Тропою тайн

Глава 7

— Кейт, хочешь, я сама позвоню в Новый Орлеан и узнаю, почему задерживается доставка?

До Кейт, стоящей на коленях перед комодом, приобретенным ею вчера на аукционе в Рейнбеке, не сразу дошел смысл слов Миранды.

— Что?.. А, вот ты о чем! Нет, спешить незачем. Прошло всего… сколько? Одна неделя. А чтобы упаковать такое большое зеркало, понадобится целый день.

Она выдвинула ящик, выискивая признаки недавнего ремонта, и провела большим пальцем по соединению «ласточкин хвост». Наконец Кейт подняла голову и взглянула на Миранду. Та сидела за эдвардианским письменным столом в дальнем углу уютного, заставленного мебелью магазина, разбирая кипу бумаг, лежащую на кожаном бюваре. Кейт было удобно болтать с Мирандой, не выходя из тесной задней комнаты и занимаясь тем, что особенно нравилось ей. Здесь, в своем углу, Кейт полировала и покрывала лаком и краской старинную мебель, возвращая ей былую красу.

Миранда нахмурилась, глядя на нее с досадой и тревогой.

— Кейт, прошло уже больше месяца. Ты ездила в Новый Орлеан в конце июня. Там ты и купила бриллиантовые серьги для Скайлер — в подарок по случаю окончания колледжа. Помнишь?

Милая суетливая и беспокойная Миранда! Помощница напоминала Кейт скорее многодетную мамашу, нежели менеджера, — рослая, худощавая («Невозможно быть ни чересчур богатым, ни слишком худым»), с блестящей золотисто-каштановой стрижкой «под пажа», с обручем на голове, идеально гармонирующим с одеждой. Сегодня на Миранде были плиссированные темно-серые широкие брюки и шафрановый трикотажный топ с таким же кардиганом, накинутым на плечи.

Еще Кейт заметила, что Миранда приколола к кардигану викторианскую булавку, которую она подарила ей в апреле, на сорокадевятилетие, и порадовалась, что этот подарок не валяется где-нибудь в ящике туалетного столика. Несмотря на любовь Миранды к антиквариату, они редко достигали согласия, когда речь заходила о покупке. Миранда обожала кустарные изделия и старый дуб, а Кейт предпочитала викторианскую эпоху и ар-нуво. Поэтому в интерьере магазина царил эклектический хаос, напоминающий даже некий стиль. Вероятно, именно по этой причине магазин был открыт и зимой, когда большинство туристов и дачников перебирались из Нортфилда в крупные города.

— Целый месяц? Неужели? — Кейт отвела волосы со лба и выпрямилась, сидя на корточках.

— Что с тобой творится, Кейт? — укоризненно спросила Миранда. — Ты всю неделю сама не своя — путаешь номера телефонов, теряешь накладные, забываешь про назначенные встречи. Миссис Тисдейл вчера прождала тебя целый час, а я точно знаю, что ты уговорилась встретиться с ней в два, — я сама слышала. — Она откинулась на спинку обитого кожей викторианского вращающегося кресла и уставилась на Кейт с проницательностью, отточенной за годы воспитания четверых детей. — Это из-за Скайлер, да? Ты до сих пор расстроена тем, что она уехала?

Кейт осторожно задвинула ящик в комод и, поднявшись на ноги, оперлась на трость и стряхнула пыль с юбки.

— Отчасти — да, — призналась она, переступая через порог задней комнаты. — Просто все случилось слишком неожиданно. Лучше бы она заранее предупредила нас.

— Не забывай: Энн было всего восемнадцать, когда она переселилась к своему приятелю, — напомнила Миранда. — Если помнишь, я несколько месяцев сходила с ума. Но в конце концов все оказалось не так уж страшно. Ты только посмотри, какой стала Энн! У нее уже трое замечательных малышей.

— Если бы я знала, что у меня появится внук, я бы не так тревожилась, — пошутила Кейт, и эту шутку ей было суждено не раз вспомнить через несколько недель.

Миранда усмехнулась.

— Скайлер уже двадцать два. С ней ничего не случится. Девочке не придется просить милостыню и скитаться по чужим углам. Ты сама говорила, что твоя мать завещала ей дом!

— Конечно, но дело не в этом.

— А в чем же?

— Просто…

Кейт осеклась. Не слишком ли она разболталась? Они с Мирандой знали друг друга уже тридцать лет, но ведь не все скажешь даже ближайшим друзьям. Отчасти Миранда права: Кейт и вправду была не в себе — последние несколько недель, с тех пор как Скайлер вдруг объявила, что переселяется в бабушкин дом. Оттуда было всего двадцать минут езды до Нортфилда, и Скайлер курсировала между ветеринарной клиникой, школой Дункана, где готовилась к предстоящим Хэмптонским состязаниям по классическому конкуру, и родительским домом, куда наведывалась почти каждый день. И все-таки она отдалилась сильнее, чем когда училась в Принстоне.

