а также участок земли, где вскоре построили Нортфилдскую государственную больницу.

Но репутация семьи Уилла не спасла Кейт от паники, нараставшей с каждым шагом, пока она приближалась к двери рентгеновского кабинета. Проковыляв мимо уютных кресел и диванов, Кейт устало рухнула на жесткий пластиковый стул возле телефонного автомата.

Уилл! Надо разыскать Уилла.

После бесплодных попыток вспомнить длинные международные коды Англии Кейт связалась с телефонисткой и назвала ей номер лондонского офиса компании «Саттон, Джеймсуэй и Фальк».

К телефону никто не подошел. Вспомнив о пятичасовой разнице во времени, Кейт позвонила в отель «Савой», но не нашла Уилла и там. Когда она повесила трубку, ей хотелось закрыть лицо ладонями и разрыдаться.

Страх взметнулся в Кейт. «Меня наказали за то, что я скрывала тайну даже после того, как узнала, что Скайлер похитили. Теперь ее отнимут у меня».

Кейт понятия не имела, сколько минут или часов просидела в своих перепачканных землей брюках цвета хаки и рубашке в красно-белую клетку, сложив ладони на изогнутом набалдашнике трости. Когда наконец перед ней появился светловолосый врач в белом халате, она удивленно заморгала, точно ее внезапно разбудили.

Врач мрачно сообщил Кейт, что от удара о барьер у Скайлер образовалась гематома. Чтобы устранить давление на мозг, ей необходима немедленная операция в детской больнице на Манхэттене.

На вертолетной стоянке Кейт со Скайлер уже ждал нейрохирург, доктор Уэстерхолл. Этого крепкого человека с полным сильным телом и коротко подстриженными седыми волосами Кейт почему-то сразу представила деловито шагающим по коридорам Пентагона. Его сильное рукопожатие действовало как инъекция успокоительного.

Два часа спустя Кейт сидела на диване возле стола дежурной медсестры и нехотя прихлебывала из бумажного стаканчика кофе. Но это было хоть какое-то занятие.

Она пыталась позвонить Миранде, но услышала автоответчик. Кейт не сразу вспомнила об аукционе в Гринвиче, где Миранда решила обзавестись креслом, которое высмотрела в журнале «Искусство и антиквариат». Должно быть, теперь Миранда уже в пути; она несется на всех парусах, поскольку до последней минуты ждала Кейт, пообещавшую подвезти ее.

Кейт подумала, не позвонить ли матери, но поняла, что у нее на это нет сил. Мать ничем не поможет ей, напротив, осложнит положение, выспрашивая, что случилось, кто виноват и знаком ли Кейт доктор Уэстерхолл. Другими словами, она пожелает узнать, принадлежит ли он к элите специалистов, известных в кругу ее друзей на Парк-авеню.

Этого Кейт не выдержала бы. Ее поглотила тревога за Скайлер.

— Либо вы мазохистка, либо у вас луженый желудок.

Вскинув голову, Кейт увидела перед собой блестящие голубые глаза миловидной светловолосой молодой женщины в бледно-зеленом платье. Ее лицо с четко очерченными скулами и почти квадратным подбородком показалось Кейт знакомым. Одна из сотрудниц больницы? Однако на незнакомке не было халата, к груди не была прикреплена табличка с именем, а бодрый голос и приветливая улыбка не позволяли причислить ее к вечно озабоченным и хмурым пациентам, бродившим по коридорам как привидения.

С усталым вздохом Кейт поставила на низкий столик стакан с кофе.

— Да я к нему почти не притронулась.

— Может, принести вам что-нибудь еще? И похолоднее?

Предчувствие подсказало Кейт, что ей предстоит услышать важное известие, и она молилась о том, чтобы оно не оказалось плохим. Но почему незнакомка проявляет такую заботу?

— Нет, спасибо, — отказалась Кейт.

— Я Элли Найтингейл из психиатрического отделения. А вы миссис Саттон, верно? — Молодая женщина протянула руку. — Доктор Уэстерхолл считает, что вам необходим собеседник.

Кейт замерла. Неужели врач что-то скрыл от нее? Неужели скоро случится что-то страшное, чего ей не пережить?

Нет, будь у доктора Уэстерхолла плохие вести, он сообщил бы их сам.

