Моя сестра наносит сокрушительный боковой удар, который откликается в моих костях. Я противостою, и выставляю блок. Она прищуривается, ее глаза горят. Я знаю этот взгляд.
Она бык на ринге, который твердо решил напасть на меня. Но я тоже знаю, как реагировать, ведь посещаю эти воскресные курсы по вечерам так же долго, как и она.
Мы парируем и спаррингуемся еще несколько минут, пока сеанс не заканчивается.
Инструктор подходит к Трули и хлопает ее по плечу.
— Молодец. Похоже, будто вы двое хотели убить друг друга по-настоящему, — шутит Натали.
— Видела бы ты нас, когда мы по-настоящему злимся, — говорит Трули.
Натали смеется.
— Я сделаю все возможное, чтобы не вызвать вашего гнева. Но вы, ребята, отлично справляетесь. — Она постукивает себя по подбородку.
— У нас скоро турнир. Мои ребята собираются. Вы, ребята, тоже должны быть там.
Трули смотрит на нее с любопытством.
— Ты хочешь сказать, что мне придется драться с твоими детьми? Хоть я и хороша, но мне бы не хотелось столкнуться с ними в темном переулке, они крепкие ребята.
— Как им и положено. Они занимаются боевыми искусствами с тех пор, как научились ходить, но подумай об этом.
Натали подтягивает свой белокурый хвостик.
— В конце концов, там будет Джейсон, — говорит она, упоминая моего лучшего друга.
Темно-синие глаза Трули расширяются.
— Джейсон участвует? — Ее голос чуть повышается.
— У тебя появился интерес к турниру? — спрашивает Натали, наклонив голову.
— Я поддерживаю этот вопрос, — говорю я, поднимая руку.
Трули усмехается, качая головой.
— Мой единственный интерес — надрать ему задницу. Кстати, где он?
— Боишься быть побежденной?
— Он на свадьбе, — отвечаю я.
— Но ваш интерес к его местонахождению должным образом принят к сведению.
— Ой, пожалуйста, как будто это вообще что-то значит.
Натали тихо хихикает.
— Интерес или нет, но подумай о турнире. Ты была бы великолепна, правда.
Она поворачивается ко мне.
— Ты тоже был бы, но я хочу, чтобы появились еще более потрясающие женщины. Девичья сила и все такое.
— Ты просто воплощение женской силы, — восхищенно говорит Трули.
Поскольку Натали преподает боевые искусства, она начала заниматься карате и недавно перешла в джиу-джитсу, а также ведет строительный бизнес со своим мужем, одним из наших кузенов.
— И на этой ноте эта девочка должна уйти, — говорит Натали, когда следующий класс заходит в студию.
Мы уходим, и я прищуриваюсь, рассматривая сестру.
— Итак, расскажи-ка мне, когда начался этот интерес к моему лучшему другу.
— Как-то пятого числа.
— Ты находишься в стадии полного отрицания. Ясно.
— Нет никакого отрицания. Это всего лишь любопытство, так как он лучше тебя в джиу-джитсу, а я люблю драться с людьми, которые делают меня сильнее.
Я не обращаю внимания на едкость, наслаждаясь шансом уколоть ее.
— Значит, можно сказать, что тебе стало грустно оттого, что его сегодня не было на занятиях?
— Жаль, что я не смога его побороть.
Моя сестра занялась джиу-джитсу несколько лет назад, таща меня за собой и говоря, что любая уважающая себя одинокая женщина в Нью-Йорке должна научиться боевому искусству. Я, честно говоря, согласился и позвал Джейсона присоединиться к нам. Обычно он завсегдатай воскресных вечеров.
Когда мы сворачиваем за угол на шестую авеню, сестра меняет тему.
— Ты готов к завтрашнему дню?
Она знает условия сделки. Я посвятил и маму, и Трули о моем фиаско, иначе известного как мой большой урок: «не говори гоп, пока не перепрыгнешь».
— Я готов и с нетерпением жду первого дня работы со Слоун. Это будет прогулка в парке. Кусочек пирога. Проще простого.
Сестра бросает на меня недоверчивый взгляд.
— Даю тебе неделю, пока ты не сдашься. Ты же знаешь, что в тебе высокий уровень самовлюбленного бабника?