Но это был всего один кусочек сложной мозаики. Гораздо больше Кейт тревожили истинные причины неожиданного переезда Скайлер. Должно быть, дочь почувствовала, что атмосфера в доме стала напряженной. От ее внимания не ускользнуло то, что Уилл теперь почти не бывал дома, а приезжая, углублялся в бумаги или часами говорил с клиентами по телефону. Даже коттедж на Кейп-Коде, куда они отправлялись на День труда[23], давно пустовал.

Мысли о неразумно проведенном лете огорчали Кейт. Пожалуй, стоит в этом году отдохнуть без Уилла. Может, и Скайлер согласится на несколько дней составить ей компанию.

Но бегство ничего не решит. До сих пор Кейт спасалась от суровой действительности именно бегством, но тщетно.

Долгие месяцы они с Уиллом вели себя так, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. Кейт рассудила, что муж с головой ушел в работу только из-за спада на рынке недвижимости. Такое время от времени случалось. Чтобы избежать серьезных потерь, ему просто-напросто необходимо как следует взяться за дело.

Но Кейт знала нечто большее. На прошлой неделе ее подозрения подтвердились. Уилл говорил по телефону со своим бухгалтером, Тимом Биглоу, и, увлекшись, не заметил, что оставил дверь кабинета открытой. Проходя по коридору, Кейт уловила несколько слов и обрывок фразы, которая обрушилась на нее как гром средь ясного неба.

— Господи, Тим, если нам придется прибегнуть к последнему средству и действовать согласно одиннадцатому пункту…

Вне контекста эти слова почти не имели смысла, но их хватило, чтобы Кейт пронзил панический страх.

Что она в состоянии предложить мужу, кроме моральной поддержки? Антикварный магазин приносил мизерный доход; Кейт открыла его, чтобы иметь предлог заниматься излюбленным делом — приобретать антикварные вещи. «Увлечение Кейт» — так Уилл называл владения жены, и это слегка раздражало ее. Но как бы Кейт ни гордилась своим магазином, было нелепо предполагать, что ее вклад в семейный бюджет спасет их от серьезных финансовых трудностей.

Даже вместе с процентами от бабушкиного капитала, которые она получала ежемесячно, ее доходов хватало лишь на домашние затраты. Этих денег слишком мало, чтобы содержать Орчед-Хилл, «БМВ» и «вольво», лошадь Скайлер и коттедж на Кейп-Коде.

Кейт постоянно размышляла, насколько осложнилось положение. Компания «Саттон, Джеймсуэй и Фальк», основанная отцом Уилла, действовала на рынке недвижимости более сорока лет. Она не только пережила многочисленные спады и бумы, но и так разрослась за эти годы, что теперь занимала целый этаж здания на углу Парк-авеню и Сорок восьмой улицы.

К несчастью, компания так и не оправилась, потеряв несколько миллионов в семидесятых годах и потерпев неудачу с проектом Сити-Айленда. А в последнее время Уилл и его партнеры постоянно ощущали влияние последствий бума восьмидесятых — кооперативные квартиры пустели, офисы в центре города все реже брали в аренду, громадные торговые центры быстро теряли постоянных покупателей. Компания, не так твердо стоящая на ногах, не пережила бы такие потери… но «Саттон, Джеймсуэй и Фальк»? Ее банкротство было бы сродни разорению епископальной церкви, которую посещали Кейт и Уилл.

Так насколько же плохо обстоит дело?

Довольно скверно, если муж превратился в тень. Он где-то пропадает целыми днями, работает допоздна и задерживается в городе, чтобы поужинать с потенциальными клиентами. Уилл поседел и словно высох. Он так похудел, что костюмы висели на нем, будто были сшиты для другого человека.

Если бы только Кейт могла предложить мужу хоть что-нибудь, кроме массажа и травяного чая! Если бы ей хотя бы хватило смелости встретиться лицом к лицу с бедой!

Кейт заставила себя обратиться к фактам. Судя по подслушанному разговору, компания находится на грани разорения. О Господи!..

У Кейт сжалось сердце; она приложила ладонь к груди, но тут заметила, что Миранда с любопытством смотрит на нее, и опустила руку. Нет, она не собиралась делиться подозрениями с Мирандой. Представления о правилах приличия и справедливости не позволяли Кейт признаться Миранде в том, что происходит в ее доме, пока не состоялся серьезный разговор с Уиллом.

— В нашем возрасте моя бабушка начала выживать из ума. Должно быть, это наследственное, — сказала Кейт, избегая испытующего взгляда Миранды.

— Это радует. — Миранда с недоумением приподняла идеально ровную, выщипанную и подрисованную бровь и вежливо улыбнулась.

— Я так и не привыкла считать себя женщиной средних лет. Наверное, пропустила этот этап и теперь просто старею, — с принужденным смешком продолжала Кейт.

— Поживем — увидим, — фыркнула Миранда, но слова Кейт все же возымели действие. Внимание подруги переключилось с проблем Кейт на бумаги. — Куда это я сунула бланки?

Кейт вернулась к комоду в задней комнате и заметила недостающую деталь отделки, которую следовало бы заменить. И лаковая поверхность покрыта пятнами; придется попросить Леонарда заново отполировать ее, как только он закончит с кушеткой, которую обещал привезти сегодня к концу дня. А еще пусть посмотрит расшатанную ножку того стула, что стоит у стены. Сколько хлопот!