— Я беспокоюсь не за себя, а за дочь, — объяснила Кейт.

— На вашем месте я бы тоже изводилась от беспокойства.

Далеко не ободряющий ответ Элли Найтингейл был таким откровенным, что Кейт слегка расслабилась.

— А вы не похожи на психолога, — с легкой улыбкой заметила она. Да и по возрасту Элли рановато быть врачом. Кейт дала бы ей не больше двадцати семи лет.

Элли усмехнулась.

— Здесь я прохожу преддипломную клиническую практику. И если когда-нибудь замечу, что превратилась в типичного, надутого от важности психолога, непременно поменяю работу. — Она присела в кресло напротив Кейт и поправила светлые волосы, падающие на плечи. В ее ушах покачивались длинные серьги. — Хотите, я составлю вам компанию?

— Спасибо, я обойдусь, — отрезала Кейт и тут же упрекнула себя в грубости.

Должно быть, заметив ее растерянность, Элли беспечно отозвалась:

— Не волнуйтесь, я не обиделась.

— Простите, я не хотела оскорбить вас…

— А вы меня и не оскорбили. Ведь вы мать и наверняка перепуганы до смерти.

Кейт взглянула на нее так, словно увидела впервые. Она не ожидала встретить прямолинейную собеседницу в больнице, где все либо утешали пациентов, либо шушукались за их спиной.

— С моей дочерью не случится ничего плохого, — заявила Кейт, смягчившись, и добавила: — И все-таки спасибо за сочувствие.

— Вам станет легче, если я скажу, что доктор Уэстерхолл — один из лучших специалистов в своей области? — спросила Элли. — На прошлой неделе он прооперировал одного из детишек моего мужа, а завтра малыша уже выписывают.

Кейт озадаченно уставилась на нее.

— Пол работает в ОИТН — отделении интенсивной терапии новорожденных, — пояснила Элли.

— А, понятно…

Элли посмотрела на трость, но в отличие от большинства людей, которые поспешно отводили взгляды, чтобы не выдать любопытства, осведомилась:

— Как это произошло?

— Несчастный случай, — уклончиво ответила Кейт. Поняв, что Элли ждет продолжения и задает вопросы вовсе не из вежливости, она объяснила: — Я участвовала в Хэмптонских состязаниях по классическому конкуру, и для меня они стали последними. Тогда я была на четвертом месяце беременности. — Кейт глубоко вздохнула. — Шел дождь, манеж раскис. Моя лошадь поскользнулась и врезалась в ограду. Что было потом, я помню плохо. Говорили, что лошадь упала, подмяв меня, и переломала мне кости ноги.

— Удивительно, что у вас не случился выкидыш.

Кейт уже открыла рот, желая объяснить Элли, что в то время ждала другого ребенка, а не Скайлер, но вдруг осеклась. Она и без того сказала слишком много этой незнакомке.

Вместо объяснений Кейт кивнула.

Тревога точила ее. Кейт никак не удавалось избавиться от ощущения, что она знает эту женщину, но вовсе не по больничным воспоминаниям. Это относится совсем к другому времени…

— А у вас есть дети? — любезно осведомилась Кейт, хотя семейное положение собеседницы ничуть не интересовало ее.

На миловидное скуластое лицо Элли легла тень.

— У меня была дочь, — со вздохом отозвалась она, но тут же оживленно добавила: — У нас с Полом будут дети, когда он окончит институт, а я — медицинскую школу, но это случится еще не скоро.

Внезапно Кейт поняла все. Перед ее мысленным взором всплыла пожелтевшая газетная вырезка, спрятанная в библиотеке, между страницами одной из книг, которую редко открывали. Имя, погребенное в глубинах памяти, вспыхнуло в ее мозгу.

Элли! Ту молодую мать тоже звали Элли. Только фамилия звучала иначе и тогда она была не замужем.

«У меня была дочь…»

Господи, возможно ли такое?

«Нет, конечно, нет, — твердила себе Кейт. — Подобные совпадения случаются только в кино и в дешевых романах. Да, сходство есть, несомненно. Но фотография в газете была нечеткой, к тому же ее сделали восемь лет назад. Перепуганная девушка, запечатленная на снимке, вполне могла измениться. И все-таки…»

Кейт вспомнила, как молила Бога простить ей страшный грех — то, что она отняла Скайлер у ее родной матери. Как ей хотелось узнать, что стало с той девушкой!