Я усмехаюсь.
— Пожалуйста. Я же не самовлюбленный бабник. Я разборчив, как те люди на фермерском рынке, которые долго возятся с персиками, абрикосами и яблоками.
Она гладит меня по щеке.
— Ты очень мил со своими фруктовыми эвфемизмами. Как я уже сказала, тебя хватит на неделю. Подожди. Нет. Я слишком великодушна. Лучше сделать это за один день.
— Хотя я и ценю твою безошибочную веру в меня, в этом нет необходимости. У меня есть надежный план.
— Расскажи же.
— Это просто, — говорю я, когда солнце опускается на небе. — Я работаю над необходимыми навыками.
— И что это?
Я изображаю, как надеваю темные очки.
— Я буду смотреть на нее только через профессиональные линзы. Точно так же я смотрю на Джонатана или на Сэм. Вот и все, что нужно сделать.
— Ну, это должно быть проще простого. Подожди, нет. Проще простого. Вообще-то, пусть это будет пикник.
Фокус действительно в зрении. Речь идет о том, как вы видите вещи и тем как вы справляетесь с поставленной задачей.
Фокус — это буквально все.
Это фокус, который помог мне закончить колледж на отлично. Именно благодаря фокусу я прошел ветеринарную школу лучше всех. Именно сосредоточенность принесла мне мою первую работу, и именно она привела меня туда, где я сейчас — уважаемый, успешный и с клиентами, которые высоко ценят то, как я отношусь к их четвероногим членам семьи.
Сегодня я должен быть лучшим в сопротивлении неотразимой женщине.
Придя на работу, я здороваюсь с Джонатаном и Сэм, вздыхая с облегчением оттого, что Слоун еще не пришла.
Джонатан и Сэм бросают на меня нетерпеливые взгляды.
— Ну и? Готовить ли мне особенные клубничные кексы с кусочками глазури в середине, чтобы отпраздновать? — спрашивает Сэм с обнадеживающей улыбкой. — Я испекла их для своей мамы вчера вечером, и ей они понравились, а ты же знаешь, как разборчива эта женщина.
— Она самая придирчивая, — добавляет Джонатан, затем смотрит на меня, поднимая большой палец вверх, затем вниз, выжидая.
Они не испытывают неприязни к Дугу, но на самом деле это мои ребята. Я взял их в команду, обучил и тесно сотрудничал с ними, чтобы улучшить работу клиники. У нас есть собственный ритм дня, легкость.
Я вздыхаю.
— Этого еще не случилось, — говорю я, а затем быстро объясняю, что произошло.
— Значит ли это, что Дуг будет появляться здесь чаще?
Сэм выглядит более взволнованной, чем я ожидал, возможно, она тоже нервничает.
— У него было всего два дня в неделю.
— Возможно, он будет приходить сюда чуть чаще. Разве это проблема?
Сэм сглатывает, быстро качая головой. Слишком быстро.
— Нет. Все будет хорошо.
Я пристально смотрю на нее.
— Я тебе не верю.
Она оглядывается, чтобы убедиться, что его здесь нет.
— Да так оно и есть… ну, я начала, когда он начал сокращать расходы. Я его почти не вижу, а когда вижу, то словно натыкаюсь на директора школы. Он намного старше и серьезнее. Я не знаю, как с ним разговаривать.
Смеясь, я прислоняюсь к стене рядом с ее столом.
— Просто говори с ним, как ты разговариваешь с клиентами. Ты отлично ладишь с клиентами.
— Потому что они не мой босс!
Я постукиваю себя по груди.
— Привет! Я тоже твой босс. Ты прекрасно со мной разговариваешь.
— Потому что ты нас нанял, — вставляет Джонатан. — И несмотря на твой странный музыкальный вкус, ты в основном классный парень.
— Ну и дела, спасибо. Кроме того, старые стандарты не являются странными.
— Они какие-то странные. Но ты знаешь, что я имею в виду, — добавляет он, небрежно пожимая плечами. — С тобой легко разговаривать.
— Кроме того, ты говоришь «да» таким вещам, как пицца по пятницам, и даешь нам билеты в кино, — добавляет Сэм.