Она перевела взгляд на пару серебряных подсвечников в гнездах из стружки, привезенных вместе с комодом из Рейнбека. Изящные вещицы георгианской эпохи, с гравированными подставками и ножками в виде китайцев в развевающихся одеждах. Лаская их взглядом, Кейт ощутила трепет, неизменно появлявшийся у нее, когда она смотрела на изысканные вещи. «Возможно, просто потому, что они старинные», — рассудила она. Кейт нравилось думать, что ее бесценные лампы, часы, стулья и застекленные шкафчики пережили века, несмотря на кажущуюся хрупкость. Да, они вынесли все испытания.

Кейт охватила необъяснимая тоска.

Вкрадчивый голос зазвучал у нее в ушах: «Ты беспокоишься не из-за компании, верно? Есть и другая причина, о которой ты боишься даже думать».

В последнее время их с Уиллом разделяло в постели незримое расстояние. Догадывается ли муж о том, насколько она уязвлена? Понимает ли, что, стараясь не тревожить ее, вовсе не проявляет заботу? Если бы Кейт только хватило смелости, чтобы…

— Ты не видела банку с серебристым лаком? — спросила Кейт, отгоняя тягостные мысли. Протиснувшись за шеренгой стульев, комодов и приставных столиков, покрытых пылью, обойдя застекленный книжный шкаф без нескольких полок, она решительно направилась к старому корабельному рундуку, где хранила всякую всячину — пыльные тряпки, банки с лаком, разрозненные флероны, ручки от шкафчиков, давным-давно перекочевавших на свалку.

На плечо Кейт опустилась чья-то ладонь, и, обернувшись, она с удивлением увидела рядом Миранду.

— Кейт, если я хоть чем-нибудь могу помочь… Надеюсь, ты знаешь, что всегда можешь обратиться ко мне. Я даю никудышные советы, зато умею слушать.

— Знаю. — Кейт поспешно отвернулась, чтобы Миранда не заметила слез в ее глазах.

— Простите, нельзя ли осмотреть те стулья на витрине?

Молодая женщина выгладывала из-за стеллажа, отделявшего торговое помещение от конторы. На вид этой миловидной, ухоженной посетительнице было лет тридцать с небольшим; потертые джинсы и рубашку из набивного ситца она дополнила искусно завязанным платком фирмы «Гермес». Радуясь предлогу прервать разговор с Мирандой, Кейт направилась к незнакомке.

Женщина, назвавшаяся Джинни Хансен, занималась ремонтом старого Спрэг-Хауса на углу улиц Вашингтона и Каштановой. Кейт рассмотрела образчики обоев и обивки, принесенные Джинни, и помогла ей выбрать ткань для гарнитура, состоящего из шести облюбованных ею стульев в стиле шератон. Кроме того, Кейт дала посетительнице дельные советы насчет штор и убедила не покупать стенные панели, заверив, что они не впишутся в интерьер столовой.

— Вы так любезны! — воскликнула Джинни, когда Кейт выписывала счет. — Я словно поговорила с мамой… ей точно известно, что и с чем сочетается. Ей понравился бы ваш магазин. — Джинни помедлила. — Не хотите навестить нас и посмотреть, как продвигается ремонт?

— С удовольствием, — искренне отозвалась Кейт. — Вот моя визитка. Звоните в любое время.

Смолоду она привыкла производить на окружающих приятное впечатление. Должно быть, людей привлекало ее открытое лицо. А может, с тростью Кейт выглядела просто и дружелюбно: те, кто много выстрадал, отличаются отзывчивостью. Но чем старше становилась Кейт, тем труднее ей было мириться с ролью седовласой, умудренной опытом дамы.

Воспоминания нахлынули на нее вместе с тупой болью, начавшейся в боку и быстро спустившейся вниз, к мучительно занывшему бедру. Элли! Кейт вновь увидела эту женщину, склонившуюся над перевязанной бинтами головой Скайлер. Сходство между ними было таким явным, что его мог заметить всякий. Где сейчас Элли? Есть ли у нее дети, о которых она мечтала? Поблекли ли с годами воспоминания о потерянной дочери?

Кейт захлопнула дверцу тайника, откуда вырвались мрачные мысли. Незачем идти по тропе, заканчивающейся тупиком. Свернуть отсюда некуда, вернуться назад невозможно. Лучше уж вообще не приближаться к этим местам. Взявшись за дело, Кейт начала полировать старые подсвечники, которые осматривала до прихода Джинни Хансен.

Остаток дня прошел как в тумане. Наконец-то прибыл груз из Нового Орлеана — как раз в ту минуту, когда Миранда уже звонила отправителю, выясняя, в чем причина задержки. Зашла миссис Отто и предложила Кейт купить серебряный чайный сервиз. Явился Леонард с приведенной в порядок кушеткой, забрал истлейкский комод и письменный стол, купленный Мирандой месяц назад на аукционе в Мэне. Живущий в магазине кот Батлер преподнес Кейт мышку. А потом в комнату вошла Скайлер.