Глядя на Элли Найтингейл, Кейт ощутила комок в горле и быстро прижала ладонь к нему.

«Прекрати! — велела она себе. — Ты перенервничала, поэтому тебе мерещится невесть что. Только в одном Нью-Йорке найдется несколько сотен молодых женщин по имени Элли!»

И в тот же миг на память Кейт пришла давняя страшная история, неизменно рассказываемая на вечеринках в те годы, когда она оканчивала школу: девушка, оставшаяся дома одна поздно ночью, услышала шум, бросилась запирать все окна и двери и лишь потом узнала, что сбежавший из клиники сумасшедший находится не возле дома, а в одной из комнат.

Неужели она столько лет обманывала себя, надеясь избежать того, от чего нет спасения, от того, что предначертано судьбой?

Охваченная неожиданной, но неудержимой потребностью узнать все, Кейт спросила:

— А что случилось с вашей дочерью? — Она затаила дыхание.

Элли ответила не сразу.

— Ее похитили.

— Простите… — сказала Кейт и шепотом добавила: — Я понимаю, каково вам пришлось.

— Мне казалось, наступил конец света, — призналась Элли, не скрывая безутешной скорби, повергшей Кейт в полное смятение.

Кейт сидела неподвижно, сердце разрывалось от отчаяния, а молодая женщина в бледно-зеленом платье, вероятно, родная мать Скайлер, нахмурилась и встала.

— Мне пора, — смущенно сказала она. — Но если я вам понадоблюсь, попросите позвать меня. Я буду в больнице весь день.

Странное, как после наркоза, спокойствие овладело Кейт, и она узнала в нем первый симптом приближающейся истерики. Собравшись с силами, Кейт овладела собой.

— Спасибо. Пожалуй, позже я пошлю за вами, — солгала она.

Но несмотря на все угрызения совести, Кейт думала: «Если Элли попытается отнять у меня Скайлер, я этого ни за что не допущу». Осознав ситуацию, Кейт перестала убеждать себя в том, что родная мать Скайлер живет где-то далеко, в неведомом краю. Она убережет дочь от этой улыбчивой белокурой женщины, которая — «Почему я сразу не заметила этого?» — так похожа на Скайлер. И хотя часть души Кейт призывала ее упасть перед Элли на колени и взмолиться о прощении, другая требовала изгнать, навсегда вычеркнуть эту женщину из жизни.

Кейт вздрогнула, услышав ответ ни о чем не подозревающей Элли:

— А если не позовете, я зайду сюда завтра, проведаю вашу дочь. К тому времени ее уже переведут в обычную палату — не сомневаюсь.

И прежде чем Кейт успела возразить, Элли ушла. Кейт безвольно обмякла в кресле. Она чувствовала себя высохшей, плоской и бескровной, как меловая линия на асфальте.

«Если бы только Уилл был здесь!» — в отчаянии думала она.

«И чем бы он помог?» — язвительно осведомился внутренний голос.

Кейт перенеслась в прошлое, в тот давний день, когда поделилась с Уиллом мыслями насчет родной матери Скайлер. Ее принципиального мужа, однажды выставившего за дверь влиятельного гостя за грубую расистскую шутку, донельзя возмутило само предположение, что Скайлер может принадлежать кому-то другому. Не говоря ни слова, он повернулся к Кейт спиной и ушел. Уилл вернулся лишь на следующее утро, небритый, встрепанный, с покрасневшими глазами, всем своим видом обвиняя Кейт в вопиющем преступлении, которого она не совершала. «Больше никогда не заговаривай об этом», — убийственно спокойным голосом сказал он, и Кейт показалось, будто кровь заледенела в ее жилах.

К этому разговору они больше не возвращались. Уилл увлеченно занимался бизнесом; под его умелым руководством компания, торгующая недвижимостью и основанная его отцом, за последнее десятилетие стала приносить втрое больше дохода. Кроме того, Уилл был хорошим семьянином, преданным и заботливым мужем, но ни за что не желал обсуждать тревоги Кейт, думать о проблеме, не имеющей немедленного и конкретного решения.

Поэтому Кейт одну пожирало вечное пламя их преступления: ведь ей запретили даже упоминать о нем.