Я дую на пальцы.
— Я в общем-то удивительный.
Затем я перехожу на более серьезный тон.
— Все будет в порядке. Я все еще буду здесь, мы продолжим работать над нашими планами, и вы все еще можете попросить у меня подарочные сертификаты на фильмы, и потому что я такой слабак, я, вероятно, продолжу говорить «да».
Сэм расплывается в широкой сияющей улыбке.
— Круто. Могу ли я также получить подарочную карту в эту новую кофейню? Потому что у них есть потрясающие сиропы.
— Ты такой хипстер, — говорю я, качая головой.
— Кроме того, Слоун двадцать девять лет, так что она почти твоего возраста. Я уверен, что вы можете обсудить с ней свою скандинавскую музыку.
Я содрогаюсь при мысли о таких мелодиях.
Сэм сжимает кулак.
— Да! Женская сила!
— Слушай, суть в следующем: мы хотим, чтобы когда-нибудь ты взял клинику под свой контроль, — говорит Джонатан.
— И мы будем продолжать работать над этим, — говорю я.
— А когда ты будешь за все отвечать, сможешь ли ты оплатить мне обучение в ветеринарной школе? Хорошо, пожалуйста?
Джонатан быстро вздыхает, как будто он нервничает, спросив об этом.
Ну это не проблема. Именно то, что мой отец сделал бы. Я хлопаю его по плечу.
— Если ты останешься, то да, я сделаю это.
Его глаза обращаются к лунным пирогам.
— Черт. Ты что, серьезно?
— Конечно. У тебя это чертовски хорошо получается. Я знаю, что ты учишься в ветеринарной школе. Это огромное начинание, но невероятно полезное, и я верю, что ты будешь отличным ветеринаром.
— И ты за это заплатишь? Черт возьми, я просто ляпнул, просто на всякий случай, но не думал, что ты согласишься.
Я изображаю словно ловлю мяч.
— Считай, что я захватил.
Я поворачиваюсь к Сэм.
— Кто там у нас на сегодня?
Сэм протягивает мне карту, посмеиваясь себе под нос.
— Дженис Кларк беспокоится, что ее собака Руби… ну, в общем… у нее есть эта игрушечная обезьянка…
Сэм шепчет остальное.
Я киваю.
— А, понял.
Мы с Джонатаном направляемся в смотровую, где Дженис заламывает морщинистые руки и поджимает губы.
— Привет, Дженис. Как наши сладкие рубиновые пирожные сегодня? — спрашиваю я, наклоняясь, чтобы погладить волнистую таксу.
— О, с ней все в порядке, доктор Гудман. С ней все в порядке. За исключением одной небольшой вещи.
— Что с Руби?
Щеки женщины становятся розовыми, как сахарная вата.
— Она любит… ну, в общем, любит…
Дженис опускает голову, делает глубокий вдох.
Я поглаживаю спину Руби.
— У нее особые чувства к этой обезьяне? И это все?
Дженис резко поднимает взгляд.
— Да! Вот именно!
Я улыбаюсь.
— Значит, у вас есть собака, которая чрезмерно ласкова с мягкой игрушкой.
— Да, — говорит Дженис, съеживаясь. — Но, доктор, она не останавливается. Она просто продолжает это делать. Она стаскивает обезьянку с полки, кладет ее на кровать и просто… ну, Вы понимаете… на несколько минут. Она обожает свои штучки. Она спит, играет с ней, даже смотрит на стиральную машину, когда она стирается там.
— Похоже, Руби очень любит свои игрушки.
— Но почему она так ведет себя с обезьяной? Она же девочка. Я не понимаю. Она что, совсем запуталась в своей ориентации?
— Так не бывает, Дженис. Собаки довольно двоичны в своем спаривании.
— И ее ведь кастрировали!
— Она выглядит напряженной или встревоженной? — спрашиваю я, и мы вкратце обсуждаем и исключаем другие возможные мотивы.
— Тогда почему она это делает? — спрашивает Дженис.
— По той же причине, что и люди.
— Вы имеете в виду?.. — Ее рука взлетает к груди, и она шепчет: — Я не трахаю обезьяну.
— Я тоже, — говорит Джонатан одними губами, и я бросаю на него косой взгляд.