Обрадованная Кейт со вздохом облегчения бросилась к дочери. Они обменялись несколькими фразами по поводу переезда Скайлер и о том, что последние несколько недель она держалась слишком отчужденно и холодно.

Кейт обняла дочь.

— Дорогая, почему ты не позвонила и не предупредила о приезде?

— Еще несколько минут назад я не знала, заеду к тебе или нет. Я возвращалась домой из клиники и вдруг решила проведать тебя. Привет, Миранда! А вот и Батлер… Соскучился? — Скайлер наклонилась и подхватила на руки жирного черного кота.

Голос Скайлер звучал спокойно, даже жизнерадостно, но Кейт сразу поняла: что-то случилось. За последние несколько недель Скайлер похудела и побледнела, ее лицо осунулось. Кейт едва не расплакалась и не потребовала объяснить ей, в чем дело. В одном Кейт не сомневалась: то, что заставило Скайлер переехать, и то, почему она так неважно выглядит, гораздо серьезнее, чем ей казалось вначале. Охваченная тревогой, Кейт старалась ничем не выказать этого. Скайлер не должна догадаться, насколько она обеспокоена: это только напугает ее.

Кейт украдкой разглядывала дочь, стоящую у двери с Батлером на руках. На Скайлер слишком просторные джинсы и мешковатая футболка, чересчур плотная для августовской жары. Пудра не скрывала темных кругов под глазами, а улыбка не обманула бы и пятилетнего ребенка.

— Бабушкин старый холодильник еще работает? — спросила Кейт. — Если ты все-таки разрешишь мне купить новый, мы еще успеем до закрытия заехать в магазин. А потом, — оживленно продолжила она, — прихватим чего-нибудь вкусненького и поужинаем вдвоем.

— Мама, я приехала не за холодильником. Старый работает отлично, к тому же я редко пользуюсь им. — Скайлер взяла Кейт под локоть. — Лучше я сама отвезу тебя куда-нибудь поужинать.

— В другой раз. — Кейт похлопала дочь по руке. — Сегодня твой отец работает допоздна и мы сможем тихо посидеть дома. Я хочу узнать все, что произошло с тобой за это время.

Случилось что-то ужасное, Кейт чувствовала это. Скайлер была необычно молчаливой. Проезжая через городок, Кейт поглядывала на дочь. Погруженная в свои мысли, та, однако, улыбалась и кивала в ответ на бессодержательные замечания Кейт.

Свернув на стоянку перед супермаркетом, Кейт вздохнула. Ей следует набраться терпения, вот и все. И тогда Скайлер, которая всегда жила своим умом и сама принимала решения, доверится ей.

Настроение Кейт улучшилось, когда она заметила старую ручную тележку, купленную у нее владельцем супермаркета несколько месяцев назад: перекрашенная, она стояла перед входом, и в ней пышно цвели герани. Кейт решила поговорить с мистером Крукшенком и сказать, что тележка выглядит очень мило.

В магазине атмосфера была почти деревенской: стены, обшитые досками, плетенные из прутьев корзины вместо пластиковых. Кейт катила тележку по проходам между полками, заставленными продуктами, мимо изысканных салатов и выпечки, намеренно покупая столько снеди, сколько не съела бы и за месяц. Она сама считала это бессмысленным. Но ей оставалось только мечтать о чудесных обедах в кругу семьи, и она не могла отказать себе в таком удовольствии.

Они вернулись домой с четырьмя огромными, набитыми снедью пакетами и сеткой молодого картофеля для салата, который Кейт решила приготовить в конце недели. Но за ужином Скайлер почти не притронулась к еде и решительно отодвинула тарелку, когда мать попыталась уговорить ее съесть что-нибудь еще.

Потом они вышли на заднюю веранду и устроились в викторианских плетеных креслах, которые Кейт обила тканью от Уильяма Морриса. Они потягивали чай со льдом и ели мелкую местную клубнику, сладкую, как леденцы. Их Лабрадор, поседевший к старости, прошел по веранде и с довольным вздохом улегся у ног Скайлер. Несколько минут Кейт наблюдала, как Скайлер водит босой ногой по шерсти Белинды, а потом устремила взгляд вдаль.

«Если компания Уилла разорится, я выживу. Пожалуй, я даже пережила бы разлуку с самим Уиллом. Но я не вынесу, если узнаю, что с моей дочерью что-то случилось…»

Эта мысль, оглушившая ее, всплыла из ниоткуда. Кейт поставила свой стакан на столик между креслами и заметила, что ее рука дрожит. Кейт вдруг охватила такая слабость, что она порадовалась тому, что удобно сидит, а не стоит.

Кейт бросила осторожный взгляд на Скайлер. Может, она думает о Прескотте? От Нэн Прендергаст Кейт узнала, что он недавно отпраздновал помолвку с девушкой, с которой дружил, учась в Йеле. Должно быть, об этом уже знает весь город. Даже если Скайлер не была влюблена в Прескотта, известие наверняка стало для нее ударом: ведь она порвала с ним всего два месяца назад и тут же услышала, что ей нашли замену.