И вот теперь Кейт предстояло также одной сразиться с судьбой, которая нашла лазейку в их замкнутой жизни и теперь угрожала тому, что для Кейт было дороже всего на свете.

Около восьми вечера в коридоре появился доктор Уэстер-холл в мятых зеленых одеждах и избавил Кейт от мук. Он сообщил, что Скайлер хорошо перенесла операцию и, судя по всему, скоро поправится. Расплакавшись от изнеможения и радости, Кейт еще раз попыталась дозвониться до Уилла в Лондон. Едва она взволнованно сообщила о случившемся, Уилл помчался в аэропорт.

Он прибыл рано утром, и, увидев, как муж входит в отдельную палату Скайлер на девятом этаже, Кейт испытала невообразимое облегчение. Минувшую ночь она провела на жесткой кушетке рядом с кроватью дочери, и теперь у нее адски ныли все кости и мышцы. Взглянув на встревоженное лицо мужа, Кейт поняла, что больше не сможет скрывать страшную тайну.

— О, Уилл, слава Богу, ты здесь! — Она порывисто обняла небритого мужа.

Глаза Уилла покраснели, костюм был таким же мятым, как одежда Кейт, в которой ей пришлось спать. Но как же она обрадовалась мужу! Каким родным показалось ей его угловатое лицо и даже неприметный шрам над бровью. Когда Уиллу было девять лет, в него швырнула граблями драчливая семилетняя соседка, та самая, на которой он потом женился.

— Господи, подумать только: все это время я торчал в каком-то паршивом клубе, попивая бренди в обществе лорда как бишь его, и мечтал только убедить этого человека финансировать проект Сити-Айленд… — Уилл осекся и потер щеку ладонью.

Кейт знала, что многомиллионный проект Сити-Айленд — один из крупнейших за всю историю фирмы Уилла, в ходе которого предстояло снести несколько огромных кварталов на набережной и застроить их заново. Компания Уилла затратила на осуществление проекта огромные средства, помочь завершить его могла только группа британских финансистов. Как, должно быть, удивились англичане, узнав, что Уилл покинул страну в разгар переговоров! Только теперь, когда жизнь Скайлер была вне опасности, Кейт подумала о том, какие последствия для фирмы и для самого Уилла могут иметь прерванные переговоры и незаключенное соглашение.

— Ты все равно ничем не смог бы помочь. Сейчас самое важное — чтобы она поправилась. — Даже теперь Кейт не решилась повторить такие фразы доктора Уэстерхолла, как «необратимых повреждений нет» и «судя по всему, двигательные функции не нарушены». Сама мысль о повреждениях и нарушениях была для нее невыносимой.

Встревоженный Уилл посмотрел на спящую дочь, к руке которой тянулась прозрачная трубка капельницы. В марлевой повязке размером с тюрбан Скайлер походила на самого маленького раджу в мире.

— Она уже приходила в себя после наркоза? — тихо спросил Уилл.

— Несколько часов назад, но была как в полусне, — ответила Кейт. — Едва я успела обнять ее, как она вновь уснула.

Уилл опустился на стул возле постели девочки. Проведя ладонью по лбу дочери, по узкой полосе кожи, не прикрытой повязкой, он наклонился и прижался щекой к ее маленькой загорелой ладошке. В его глазах застыли слезы.

Выждав несколько минут, Кейт подошла к мужу и положила Руку ему на плечо.

— Помнишь, как я впервые посадила ее в седло? — спросила она. — В то время ей было два года. А выражение ее лица… как Рождество в июле! Когда я попыталась снять Скайлер и поставить на землю, она расплакалась. Девочка была готова сидеть часами в седле, даже если лошадь просто водили на корде по кругу…

Уилл поднял голову.

— Кейт… — срывающимся голосом вымолвил он.

Ее пальцы впились в рубашку.

— Знаю, знаю. Но теперь все уже позади.

Кейт вспомнила про Элли, несколько секунд размышляла, рассказать ли о ней мужу, но тут же отвергла эту мысль. Уилл сочтет, что у нее разыгралась фантазия, а даже если и поверит, это лишь разволнует их обоих.

Уилл поднялся, и по решительному выражению его лица Кейт поняла, как именно он намерен поступить.