— Ваша собака мастурбирует, — говорю я Дженис. — Поскольку с ней все в порядке, она, скорее всего, делает это, потому что чувствует себя хорошо.
Чувство стыда скользит по ее лицу.
— Моя собака — извращенка?
Я смеюсь, качая головой.
— Нет. Она нормальная. Это стопроцентно нормальное поведение. Как кастрированные, так и нормальные собаки делают это, и это не ограничивается кабелями. Сучки тоже это делают, и многие собаки также проявляют ухаживающее поведение по отношению к чучелам животных, или независимо от того, что является объектом привязанности.
Я поворачиваюсь к Джонатану.
— Может быть, вы объясните, что это такое.
Джонатан откашливается.
— Это когда хвост собаки поднимается вверх, а уши поворачиваются назад. Они также могут лизать и лапать. Кроме того, когда они будто кланяются. Игриво. Это является частью.
Дженис ахает.
— Она все это делает.
Я хлопаю ее по плечу.
— Значит, у вас нормальная собака. Если вам это не нравится, может, заберете у нее обезьяну.
Дженис вздрагивает.
— Но она любит эту игрушку. Правда.
Дженис тянется к маленькой собачке, берет ее на руки и гладит по морде.
— Я просто не знаю, что делать.
— Об этом, конечно, стоит подумать, — предлагает Джонатан.
— А мы можем отучить ее? — спрашивает Дженис.
— Если это действительно важно для вас, просто устраните искушение. Тем не менее, Руби может развить симпатию к вашей любимой рубашке. Иногда лучше просто позволить собакам быть собаками.
Мы прощаемся с Дженис и переходим к другим приемам. Я приветствую Дуга, когда он приезжает, и мы пересекаемся весь день, как обычно. Я также вижу, как Слоун болтает по телефону в своем кабинете, отстукивая что-то на своем компьютере и не поднимая головы. Ее светлые волосы собраны высоко на голове в беспорядочный пучок с мягкими завитками, обрамляющими ее лицо.
Я не испытываю искушения.
Ни малейшего искушения.
Я машу рукой и здороваюсь.
Она здоровается в ответ.
Взгляните. Разве мы не чертовски сердечны?
Также легко, мы рассматриваем документы на ее нынешних собак в приют. Легкий ветерок, когда мы обсуждаем прививки, которые им нужны. Перерыв, пока мы разрабатываем план.
Это все благодаря настрою.
Когда день подходит к концу, Сэм сообщает мне, что Лидия звонила, желая снова привести Сабрину.
— На этот раз она явно гиперактивна.
Джонатан бросает на меня удивленный взгляд, когда Слоун проходит мимо.
— Это эффект доктора Дуларжа.
Слоун останавливается как вкопанная и выгибает бровь.
— Доктор Дуларж? — Я стону.
Джонатан шевелит бровью.
— Разве ты не слышала? Он изменил свое имя.
Я поднимаю руки вверх, сдаваясь.
— Что мне делать с вами, клоунами? — говорю я Джонатану и Сэм.
Сэм пожимает плечами.
— Я просто не знаю, доктор Дуларж.
Слоун смеется, а я иду в смотровую комнату на последний прием в этот день.
Когда я ухожу, то не вижу Слоун. Я говорю себе сосредоточиться на бумажной работе, но, может быть, я просто загляну в кабинет Дуга.
Я нахожу его там за письменным столом.
— Привет, Малоун. Как все прошло сегодня?
— Великолепно.
— Не слишком ли неприятно, что моя девочка здесь?
— Нисколько.
По большей части это правда. Мы действительно хорошо ладили.
— Мы можем начать работу над стерилизацией завтра.
— Звучит как план.
Я оглядываюсь, как будто Слоун прячется за картотекой.
— А, она уехала. Сказала, что ей нужно повидаться с другом.
Друг.
Это беспокоит меня больше, чем следовало бы.
Я снова забываю обо всем, когда тренируюсь, иду ужинать с Джейсоном, а потом домой.
К тому времени, когда я уже готов лечь спать, мой телефон жужжит с сообщением от нее, которое полностью разрушает всю мою достигнутое с трудом концентрацию.