Саму Кейт разрыв Скайлер с Прескоттом разочаровал не так, как полагали все, в том числе и Нэн Прендергаст. Она давно поняла, что Скайлер не любит этого юношу. А что может быть важнее любви?

«Но будь осторожна, дорогая: узнав, что такое настоящая любовь, ты перестанешь довольствоваться меньшим». Сердце Кейт сжалось при воспоминании о тех временах, когда они с Уиллом только поженились. Они часто проводили в постели целые дни, исследуя друг друга, словно составляя карты неизведанных территорий. Однажды Кейт расплакалась в его объятиях, сознавая, что такое больше никогда не повторится.

Теперь она понимала, что ей предстоит еще множество испытаний. В ее жизни все изменилось. Глядя на оленя, мелькавшего вдалеке у пруда, окруженного вязами, Кейт вдруг пожалела о том, что не испытывает чувства потери.

Не прошло и минуты, как все мысли об Уилле вылетели из головы Кейт. Вздохнув, Скайлер выпалила:

— Мама, я беременна.

Слова дочери не сразу дошли до сознания Кейт.

Она откинулась в кресле, так, будто что-то тяжелое рухнуло ей на колени, но заставила себя спокойно взглянуть на дочь и ровным тоном осведомиться:

— Прескотт?

— Нет.

— Давно?

— Девять недель.

— О, Скайлер… — Кейт подалась вперед и взяла холодные, безвольные руки дочери. Так вот что Скайлер так долго скрывала от нее!

Скайлер нахмурилась, и это значило, что она на грани слез.

— Знаю, мама, знаю. Поверь, все, что ты собираешься сказать, я уже сказала себе. — Она устремила на Кейт покрасневшие глаза. — Ты ненавидишь меня?

— Тебя? Милая… — Кейт едва сдерживала слезы. — Сейчас важнее всего решить, как быть дальше.

Скайлер высвободила руки.

— Мама, — тихо, но твердо сказала она, — принять это решение за меня я не позволю ни тебе, ни папе.

Уязвленная Кейт растерялась.

Отчетливый внутренний голос заявил: «Она права. Пора перестать руководить ею».

Внезапно Кейт вспомнила начало своей беременности. Ее не покидало радостное удивление: в ней рос маленький человечек! После того как врач сообщил Кейт хорошую весть, она испытала счастье, увидела далекий свет маяка. Этим светом был малыш, обещающий скоро прибыть в тихую гавань…

Но главным сейчас была судьба дочери, сидящей рядом, частицы ее сердца.

— Ребенок… — начала Кейт, — ребенок, которого я ждала, когда произошел несчастный случай… я ни за что не согласилась бы на аборт, будь у меня хоть малейшая надежда спасти его. Но ситуации бывают разными, и ты — не я. Если ты примешь решение… окончательное решение… я смирюсь с ним.

Скайлер глубоко вздохнула и снова посмотрела вдаль, туда, где пологие холмы сливались с густой тенью леса.

— Я не сделаю аборт, мама. Я рожу ребенка и отдам его на усыновление в другую семью.

— Что?!

— Я все обдумала. Последние три недели я размышляла только об этом.

— Но нельзя же отдать ребенка! Это не котенок и не щенок, а твоя плоть и кровь! Как только такое пришло тебе в голову?

— Мама, не надо…

Кейт сразу умолкла.

— Я понимаю, мне придется нелегко, когда наступит время расстаться с ним. — Голос Скайлер дрожал. — Но так будет лучше для ребенка. Я еще не готова быть матерью.

— Мы с папой поможем тебе. Я буду заботиться о малыше, пока ты не повзрослеешь. Дорогая, ты должна изменить решение! Мы все устроим, все уладится. Иначе и быть не может. Ведь мы близкие люди.

Скайлер покачала головой.

— Мама, я же знаю тебя. Ты уговоришь меня вернуться домой. Пока я буду учиться, тебе придется целыми днями одной возиться с ребенком. И мое чувство вины усилится — оттого, что я не могу уделять малышу достаточно времени, и оттого, что взвалила на тебя такую ношу.

— Но я готова взять ее на себя! Мне поможет Вера, мы наймем няню…

— Нет, мама.

— Давай поговорим об этом позднее, когда все как следует обдумаем.

— Хорошо, но это не поможет. Свое решение я не изменю. Я просто хотела узнать, могу ли надеяться, что вы с папой… будете рядом со мной.

Кейт поднялась и, заключив дочь в объятия, прошептала:

— Вот это я обещаю тебе твердо.

Заметив напряжение дочери, Кейт догадалась, что та с трудом сдерживает слезы. Кейт нежно прижимала ее к себе, бессвязно бормоча слова утешения.

Как рассказать о случившемся Уиллу, как он воспримет известие? Объединит оно их или, напротив, оттолкнет друг от друга? Избавит ли их это неожиданное событие от невысказанных опасений и раздражения или разрушит все окончательно?

Одно Кейт знала наверняка: она не сможет сидеть и ждать, когда все образуется само собой.