— Я должен поговорить с доктором Уэстерхоллом. По пути из аэропорта Кеннеди я созвонился с ведущим неврологом Бостонской детской больницы. Возможно, мы пригласим его на консультацию. — И он направился к двери.

— Не знаю, понадобится ли это…

Уилл привычным жестом отмахнулся от возражений жены.

— Послушай, Кейт, я не сомневаюсь в том, что Уэстерхолл — сведущий специалист, но знать мнение второго нам не помешает.

«Если бы только он действовал так же уверенно и точно и в других ситуациях! — подумала Кейт. — В тех, где речь идет об исцелении, а не о ремонте!»

Как только Уилл покинул палату, она вытянулась на кушетке и закрыла глаза. Ее разбудил знакомый голос.

— …восемь, — пробормотала в дремоте Скайлер. — День рождения у меня на неделю раньше, чем у Микки. Она моя лучшая подруга. — Потом речь зазвучала невнятно: девочка засыпала.

Кейт рывком поднялась. Сонливость сняло как рукой при виде дочери, сидящей почти вертикально среди подушек. А над кроватью склонилась стройная белокурая женщина.

Кейт увидела, как Скайлер осторожно отпивает воду из чашки, поднесенной Элли Найтингейл к ее губам. «Это сон», — уверяла себя Кейт. Но ни один сон не пугал ее так, не сжимал сердце, ни от одного такая едкая горечь не подкатывала к горлу.

Заметив, что мать проснулась, Скайлер слабо улыбнулась.

— Мама… — Девочка была очень бледна, с темными кругами под глазами и говорила почти шепотом.

— Дорогая! — Со сдавленным возгласом Кейт бросилась к дочери и нежно обняла ее.

— Мама, у меня все болит! — пожаловалась Скайлер.

— Потерпи, детка, — попросила ее Кейт, едва не плача. — Обещаю, ты скоро поправишься. Самое страшное уже позади. Ты упала и расшиблась, но скоро тебе станет лучше.

— Знаю. Так сказала она. — Скайлер улыбнулась Элли и откинулась на подушки.

Кейт старалась не смотреть на Элли, но не могла отвести от нее глаз. Они были так похожи! Господи, неужели Элли слепа? Почему не замечает сходства?

— Когда я заглянула к вам, Скайлер как раз пришла в себя, — объяснила Элли. — Мне не хотелось тревожить вас.

— Очень любезно, что вы вспомнили о нас, — откликнулась Кейт.

— Я была рада проведать вас. — Элли поставила пластмассовую чашку на тумбочку у кровати. Глядя поверх головы Скайлер, она задумчиво, почти печально улыбнулась. — А ваша дочь и вправду чудесный ребенок. Вам несказанно повезло.

Сердце Кейт ушло в пятки.

— Да, я знаю. — Она заметила, что Скайлер пытается что-то сказать, и склонилась к ней.

— Мама, а что со Сверчком?

— Он совершенно невредим. — Кейт понятия не имела, что с пони, о нем она даже не вспоминала.

Удовлетворенная ответом, Скайлер смежила веки.

— Мама, а… — пробормотала она, но не договорила.

— Я здесь, — ответила Кейт. — И папа тоже. Он вернется с минуты на минуту.

Элли поднялась и оправила юбку — сегодня на ней были бледно-золотистый топ и голубая юбка под цвет глаз. Золотые серьги в виде обручей заблестели, когда она склонила голову набок и заложила за ухо выбившуюся прядь волос.

Скайлер прошептала:

— Не уходи. — И Кейт не сразу поняла, к кому относится эта просьба — к ней или к Элли.

— Хорошо, что все обошлось. — Элли повернулась к двери.

Кейт пожала протянутую ей руку и рискнула встретиться с откровенным, пытливым взглядом Элли. И хотя все в душе кричало: «Оставьте нас в покое и больше никогда не приходите!» — вслух Кейт проникновенно проговорила дрожащим голосом:

— Мы с мужем любим Скайлер всей душой. Я умру, если потеряю ее.

— Нет, не умрете, — возразила Элли с уверенностью человека, пережившего такое горе. — Но я буду рада, если вам не представится случая убедиться в этом.

Кейт грустно улыбнулась и, ненавидя себя, вымолвила:

— Ничего подобного я не допущу.