Она должна действовать. Должна рассказать Уиллу о Скайлер… и убедить его опровергнуть или подтвердить ее опасения насчет компании. Иначе она не сможет оказать Скайлер поддержку, в которой та отчаянно нуждается, не сможет даже предложить взять на воспитание ребенка.

Кейт вновь ощутила прилив самого глубокого и сильного чувства, какое когда-либо испытывала, и этот незримый прилив подхватил ее и понес неведомо куда. Кейт знала, что это плавание началось почти двадцать два года назад, в морозный ноябрьский день, когда она впервые прижала к ноющему сердцу похищенного ребенка.

Услышав скрип ступеней под ногами Уилла, Кейт взглянула на часы у кровати. Половина двенадцатого. Она захлопнула книгу, которую не читала, и выключила радио, которое не слушала. За все это время Кейт не сомкнула глаз.

«Хватит ли у меня сил? — беспокойно размышляла она. — Хочу ли я действительно знать правду о нашем финансовом положении? Хотела ли я этого, пока не услышала, что случилось со Скайлер?»

За последние несколько часов Кейт о многом подумала и пришла к выводу, что им с Уиллом придется отступить, как бы это ни было мучительно. Скайлер не одумается, если ей будут докучать советами: она всегда была слишком упряма.

Кейт осмотрела комнату, которую считала тихой гаванью. Ее взгляд задержался на массивном венском комоде с парой целующихся голубков, вырезанных над дверцами, на стульях от Ханцингера у окон, выходящих в розарий, на коллекции вышитых бисером сумочек на дальней стене, над бледно-голубыми расписными панелями от Линкруста. Эти панели «Пасторальная жизнь» изготовили специально для Орчед-Хилла прошлой весной — они предназначались для большой спальни. Художник назвал их «жемчужиной викторианской эпохи». Но так же как жемчуг, излучающий холодный блеск, очарование этой комнаты не могло вытеснить холод, каждую ночь царящий в постели, где лежала Кейт, тоскуя по Уиллу, по его объятиям…

Дверь приоткрылась; в снопе света, льющегося через порог, появился ее муж. Кейт вгляделась в его осунувшееся лицо, и увиденное отнюдь не приободрило ее. Какой у него усталый вид! Уилл побледнел, ссутулился, под глазами набрякли мешки.

Однако он не утратил целеустремленности, властности, которые проявлял, решая даже самые незначительные задачи. Эти черты сказались и в том, как Уилл прошелся по комнате, как быстро сначала разулся (аккуратно надев ботинки на колодки и поставив в шкаф), затем развязал галстук и повесил, а не бросил на спинку стула.

— Я хотел позвонить. — Он наклонился и поцеловал Кейт в щеку. — Но думал, ты уже спишь. Я надеялся, что ты не станешь дожидаться меня.

Кейт со вздохом села, опираясь на подушки.

— Я не смогла бы заснуть, даже если бы попыталась. Сегодня у меня был трудный день.

— Рассказывай.

Уилл устало улыбнулся, дружески, но рассеянно погладил плечо жены и отошел. Наблюдая, как он раздевается — тщательно, методично стряхивая с пиджака пылинки и волоски, прежде чем повесить его в шкаф, Кейт вдруг ощутила острое нетерпение, потребность сбросить с себя тяжелую ношу, пока она не сломила ее.

— Уилл… — нерешительно начала она, ожидая, что муж обернется. Но он продолжал заниматься своим делом, словно не слыша ее. Стоя перед высоким комодом, Уилл надевал отутюженные пижамные брюки. — Дорогой, нам надо поговорить.

Уилл обернулся — пятидесятидвухлетний мужчина с проседью в волосах и усах, еще привлекательный даже для женщин вдвое моложе его.

— Прости, Кейт. В последнее время я так погрузился в работу, что уделял тебе слишком мало внимания. — Он подошел к кровати и присел у ног жены. — Так что случилось?

Вопрос удивил Кейт. Каким бы усталым или занятым ни был Уилл, он без колебаний брал на себя очередную ношу, если считал, что игра стоит свеч.

— Сегодня вечером приезжала Скайлер, — начала Кейт. — Уилл, она беременна.

Последовало минутное молчание. Уилл смотрел на жену в упор; его голубовато-серые глаза выражали недоверие, губы под аккуратно подстриженными усами шевелились, словно он пытался осознать смысл произнесенных женой слов.

— Беременна?! — наконец воскликнул Уилл. — Но этого не может…

— И это еще не самое худшее. Она решила отдать ребенка на усыновление.

Уилл побагровел, и Кейт испугалась, что у него начнется сердечный приступ. Но Уилл вдруг вскочил и метнулся к старинному телефонному аппарату.

— Мне плевать, разбужу я этого негодяя или нет! Он выслушает меня, выслушает все, до последнего слова! И если он хотя бы посмел надеяться, что…

— Прескотт тут ни при чем, — оборвала его Кейт. — Отец ребенка не он.

— Боже милостивый! А кто же? — Уилл устремил на жену такой мрачный взгляд, словно в чем-то обвинял ее.

Кейт испуганно сжалась.

— Не знаю… и пока нам незачем знать об этом. Важно сейчас только будущее Скайлер. Мы должны помочь ей.

— Моего внука она никому не отдаст. Об этом не может быть и речи! — Уилл резким взмахом руки рассек воздух и начал вышагивать вдоль кровати, задевая край потертого обюссонского ковра, которым семья Кейт владела более сотни лет. — Само собой, Скайлер вернется к нам. Мы устроим детскую у нее в комнате, а она займет спальню для гостей. — Судя по тому, что шаги Уилла замедлились, а лицо стало задумчивым, эта мысль ему пришлась по душе. — Еще год-другой Эллисам не понадобится няня, а Годвин говорил мне, что эта женщина умеет великолепно обращаться с детьми.

— Уилл, обсуждать это пока еще слишком рано. Скайлер не готова изменить решение. Она должна как следует все обдумать.

— О чем тут думать?

— У нее есть свои причины… и мы должны с уважением относиться к ним. Дело не только в том, что ей кажется, будто она еще не готова стать матерью. По-моему, Скайлер решила отдать ребенка потому, что родная мать бросила ее. Она боится сама стать плохой матерью. Ведь Скай не знает, как все было. А если бы она узнала правду…

— Прекрати, Кейт! — Уилл обернулся. Его лицо стало пепельным, кулаки сжались. — Хватит романтики! Откуда нам знать, какой была ее мать? Вспомни, где она жила, вспомни, какой опасности подвергалась Скайлер. Может, все было именно так, как нам объяснили?

— О, Уилл! — Кейт вдруг осознала, что все эти годы муж постоянно думал об их приемной дочери и относился к этим размышлениям более чем серьезно, хотя они и были для него мучительны. «Он ни о чем не забыл. Просто нашел удобное объяснение».

Ей вдруг вспомнился Грейди Синглтон — во французской рубашке с монограммой, седовласый, больше похожий на актера из телевизионной мелодрамы, чем на юриста, нарушающего закон.

Она вновь увидела, будто наяву, как Грейди склонился над итальянским письменным столом и доверительно произнес:

— Уилл, мы с вашим отцом — давние знакомые, вместе учились в Йеле. — Он дружески улыбнулся. — Выпускники Йеля строго придерживаются неписаного правила: своим надо помогать. Вот почему, когда Уорд упомянул о том, что вы хотите усыновить ребенка, я предпринял шаг, на который мне не следовало бы решаться: составил заново предварительный список ждущих клиентов. Если бы они узнали об этом, то вцепились бы мне в глотку. В новом списке вы окажетесь в первой строке, если заинтересованы в этом. Видите ли, есть один ребенок…

«Ребенок, про которого ты, вкрадчивый ублюдок, «забыл» сказать только одно — что он похищен. Да, мы попались на твою удочку, заглотнули наживку… и заплатили тебе за услугу столько, что ты выстроил дом на Сэнибел, где теперь целыми днями играешь в гольф!»

— У нас нет никаких доказательств, Кейт, так давай не будем об этом, — предложил Уилл убедительным, властным тоном, каким обычно разговаривал с подчиненными.

И вместе с тем он смотрел на жену по-новому — встревоженно, почти умоляюще. Внезапно сильный, предприимчивый мужчина, с которым Кейт прожила двадцать пять лет и безоговорочно доверяла ему, превратился в совсем иного человека.

Кейт ощутила себя отвергнутой. Речь идет о том, что для них важнее всего, а им не удается даже поговорить толком! И это произошло не вдруг. Известно ли Уиллу, какую немыслимую тяжесть она одна несла все эти годы? А теперь ей самой придется решать проблему беременности Скайлер, искать компромисс между собственными желаниями и желаниями дочери.

В Кейт закипал гнев.

— Молчанием мы ничего не добьемся! Если бы ты только знал, сколько ночей я провела без сна, в тяжких раздумьях!

— Как бы там ни было, все давно в прошлом, Кейт. А то, что случилось со Скайлер теперь, — совсем другое дело.

Уронив руки на одеяло, она взглянула на мужа.

— Однажды мы уже обманули Бога. Больше я на такое не отважусь. Я не стану вмешиваться в дела Скайлер.

— Скайлер сама еще ребенок. Она не понимает, что творит!

— Ей двадцать два года. Скайлер взрослая и вправе распоряжаться своей жизнью.

— И что же дальше? Ты намерена сидеть сложа руки и ничего не предпринимая? — Никогда еще Кейт не слышала такого презрения в голосе Уилла.

Охваченная дрожью, она повыше подтянула одеяло. Все прежние ориентиры вдруг исчезли, и Кейт осталась совсем одна.

«Уилл прав: мы не в силах изменить прошлое, каким бы оно ни было. Мы совершили непростительный поступок, нашу вину ничем не загладишь… но неужели мы ничему не научились? По крайней мере мы можем попытаться быть мудрее».

— Ничего? Нет, Уилл, такого я не предлагала, — возразила Кейт. — Просто мы стремимся к разным целям, вот и все.

На нее вдруг навалилась усталость; она изнемогла от усилий разгадать тайну, которую хранил Уилл. Но что значит беспокойство по поводу денег в сравнении с благополучием их единственной дочери, а теперь и внука?

Глядя прямо в глаза милому, но заблуждающемуся мужу, который стоял перед ней в полосатых пижамных штанах, скрестив руки на обнаженной груди, Кейт мягко сказала:

— Уилл, все эти годы ты был мне хорошим мужем, очень хорошим. Зачастую, чтобы оградить меня, ты молчал, а ведь иногда лучше высказать истину вслух. Но теперь этой игре пора положить конец. Мы уже слишком стары, чтобы играть. Я знаю, что происходит в компании. Знаю, что больших затруднений ты еще не испытывал, и хочу помочь тебе.

Изумленно приоткрыв рот, Уилл вздохнул и опустился на кровать рядом с женой.

— Кейт, тебе незачем ввязываться в это дело. Не стану отрицать: дела компании пошатнулись, но… я справлюсь сам.

— Эти слова следовало бы выгравировать на твоем надгробии, — резко парировала Кейт. — «Здесь покоится Уильям Тайлер Саттон. Он справился сам».

— Ради Бога, Кейт…

— Нет! Хоть однажды сделай что-нибудь ради нас, Уилл! Объясни мне, что происходит, даже если я смогу только выслушать тебя. Возможно, мне удастся что-то посоветовать…

Он устремил взгляд на старинный ковер.

— Ладно, если ты настаиваешь. Признаться, я не знаю даже, сумеем ли мы в следующем месяце заплатить сотрудникам.

Эти слова потрясли Кейт. О Господи, неужели все так плохо? Но она не стала задавать вопросы.

— Какая сумма тебе необходима?

— Не меньше нескольких сотен тысяч. И это лишь на зарплату и эксплуатационные затраты, чтобы и впредь влачить жалкое существование. Этой суммы не хватит на выплату процентов по банковским ссудам.

— А ты продержишься, пока… положение не изменится к лучшему?

— Если брайтуэйтская сделка, над которой я сейчас работаю, состоится, она принесет нам несколько миллионов. Но надеяться на помощь партнеров мы не можем, поэтому речь идет о серьезной игре, высоких ставках, множестве случайностей. — Уилл задумчиво нахмурился. — Мне понадобится еще один месяц, самое большее — два.

Кейт положила руку на колено мужа. Ей в голову пришел рискованный, но такой простой выход, что теперь она удивлялась лишь тому, как прежде до этого не додумалась.

— Уилл, мы можем взять ссуду под залог Орчед-Хилла.

— Кейт! — Он нахмурился сильнее. — Об этом я не могу просить тебя.

— Ты ни о чем и не просишь. Это мое предложение. Уилл, подумай хорошенько. — Даже при жизни ее родителей суммы, выплаченной по закладной, хватило бы, чтобы рассчитаться со всеми долгами. А в последние два года стоимость дома и участка возросла и достигла четырех миллионов.

— Я подумаю. А как же ты? Кейт, что будет с тобой, если компания все-таки разорится… если нам не удастся выплатить деньги по закладной…

При этой мысли Кейт охватила паника, но она не выказала ее. Кейт представила себе, что значит лишиться своего дома, возможности сидеть на веранде по утрам, потягивая кофе и любуясь восходом, гулять по саду, собирать в корзину спелые персики для пирога, нежиться у камина зимой, смотреть, как за окнами падают снежные хлопья.

Даже малейшая возможность лишиться всего этого приводила Кейт в отчаяние. Разве осмелится она просить Скайлер доверить им ребенка, если им самим грозит такая опасность? На окончательное решение дочери наверняка повлияет роскошь Орчед-Хилла, которую они смогут предложить ребенку, а без нее…

Но что важнее — дом или живущие в нем люди? И потом — самого худшего Кейт не допустит. Если их план не сработает — что ж, они придумают другой. Кейт знала, что Уилл давно продал большую часть их ценных бумаг, но у нее еще оставался основной капитал, составляющий трастовый фонд. Его тоже можно пустить в дело — правда, нарушив святое правило никогда не прикасаться к этому фонду.

Ободренная этой мыслью, Кейт тихо сказала:

— Давай так и поступим, Уилл.

Его взгляд выражал удивление. Кейт всегда знала, что муж любит ее — по-своему, слегка отчужденно и рассеянно, словно она — источник света, о пользе которого ему некогда задумываться. Но сейчас все изменилось. Наконец-то Уилл по-настоящему прислушался к ее словам.

— Это мысль, — отозвался он. — Но почему бы нам не подождать с решением до утра?

— Отлично. — Кейт проследила, как муж встал и направился в ванную. Вскоре он вернулся и лег в постель, надев по пути пижамную рубашку и погасив лампу.

Они лежали бок о бок в темноте, не касаясь друг друга, связанные лишь мыслями и опасениями. Наконец Уилл нарушил молчание:

— Ты не устаешь удивлять меня, Кейт.

Она вспыхнула от радости.

— Правда?

— Поверь мне на слово.

Уилл обнял ее, и она блаженно вдохнула его теплый, знакомый запах, уткнувшись лицом ему в плечо.

— Мы все переживем, — пообещала она. — И снова будем счастливой семьей.